Третье. Думаю, что и наше терпеливое население слишком снисходительно к пройдохам. Ну, обманули, надо б в суд идти, но[?] Махнут рукой - и всё. Прямо как Пушкин писал: "Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад". Но Пушкин-то про любимую женщину так писал, а не про мошенника и вора!
Нас всё убеждали, что из пены дикого капитализма выйдут прекрасные цивилизованные отношения, как в своё время вышла из пены морской богиня красоты Афродита. Но из мутно-грязной пены наших времён выползает что-то совсем другое. И всё в больших размерах и количествах.
Жан МИНДУБАЕВ, УЛЬЯНОВСК
Обсудить на форуме
Не будем валять дурака!
Не будем валять дурака!
НЕРАЗРЕШЁННЫЙ ВОПРОС
Александр ЦИПКО
Согласен с редакцией "Литературной газеты" - есть опасность "забалтывания" "русского вопроса". Если мы уже сейчас не займёмся всерьёз анализом причин физической и духовной деградации титульной нации России, то стране не быть. Россия, где этнические русские вымрут, уже не будет Россией.
Чтобы что-то менять в нашей жизни, тем более кардинальным образом, надо знать, от чего в первую очередь страдают все, кто больше всего недоволен своей жизнью. Русский народ, несомненно, мученик. Но русский вопрос состоит не в том, чтобы соревноваться в живописаниях его страданий, а в том, чтобы выяснить, кто всё же более всего повинен в его мучениях - он сам или враждебные обстоятельства, враждебное окружение?
Глубоко убеждён, и об этом я пишу более двадцати лет, что продолжающиеся до сих пор попытки связать все беды значительной части преобладающего русского населения исторической многонациональной России с отсутствием у русских своего русского этнического государства как раз и являются самым эффективным способом "забалтывания" русской проблемы. Нельзя не видеть, что и сегодня, двадцать лет после распада СССР, содержание многих статей, опубликованных в рамках проекта "Неразрешённый вопрос", воспроизводит идеологию, приведшую к этому распаду. А именно - идеологию "суверенитета РСФСР".
"Русские, - настаивает, к примеру, Сергей Сергеев, - не чувствуют себя хозяевами в собственной стране, ибо РФ - и де-факто и де-юре - не государство русского народа, а государство химерического российского многонационального народа".
Отсюда и вывод. Надо сделать то, что сделали "все большие этносы России", то есть создать свою отдельную "национальную республику", "республику для русских".
Геноцид против собственного народа, организованный Сталиным, - это совсем не "жупел", как почему-то утверждает автор книги "Кровь и почва в русской истории" Валерий Соловей, это одна из главных причин нашей неуспешности в современном глобальном мире, где всё решает количество инициативных людей с мозгами. А вот все эти разговоры, что наша исходная, коренная российская многонациональность есть не что иное, как тяжкий груз "имперскости", - это настоящий "жупел". Это уловка, дающая возможность уйти от вопроса "Кто виноват?". И одновременно в очередной раз возбудить у русского человека страсть самоистребления, на этот раз - в форме разрушения Российской Федерации, всего, что осталось от исторической России.
Разница между философией, стоящей за лозунгом "Даёшь суверенитет РСФСР" и лозунгом "Россия для русских", состоит только в том, что сегодня русскость больше, чем в начале 90-х, связывается с биологией, со стремлением доказать, что русские - "конкретный этнос", имеющий специфическое, особое "этническое содержание" (Сергей Сергеев). Почему-то данные геногеографии, доказавшей, что у великороссов практически нет монголоидной, татарской крови, что они как "конкретный этнос" (Сергей Сергеев) есть только смесь восточнославянской крови с угро-финской, вызвали необыкновенный энтузиазм у нынешних русских националистов.
Подмена внимания к проблемам и особенностям русского национального сознания вниманием к проблемам "конкретности" русских генов - это тоже способ "забалтывания" главной русской проблемы. Проблема меры ответственности русского народа за свою судьбу возникает только при определении русскости через почву, через дух, предлагающий свободу выбора.
На мой взгляд, из всех статей, опубликованных в "ЛГ", ближе всего к правде русской жизни социолог Леонтий Бызов. Он считает, что все наши беды - в распаде русской почвы, в отсутствии переживаний, связанных с судьбой своего народа, страны, в появлении так называемых новорусских, "не желающих нести бремя ответственности за судьбу русской цивилизации, за наследие русского этноса, за иные нации и народы, долгое время составляющие часть этого суперэтноса и Российской империи" ("ЛГ", № 43, 2011 г.).
И действительно, если ты русский человек в духовном смысле этого слова, ты не можешь не знать, что все те, которые "сюда понаехали", на протяжении более века были твоими соотечественниками, которые вместе с русскими строили и умирали во имя независимости России, которые во время Отечественной войны кормили и спасали от голода сотни тысяч советских людей, эвакуированных из центральных районов России. Но если ты русский только по своей биологии, то ты позволяешь себе биологическую агрессию к тем, кто "сюда понаехал".
Нельзя одновременно, как это делают авторы статьи "Чего не хотят русские", внушать русскому человеку сознание жертвы и одновременно звать его к западной демократии. Комплекс жертвы и гражданское общество несовместимы. Европейский путь предполагает деятельную, развитую личность, обладающую способностью мыслить, не только самостоятельно принимать решения, но и нести за них ответственность.
Но разговоры о русском вопросе, которые ведутся уже скоро двадцать лет, напротив, преследуют другие цели. Всё делается для того, чтобы парализовать у русского человека сознание ответственности и за свою судьбу, и за судьбу своей страны.
За последние сто пятьдесят лет было придумано много поводов, чтобы освободить русского человека от серьёзного, трезвого, критического отношения к самому себе. Славянофилы убеждали русского человека, что в его бедности, убогости, "нестяжательстве" есть превосходство над западным "мещанством". Большевики вообще предложили русскому человеку забыть о своей душе и о своих несовершенствах, убедили его, что все его беды от несовершенства капитализма, мира частной собственности. Перестройщики, и в этом и мой грех тоже, убеждали русский народ, что все его беды от отсутствия демократии, свободных выборов. И, наконец, борцы за этническую чистоту России видят спасение русского народа в преодолении остатков "имперскости".
Философия, согласно которой "русские могли получить свободу для национального развития, лишь пожертвовав империей" (Валерий Соловей), снимает вопрос о моральной и интеллектуальной готовности русских к жизни в условиях свободы. Я ни в коей мере не ставлю под сомнение искренность Сергея Сергеева, который живописует образ русского народа - мученика и страдальца. Он видит русский вопрос, как он его видит, полагая, что сегодня главным врагом русского народа является и нынешнее "государство химерического российского многонационального народа", и нынешняя, российская "элита", которая испытывает презрение к "русскому быдлу" и который для этой "элиты" только "удобная рабочая лошадка". Сергей Сергеев убеждён, что она, нынешняя власть, специально не финансирует те сферы государственной жизни, которые русским по душе, - речь идёт об учительских, военных, инженерных специальностях. Он убеждён, что власть специально "инициирует нашествие азиатских мигрантов в свои города и сёла, проводя политику "замещения" русского населения на мигрантов, что она специально поддерживает этническую преступность, чтобы русский человек оказался "без защиты"[?]
Но я вынужден сказать, что там, где нет желания говорить со своим народом всерьёз и честно, напоминая ему о его собственной ответственности за свой выбор, о его просчётах и ошибках, там на самом деле нет и настоящей любви к своему народу. В том-то и дело, что отношение к своему народу как жертве не очень далеко отстоит от отношения к своему народу как "быдлу", как к безмолвной твари, которая не ведает, что творит, от которой в этом мире ничего не зависит.
Все эти модные ныне среди новых защитников русского народа разговоры о том, что Ельцин и его реформаторы обманули народ, отдают лицемерием. Ведь хорошо известно, что обманывают или лоха, попросту дурака, или того, кто хочет, чтобы его обманули. Но русский народ совсем не бескорыстный "лох", который якобы никогда не думает о своей пользе. Его беда только в том, что он порой не в состоянии совладать со своей страстью получить что-то задаром. В 1917 году жажда "чёрного передела", желание расширить свой земельный надел привели русского крестьянина к большевикам, а в 1991 году русский народ поддержал Ельцина, его борьбу за "суверенитет РСФСР", ибо тоже надеялся избавиться от всех "нахлебников".
Одно дело, когда народ страдает от насилия жестоких завоевателей, и другое дело, когда он становится жертвой собственной, избранной им власти. Строго говоря, образ жертвы несовместим с народом, который имел право выбора. Нельзя русский народ назвать даже жертвой большевиков, ибо он сам их привёл к власти, сам под их руководством уничтожал образованную Россию, сам сжигал и разрушал свои собственные храмы.
Не надо забывать, что и нынешняя власть, как власть команды Ельцина, была дружно избрана прежде всего русским народом. Русский народ предпочёл скупого на слова, но "крутого" Ельцина "говорливому мямле" Горбачёву. Русский народ сам предпочёл программу радикальных экономических реформ Ельцина, т.е. капитализм, постепенным реформам Горбачёва, который всё время напоминал о "социалистическом выборе" наших дедов.
Я не считаю, что нынешняя русская власть делает всё возможное для улучшения жизни людей в депрессивных районах РФ, населённых русскими. Но я глубоко убеждён, что если русские люди не перестанут валять дурака и не начнут делать для себя то, что можно делать и без всякой власти, никакие перемены наверху нам не помогут.
Обратите внимание. Все народы многонациональной России пострадали от безработицы, вызванной гайдаровскими реформами. Но смертность от пьянства в русских регионах РФ в несколько раз превышает смертность в национальных республиках, к примеру, в той же Чувашии, Башкирии. Кто заставляет русских матерей убивать так много своих детей в собственном чреве? Количество абортов среди русского населения также превосходит в несколько раз количество абортов в национальных республиках. Что мешает русскому человеку всерьёз позаботиться о своём физическом здоровье и о здоровье своих детей? Сравните, к примеру, быт, достаток, ухоженность татарских сёл с русскими сёлами вокруг Нижнего Новгорода. Разница поразительная. В каждом татарском подворье - несколько коров, десятки овец, а в русских сёлах чаще всего запустение и вымирание.
Нельзя искажать правду и говорить, как это делает, скорее всего в запальчивости, Сергей Сергеев, что безопасности русских угрожают прежде всего этнические преступные группировки. Правда состоит в том, что за взрывом преступности в начале 90-х стояли прежде всего русские этнические группировки. Как правило, русские регионы РФ, как показала драма Кущёвки, контролируют русские этнические преступные группировки. По крайней мере они чувствуют себя хозяевами в собственной стране. Не надо специально заниматься "замещением" русского крестьянина на русских землях мигрантами из Средней Азии, в чём Сергей Сергеев обвиняет нынешнюю власть. До нынешней власти, ещё в 90-е, пьянка опустошила деревню Центральной России и даже Подмосковья.
И вся эта правда нынешней русской жизни забывается или отодвигается на второй план для того, чтобы сделать хоть немного убедительной программу разрушения многонациональной природы России, программу строительства России для этнических русских. Из памяти наших нынешних специалистов по русскому вопросу выпал тот факт, что нынешняя Россия с её придуманными и непридуманными ужасами, нынешняя Россия, где действительно налицо не только физическая, но и духовная деградация значительной части населения, и прежде всего русского, как раз и является продуктом воплощения в жизнь подобной программы повышения удельного веса этнических русских в государстве, результатом воплощения в жизнь лозунга "Даёшь суверенитет РСФСР". Как выясняется, многонациональная власть в СССР куда больше заботилась об этнических русских, чем русский Ельцин со своей командой. Пока что, как показывает опыт последних двадцати лет, от борьбы или с "империей" или с наследством "имперскости", от повышения количества русских в России путём разрушения складывающейся веками нашей Родины выигрывают только конкуренты России.
Кстати, не пойму, зачем Сергей Сергеев хочет покончить с нашим, как он говорит, "химерическим", многонациональным Русским государством, если при Путине власть у нас стала и так практически чисто русской по национальности. Силовики, губернаторы у нас в подавляющем большинстве этнические русские. Станут ли этнические русские больше заботиться о русском народе, если РФ превратится в национальное государство русских, в русскую республику, как этого желают борцы с наследием "имперскости"? Где гарантия, что этнические русские, оказавшиеся на вершинах власти в уже "маленькой" русской республике, будут больше заботиться о своём народе, чем в нынешней РФ? Новая "Россия для русских" будет ещё слабее, превратится не просто в национальное государство русских, но в очередную Польшу, которая, в отличие от нас, уже во всём будет оглядываться на "вашингтонский обком партии".
Может быть, что подсказывает элементарный здравый смысл, надо перестать калечить сложившееся веками многонациональное Русское государство и сказать себе правду. Сказать, что наш самый главный враг - безудержный эгоизм русского человека. Стоит русскому оказаться наверху, и он, как правило, забывает о тех, кто остался внизу. Согласен с Леонтием Бызовым, что наша нынешняя главная беда состоит в не в том, что русские не чувствуют себя хозяевами в собственной стране, а в том, что так называемые новорусские как чёрт ладана сторонятся какой-либо ответственности и за свою страну, и за будущее своего русского народа. Главная "русская идея" для нынешних молодых русских, как они сами говорят, состоит в том, чтобы как можно быстрее обустроиться на "комфортном Западе". Почему все те, кто исповедует философию, согласно которой "русские могут получить свободу для национального развития, лишь пожертвовав империей", забыли и об уроках Октября, и уроках 1991 года? Забыли о том, что не боялись говорить о России и о русском народе русские мыслители, которые действительно любили свой народ и обращались к нему как мыслящему, духовному существу. Главная беда великороссов, говорили ещё до революции 1917 года идеологи партии Столыпина, Всероссийского национального собрания, - "паралич национальности".
Но наши новые русские националисты вместо стратегии формирования национального самосознания, патриотических чувств предлагают новый вариант борьбы с "засильем инородцев", на этот раз борьбы с теми, кто "сюда понаехал". Интересно, что даже самые ярые русские националисты из партии Столыпина понимали, что никакие протекционистские меры не помогут русскому народу выиграть соревнование с инородцами за достойную жизнь, если он сам не станет на ноги путём "заботы о своём культурном развитии, материальном благополучии, организованности, взаимопомощи".
И понятно, почему те, кто считает, что русская свобода и русское благосостояние невозможно без создания русского этнического государства, ничего не говорят о духовных механизмах преобразования русского человека. Неужели дух, национальная память, национальные святыни, национальная религия - это вещи второстепенные, несущественные. На мой взгляд, Манеж напомнил не столько о мучениях и страданиях нынешнего русского народа, сколько о том, что русскость по крови ведёт не к национальному сознанию в точном смысле этого слова, к чувству связи своей жизни с жизнью своей страны, а к агрессии, к страсти самоуничтожения, к расчеловечиванию русского человека. Кстати, и в новой национальной "русской республике", так называемой России этнических русских, если она, не дай бог, будет создана, начнётся борьба за русское первородство между русскими Центра и Востока и русскими Юга, которых до революции называли малороссами.
К сожалению, в России сбываются самые худшие сценарии. Ещё весной 1917 года мало кто верил, что большевики, кучка авантюристов и фанатиков возьмут в России власть. До 1991 года я лично не верил в то, что лозунг "Даёшь суверенитет РСФСР" будет поддержан этническими русскими и они оставят всё, что строили, во имя чего умирали их предки, и не только Севастополь, Одессу, но и Минск, когда-то русские Баку, Караганду и т.д. Не верил, что русские сдуру, добровольно сдадут геополитические итоги своей Великой Победы 9 Мая[?] Но распад СССР произошёл, и прежде всего по инициативе русских. А где гарантии, что не найдутся новые Ельцины и не используют для захвата власти и для уже окончательного разрушения России новый, очень популярный в народе лозунг "Перестаньте кормить Северный Кавказ"? Нет никаких гарантий.
После того как осуществится мечта уйти из Северного Кавказа, на повестку дня встанет вопрос о государственной независимости других национальных республик. Мечта о создании наконец чистой в этническом отношении "русской национальной республики" ведёт к превращению России в лохмотья.
Но лозунг "Россия для этнических русских" не только ведёт к окончательной утрате многих русских земель, но и к культурным, духовным утратам, ведёт к эмоциональному отторжению от всего, что не является чисто русским. В биологически чистой России уже не будет места и для подавляющей части русских полководцев, и для подавляющей части выдающихся деятелей культуры, общественных деятелей, которые не были "чистокровными русачками". Адмирал Нахимов был по крови еврей, Багратион - грузин, Тарле - немец, у Деникина мать была полькой, у Лавра Корнилова - казашкой, а Врангель вообще был по крови датчанин, даже Кутузов был немецких кровей. Ещё меньше перспектив доказать свою русскую принадлежность будет у потомка арапа Петра Великого Александра Пушкина, и у полуполяка-полуукраинца Гоголя, и у поляка по матери Николая Некрасова, и у еврея Фета, и у Фёдора Достоевского, имеющего литовско-белорусские корни, и у Тургеневых, потомков татарских мурз. Судьба русских мыслителей в России для биологически чистых русских вообще печальна. Карамзин был татарином, у Николая Бердяева бабушка была француженкой, Сергей Булгаков тоже был потомком татарских мурз, и Семён Франк, и Лев Шестов, и Михаил Гершензон были этническими евреями, как Левитан и Рубинштейн. Идеолог русского сознательного патриотизма Пётр Струве был этническим немцем, Иван Ильин - немцем по матери и т.д.
Мечта о России для русских начисто убивает всё то, что до сих пор ассоциировалось с понятием "русскости".
Я не утверждаю, что все, абсолютно все сторонники создания русской республики, где будут жить только русские, являются скрытой "пятой колонной", которая работает на полный и окончательный распад исторически сложившейся России. Хотя не могу не видеть: эта философия совпадает с философией либералов начала 90-х, убеждённых, что и русское православие, и русское государственничество, и русские духовные ценности несовместимы с идеей демократии и свободы личности. Почему-то и нынешние русские националисты и русские либералы выступают тут единомышленниками.
Все эти разговоры о якобы беспощадной власти, которая пьёт жизненные силы русского народа и хочет сжить его со света, конечно же, напоминают большевистский пафос критики самодержавия и капиталистической эксплуатации. И это неслучайно. Как правило, сегодня в России сторонниками определения русскости через гены являются люди левых, марксистских убеждений. Все они, как правило, атеисты, скрытые или явные противники православия, вообще христианства, которое напоминает о личной ответственности человека за свою судьбу. Безответственные призывы к бунту, все эти байки о том, что в России русский человек не может сказать, что он русский, обвинительный уклон в критике власти - всё это из арсенала большевизма. Противопоставление "чистых этнических русских" россиянам очень похоже на большевистское противопоставление класса трудящихся классу эксплуататоров. И здесь и там - классовая мораль, оправдание ненависти и жестокости.
Выход из создавшейся ситуации только один: перейти от марксистской парадигмы к христианской, гуманистической. Христианство и гуманизм объединяет убеждение, что человек сам творит свою историю и сам несёт ответственность за свой выбор. Только в рамках такого альтернативного видения и своей жизни, и своей истории можно найти способы противостояния окончательному распаду России. На мой взгляд, угроза новой этнической русской революции - это самая страшная из всех угроз, которые стояли перед русской нацией.
Кстати, наш патриарх Кирилл тоже часто в своих проповедях называет русский народ "народом-мучеником", но при этом он добавляет, что русский народ сам, по собственной воле стал в ХХ веке народом-мучеником, сам пошёл войной брат на брата, сам в горниле Гражданской войны уничтожил всё, что до сих пор было ценно русскому человеку. И на этом примере - коренное различие между христианским и большевистским подходом. Нет нам спасения, если мы не перестанем себе врать и начнём искать очередной повод, чтобы ещё на десятилетия отложить серьёзный разговор о причинах нашего трагического ХХ века.
Как говорят русские, "нечего на зеркало пенять, коли рожа крива". Но ведь и сейчас нетрудно увидеть, что наша нынешняя власть действительно мало думает о своём народе, и только потому, что она состоит из таких же эгоистов, как все мы. Кстати, именно в силу буйного роста русского индивидуализма значительная часть молодого поколения не хочет быть хозяином своей страны. Чувствовать себя хозяином страны означает стать ответственным за её судьбу, а этого как раз новым русским совсем не нужно. Пора и власти, и интеллигенции честно, вслух сказать, что до тех пор, пока русские, и прежде всего русские мужчины, не завяжут со своим пьянством, пока русские матери не перестанут убивать своих русских детей, пока мы не засучим рукава и не станем что-то делать для благоустройства своей жизни, мы действительно обречены. Спасение русского народа в нём самом. Пора перестать валять дурака и прикидываться жертвой.
Обсудить на форуме
Хлеб-соль и правда Твардовского
Хлеб-соль и правда Твардовского
ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
Если бы современная Россия нашла в себе мудрость и решимость объявить год столетия великого поэта - 2010-й - "годом Твардовского" (как некогда 1990-й был наивно-восторженно провозглашён "годом Солженицына"), то мы бы, пожалуй, приобрели уникальный шанс для первого толчка к долгожданной консолидации нашего больного и расколотого общества. Ибо скоротечные юбилейные мероприятия, при всём их искреннем эмоциональном пафосе, не могли заменить глубокой и согласной работы общественной мысли в уяснении подлинного исторического значения деятельности Твардовского - не только для прошлого, но и для настоящего и будущего России. Может быть, стоит напомнить об этом хотя бы в преддверии другой печальной даты - 40-летия со дня смерти великого человека эпохи?
"Народный поэт", - стократно было произнесено и прописано во время юбилея. Но что стоит за этим понятием, осознано ли оно по-настоящему? Больше говорили о необычайно простом поэтическом языке, максимально доходчивом для миллионов читателей. А мысли, идеи, чаяния - народные и государственные, - которые этот язык выражал, не стоят внимания? Чаще вспоминали "Василия Тёркина". А почему не "Тёркина на том свете", которым сам поэт дорожил, может быть, ещё больше? На разные лады звучало: "Твардовский - последний поэт советской эпохи" (подразумевая, что раз эта эпоха ушла, то и поэт ушёл вместе с нею).
С таким шлейфом штампов и мифов вокруг своего имени поэт вошёл в ХХI век. Были исключения, в том числе в публикациях "ЛГ", но речь идёт о так называемом мейнстриме, основном течении современной литературно-общественной мысли.
К счастью, издательская программа, приуроченная к столетию Твардовского, оказалась на высоте. Главным её событием стала, несомненно, публикация двух томов дневников поэта, его "Рабочих тетрадей", где поэт раскрылся во всей откровенности и масштабности своих мыслей и где самым обнажённым образом проступила драма идей, за которые он боролся. Эти рабочие тетради опубликованы под названием "Новомирский дневник", перекликаясь с "Новомирским дневником" А. Кондратовича, - в чём не только преемственность, но и громадный шаг вперёд с точки зрения познания советских шестидесятых.
В 1960-е годы Твардовский, пожалуй, как никто, ощущал грозные тектонические изменения, которые могут произойти в СССР, если, с одной стороны, партия и государство не проявят достаточной гибкости и мудрости, а с другой - если не умерят свой пыл носители радикально-нигилистического отношения к советской эпохе, новые русские максималисты, постоянно окружавшие "Новый мир". Максимализм и нигилизм в России необычайно живучи - они, можно сказать, имманентны нашей культуре и меняют время от времени лишь свой объект. Так было и в 1960-е годы, в которые именно Твардовскому и его журналу выпала труднейшая историческая роль - сдерживать традиционные российские крайности и быть выразителем "невыносимых" для русского человека центристских позиций.
Куда, в какие стороны шатало тогда сообщество советской интеллигенции, едва вздохнувшей свободно после сталинского насильственного единомыслия? С чего начинался очередной русский раскол? Известно: с попыток полного отрицания всего советского и его идеологических столпов - марксизма-ленинизма, интернационализма, материализма и атеизма. В то время как здравая часть общества (олицетворявшаяся Твардовским) была убеждена, что все эти "измы" в теории и практике были извращены и примитивизированы и что на самом деле все они имеют глубокое рациональное и жизненное зерно, действительно выстраданное историей, у неофитов, искавших "доктринальную ошибку", колебаний не было - надо отвергнуть все постулаты советской идеологии категорически и наотрез - "с порога", как писал А. Солженицын в своём запоздалом споре с Твардовским в книге "Бодался телёнок с дубом".
Именно Солженицын символизировал тогда (да и впоследствии) радикально-антикоммунистическую позицию, неприемлемую для Твардовского, и в этой позиции ярче всего проявился "русский нигилизм" нового витка истории. В отличие от атеистического "нигилизма" ХIХ века он приобрёл религиозную окраску. Неслучайно первое, что сделал главный бунтарь 1960-х после выхода "Ивана Денисовича" и "Матрёнина двора", - принял православную веру. Не смея бросать тень на этот личный выбор как на акт свободы вероисповедания, не могу в то же время не заметить, что он изначально нёс в себе, скорее, не духовное, а прагматико-политическое начало. Весьма характерно, что Солженицын той поры был сразу окружён ореолом "мессии", и в вольнодумном "Новом мире", куда он заходил, стали с иронией говорить о "дамском, молитвенном" к нему отношении (А. Кондратович). Апофеозом публично-политического православия Cолженицына (как сказали бы теперь - PR-акцией) стало его появление на похоронах Твардовского в декабре 1971 г., где он, "праведник", под щёлканье фотоаппаратов перекрестил своего "заблудшего" крёстного отца в литературе...
А что же сам Твардовский? Его атеизм никогда не был воинствующим, но и обратиться к Богу, в лоно церкви, автор двух столь жизнерадостных и жизнеутверждающих "Тёркиных" не смог бы, вероятно, никогда. По крайней мере в дневнике поэта никаких признаков такой эволюции не прослеживается. Зато там есть поразительная беспощадная запись: "Мы не просто не верим в бога, но мы "преданы сатане" - в угоду ему оскорбляем религиозные чувства людей, не довольствуясь всемирным процессом отхода от религии в связи с приобщением к культуре[?] Мы насильственно, как только это делает вера завоевателей в отношении веры завоёванных, лишили жизнь людей нашей страны благообразия и поэзии, неизменных и вечных её рубежей - рождения, венчания, похорон[?]"
Стоит заметить, что фразы Твардовского о "преданности сатане" и "вере завоевателей" являются цитатами из книги Н. Бердяева "Истоки и смысл русского коммунизма", которую он прочёл ещё после войны и перечитывал в середине 1960-х годов. Относясь к религиозным аспектам философии Бердяева вполне сдержанно, Твардовский тем не менее оценил многие его мысли, касавшиеся не только "лжи" коммунизма, но и его "правды". Главное - он был целиком солидарен с выводом великого философа о том, что коммунизм стал в России новой религией. "Религией, обкорнавшей нас, обеднившей" - подчёркивал Твардовский в своём дневнике.
Между прочим, даже в своих официальных партсъездовских речах, где невозможно было обойтись без ритуальной риторики, Твардовский прямо заявлял: "Литература способна подтверждать только то, что не является навязанным жизни извне". Уж кто-кто, а автор "Тёркина на том свете" прекрасно видел и чувствовал это "извне", т.е. вполне чётко и трезво различал реально-жизненное и утопическо-фантасмагорическое в самой коммунистической доктрине и в том социализме, который утвердился в СССР. Именно во втором "Тёркине", написанном в 1954 г., впервые прозвучала откровенная издёвка над "системой" и над "режимом", который "научно обоснован" и где даже "тот свет" - "лучший и передовой". Недаром поэма была признана "идейно порочной", "антисоветской" и надолго запрещена. Не кто иной, как Твардовский, стал основоположником советского сам[?]издата - его сатирический "Тёркин" в 1950-е был бесспорным лидером по тайной перепечатке и поистине народному признанию.
С ещё б[?]льшим основанием "Тёркин на том свете" может быть поставлен в ряд наиболее смелых и фундаментальных антиутопий - по причине прежде всего жанровой, лубочно-карнавальной, соответствовавшей массовому традиционному сознанию, привыкшему поверять все теоретические "измы" жизнью. Сам Твардовский глубоко осознавал еретический смысл своей поэмы, но верил и в её оздоровляющее конструктивное значение, в чём он смог убедить и Н. Хрущёва во время знаменитой читки в Пицунде в 1963 г., добившись публикации поэмы в "Известиях" и "Новом мире". Почти десятилетний разрыв между написанием и выходом в свет (при неизбежном редактировании) снизил общественный резонанс второго "Тёркина", но Твардовский имел право - о чём он пишет в дневнике - считать свою поэму приоритетной по отношению к опубликованному им же "Ивану Денисовичу" Солженицына. Это и в самом деле так: сила художественных обобщений "Тёркина на том свете" гораздо выше, а главной причиной недооценки поэмы стала, вероятно, труднопереводимость русского раёшника на иностранные языки[?]
Если говорить об антиутопичности сознания Твардовского, то её можно найти и в самой, казалось бы, "утопической" его поэме "Страна Муравия". "Посеешь бубочку одну, / И та -твоя" - эта маленькая, но многозначительная строчка ещё в 1930-е годы была сочтена выражением "кулацкой идеологии" и припомнена поэту в ЦК в 1954 г., во время шельмования за "Тёркина на том свете". В ней увидели покушение на главный догмат коммунистической доктрины - отрицание частной собственности.
В личности Твардовского наша страна имела не "последнего советского поэта", а последнего истинно народного поэта всей тысячелетней истории России, причём не просто слезливого доброхота-"заступника" (коих всегда были тьмы), а твёрдого "государственника" в самом широком понимании. Это качество не могло быть рождено ничем иным, как новым содержанием жизни России - СССР.
Если первородное крестьянство даровало поэту нравственную чистоту и глубокое житейское здравомыслие, то новый строй, при котором он вырос, воспитал в нём чувство огромной ответственности (понимаемой буквально и императивно) перед народом и страной. Иногда говорят, что здесь оставило след жёсткое сталинское "воспитание". Но для Твардовского гораздо более значимой была школа Великой Отечественной войны - именно война, народная по сути, со всеми её экзистенциальными законами, и прежде всего освящением чувства долга перед Родиной, сформировала базовое поколение людей советской эпохи с его нормами и ценностями, которые впитал в себя автор и первого, и второго "Тёркина".
Выдающийся историк и философ М. Гефтер сравнивал Твардовского по его значению с Пушкиным, называл крупнейшей фигурой русского ХХ века и предрекал его истинное понимание только в ХХI веке. Что здесь имелось в виду? М. Гефтер, фронтовик, первый в СССР марксист-эволюционист и глашатай социал-демократии, ясно видел значение Твардовского как уникальной символической фигуры, могущей консолидировать российское общество при очевидных уже тогда расколах и распадах. В нём - и только в нём - виделся философу идеал Большого Синтеза, который соединял бы в себе лучшее из недавнего с самым смелым из нового, что стучалось в дверь. В переводе на рациональный язык это означало окончательный отказ от всего утопического в доктрине "коммунизма" и установку на его "самоизменение" (термин Маркса) с бережным сохранением полуреализованных достоинств, и в первую очередь продекларированных принципов социальной справедливости и "участия народа в управлении государством". Надо заметить, что ходячих формул о "социализме с человеческим лицом" Твардовский никогда не употреблял даже в дневнике. Но именно социал-демократическая платформа являлась - и объективно, и по всем внутренним импульсам - выражением позиции Твардовского и его журнала.
Все публикации "Нового мира" 1960-х годов следуют этой программе. Нельзя не напомнить, что понятие "рынок" было возвращено к жизни в СССР именно в эти годы. При этом оно всегда употреблялось в сочетании с понятиями "план", "социалистическое, государственное планирование", предполагая их реальное взаимодействие и подводя к возможности нового (по принципу НЭПа) осуществления принципов многоукладной экономики.
В дневниках Твардовского не встретишь апологии частной собственности, но тема "своей бубочки" и "культурного хозяина" (на примере отца-хуторянина) звучит постоянно, что свидетельствует опять же о его убеждении в возможности и необходимости её легализации - в разумном сочетании с госсобственностью. Чем не гибкая и здравая позиция - хоть для 1960-х годов, хоть для 1990-х? Социализм должен и имеет возможность качественно измениться, причём эволюционным путём, - эта идея действительно составляла веру и надежду Твардовского и миллионов других людей его эпохи. Была ли она иллюзией? Решить единым махом этот вопрос - свысока, как делают ныне многие, купаясь в "совершенствах" посткоммунистической или постмодернистской эры, - значит сделать историю фатальной, запрограммированной (в том числе усилиями умелых игроков "всемирной шахматной доски").
Феномен огромной популярности программ реформирования социализма и конвергенции в 1960-е годы, как и феномен огромной популярности "Нового мира", ещё по-настоящему не осмыслены. Но это был тот случай, когда идея поистине становилась материальной силой. Неслучайно одно из итальянских издательств предлагало тогда выпустить несколькими книгами антологию журнала Твардовского, гарантируя успех этого издания в Европе (воспоминания В. Лакшина). А другой убеждённый социалист-шестидесятник И. Дедков вспоминал слова молодого, воодушевлённого аспиранта из Костромы: "Для меня подписка на "Новый мир" как партийный взнос. Не существующая, но партия".
Многознаменательнейший и точный образ!
Чтобы понять истинную цену мужества и разума Твардовского, надо напомнить, как вели себя в конце 1960-х годов многие "нетерпеливцы" - "максималисты" и "нигилисты" нового витка российской истории. Здесь никак не обойти фигуру А. Солженицына, самого яркого выразителя этих настроений. В силу целого ряда обстоятельств (где далеко не последнюю роль играла склонность писателя к двойной игре, к блефованию и к саморекламе перед лицом Запада), авторитет Солженицына постепенно стал тогда затмевать авторитет Твардовского.
Надо напомнить, что и в СССР, и на Западе автор "Ивана Денисовича" поначалу был воспринят как писатель социалистической ориентации - не коммунист, но "попутчик", имевший лишь отдельные расхождения с проводимой в своей стране политикой. Подтверждали это и мысли о "нравственном социализме", а также о том, что "капитализм отвергнут историей", которые звучат в "Раковом корпусе" (в устах одного из его героев Шулубина). Эти, казалось бы, концептуальные идеи повести, за публикацию которой в своём журнале сражался и отдал несколько лет жизни Твардовский, сыграли огромную роль в судьбе автора, став для него своего рода охранной грамотой - они не только смягчили жёсткую позицию власти по отношению к "бунтарю" внутри страны, но и создали ему репутацию сторонника социалистических ценностей за рубежом.
Причём последнее было значительно более важным, поскольку по такой логике получалось, что в СССР преследуют писателя-социалиста и антисталиниста. Именно на этом была основана многолетняя поддержка Солженицына на Западе влиятельными в ту пору левыми силами, именно поэтому, как признавался он сам в "Телёнке", "накал западного сочувствия стал разгораться до температуры непредвиденной". Однако, как пояснил позднее писатель, мысль о "нравственном социализме" отнюдь не являлась его манифестом - "её прочли так, потому что им надо было видеть во мне сторонника социализма, так заворожены социализмом - только бы кто помахал им этой цацкой"[?] Стоит заметить, что циничный пассаж с "цацкой" появился у Солженицына в его книге "Бодался телёнок с дубом" лишь во втором её издании в 1978 г., то есть много позже присуждения ему Нобелевской премии. Есть основания полагать, что если бы этот пассаж или нечто подобное ему, раскрывавшее истинные взгляды писателя, было высказано им в его обращениях и интервью на Западе до 1970 года, то у него возникли бы очень серьёзные проблемы с Нобелианой.
А если бы Солженицын проговорился на ту же тему во время встреч с Твардовским ещё в 1966 г., когда началась эпопея с "Раковым корпусом"? Разрыв был бы неминуем!
Надо сказать, что многие поступки "первооткрывателя" лагерной темы вызывали и раньше резкую неприязнь у его главного покровителя. Уже после известной истории с арестом романа "В круге первом" Твардовский записывает в дневнике, что Солженицын - "скрытый самодум", стремящийся куда-то "удрать". После неудачных попыток выйти на откровенный разговор и осознания того, что открытость и теплота человеческих отношений - не стиль Солженицына, поэт (в декабре 1967 г.) сделал многозначительную запись: "Его я уже просто не люблю". О причинах этой отчуждённости, пожалуй, точнее всего написал А. Кондратович, бывший свидетелем терзаний Твардовского: "Откровенность, искренность во взаимоотношениях он ценил выше всего. Солженицын не был с ним искренен, и это А.Т. тяжело переживал. В известной мере переживал как предательство, а что может быть тяжелее этого". Эти чувства были вложены, несомненно, и в ту итоговую формулу, которую вывел Твардовский: "Мы его породили, а он нас убил". (Имелось в виду, что многолетняя искренняя поддержка Солженицына привела власть к выводу о "неблагонадёжности" журнала и самого Твардовского, в результате чего он и был в конце концов снят с поста главного редактора.)
Книга "Бодался телёнок с дубом" с уничижительным изображением Твардовского как слабовольного человека "с нераспрямлённой спиной", к тому же "помогавшего душить"(!) свободолюбивого автора, стала не только уникальным памятником эгоцентризма и человеческой неблагодарности, но и одним из главных - наряду со столь же тенденциозным "Архипелагом ГУЛАГ" - радикальных антикоммунистических манифестов Солженицына ("бомб", как он их сам называл), направленных прежде всего против своей страны и её новых ценностей, выкристаллизовавшихся в тяжком опыте 1960-х годов.
Прагматически использованный как "орудие холодной войны" (В. Шаламов) и затем отторгнутый Западом, Солженицын в 1980-е годы пишет в Вермонте книгу "Угодило зёрнышко промеж двух жерновов", где снова вспоминает о Твардовском - на этот раз как о "богатыре", но без тени извинений за откровенную клевету в "Телёнке". Твардовского, по словам писателя, "перепутало и смололо жестокое проклятое советское сорокалетие", но главное достоинство поэта в том, что он якобы "перенёс русское национальное самосознание через коммунистическую пустыню".
Снова - пальцем в небо, снова - попытка выдать желаемое за действительное! "Пустыней" прожитые вместе со страной годы Твардовский никогда не считал и не раз заявлял, что "если бы не Октябрьская революция, меня бы как поэта не было". Какое бы то ни было выпячивание своей "русскости" или "национального самосознания" Твардовскому было абсолютно чуждо - и как интернационалисту советской формации, и как русскому интеллигенту, и как редактору-политику. "Новый мир" - и это было одной из главных его черт - всегда принципиально выступал против любого рода национализма, и не по партийной указке, а по глубокому убеждению в его грозной опасности для единства страны.
Главным кумиром перестройки стал легализованный и абсолютно некритически воспринятый Солженицын. Никто (никакое ЦРУ опять же) не принуждал власти СССР к широкомасштабному тиражированию (в том же "Новом мире") "Архипелага ГУЛАГ" и "Телёнка" - без какого бы то ни было объективного комментария. Критические голоса по адресу этих крайне пристрастных книг-фальсификаций быстро захлебнулись в потоке славословия и "коллективного прозрения" по поводу "правды о чёрном советском прошлом". Великая страна, потеряв всякое чувство государственного достоинства, уподобилась унтер-офицерской вдове и на глазах изумлённого мира стала сечь себя, свою историю налево и направо[?]
Мудрый стоик М. Гефтер назвал всё это "эпидемией исторической невменяемости". Вряд ли с этой оценкой не солидаризировался бы - будь он жив - и А. Твардовский. Невозможно представить, что поэт одобрил бы развал СССР и безжалостный произвол российских приватизационных реформ, приведший народ к почти послевоенной нищете. Его Тёркин в эти годы оказался на том свете уже буквально - бывшие бравые неунывающие солдаты Великой войны умирали тогда на глазах тысячами. Всё, во что верил поэт, было растоптано.
Неслучайно практически все шестидесятники, входившие в круг "Нового мира", в 1990-е годы отторгаются властью и становятся в оппозицию к ней. М. Гефтер, выйдя из состава Президентского совета, резко выступает против разгона российского парламента в 1993 г., первым поднимает голос против войны в Чечне. За выступление в защиту парламента подвергается либеральной обструкции В. Лакшин. В оппозиции к власти находится и журнал "Свободная мысль", где работает И. Дедков. Следует заметить, что практически никого из бывших "новомирцев" не коснулось "полевение" (в сторону сотрудничества с КПРФ), а "поправение" всё же некоторых коснулось - например, Ю. Буртина, который - во многом под воздействием идей Солженицына - встал на антисоциалистические позиции. Честный самоанализ этой эволюции с признанием её ошибочности дал сам Ю. Буртин в своей "Исповеди шестидесятника", сделав при этом принципиальный вывод о том, что "Твардовский гораздо глубже и ответственнее думал о судьбе России и её будущем, нежели Солженицын".
Наверное, давно пора прийти к такому же итогу и другим апологетам и жертвам "русского нигилизма" конца ХХ века. Символы и символические фигуры, олицетворяющие правду (правду-истину и правду-справедливость), в России всегда играли колоссальную роль. Очевидно, что Солженицын не стал и не мог стать фигурой, объединяющей страну, - он, скорее, всегда раскалывал её.
Твардовский же по-прежнему твёрд - он никогда не претендовал на роль кумира, но в коллективной памяти общества остался действительно "своим" и "многим для многих". Его вера и надежда не могут быть забыты Россией ХХI века, как и его бессмертные слова:
Хлеб-соль ешь,
А правду режь[?]
Валерий ЕСИПОВ
Обсудить на форуме
Очарованный институт
Очарованный институт
ЧИТАЮЩАЯ
МОСКВА
Учёба, творчество, содружество
Воспоминания о Литературном институте : 1933-2008. В трёх книгах. - М.: Издательство Литературного института им. А.М. Горького. - Книга первая - 639 с., книга вторая - 854 с., книга третья - 567 с., иллюстрации, тираж каждой книги - 1000 экз.
Это собрание воспоминаний в трёх книгах большого журнального формата издавалось в течение нескольких лет - с 2008 по 2010 г., а готовилось 75 с лишним лет. Именно столько лет было Литературному институту, когда вышла первая книга этого трёхтомника. Мы не зря отметили уникальность издания. Сам институт - единственное в мире учебное заведение, где воспитывают и взращивают писателей.
А разве можно воспитать писателя? Конечно, нет. Можно образовать его, открыть глаза на масштабы литературной жизни страны и мира, посвятить молодого и начинающего литератора в тайны эстетики и философии, реально очертить перед ним недосягаемые горизонты вдохновения и творчества. Вот, наверное, главная задача литературной учёбы. Ну и, конечно, общение с коллегами в течение пяти или шести лет. Не секрет, что часто при становлении молодых дарований им не хватает творческой среды. Может быть, это тоже входит в число важнейших приоритетов Литературного института на Тверском бульваре в центре Москвы.
Говоря об уникальном институте, напомним только, что основан он был в 1933 году и в 2008-м отметил своё 75-летие.
Первая книга - это книга тех, кто имел возможность написать свои воспоминания уже более четверти века назад. В их числе знаменитые имена советских классиков - Евгения Долматовского, Сергея Смирнова, Маргариты Алигер, Константина Симонова, Льва Ошанина, Сергея Наровчатова, Николая Глазкова, Ксении Некрасовой и многих других писателей и поэтов, чьи имена и сегодня не забыты читателями и даже[?] сегодняшними издателями.
За поэтическим разделом следуют воспоминания Юрия Трифонова и Александра Рекемчука, Виктора Розова и Константина Ваншенкина, Николая Старшинова, Тамары Жирмунской, Кирилла Ковальджи и многих других. К сожалению, прерываем список.
