— Я тоже не знаю когда, — сказал Гэндальф. — И ещё многого не знаю. Будь осторожней! И жди меня — особенно в самое неподходящее время. А пока прощай!
Фродо проводил его до крыльца. Гэндальф помахал рукой и пошёл поразительно быстро, но Фродо показалось, что старого мага пригибает к земле какая-то тяжёлая ноша. Вечерело, и его серый плащ вмиг растворился в сумерках. Они расстались надолго.
Тень прошлого
Ни за девять, ни за девяносто девять дней разговоры не умолкли. Второе исчезновение Бильбо Торбинса обсуждали не только в Хоббитоне, но и по всему Ширу: обсуждали год с лишним, а вспоминали и того дольше. Хоббитятам рассказывали эту историю по вечерам у камелька, и постепенно Сумасшедший Торбинс, исчезавший с треском и блеском, а появлявшийся с грудой сокровищ, стал любимым сказочным хоббитом и остался в сказках, когда всякая память о подлинных событиях померкла.
Но поначалу в округе говорили, что Бильбо и всегда-то был не в себе, а теперь и вовсе свихнулся, дело его пропащее. Наверняка свалился в какой-нибудь пруд или в реку — тут ему и был печальный, но заслуженный конец. А виноват во всём — кто же, как не Гэндальф!
"Оставил бы этот дурацкий маг хоть Фродо в покое — из него, глядишь, и вышел бы толковый хоббит", — говорил кто поумнее, качая головой. И судя по всему, маг таки оставил Фродо в покое, но хоббитской толковости в нем не прибывало. Фродо тоже был какой-то странный, вроде Бильбо. Траура он соблюдать не стал и на следующий год задал праздник по случаю стодвенадцатилетия Бильбо: полновесная, говорил он, дата. Но что это был за праздник, всего двадцать приглашённых. Правда, ели до отвала и пили до упаду, как говорится у хоббитов.
Словом, кое-кто очень удивлялся, но Фродо взял обычай праздновать день рождения Бильбо, соблюдал его год за годом, и все привыкли. Он сказал, что Бильбо, по его разумению, жив-живёхонек. А когда его спрашивали, где же он, Фродо пожимал плечами.
Жил он особняком, как и Бильбо, только друзей у него было много, особенно среди молодёжи: почти сплошь из потомков Старого Крола, которые ещё ребятишками, как Фолко Булкинс и Фредегар Боббер, постоянно крутились в Торбе около дяди Бильбо. А вполне своими чувствовали себя здесь Перегрин Крол (для друзей просто Пин) и Мерри Брендизайк (полное имя его было Мериардок, но об этом очень редко вспоминали). Фродо гулял с ними по всей Хоббитании, но чаще бродил один; к удивлению всех разумных хоббитов его иногда встречали далеко от дома, блуждающего по лесам и холмам под звёздами. Мерри и Пин подозревали, что он, по примеру дяди Бильбо, спознался с эльфами.
Время шло, и все стали замечать, что Фродо тоже неплохо "сохраняется": у него по-прежнему был вид крепкого и ловкого хоббита едва за тридцать. "Кому везёт, тому и счастье", — говорили о нём; но когда ему подкатило к пятидесяти, народ насторожился.
Сам Фродо, оправившись от первого огорчения, обнаружил, что быть мистером Торбинсом, хозяином Торбы-на-Круче, очень даже приятно. Десяток лет он просто радовался жизни и в будущее не заглядывал — хотя постепенно всё больше жалел, что не ушёл с Бильбо. И порою, особенно осенней порой, ему грезились дикие, неизведанные края, виделись горы, в которых он никогда не бывал, и моря, о которых только слышал. Он начал сам себе повторять: "А когда-нибудь возьму да уйду за Реку". И тут же внутренний голос говорил ему: "Когда-нибудь потом".
Между тем приближалось его пятидесятилетие — а пятьдесят лет казались Фродо весьма знаменательной (и даже зловещей) датой. Ведь в этом самом возрасте на Бильбо неожиданно свалилось приключение. Фродо забеспокоился, любимые тропы ему надоели. Он разглядывал местные карты, гадая, что же лежит за их пределами, потому что карты, сделанные в Шире, пестрели по краям белыми пятнами. Он всё чаще и всё дольше гулял один, а Мерри и друзья с тревогой следили за ним. А кто следил, тот видел, как он заводит долгие беседы с чужаками, которых в Хоббитании стало видимо-невидимо.
Ходили слухи о каких-то диковинных делах за границей; Гэндальф не появлялся уже несколько лет, и даже вестей о себе не слал, так что Фродо подбирал каждую малую весточку. Через Хоббитанию торопливо двигались отряды эльфов — раньше-то хоббиты знали про них только понаслышке, — а теперь эльфы шли и шли по вечерам лесною окраиной, проходили и не возвращались. Но они покидали Средиземье, и его тревоги стали им безразличны. Шли, однако, и гномы — тоже во множестве. Древний путь с Востока на Запад вел по Брендидуинскому Мосту через Хоббитанию в Серую Гавань; гномы же издавна хаживали этим трактом в копи на Голубые Горы. От них-то хоббиты и узнавали, что делается в чужих краях; правда, хозяева были нелюбопытны, а прохожие неразговорчивы. Но теперь Фродо попадались всё чаще другие, дальние гномы. Они спешили на запад и, озираясь, полушёпотом говорили про Врага и про страну Мордор.
Это слово было известно только по самым старинным сказаниям: оно затемняло их зловещей тенью. А теперь похоже было, что победа Светлых Сил в Лихолесье привела лишь к усилению древних твердынь Мордора. Чёрный замок, оказывается, был опять отстроен, и от него расползался по Средиземью холодный мрак и обессиливающий ужас. Далеко на востоке и на юге гремели войны. В горах множились орки. И тролли стали не те, что прежде — не тупоумные, а хитрые и опасно вооружённые. Заходила речь и о чудищах пострашнее — но тут уж говорили обиняками.
Простой народ, конечно, знал об этом маловато. Однако даже самые тугоухие домоседы и те кое-что прослышали; а кому случилось побывать на границе, те и повидали. Разговор в "Зелёном драконе" одним весенним вечером ясно показал, что слухи достигли даже уютного сердца Хоббитании, хотя большинство хоббитов смеялись над ними.
Сэм Скромби сидел в уголке у камина напротив Теда Пескунса, мельникова сына. Вокруг собрались завсегдатаи кабачка.
— Чудные нынче ходят слухи, — заметил Сэм.
— А ты уши развесь, — посоветовал Тед, — ещё и не то услышишь. Поди вон к моей бабке — она тебе нарасскажет!
— Что ж, — заметил Сэм, — и бабкины сказки иной раз не мешает послушать. Она ведь их не сама придумала. Взять хоть тех же драконов.
— Возьми их себе, — сказал Тед, — мне не надо. Я про них карапузом голоштанным наслушался, а как штаны надел, так и думать забыл. У нас в Приречье только один дракон, да и тот зелёный. Верно я говорю? — обратился он к слушателям, и те дружно зааплодировали.
— Это ты меня уел, — засмеялся с прочими и Сэм. — А вот как насчёт древесных великанов? Говорят, за северными болотами видели недавно одного — выше всякого дерева!
— Кто это говорит?
— Ну, хотя бы мой кузен Хэл. Он работает у господина Булкинса в Захолмье и часто ходит в Северный удел на охоту. Он и увидел.
— Этот увидит, только нам не покажет. А уж чего он там видит — ему, конечно, виднее, раз другим-то ничего не видать.
— Да нет, настоящий великан — огромный, как ильм, а уж шагает… Семь ярдов, словно дюйм, за один шаг отмахивает!
— Держу пари, что там и дюйма-то не было. Подумаешь, ильм увидал! Тоже мне диво.
— Да шагал же, говорят тебе; а ильмы на северных болотах не растут.
— Выходит, Хэлу и видеть нечего было, — отрезал Тед.
Кругом одобрительно засмеялись. Теда не проведёшь.
— Язык-то у тебя хорошо подвешен, — сказал Сэм, — только не один наш Хэлфаст всякого-разного навидался. По всей Хоббитании говорят, что такого ещё не было: идут и идут через Шир — мимо идут, заметь, — с востока невиданные чужаки, целыми толпами, не считая тех, кого на границах завернули. И слышал я, что эльфы стронулись на запад, к гаваням за Белыми Башнями. — Сэм как-то неопределённо махнул рукой: ни он, и никто из хоббитов не знал, какое и где это там море за их западной окраиной. Были только старые предания про Серую Гавань, откуда отплывают и не возвращаются эльфийские корабли. — Плывут они, плывут и плывут, уплывают на Запад, а нас оставляют, — проговорил Сэм чуть ли не на распев, печально и торжественно покачав головой.
Тед фыркнул.
— Старые байки на новый лад. Да мне-то или тебе какое до них дело? И пусть себе плывут! Только бьюсь об заклад, ни ты, да и вообще никто в Хоббитании не этого не видал. Может, и не плывут, кто их разберёт?
— Ну, не знаю, — задумчиво сказал Сэм. Он однажды вроде бы видел эльфа в лесу и всё надеялся, что когда-нибудь увидит ещё. Из легенд, слышанных в детстве, ему больше всего запомнились обрывочные рассказы про эльфов. — Даже и в наших краях есть такие, кто знаком с Дивным Народом и узнает новости от них, — сказал он. — Вот хоть мой хозяин, господин Торбинс. Он сказал мне, что они уплывают, а ему-то об эльфах кое-что известно. А уж старый Бильбо, тот про них всё на свете знал. Я, когда пареньком был, часто с ним беседовал.
— Оба сдвинутые, — сказал Тед. — Старик Бильбо, тот совсем, а теперь вот и Фродо, тоже сдвинулся. От него, что ль, ты слухов набираешься? Гляди, сам не свихнись. Ладно, ребята, кто куда, а я домой. Бывайте здоровы! — он выхлебнул кружку и шумно распрощался.
Сэм ещё посидел, но больше ни с кем не разговаривал. Ему было о чём поразмыслить. И работы в саду наутро непочатый край, лишь бы вёдро. Трава так и растёт. Работа, конечно, работой, но на уме у Сэма была не только она. Чуть погодя он вздохнул, поднялся и вышел.
Апрельское небо расчищалось после проливного дождя. Солнце село, и вечер, отступая, тихо тускнел. Ранние звёзды зажглись над головой Сэма, а он брёл вверх по склону, задумчиво и чуть слышно насвистывая.
Между тем объявился Гэндальф, всегда нежданный гость. После Угощения его не было года три. Потом он мимоходом наведался, внимательно поглядел на Фродо, сказал ему пару пустяков — и даже ночевать не остался. А то вдруг зачастил: являлся, как смеркнется, но к рассвету словно бы его и не было. Где и зачем пропадает, не объяснил: а интересовался только здоровьем Фродо да всякой чепухой.
И вдруг даже этим перестал интересоваться; девять с лишним лет Фродо его не видел и ничего о нём не слышал: должно быть, решил он, Гэндальфу просто больше дела нет до хоббитов, и маг уже не вернётся. Но этим вечером, когда Сэм шёл домой и меркли сумерки, раздался знакомый стук в окно кабинета.
Фродо от всей души обрадовался старинному приятелю. Они стояли и разглядывали друг друга.
— Ну, всё в порядке? — спросил Гэндальф. — А ты не изменился, Фродо.
— Да и ты, — сказал Фродо, а про себя подумал, что маг постарел и сгорбился. Хоббит пристал к нему с расспросами, и они засиделись далеко за полночь.
Позавтракали они поздно, и маг уселся с Фродо перед раскрытым окном. В камине полыхал огонь, хотя и солнце пригревало, и с юга тянул тёплый ветерок. Отовсюду веяло свежестью, весенняя зелень разливалась в полях и проклёвывалась на ветках.
Гэндальф припоминал, какая была весна почти восемьдесят лет назад, когда Бильбо умчался за приключениями без носового платка. С тех пор волосы Гэндальфа ещё побелели, борода и брови отросли, лицо новыми морщинами изрезали заботы, но глаза блестели по-прежнему, и дымные колечки он пускал с прежним искусством и удовольствием.
Сейчас маг молча курил, поскольку Фродо сидел, глубоко задумавшись. Даже в ярком утреннем свете он ощущал темную тень принесённых Гэндальфом вестей. Наконец хоббит прервал молчание.
— Ты, было, начал мне что-то говорить про моё кольцо, Гэндальф, — напомнил он. — Начал, да не кончил, отложил на утро. Может, сейчас продолжишь? Ты говоришь, кольцо опасное, гораздо опаснее, чем я полагаю. А чем?
— Много чем, — отвечал маг. — Оно гораздо могущественнее, чем я осмеливался сперва думать, настолько могущественно, что сломит любого смертного, которому попадёт в руки. Сломит и овладеет им.
В давние времена в Эрегионе было сделано довольно много эльфийских колец, как вы их называете — волшебных. Разной, конечно, силы: помощнее и послабее. Младшие кольца были, так сказать, только пробой сил, показателями возрастающего мастерства, безделками для кузнецов-эльфов… Однако, сдается мне, всё же не безопасны для смертных. А вот Великие Кольца, Кольца Власти, — они действительно опасны.
Надо тебе сказать, Фродо, что смертные, которым доверено владеть Великими Кольцами, не умирают, но и не живут по-настоящему: они просто тянут лямку жизни — без веселья, без радости, пока каждая минута не станет для них тягостной. И если смертный часто надевает такое Кольцо, чтоб стать невидимкой, то он тает или, как говорят Мудрые, развоплощается, превращается в невидимку навсегда и блуждает в сумерках, зримый только глазу Властелина Колец. Да, раньше или позже — позже, если он сильный и начинает с благих намерений, но ни силе, ни стремлению к добру не устоять, — ему суждено превратиться в прислужника тёмных сил, над которыми царит Чёрный Властелин.
— Ужас какой! — сказал Фродо.
И они надолго замолчали. Только садовые ножницы Сэма Скромби щёлкали за окном.
— И давно ты это знаешь? — спросил наконец Фродо. — А Бильбо знал?
— Бильбо знал ровно столько, сколько тебе сказал, — отвечал Гэндальф. — Иначе он не оставил бы тебе такое опасное наследство. Даже и на меня бы не понадеялся. Он думал, что кольцо очень красивое и всегда может пригодиться; а если с ним самим что-то не так, то кольцо тут не при чём. Он говорил, что кольцо у него из головы не идёт и всё время его тревожит; но дело-то, думал он, не в кольце. Хотя и понял: за ним надо приглядывать, оно бывает меньше и больше, тяжелее и легче, а может вдруг соскользнуть с пальца, хотя только что сидело очень плотно.
— Да, это он мне написал, — сказал Фродо. — И оно у меня всегда на цепочке.
— Весьма разумно, — заметил Гэндальф. — А свою долгую жизнь Бильбо с кольцом не связывал. Он думал, что у него просто судьба долгожителя, и очень этим гордился. А жил в тревоге и безотчётном страхе. "Я стал тонкий и какой-то прозрачный", — пожаловался он мне однажды. Ещё немного — и кольцо взяло бы своё.
— Да ты мне скажи, ты это давно знаешь? — снова спросил Фродо.
— Знаю? — переспросил Гэндальф. — Я, Фродо, знаю много такого, что ведомо лишь Мудрым. Но если ты спрашиваешь про это кольцо, то я, можно сказать, до сих пор ещё не знаю. Осталась последняя проба. Но догадка моя верна, тут я уверен…
А когда меня впервые осенило? — Гэндальф задумался. — Погоди-ка… да, в тот самый год, когда Совет Светлых Сил очистил Лихолесье — как раз перед Битвой Пяти Воинств. Правильно, когда Бильбо нашёл кольцо. Мне вдруг стало тревожно, но я не знал почему. Меня удивляло, как же это Горлум завладел одним из Великих Колец; а что одним из Великих, это было ясно. Да и Бильбо вдруг начал врать про "выигрыш"… Потом-то, когда я добился от него правды, я понял — тут, впрочем, и понимать было нечего, — что он просто хотел доказать своё неоспоримое право на Кольцо: Горлум, дескать, получил его в "подарочек на день рождения", а Бильбо выиграл "в честной игре". Ложь ко лжи, — да ещё такая похожая, — конечно, я забеспокоился. Видно, кольцо заставляет врать и подсказывает враньё. Тут я впервые понял, что дело совсем нешуточное, и сказал Бильбо, что подобными кольцами лучше не пользоваться, но он не послушался и даже рассердился на меня. Что было делать? Я не мог отобрать у него кольцо, не причинив большего вреда, да и по какому праву? Оставалось лишь следить и ждать. Пожалуй, надо было посоветоваться с Саруманом Белым, но что-то меня постоянно удерживало.
— Кто это? — спросил Фродо. — В жизни о нём не слышал.
— Откуда же тебе, — улыбнулся Гэндальф. — Ему до хоббитов дела нет — или не было. Он великий мудрец, первый среди магов, глава Совета. Много сокровенного открыто ему, но он возгордился своим знанием и вознёсся над всеми. С давних пор углубился он в тайны младших и великих эльфийских колец, проницая сумрак забвения и отыскивая утраченный секрет их изготовления; и когда речь о них зашла на Совете, слова его развеяли мою тревогу. Я отринул подозрения — но не расстался с ними. И по-прежнему следил и выжидал.
С Бильбо всё было вроде бы в порядке. Шли годы. Шли и шли, словно бы не задевая его. Бильбо не старел. И подозренье вновь овладело мною. Но я сказал себе: "Он наследовал долгую жизнь с материнской стороны. Не такие уж древние его годы. Подождём!"
Я ждал и бездействовал до прощального вечера Бильбо. Тогда он заговорил и повёл себя так, что во мне ожили все тревоги, убаюканные Саруманом. Я понял, что тут зияет мрачная тайна. И потратил долгие годы, разгадывая её.
— Но ведь ничего страшного не случилось? — испуганно спросил Фродо. — Со временем-то он придёт в себя? Успокоится?
— Ему сразу стало легче, как только он избавился от кольца, — отвечал Гэндальф. — Однако над Кольцами властвует лишь одна Сила, и есть лишь Один, которому всё известно про Кольца и про то, чем они грозят своим владельцам, даже временным. Правда, насколько мне известно, нет в мире Силы, которая знала бы всё про хоббитов. Из Мудрецов изучал их пока один я, и сколько изучал, столько изумлялся. То они мягче масла, то вдруг жёстче старых древесных корней. По-моему, некоторые из них даже могут противиться Кольцам гораздо дольше, чем способен поверить Совет Мудрых. Так что, пожалуй, за Бильбо ты не волнуйся.
Он, конечно, владел кольцом много лет и много раз надевал его, потому пройдёт немало времени, прежде чем оно перестанет влиять на него, если, к примеру, опять попадётся ему на глаза. А так он проживёт без него в мире и покое очень долго, таким, каким был, когда расстался с ним. Расстался же он с ним по собственной воле, вот что самое главное. Нет, за Бильбо я спокоен — с тех пор, как он ушёл, оставив кольцо. Теперь я отвечаю за тебя.
С тех пор, как ушёл Бильбо, я очень беспокоюсь и за тебя, и за всех вас, — милых, бестолковых, беззащитных хоббитов. Это будет большая потеря для мира, если мрак поглотит Шир, если все ваши потешные олухи — Бобберы, Дудстоны, Булкинсы, Толстобрюхлы и прочие, не говоря уж о чудесных чудаках Торбинсах, попадут в рабство к Чёрному Властелину.
Фродо поёжился.
— С чего бы это? — спросил он. — Зачем ему такие рабы?
— По правде говоря, — ответил Гэндальф. — полагаю, что доныне хоббиты ему и на ум не приходили, — доныне, заметь! Скажи за это спасибо своей судьбе. Но отныне Хоббитания в опасности. Вы ему не нужны — у него масса более полезных слуг, но теперь он вас не забудет. А хоббиты в качестве несчастных рабов ему приятнее, чем хоббиты весёлые и свободные. Ибо существуют такие вещи, как злоба и месть.
— Месть? — удивился Фродо. — А за что же мстить? Ну, хоть убей, не понимаю, причём тут Бильбо, я и наше кольцо.
— При всём, — сказал Гэндальф. — Ты ещё не понимаешь настоящей опасности, но сейчас поймёшь. Я и сам толком её не понимал, когда был здесь прошлый раз, однако пришло время всё рассказать. Дай-ка мне на минутку кольцо.
Фродо вынул кольцо из брючного кармана и, сняв его с цепочки, прикреплённой к поясу, нехотя подал магу. Кольцо оттягивало руку, словно оно — или сам Фродо, или оба вместе — почему-то не хотели, чтобы его коснулся Гэндальф.
Маг осторожно принял кольцо. Оно было из чистого червонного золота.
— Ты видишь на нём какие-нибудь знаки? — спросил Гэндальф.
— Никаких, — ответил Фродо, — на нём нет ни царапины, его словно никто никогда не носил.
— Так смотри!
И к удивлению, если не к ужасу Фродо, маг вдруг швырнул кольцо в огонь. Фродо вскрикнул и схватил щипцы, но Гэндальф удержал его.
— Подожди! — повелительно сказал он, метнув на Фродо суровый взгляд из-под лохматых бровей.
Кольцо не плавилось. Вскоре Гэндальф поднялся, закрыл ставни и задёрнул шторы. Тихая комната помрачнела, и только щёлканье ножниц Сэма, теперь уже ближе к окнам, всё ещё доносилось из сада. Маг пристально смотрел в огонь; потом нагнулся, ухватил Кольцо щипцами, ловко вынул его из угольев и сразу же взял в руку. Фродо ахнул.
— Оно холодное, — объявил Гэндальф. — Возьми!
Ладонь Фродо дрогнула под неожиданной тяжестью.
— Возьми пальцами! — приказал Гэндальф. — И посмотри!
Фродо взял и увидел тонкую, тончайшую резьбу изнутри и снаружи Кольца. Оно было словно испещрено легким огнём, ярким, но каким-то туманным, проступавшим из глубины.
— Мне непонятны эти огненные буквы, — сказал Фродо дрожащим голосом.
— Тебе непонятны, — откликнулся Гэндальф, — зато мне понятны. Старинные руны эльфов, а язык мордорский. Я не хочу, чтобы он звучал здесь. На всеобщий язык надпись можно перевести так:
"Кольцо — чтоб найти их, Кольцо — чтоб свести их
И силой Всевластия вместе сковать их"
Это две строки из памятного одним эльфам стихотворного заклинания:
Гэндальф помолчал, затем глубоко вздохнул и проговорил:
— Твоё Кольцо — Кольцо Всевластия, которому покорны остальные девятнадцать. Кольцо, утраченное много лет назад в ущерб власти Врага. Оно нужно ему больше всего на свете — и он не должен его получить!
Фродо сидел молча и неподвижно, сжавшись от страха, словно его окутала холодом и тьмою чёрная туча с Востока.
— Так это — Вражье Кольцо? — пролепетал он. — Да как же, да зачем же оно ко мне попало?