Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Цифровой журнал «Компьютерра» № 108 - Коллектив Авторов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Компьютерра

13.02.2012 - 19.02.2012

Колумнисты

Кафедра Ваннаха: Горячая цифровая война

Михаил Ваннах

Опубликовано 13 февраля 2012 года

Не знаю, есть ли в нынешних школьных учебниках Переяславская рада. И не знаю, что говорится там про гетмана Хмельницкого. Того, что «В Киеве, над горою, С золотою булавою» – за подробностями, пожалуйста, к роману Павла Загребельного «Я, Богдан».

Но вот был в жизни чигиринского сотника один занятный эпизод. Во время Тридцатилетней войны он, с двухтысячным отрядом казаков, осаждал оплот испанских пиратов, так называемых «дюнкерских приватиров», — город Дюнкерк. Французы тогда, в 1646-м, Дюнкерком овладели. О полководческом искусстве Хмельницкого посол де Брежи с похвалой писал запечатлённому Дюма-папой кардиналу Мазарини.

Но мы обратим внимание на следующее: при тогдашних средствах транспорта, в условиях охватившего всю Европу тридцатилетнего бардака (по сравнению с которым меркнут даже наши напасти ХХ века), небольшой военный отряд проходит от востока Европы до запада и с блеском выполняет там ратную работу… Нечто фантастическое в эпоху массовых армий, фронтов, границ, противостояния сверхдержав. И похоже, что неумолимая логика развития технологий возвращает нас к реалиям времён Тридцатилетней войны.

Давайте вспомним, каково основное свойство цифровых технологий? Ну, прежде всего, если отвлечься от аппаратных их реализаций – от технологий кремния, от прижившегося ныне в инфракрасной оптике германия, от газонаполненных и вакуумных электронных ламп, от реле и даже паропанковых механических устройств, – это то, что они оперируют абсолютно унифицированными единицами.

Tриггер перекинется, конечно, на разных значениях напряжения, но логически в нём всегда или ноль, или единица. Абсолютно неотличимые друг от друга. Именно эта унификация позволяет фантастически удешевить обработку информации – позволяет использовать самые массовые, производимые астрономическими тиражами, особенно если умножить число вентилей на кристалле на выпуск чипов, схемы.

И вот давайте попробуем порассуждать, какой может быть война, в основе которой лежат цифровые технологии. Ну, обычно говорят, что будет она очень точной, очень селективной. Такой миф возник в 1991 году, когда CNN демонстрировала точные попадания крылатых ракет и «умных бомб». (Ковровые бомбардировки никто не снимал, так как выжить при этом репортёру затруднительно, да и «ушедшие за молоком» изделия…)

Потом были отечественные «точечные удары» времен чеченской авантюры первого президента России, вызывавшие дружный смех у всех, кроме попавших в их окрестности… Нет, воображать себе войну без «сопутствующих жертв», то есть без тех, кого убили просто так, за компанию, будет достаточно наивно.

Любимые ныне янки разговоры об этике боевых роботов — это именно попытка делать хорошую мину при плохой игре, отвести глаза от того, что любая система, сколь цифровой и разумной она не будь, имеет конечную точность и «под раздачу» непременно попадёт мирное население – если не подводит память, то в здании Парламента, который вышеупомянутый президент приводил к повиновению с помощью танковых орудий, погибли отнюдь не депутаты, а подавальщицы, машинистки да заехавшие с Украины комсомольцы… Главная черта цифровой горячей войны должна быть другой.

Рискнём предположить, что этой чертой, прежде всего, будет анонимность. Именно анонимность – ведь один бит неотличим от другого. Ноль всегда ноль, а единица всегда единица. И технология, ныряя в наноглубины (тьфу, «нано-» – вот ещё одно хорошее слово, которое в России невозможно произносить без мерзкой усмешки…), всё больше приблизится к манипуляции отдельными атомами. Ну а атом вообще неотличим от другого атома (вопрос об изотопах для простоты опустим…).

Вот известный скандал с посадкой в Иране американского беспилотника RQ-170 Sentinel (каковой Барак Хуссейнович требует назад от персов…). Откуда мы вообще знаем об этой машине, сконструированной легендарной командой авиаконструкторов Skunk works?

Да оттого, что её существование было признано в декабре 2009 года ВВС США. Ну а парой годов раньше аппарат наблюдали на авиабазе в Кандагаре, откуда он выслеживал то ли самого Усаму бен Ладена, то ли его жён (поскольку «грохнули» всех оптом, узнать истину трудно…). И всё же превосходные инженеры Skunk works (история этого подразделения «Локхида» заслуживает отдельного рассказа…) происходят от авиаконструкторов, а не от «цифровиков».

Sentinel – аппарат разведывательный, о чём говорит буква R в обозначении. И для нужд разведки его приспосабливали тем, что добивались максимальной малозаметности. Схема «летающего крыла». Формы, максимально отражающие радиолокационный сигнал в сторону от приёмной антенны. Двигатель, упрятанный в фюзеляж. Воздухозаборник, расположенный там, где у пилотируемых машин фонарь кабины. Радиопрозрачные материалы обшивки. Сенсоры, размещённые в конструкции крыла. Радиопоглощающие покрытия. Акустические расчёты… Всё, что делает машину малозаметной для стандартных средств авианаблюдения.

А теперь представим себе, что инженерам, создававшим «Часового», была, прежде всего, поставлена «цифровая» задача. Сполна воспользоваться бесчеловечностью, вытекающей из литеры Q. Добиться анонимности аппарата. Такой же, какой обладают, скажем, программные коды вирусов и червей. Или приблизительно такой же – дело всё же идет не о цифрах, а об объектах материального мира.

Фантастика? А почему, собственно?

Фотоаппараты Minox для рыцарей аналоговой Холодной войны покупали в обычных фотомагазинах. Транзисторный приёмник, по которому изменник Пеньковский принимал шифровки от хозяев, как писали его кураторы, был куплен в лондонском универмаге. Ну а сегодня подавляющее большинство материалов и устройств производится по самым массовым технологиям и в расчёте на глобальный рынок сбыта. Формы летающих крыльев – так они исследованы давным-давно, использовались ещё перед Второй мировой Черановским и Липпишем. Их профили наверняка в изобилии присутствуют в открытой печати. Невидимки-Stealth берут своё начало в абсолютно открытой книге Уфимцева.

Среди материалов, доступных на открытом рынке, явно есть и радиопрозрачные, и радиопоглощающие, хотя это их побочные свойства. Программные коды, которые и превращают кучу «железа» в функционирующую систему, анонимны изначально. Давайте вспомним, сколько труда прикладывают разработчики для авторизации своих продуктов, и как скоро пираты (как без них, если мы начали с Дюнкерка!) эту авторизацию обходят. А теперь представим, что «бага» превращена в «фичу», недостаток в полезное свойство.

Представим же себе беспилотный аппарат-невидимку неопределённого происхождения. Такой, что, в случае потери которого, его владельцы не просят жалостливо возвернуть оный. И вот такой машине вполне по плечу задачи, и там, где некогда геройствовал Хмельницкий. Ну, скажем, расширить деятельность Echelon-а. Понаблюдать попристальней и поближе за союзниками, за их политиками (чтобы в случае нужды подложить под них горничную предпочитаемой расцветки и геометрии…). Ну а в случае падения или перехвата беспилотника никаких проблем (точнее – минимум проблем). Мол, безобразит какой из режимов-изгоев или вообще «русская мафия». Главное — не писать на техношпионе «Made in…», как было в одноимённом памфлете советского фантаста Томана.

Ну а дальше можно перейти пошире и к активным действиям, вроде тех, что привели охотно инвестировавшего в западные банки, но жмотящегося на русские зенитки Каддафи на охлаждаемый прилавок в мясных рядах… Причём это будет абсолютно анонимно. Если сейчас известно, кто пострелял с воздуха по колонне автора «Зелёной книги», то тогда будет лишь простор для гипотез.

Опять вернёмся к Дюнкерку, на этот раз 1940 года. Почему Гитлер остановил свои войска, дав союзникам время на эвакуацию? Действительно ли вермахт нуждался в отдыхе? Страшился главного калибра Королевского флота? Пытался ли Алоизыч сохранить англичан для будущего союза нордических наций? Соберите трёх любителей военной истории – и вы услышите минимум пять аргументированных мнений на этот счёт. Хотя архивы Рейха давно доступны… Да и Хмельницкий – был ли он шляхтичем герба Абданка или нет, спорят и ныне…

Так что максимально широкое привнесение в военное дело цифровых технологий может привести к парадоксальному нарастанию клаузевицского «тумана войны». К снижению ясности того, кто же, и с кем, и за что воюет. Кстати, весьма вероятно, что обладатели вышеописанных технологий употребят их и внутри страны для целей борьбы с конкурирующими финансово-политическими кланами (все мы знаем, какое влияние в капитализации ИТ-компании играет судьба одного топ-менеджера…). Как это было в старое доброе время Тридцатилетней войны, когда население Германии по некоторым оценкам сократилось вчетверо – а насколько на самом деле, никто не знает.

P.S. Когда колонка была написана, её выводы подтвердила сугубо консервативная The Washington Times. По мнению бывшего цэрэушника Бака Секстона, вошедшие в практику США акции с использованием беспилотников – уничтожить ненужного человека с помощью загадочного взрыва в Йемене, Пакистане или Сомали — неизбежно войдёт в практику авторитарных режимов, которые будут проводить внесудебные ликвидации неугодных в пределах контролируемого ими воздушного пространства. Уподобляясь американцам. Так что джинн выпущен на свободу…

К оглавлению

Дмитрий Шабанов: Парадокс ускорения эволюции

Дмитрий Шабанов

Опубликовано 14 февраля 2012 года

sub { font-size: 8pt; } u { text-decoration: none; border-bottom: 1px solid black; }

В позапрошлый раз я обосновывал, что в движении к III синтезу эволюционная биология должна преодолеть ограничения II синтеза — СТЭ, синтетической теории эволюции, сформировавшейся около семидесяти лет назад. Пора поговорить о недостатках СТЭ.

Для нас пока будет достаточно определения СТЭ, которое дал Александр Павлович Расницын. Согласно этой теории,

"эволюционный процесс представляется как динамика аллельных частот в популяциях, контролируемая отбором (через оценку жизнеспособности и, соответственно, дифференциальное воспроизводство фенотипов) и стохастическими процессами".

Не вполне ясно? Я поясню, старательно изложив классические для СТЭ взгляды (даже те, с которыми не вполне согласен). Это проще сделать, комментируя рисунок.


Рис. 1. Дарвиновская эволюция согласно СТЭ. Отбирается фенотип, воспроизводится генотип

Пять прямоугольников на рисунке — три поколения очень простых организмов: бактерий, к примеру. Терминология понятна? Комплекс наследственных задатков организма называется генотипом, а совокупность его проявленных признаков — фенотипом. Генотип — совокупность генов; гены могут находиться в разных состояниях — аллелях. В фенотипе можно выделить отдельные признаки, которые могут находиться в различных состояниях признака.

В ходе развития организма его фенотип меняется, причём его изменения зависят от генотипа. Организм взаимодействует со средой, строит себя за её счёт. Если фенотип адекватен тем возможностям, которые предоставляет среда, организм успешно развивается и оставляет потомство; неадекватные (неприспособленные) фенотипы уничтожаются или отстраняются от размножения.

Видите на рисунке петли обратной связи? Генотип определяет фенотип, среда оценивает фенотип и позволяет размножаться носителям оптимальных генотипов. При размножении возникают ошибки генотипа. Отбор на рисунке отсеял изменение гена В и поддержал изменение гена С. Коли так, мы увидели элементарное эволюционное событие: изменение аллельных частот в популяции.

Вы помните, что новая информация — это всегда следствие запоминания последствий случайного выбора? Дарвиновская эволюция — неизбежное следствие размножения, изменчивости, наследственности и отбора. Эта тетрада на рис. 1 налицо — значит, будет идти эволюция. Конечно, успех и неудача особей не всегда закономерны; отбор действует через изменение их вероятностей; поэтому-то в определении Расницына упомянуты стохастические процессы.

Общая картина ясна, проблема — в деталях. Чтобы отбор фенотипов эффективно менял генотипы, надо, чтобы фенотипы и генотипы были однозначно связаны друг с другом. Так бывает не всегда.

Увы, до сих пор не выработана общепринятая классификация признаков (и их возможных состояний) в зависимости от того, как управляется их развитие. Показанные на рис. 1 признаки управляются самым простым способом: каждый из них зависит от определённого гена. Так, возможно, что ген В определяет структуру фермента, позволяющего бактерии питаться каким-то веществом. Когда ген нормален (аллель В0), всё хорошо. Во втором поколении мутация В1 нарушила работу фермента, нарушила усвоение пищи и привела организм к гибели.

Мутация С1 интереснее: она привела не к снижению, а к повышению жизнеспособности. Может быть, усилила связи между соседними цепочками аминокислотных остатков в каком-то белке, отчего этот белок стал устойчивее к повышенным температурам.

Равновероятны ли неблагоприятные и полезные мутации? Чем сложнее и совершеннее организм, тем менее вероятно, что случайное изменение пойдёт ему на пользу. Некоторые авторы даже считают вероятность полезного изменения астрономически малой. Пожалуй, это не так, и убедительные эксперименты (посвящённые как раз приспособлению бактерий к повышенной температуре) показывают, что полезные мутации — явление нечастое, но наблюдаемое.

Но любой ли признак зависит от одного гена? Нет. К примеру, в только что упомянутом эксперименте по эволюции термоустойчивости бактерий эффект многих мутаций невозможно было оценить по отдельности, без учета аллельного состояния других генов. Одна и та же мутация в комплекте с одними аллелями иных генов оказывается благоприятной, в сочетании с другими — вредной. Это значит, что определяющее судьбу состояние признака зависит от нескольких генов.

Снижают ли взаимодействия между генами эффективность отбора? Да, и особенно для видов с половым размножением. Я приведу пример именно для таких организмов, каждый из которых имеет по два одинаковых или разных аллеля каждого гена и передаёт потомкам лишь один из них.

Представим, что некий счастливый организм приобретает сочетание двух редких (возможно, недавно возникших) аллелей, каждый из которых поодиночке неблагоприятен: А1 и В1. В популяции распространены аллели А0 и В0. Сочетания А1 и В1 благоприятны, а вот А1 и В0, как и А0 и В1 — вредны (и то и другое — в сравнении с нормой, А0 и В0).

Давайте я не буду объяснять логику решения генетических задач, а просто распишу соотношения численностей групп потомков от скрещивания счастливого обладателя удачного сочетания двух мутаций с наиболее вероятным партнёром. Рассмотрим случаи, когда оба этих аллеля доминантны (влияют на фенотип даже у особей, у которых присутствуют в одной копии) и когда они рецессивны (проявляются в фенотипе только у организма, имеющего две их копии).

Если аллели А1 и В1 доминантны, только четверть потомков будет обладать улучшенным фенотипом (показаны полужирным шрифтом), а две четверти — ухудшенным (выделены подчёркиванием):

АА1А0В1В0 × А0А0В0В0 → А1А0В1В0 : 1А0В0В00А0В1В00А0В0В0.

Если рассматриваемые аллели рецессивны, у всех потомков будет нормальный фенотип:

А1А1В1В1 × А0А0В0В0 → А1А0В1В0.

Посмотрим, что будет, если такие потомки скрестятся друг с другом:

А1А0В1В0 × А1А0В1В0 → А1А1В1В1 : 20А1В1В11А1В1В01А0В1В0 : 2А1А0В0В0 : 2А0А0В1В0 : 0А0В1В11А1В0В00А0В0В0.

Благоприятный признак проявится лишь у одного потомка из шестнадцати, а шесть из шестнадцати потомков будут иметь ухудшенный фенотип! В этих (и иных, не рассмотренных нами) случаях подобного взаимодействия аллелей они чаще будут встречаться в популяции порознь, когда отбор будет работать против них, чем вместе, в одобряемом отбором состоянии. Ситуации, когда отбор будет поддерживать взаимодополняющую пару аллелей, окажутся редки по сравнению со случаями, когда он будет уничтожать эти аллели поодиночке.

Взаимодействие генов снижает эффективность отбора! И чем сложнее организмы, чем сложнее определяются их признаки, тем в меньшей мере направленный отбор фенотипов будет приводить к направленному отбору аллелей.

У по-настоящему сложных организмов между генотипом и фенотипом вклинивается ещё несколько механизмов регуляции, затрудняющих сортировку аллелей отбором. Один из них на языке СТЭ называется расширением нормы реакции. Организмы с одинаковым генотипом могут отличаться из-за развития в разных условиях (или просто в силу случайности). Представьте себе трёх человеческих близнецов-тройняшек с одинаковыми генотипами. Одного вырастило племя первобытных охотников, другой попал в интернат для спортсменов-силовиков, третий — в спецматшколу. Несмотря на идентичную наследственность, они вырастут очень разными — и физически, и по поведению. В отличие от ненаправленных мутаций, их отличия повысят приспособленность их носителей. При отборе (например, половом — покорении сердца потенциально плодовитой красавицы) эти три близнеца будут иметь разные шансы, ведь отбор (и половой в том числе) оценивает именно фенотипы!

Второй механизм связан с эпигенетической регуляцией генной активности, особенно характерной для млекопитающих. В зависимости от состояния организма, он передаёт потомкам геномы с разными химическими «метками» на генах (метилированием или иными изменениями «букв» генетического текста). Эти метки влияют на активность генов и, значит, на признаки. Обычно эпигенетические метки обеспечивают тот вариант развития (в пределах нормы реакции), который более соответствует данным условиям среды. При изменившихся условиях эти метки могут быть стёрты или переставлены.

Как эти изменения влияют на эффективность отбора? Новую схему со многими поколениями рисовать не буду, покажу лишь логику формирования признаков одной особи.


Рис. 2. Тут показаны лишь некоторые усложняющие работу отбора по сортировке аллелей механизмы, характерные для высокоразвитых видов

Кроме основной петли обратной связи (генотип влияет на фенотип; отбирая лучшие фенотипы, среда отбирает лучшие генотипы) появились новые уровни регуляции. Смотрите: развитие признака 1 по-прежнему управляется достаточно просто, он зависит от одного аллеля. Зато признаки 2, 3 и 4 зависят и от всех показанных генов, и от среды, причём в разной степени. Взаимодействие генных продуктов и средовых влияний формирует сложнейший узел взаимопереплетённых причин и следствий. От результатов такого взаимодействия зависит и сама генная активность: в зависимости от него гены подвергаются эпигенетическому редактированию — обратимому наследственному изменению.

Эти изменения снижают эффективность сортировки аллелей отбором. Связь фенотипов с генотипами становится очень неоднозначной (кроме «простых» признаков, как признак 1 на рис. 2). Механизм эволюции, эффективно работавший на рис. 1, будет пробуксовывать на рис. 2.

Эволюция — это соревнование в скорости выработки новых приспособлений. Вернитесь к первому рисунку: во втором показанном там поколении выигрывал нормальный генотип, а в третьем носитель недавней нормы уже проиграл, так как появились более приспособленные организмы. Как же могли возникнуть организмы, у которых эффективность отбора (и эффективность выработки новых приспособлений) понизилась, — они ведь неминуемо должны были проигрывать тем, кто эволюционировал быстрее?

Дело в том, что у сложных организмов эффективность отбора не снижается, а вырастает. Опять процитирую Расницына:

"...возраст (в миллионах лет) полусовременной фауны (в которой половина видов — современные, половина — вымершие) у крупных млекопитающих (хоботные и копытные) — 0,2, у мелких — 0,5, у птиц и рыб — 0,7, у насекомых — 3-7, у моллюсков — 3,5-5, у диатомовых водорослей — 15. Время полувымирания (по аналогии с полураспадом, время вымирания половины исходного числа видов) в тех же единицах наименьшее у слонов — 0,18, а в среднем у млекопитающих — 0,54, у костистых рыб — 3,5, у граптолитов — 1,3, иглокожих — 4,2, двустворок — 7, у планктонных фораминифер — 5, бентосных — 18-24, у диатомовых водорослей — 5,5, у динофлагеллат — 9. На старших таксономических уровнях различия подобные, но часто более резкие. Например, возраст полусовременной фауны для родов млекопитающих — 4 млн лет, для птиц — 10, рептилий — 20, рыб — 30-50, насекомых — 40, моллюсков — 60, фораминифер — 230".

Кроме изложенных причин, есть ещё целый ряд наглядных факторов, которые должны были бы сделать эволюцию крупных животных очень медленной (о них подробно пишет Расницын). К примеру, у каждой особи хоботных бывает лишь немного потомков, а продолжительность поколений катастрофически велика. За то время, пока растёт один слонёнок, сменятся десятки (если не сотни) поколений насекомых, диатомей или фораминифер с бесчисленным количеством особей. У хоботных просто не будет достаточного материала для отбора, они должны эволюционировать крайне медленно...

Как бы не так.


Рис. 3. За несколько десятков миллионов лет истории хоботных возникло более сорока их родов и более трёхсот видов!

По скорости их эволюции (измеренной и в скорости образования новых видов, и в скорости изменения признаков) хоботные — одни из рекордсменов в биосфере. С точки зрения СТЭ этот феномен необъясним. Тут нужна идея эволюции эволюции — совершенствования по мере развития живого самих механизмов выработки приспособлений. Приведу лишь один пример. Семейство Люди резко повысило скорость выработки приспособлений, когда усовершенствовало механизмы культурного наследования и добавило его к общему, генетическому наследованию. Вероятно, это усовершенствование эволюционного механизма было не первым в нашей истории.

Слоны, как и другие млекопитающие, эволюционируют и с использованием механизмов, описанных СТЭ, и как-то иначе. Дополнительные петли обратной связи в реализации их генетической информации не снижают, а повышают эффективность их эволюции. Как — мы знаем ещё не до конца. Что же, нашему знанию есть куда эволюционировать!

К оглавлению

Кивино гнездо: Пароль для серой зоны

Киви Берд

Опубликовано 15 февраля 2012 года

В последнее время международная система борьбы с преступностью как-то всё больше и больше приводит в недоумение своей, формулируя помягче, сомнительной полезностью.

То есть никто словно не замечает, что отнюдь не маломощные структуры Интерпола оказываются совершенно не в силах отловить ни одного из трёх десятков установленных человек, организовавших тайное убийство палестинского деятеля в одном из отелей Дубаи и объявленных в международный розыск полицией ОАЭ (потому что все эти люди работали на израильскую разведку Моссад).

Розыскные и юридические возможности Интерпола тем более абсолютно бесполезны для того, чтобы арестовать и доставить в Италию для отсидки уже осуждённых там заочно двадцати пяти преступников, устроивших тайное похищение человека и его вывоз из страны с последующими истязаниями, включая пытки электротоком (потому что все похитители работали на ЦРУ США).

Но при этом возможности Интерпола оказываются чрезвычайно эффективными в таких ситуациях, к примеру, что недавно имела место в Малайзии. Там был арестован и депортирован в Саудовскую Аравию арабский журналист, всё «преступление» которого заключалось в двух или трёх коротеньких записках в Твиттере, в которых он без должного почтения рассуждал об основателе ислама.

На взгляд постороннего человека, в этих словах вовсе нет ничего оскорбительного, лишь сомнения мыслящего человека относительно справедливости догм, вбиваемых людям в голову официальной религией. Однако по законам государства Саудовская Аравия публичное «оскорбление пророка» является тягчайшим преступлением, караемым смертью. А Интерпол соответственно выступил здесь в качестве инструмента, обеспечивающего такое вот «правосудие».

Дело тут, впрочем, не столько в Интерполе конкретно, сколько вообще в вопиюще огромной разнице, которая присуща международной правоохранительной системе в делах преследования отдельных людей или же больших корпораций, не говоря уже о спецслужбах. Так, органы США и Великобритании положили немало следственных сил на установление и арест человека, англичанина, организовавшего веб-сайт для кинолюбителей, где коллекционировались ссылки на торрент-файлы для скачивания популярных в народе фильмов.

И вот теперь, по запросу американской стороны, вовсю кипит процедура по высылке этого британца в США – дабы предать его там суду по всей строгости американских законов, охраняющих национальные корпорации от расхитителей их интеллектуальной собственности. Почему эта же система не привлекает к суду Google и прочие поисковики, делающие по запросам пользователей фактически то же самое? Такой вопрос уже давным-давно задавать «не положено».

Вся эта развёрнутая преамбула понадобилась здесь для того, чтобы подвести читателей к довольно любопытному ИТ-казусу, обозначившемуся ныне в американской судебно-правовой системе. Точнее говоря, обозначился-то этот казус уже довольно давно, однако актуальность его для граждан всех прочих стран становится вполне очевидной только сейчас, когда всё чаще и чаще становится известно, как по запросам ФБР США в разных странах то и дело арестовывают иностранных граждан, дабы предавать их суду за дистанционное нарушение американских законов.

Такого рода «отрыжка глобализации», конечно же, сама по себе является большой и интересной для разбора темой, однако сейчас нас будет интересовать куда более узкий технический аспект происходящего, связанный с криптографией и её применением в повседневно-бытовых нуждах.

В последних числах января федеральный судья Роберт Блэкберн, вершащий правосудие в американском штате Колорадо, своим решением приказал подсудимой-женщине расшифровать информацию на жёстком диске её ноутбука не позднее 21 февраля. В противном же случае ей придётся нести дополнительную ответственность за неподчинение решению суда (то есть теоретически суд может держать женщину в заключении бессрочно, пока она не выполнит судебное предписание).

Это решение судьи вызвало в США и мире весьма оживлённую дискуссию, поскольку непосредственно затрагивает один из основополагающих столпов американской демократии – конституцию страны и её, в частности, Пятую поправку, освобождающую граждан от свидетельствования против самих себя в суде.

Судья же Блэкберн в своём решении постановил, что никакого противоречия с конституцией в его приказе о расшифровании диска нет: «Я пришёл к заключению, что требование о предоставлении незашифрованного содержимого компьютера-ноутбука Toshiba Satellite M305 никак не затрагивает Пятую поправку». При этом, в целях юридического подкрепления своего решения, судья привлёк древний закон All Writs Act, принятый аж в 1789 году и прежде уже с успехом применявшийся для того, чтобы принудить телефонные компании к сотрудничеству с государством в делах слежки за людьми. По мнению судьи, этот же закон вполне может быть привлечён и в данном случае – теперь также и для того, чтобы заставлять людей расшифровывать свои жёсткие диски.

Конкретно в данном судебном разбирательстве вокруг компьютера ответчицей фигурирует некая дама по имени Рамона Фрикосу (Ramona Fricosu), которую федеральное правительство обвиняет в мошенничестве с закладными на недвижимость, однако убедительно доказать этого не может. Прокуратура уверена, что найдёт изобличающие документы в компьютере, конфискованном при обыске в доме Фрикосу, однако что именно за информация содержится на жёстком диске ноутбука, ясности нет. Сама же ответчица отказывается раскрывать содержимое ноутбука, зашифрованное с помощью криптопрограммы PGP Desktop.

Любопытно, что интересы Рамоны в суде защищает известный адвокат из г. Колорадо Спрингс, Фил Дюбуа (Phil Dubois), в своё время защищавший от государственного преследования создателя программы PGP Фила Зиммермана. Иначе говоря, человек уже имеет репутацию юриста, способного эффективно противостоять федеральным властям в делах о невскрываемом шифровании.

Сейчас Дюбуа пытается добиться подачи апелляции, считая данный судебный момент делом общенациональной важности: «Это решение никак нельзя расценивать как ещё один малозначительный случай из практики применения Четвёртой поправки (дающей суду право затребовать всё, что ему требуется для вершения правосудия)».

В поддержку позиции Дюбуа уже выступили правозащитные организации, однако как закончится нынешнее противостояние, пока предсказывать никто не берётся. Хорошо известно лишь то, что решение судьи Блэкберна находится в полном согласии с генеральной линией министерства юстиции США, согласно аргументам которого «гарантированное Пятой поправкой право американцев хранить молчание не применимо к их парольным фразам для расшифрования данных».

В кратком заявлении федеральной прокуратуры относительно идущего ныне разбирательства говорится так: «Общественным интересам будет нанесён ущерб, если в подобных обстоятельствах от обвиняемых не требовать предоставления незашифрованного содержимого [компьютеров и накопителей]. Если не принуждать г-жу Фрикосу к сотрудничеству, то это будет означать, что она и прочие потенциальные преступники (фигурирующие в делах по эксплуатации детей, национальной безопасности, терроризму, финансовым преступлениям или наркоторговле) путём шифрования всех возможных цифровых свидетельств способны подрывать усилия сотрудников правоохранительных органов в законном получении таких свидетельств – через юридически оформленные ордера на обыск – и таким образом делать их преследование невозможным»...

Любопытно отметить некоторые подробности этого разбирательства. Например, обвиняющая сторона особо подчёркивает, что ей на самом деле не требуется парольная фраза как таковая, то есть ответчица может хранить молчание, если ей того хочется. По мнению прокуратуры, распоряжение суда следует трактовать как «разрешение» для Фрикосу – просто ввести пароль, никому его не сообщая, и таким образом отпереть доступ к файлам. Иначе говоря, суд интересуют только расшифрованные данные, но никому не требуется «пароль к диску – ни в устной, ни в письменной форме».

Из этой игры в слова становится понятнее, наверно, каким образом вопрос о том, можно ли обвиняемых в преступлении легальными методами принудить к выдаче парольной фразы для расшифрования, остаётся по сию пору в судебной практике неразрешенным. А статьи юридических обзоров в США уже по меньшей мере лет пятнадцать обсуждают степень правомочности и действенность мер каждого из конкурирующих подходов к решению данной проблемы.

Можно сказать, что основная часть всей этой дискуссии неизменно крутится вокруг того, какую из аналогий традиционной юридической практики следует считать наиболее близкой к заковыристой ситуации с данными в компьютере. Прокуратуре больше всего нравится позиция, согласно которой парольная фраза в PGP является аналогией для ключа к сейфу, в котором спрятаны компрометирующие владельца документы. И такого человека, строго говоря, можно вполне легально принуждать к выдаче ключа от сейфа... В качестве другого аргумента того же ряда нередко приводят также и решение Верховного суда, в своё время постановившего, что обвиняемых можно принуждать к предоставлению принадлежащей лично им информации – отпечатков пальцев, образцов крови или записей их голоса.

По другую сторону баррикад находятся защитники гражданских прав, цитирующие совсем другие решения Верховного суда, в которых декларируется, что граждан страны нельзя склонять к выдаче «свидетельских показаний под принуждением». На основе этих слов правозащитники расширяют «легальный щит» Пятой поправки также и на парольные фразы шифрования. Следуя этой логике, раз суды уже постановляли, что конституционная защита распространяется и на содержимое разума обвиняемого, то почему же и парольная фраза, хранимая в памяти, также не должна быть защищена?



Поделиться книгой:

На главную
Назад