Помоги проекту - поделись книгой:
Хуже того, он испытывал к ней всепоглощающую жажду. Он снова хотел оказаться рядом с ней, чтобы почувствовать ее нежные прикосновения к своей коже. Он никогда не подозревал, что может существовать такая нежность, а теперь, когда узнал…
— Ты нарушил правило, не так ли?
Он стиснул зубы от голоса Уинка, раздавшегося над ним.
Осмотревшись, он встретил взгляд двух широко раскрытых серебристых глаз, которые с интересом взирали на него.
Уинк был последним божеством, которого он хотел бы видеть в данный момент. Сын Никты [2] и Эреба, воплощения изначального мрака, Уинкпрактически являлся двоюродным дедом В'Эйдана и одним из самых древних богов; однако, его поведение больше соответствовало какому-нибудь незрелому юнцу. Его юное лицо всегда излучало смех и веселье, и он заплетал свои длинные каштановые волосы в косу, которая спускалась по спине.
Самым раздражающим в Уинке было то, что он любил розыгрыши и всегда подшучивал над детьми Мисты[3].
— Ничего подобного.
— О, перестань. Признавайся Вэй. Я слышал разговор твоих родных братьев о тебе. Они говорили, что ты забрал у них человека и исчез. Теперь, я хочу услышать правду.
— Исчезни.
Уинк улыбнулся в ответ.
— Тогда ты действительно что-то натворил. Ох, и это что-то очень приятное, раз ты стал настолько скрытным.
В'Эйдан уставился на бурлящий под ним океан.
— Тебе что больше заняться нечем? Почему бы тебе не досаждать богам, которые в действительности могут испытывать раздражение?
Ухмылка Уинка стала еще шире.
— Сарказм. Хм, кто-то слишком много времени проводит с людьми.
В'Эйдан не ответил.
Он не мог себе этого позволить. Уинк приблизился к его плечу и обнюхал как щенок пару грязных носок, затем изумленно отодвинулся.
— Ты сердишься на меня, я прав?
— Я не могу испытывать раздражение, и тебе это хорошо известно.
Это не сработало. Уинк кружился вокруг него, вытаращив глаза. Он протянул руку и, взяв В’Эйдана за подбородок, вгляделся в его глаза.
— Я могу видеть, как эмоции бурлят и сплетаются в тебе. Ты испытываешь страх.
В’Эйдан выдернул подбородок из хватки Уинка и отвернулся.
— Это точно не имеет ко мне отношения. Я ничего не боюсь. Никогда не испытывал страха, и никогда не почувствую его.
Уинк выгнул бровь.
— Какой неистовый протест. Для твоего вида не характерна такая страстность при общении, и все же в тебе она есть.
В'Эйдан отвел взгляд, его сердце бешено стучало. Он чувствовал странное волнение в своей груди. Ему вспомнилось как однажды, несколько эр назад, будучи еще ребенком, он дерзнул задавать дурацкий вопрос.
— Афродита, почему я не могу любить?
Богиня посмеялась над ним.
— Ты — дитя Мисты, В’Эйдан. Она бессодержательна, аморфна. Пуста. Лучшее, на что ты можешь надеяться, это мимолетные, слабые оттенки чувств, но любить… Любовь — это нечто цельное, вечное, и она находится за гранью твоего понимания и способностей.
— Тогда, почему я чувствую такую боль?
— Это лишь мимолетные проекции чувств. Они также как приливы и отливы океана увеличиваются до колоссальных размеров, а затем исчезают в небытии. Это никогда долго не длится.
За столетия он узнал, что богиня ошибалась относительно боли. Она была вечной. И никогда не оставляла его.
Только когда он обнимал Эрин. Закрыв глаза, он пытался осмыслить это. Что она сделала с ним?
Уинк толкнул его в плечо.
— Подвинься, Вэй, и расскажи мне, почему ты так напряжен.
Он оценивающе взглянул на своего двоюродного деда. Любое доверие было столь же чуждо В'Эйдану как и любовь. Но он нуждался в совете родственника. Уинк жил дольше и знал больше его. Возможно, он поможет ему докопаться до сути.
— Я расскажу, что случилось, если ты поклянешься рекой Стикс, что никому не передашь мои слова. Никому.
Уинк кивнул.
— Я клянусь Стиксом, что даже если Аид закует меня в Тартаре, я никогда не произнесу ни слова о том, что ты поведаешь мне.
В'Эйдан сделал глубокий вдох, перед тем как признаться.
— У меня был секс со смертным.
Уинк приподнял бровь и улыбнулся.
— Хороший, не так ли?
— Уинк!
— Это прекрасно. Я полностью поддерживаю тебя. — Уинк выдержал паузу. — Кто это был мужчина или женщина?
— Женщина, конечно. Что за вопрос?
— Очень насущный, учитывая мои персональные предпочтения.
В'Эйдан закатил глаза. Теперь он понял, что подразумевали другие боги, говоря, что Уинк может быть сильной болью в заднице.
— Ну, и, — продолжал допытываться Уинк, — она доставила тебе удовольствие?
Волна желания прокатилась по телу В’Эйдана, пронзая жаром его пах, просто от упоминания о ней. Однако он не стал отвечать на этот вопрос. Это было очень личным и никоим образом не касалось Уинка.
— Судя по выражению твоего лица, я расцениваю это как «да».
В'Эйдан, поворчав на родственника, постарался сменить тему.
— Как бы там не было, но со мной случилось нечто особенное.
— Нечто особенное?
— Это каким-то образом изменило меня.
Уинк фыркнул.
— Чушь. Если бы секс со смертным мог изменить бога, то не известно, кем бы я сейчас был. Что касается Зевса… даже думать боюсь.
В'Эйдан проигнорировал его слова. Самым худшим из всего, что он ощущал, было не проходящее желание снова увидеть Эрин. Почувствовать ее руки на себе.
Он жаждал ее нежности.
Жаждал ее тепла.
Она должна была быть его.
— В’Эйдан!
Уинк побледнел от звука голоса Гипноса. Гипнос был единственным, кому подчинялись все боги сна. Рано или поздно все они отвечали на его призыв.
— О-о, — прошептал Уинк. — Он выглядит взбешенным. — И исчез, оставив В'Эйдана один на один с гневом древнего бога.
В'Эйдан поднял вверх голову, чтобы увидеть старика, глядящего на него гневным, злым взглядом. Но, так как он никогда не видел другого выражения на лице Гипноса, он не мог оценить его.
— В'Эйдан, — грозно окрикнул Гипнос. — Не заставляйте меня спускаться за тобой.
В'Эйдан фыркнул. Если Гипнос думает, что это напугало его, то должен был попробовать что-нибудь новенькое. В'Эйдан давным-давно научился не обращать на это внимание.
Он поднимался на вершину утеса, где его ожидал бог, который заставлял дрожать от страха всех Скотосов и Ониров без исключения. Он единственный вызывал у них настоящие эмоции.
В'Эйдан ничего не почувствовал, когда приблизился к старику.
— Ты обольстил смертную в ее сне.
Обвинение, брошенное ему в лицо, повисло между ними.
— У тебя есть, что сказать в свое оправдание?
В'Эйдан ничего не ответил. Что он мог сказать? Он нарушил правило. Другие боги могли спать с людьми, когда захотят, но только не его вид. Он был не первым из его родни, кто нарушил этот запрет. Однако он был не настолько глуп, чтобы хоть на секунду поверить, что Гипнос помилует его.
Он не был любимчиком.
— Ты знаешь наши законы, — произнес Гипнос. — Почему ты нарушил их?
Внезапно ему открылась истина. Независимо от того, какое наказание придумает для него Гипнос, это того стоило. Он никогда не забудет ни одного драгоценного мига, когда он держал Эрин в своих объятиях или когда она мирно спала на нем сверху. Ее дыхание, щекочущее ему грудь. Она сделала то, что никто никогда прежде не делал. Она доверилась ему.
Ее доброта проникла в него, и впервые с того момента как он родился, он познал если и не любовь, то нежность. И этого было достаточно.
Гипнос посмотрел на него, как на что-то отвратительное. Мерзкое. Но и к этому В’Эйдан уже привык.
— Заберите его, — приказал древний бог, толкая его в руки палачей. — Сдерите человеческую заразу с его плоти и удостоверьтесь, что он никогда не забудет эту боль.
Глава 3
Было уже за полночь, когда Эрин наконец-то решилась лечь спать. Ее пугало то, к чему могли привести эти сны, но, несмотря на это, ей очень хотелось снова увидеть В’Эйдана.
Наверное, это было глупостью с ее стороны?
Он был ненастоящим, и у нее не было никакой гарантии, что она встретится с ним в каком-нибудь другом сне.
Однако она хотела надеяться, что маленькие чудеса существуют.
Она позволила усталости завладеть собой, отдаваясь во власть Морфея.
Вместо уже привычного для нее ощущения падения, она почувствовала, как парит высоко над миром. Впервые за недели, у нее были нормальные, счастливые сны.
Никто не преследовал ее. Никто не пугал.
Это было блаженством, не хватало только присутствия единственного и неповторимого призрачного возлюбленного.
Эрин со вздохом огляделась, она была одета в джинсы и майку на бретельках, и сидела на подвесной террасе, выходящей во внутренний дворик дома ее тети Мэй. День был прекрасным, солнечным и теплым, в воздухе витала приятая смесь ароматов жимолости и сосны. В юности она очень много времени проводила на этой ферме в Калифорнийских горах.
Почему она раньше этого не замечала.
— Что это за место?
Она встрепенулась от звука его глубокого с акцентом голоса у себя за спиной.
Обернувшись, она увидела В’Эйдана, облокотившегося руками на белые поручни террасы, наблюдающего за ней. Его длинные темные волосы были собраны в хвост, а яркие серебристые глаза смотрели с настороженностью. Он был одет в черную застегнутую наглухо рубашку, которая лишь подчеркивала совершенство его тела, и потертые джинсы.
Она не могла объяснить почему, но ей показалось, что он выглядит немного бледным и измученным, а черты его лица напряженными. Но она все равно была рада, что он появился здесь.
Она улыбнулась ему.
— Еще с детских пор — это одно из моих любимейших мест.
— Чем ты тут занималась?
Поделиться книгой: