Помоги проекту - поделись книгой:
В монастыре св. Антония я побывал впервые почти десять лет назад. Тогда мы тряслись последние пятнадцать километров дороги, от поворота с шоссе За-афарана — Бени-Суэйф, по пыльному проселку, а сейчас прямо до стен монастыря проложен асфальт. Как и в монастыре св. Макария, обширную прилегающую к обители территорию обнесли забором. На площадке возле входа построили гостевые корпуса и торговый' центр. Расширена и территория самого монастыря. Внутри возводятся новые кельи.
Тогда монахов было 37, а сейчас уже 62. Между прочим, нынешние кельи — это отдельные квартиры со всеми удобствами, ничуть не хуже городских.
Я спросил Диоскороса, откуда берутся деньги на столь масштабные работы.
— Неплохой доход приносит сельскохозяйственная ферма площадью 200 федданов (один феддан равен 0,42 га.), — ответил он. — Расположена ферма возле Бени-Суэйфа, на родине Антония. Плюс сувенирный киоск и пожертвования.
Среди египетских коптов значительное число людей образованных и состоятельных. К примеру, бывший генеральный секретарь ООН Бутрос Гали — копт. Самая богатая семья в стране — Сувейри, копты из Верхнего Египта. Их капитал превышает три миллиарда долларов. Так что пожертвования на монастыри — это не только мятые фунты и пиастры, что суют в специальные ящики простые верующие. Нередко они исчисляются миллионами.
В самом монастыре есть подсобное хозяйство — верхний и нижний сады. Посадили их еще во времена Антония. Землю привозили корзинами на верблюдах из долины Нила. Монахом может стать любой копт, завершивший образование и службу в армии. Для новичков установлен испытательный срок продолжительностью в четыре месяца. Вместо черных монашеских одежд они носят коричневые рубахи-галабеи. Не все приживаются в монастырях.
Но те, кто остаются, чаше всего порывают с прежней жизнью навсегда. Впрочем, любой монах может покинуть обитель в любое время, хотя вообще-то этот поступок единоверцы и не одобрят.
Когда мы зашли босиком в главную и старейшую церковь монастыря св. Антония, Диоскорос включил неяркий свет. С закопченых стен смотрели на нас лики святых.
— В XV веке служители монастыря восстали, перебили монахов и устроили в церкви кухню, — пояснил епископ. — Недавно мы начали расчистку фресок. Помогают эксперты из Италии.
Диоскорос показал нам первые расчищенные участки. Фрески сияли яркими красками. Скоро так будут выглядеть все настенные росписи, выполненные в середине XIII века.
Пока же под слоем копоти лица на фресках с трудом различимы. Написаны они в традиционной коптской манере — плоские, несколько схематичные, с пренебрежением к деталям, а подчас и с нарушением пропорций. Такое впечатление, будто рассматриваешь рисунки ребенка. Но такова многовековая традиция, сложившаяся не без влияния искусства времен фараонов.
Вообще-то фрески в коптских церквях — явление довольно редкое. Чаще всего их беленые стены украшены иконами, а то, как в соборе св. Марка, и вовсе голые. В монастыре св. Антония икон мало — всего около ста. Выполнены они в том же стиле, что и фрески. Самые редкие и старые иконы, а некоторым из них больше тысячи лет, хранятся в библиотеке. Там, по словам Диоскороса, собрана прекрасная коллекция старинных манускриптов и книг. Но чтобы попасть в библиотеку, нужно разрешение самого папы Шенуды, о чем мы не знали.
И здесь на стенах церкви, как и в пещере Антония, — автографы паломников. Приглядевшись, обнаружил две надписи по-русски, с дореволюционной орфографией: «Архимандритъ Порфирiй» и «П. Соловьевъ». Наши соотечественники, стало быть, добирались и до этого удаленного монастыря.
Церковь построена в VII веке на месте часовни, где был похоронен Антоний. Прах его покоится справа от алтаря. В засыпанной песком нише горели зажженные кем-то свечи. Алтарь тройной. Средняя его часть посвящена св. Антонию, левая — св. Марку, а правая — св. Афанасию, 20-му патриарху Александрийскому, сподвижнику и биографу Антония.
Епископ погасил свет, мы вышли на улицу и обулись. Прямо на нас смотрела мощная башня-форт. Нижний ее этаж наглухо замурован. На уровне высокого второго этажа из соседнего здания в башню перекинут легкий деревянный мостик. Подобные сооружения — неотъемлемая часть каждого старинного коптского монастыря. Поначалу стенами их не обносили. Когда появлялась опасность, монахи прятались в башню, а мостик поднимали с помощью лебедки.
На первом этаже башни обычно размещаются кельи и склады, в некоторых — колодцы, а в других, как здесь — каменные цистерны, куда вода поступает по потайным трубам из источника. В таких башнях можно было выдержать многодневную осаду. На втором этаже расположены часовни. В некоторых башнях есть и третий этаж, тоже занятый часовнями. Если судить по размеру этой башни, построенной в 537 году, во время правления императора Юстиниана, население монастыря было тогда невелико.
Диоскорос подвел нас к невысокому зданию в дальней части монастыря:
— Там у нас хозяйственные постройки, — пояснил он, — есть интересные вещи. Да, такое мало где увидишь! Хотя за свою долгую историю монастырь не раз разоряли, жизнь в нем вскоре возрождалась, так что обитель — хранилище не только старинной церковной утвари, но и древних предметов быта.
Две мельницы, установленные под легким навесом, сделаны еще в IX веке из пальмового и оливкового дерева. Каждая приводилась в движение осликом. А вот старинный масляный пресс из оливкового дерева — он исправно выполнял свои функции еще на памяти Диоскороса. Я открыл деревянную пробку стоявшего рядом большого глиняного кувшина. Из него еще пахло оливковым маслом.
От старого хозблока двинулись дальше, к подножию горы. Там расположен главный из двух источников, коим монастырь обязан своим рождением. Из узкого туннеля в скале с журчанием бежит вода.
— Сто кубометров в сутки, — пояснил Диоскорос. — Половина идет на хозяйственные нужды, половина — на полив сада.
— А второй источник? — спросил я.
— Он совсем невелик, — ответил епископ.
Мы по очереди приникли губами к бочажку прохладной, кристально чистой воды — как делал когда-то сам Антоний, как уже почти семнадцать веков подряд делают его последователи и почитатели.
Территория монастыря понижается от задней стены под горой к передней. Так что идти под горку от источника к входу в обитель было куда легче, чем подниматься к нему. Миновали изгородь верхнего сада. Пыльная буря не утихла, но мощные монастырские стены сдерживали наиболее сильные порывы ветра. От башни Диоскорос взял влево.
Мы поднялись по лестнице и вскоре очутились в павильоне в центре стены, рядом с дверью. Передняя часть павильона оказалась выдвинутой наружу, а в ней — закрытое деревянным щитом просторное отверстие с блоком и перекинутой через него веревкой, конец которой был привязан к большому вороту.
— Дверь в монастырь прорубили сравнительно недавно, — объяснил Диоскорос. — А до этого пользовались таким вот «лифтом». К веревке привязывали корзину, в ней поднимали и опускали и людей, и грузы.
Прощались мы с Диоскоросом как давние знакомые.
— Приезжайте еще, — приглашал епископ, — с ночевкой. Место у нас сейчас есть, а еда чистая, никакой химии.
Мы пообещали. И наверняка каждый из нас постарается обещание это выполнить. Ибо мы почувствовали какую-то особую притягательную силу этого малюсенького островка жизни посреди пустыни — силу человеческого духа, вдохновленного не мирскими страстями, а великой верой, пронесенной сквозь века.
Владимир беляков / фото автора
Восточная пустыня
Земля людей: Победить жару
Лампочка в моем кабинете мигает и гаснет. Выхожу в коридор и обнаруживаю, что и там нет света. Значит, отключили электричество. Наверно, что-то сломалось. Ничего страшного, до вечера еще далеко. Вот только жаль, что перестал работать кондиционер. На улице — под сорок.
Вскоре в кабинете становится нестерпимо жарко. Голова перестает соображать, тело размякло. Попить бы ледяной воды! Иду в кухню с надеждой охладиться хотя бы изнутри. Но холодильник потек.
Правда, вода еще не такая теплая, как воздух, но уже почти не освежает. Слоняюсь по квартире в поисках наиболее прохладного места. О том, чтобы продолжать работать, не может быть и речи. И вдруг — о, чудо! — лампочки вспыхивают вновь, а кондиционер и холодильник опять начинают урчать.
В странах Ближнего Востока современная цивилизация представлена всеми ее атрибутами — самолетами и компьютерами, небоскребами и видеосистемами. Но осмелюсь утверждать, что подлинную революцию в образе жизни обитателей этого жаркого района нашей планеты совершили два сравнительно скромных изобретения XX века — кондиционер и холодильник.
Жизни без них десятки миллионов арабов уже просто себе не представляют. Впрочем, и то, и другое — вещи недешевые. Большинству людей они все еще не по карману. Начинается эта борьба с одежды.
Во времена фараонов египтяне носили широкие льняные юбки и легкие сандалии. Римляне принесли на Ближний Восток тунику. Традиционная одежда арабов — длинная, до пят, свободная хлопчатобумажная рубаха. В Египте она называется галабея, в странах Аравии — дишдаш. Но покрой их один и тот же: маленький воротник, разрез или три-четыре пуговицы на груди, врезные карманы. Только галабея обычно цветная, а дишдаш — белый. Рубаха почти не прилегает к телу, у нее нет пояса — и потому в ней не так жарко, как в европейском костюме. У этой одежды обязательно длинный рукав: он предохраняет от солнечных ожогов.
Такой наряд с небольшими вариациями можно увидеть в арабском мире повсюду — от Атлантического океана до Персидского залива. Исключение составляют горные районы, где климат иной. Мужчины носят там и другие одежды: в Йемене — юбки, в Ливане — просторные шаровары.
Арабы обязательно закрывают голову от солнца. В Аравии и прилегающих к ней странах носят головной платок-куфию — белый в странах Персидского залива или пестрый в Иордании, Сирии и Палестине. Под него надевают вязаную ажурную шапочку-такыйю, сверху куфию закрепляют укалем — обручем из конского волоса. Египтяне и суданцы предпочитают носить чалму, чаще всего это — лишь намотанный вокруг головы платок.
Зато обувь со времен фараонов почти не изменилась. Это все те же легкие сандалии без пятки, напоминающие хорошо известные нам «вьетнамки». Любопытно, что египтяне, например, нередко покупают шлепанцы на пару размеров меньше — чтобы пятка висела. Может, ходить в них и не так удобно, зато пятки хорошо проветриваются. Носки не надевают — даже прохладной зимой.
Женщины носят свободные платья до пят с длинным рукавом. В египетской деревне — почему-то преимущественно черные, хотя, казалось бы, в них должно быть жарче, чем в светлых.
Мужские одежды однотонные, а женские обычно украшены вышивкой. Особенно преуспели в этом искусстве палестинки. Зачастую вышивка крестом сплошь покрывает спереди их платья, особенно выходные. Славятся своей вышивкой и бедуинки. Узор передается из поколения в поколение. Голову женщины покрывают обычным платком. Обувь тоже обычная: шлепанцы.
В странах Аравии традиционные одежды до сих пор носят все поголовно (кроме военных и полицейских, да иногда некоторых бизнесменов). В остальных арабских странах в национальный костюм больше одеваются в деревне. В крупных городах господствуют европейского покроя брюки, пиджаки, костюмы. Но и их стараются приспособить к местному климату. Покрой предпочитают свободный, а рубашки — только с длинным рукавом. И уж совсем примета нашего времени — смешение стилей. Например, пиджак, одетый на галабею, или дишдаш, из-под которого виднеются ботинки.
Трудно работать в жару под палящими лучами солнца, даже в галабее, куфие и сандалиях. Но и дома летом несладко. Однако маленькие, но остроумные архитектурные хитрости позволяют чуть-чуть смягчить зной.
Проще всего борьба с жарою у бедуинов. Они поднимают на день пологи своих шатров, и ветерок обдувает их обитателей. Но оседлые люди в шатрах — «домах из шерсти» — не живут. Они живут в «домах из глины» (оба определения — бедуинские). С такими домами сложнее. Первое дело — выбор материала.
Хорошими теплоизоляционными свойствами обладает глина, смешанная с соломой. Из нее делают кирпичи, которые не обжигают в печи, а просто высушивают на солнце. Из таких кирпичей строили дома еще в Древнем Египте. Позднее египтяне стали широко использовать другой материал — нильский ил. Кирпичи из него обжигали.
Кстати сказать, из такого материала построен и старый и вполне прочный дом, в котором находится наш корпункт. Но после перекрытия Нила в 1964 году высотной Асуанской плотиной ил стал оседать в водохранилище, и со временем его запретили использовать для строительства — очень уж он ценен как удобрение.
В деревнях вновь пошли в ход необожженные кирпичи. В городах строят больше из цемента. Но в цементных домах очень жарко, без кондиционера просто не обойтись.
Хорошо скрадывает жару куполообразная или полукруглая крыша. Она служит одновременно и потолком. Долгое время в Египте дома с такими крышами не строили, но в середине нашего века знаменитый архитектор Хасан Фатхи возродил эту традицию. Под крышей, в противоположных стенах, с учетом розы ветров делают вентиляционные отверстия. Необходимейшая часть дома — внутренний дворик с навесом вдоль стен. Тут и готовят, и обедают, и спят.
В йеменской провинции Хадрамаут и в египетских оазисах Западной пустыни крестьяне строят многоэтажные дома. Их первые этажи отведены под загоны для скота, вторые — под хозяйственные помещения, а жилье находится на самом верху и потому хорошо продувается.
Россиянина подчас неприятно поражает та скученность, с которой арабы строят свои жилища. Одна из причин этого — экономия места, ведь пахотной земли здесь мало. Другая же — стремление к тому, чтобы дома по возможности бросали тень друг на друга.
Окошки в домах делают маленькие и обязательно со ставнями. Тот, кто может себе позволить, обзаводится «машрабией» — резным деревянным выступом-фонарем, прикрывающим окно. Она дает тень и одновременно пропускает воздух. Название пошло от глагола «шараба» — «пить».
Дело в том, что в машрабии есть, как правило, еще один маленький выступ-фонарь, с дверцей, открывающейся наружу. В нем устанавливают кувшин с водой и кружку. Каждый прохожий может открыть дверцу машрабии и напиться прохладной воды.
Есть у машрабии и еще одно назначение. Через нее можно смотреть на улицу, а вот лица смотрящего снаружи не видно. Потому так любят сидеть у машрабии женщины. Ведь, согласно канонам ислама, они не должны показывать постороннему мужчине свое лицо, а так охота посмотреть на то, что делается на улице...
В Абу-Даби, столице Объединенных Арабских Эмиратов, недавно создали этнографический музей под открытым небом — традиционная деревня побережья Персидского залива. Так вот, есть в этой деревне традиционный кондиционер доэлектрической эпохи.
Стены дома построены из тростниковых щитов. Примерно треть крыши отсутствует. В этом месте высится башня. Каркас ее собран из жердей. Посередине — столб. От боковых жердей к столбу протянута легкая — вроде марли — материя. Она трепещет на ветру и направляет потоки свежего воздуха внутрь дома.
Система довольно остроумная. Любопытно, что ею пользовались еще каких:нибудь три десятилетия назад — до тех пор, пока Абу-Даби не стал экспортером нефти и не начал свой стремительный скачок из средневековья в конец XX века.
Одежда и жилище, соответствующие местному климату, — великое дело. Но в конечном счете и то и другое — вопрос скорее комфорта, чем выживания. По крайней мере на Ближнем Востоке. А вот как сохранить от порчи продукты питания? Это уже дело посерьезнее.
У человека в этом деле есть два естественных союзника — тень и ветер. На улицах Каира до сих пор можно увидеть «поилки». Это глиняные кувшины конусообразной формы, установленные в тени на металлических подставках. Кувшины надежно защищены от солнечных лучей и хорошо обдуваются, так что вода в них все время прохладная. Любой прохожий может снять крышку, зачерпнуть кружкой или просто жестянкой воды и напиться.
По тому же принципу действует и корзина с потолком и дверцей сбоку, напоминающая по форме птичью клетку, которую я видел в национальном музее Эр-Рияда. Она сплетена свободно, как клетка. В корзину клали продукты и подвешивали ее повыше к дереву. Тень и ветер помогали саудовцам сохранить какое-то время продукты свежими.
Но, к сожалению, ненадолго. И потому арабы издавна искали более радикальные средства — и нашли их. Так на Ближнем Востоке родилась новая профессия — торговцы льдом.
По свидетельству средневековых арабских историков, первым придумал использовать лед для охлаждения напитков и сохранения продуктов правитель Ирака Ибн Юсуф. Он жил в начале VIII века, в период правления династии Омейядов. Ибн Юсуф посылал за льдом своих людей в Горный Ливан и даже на Кавказ. Чтобы лед не растаял за долгий путь через пустыню, его обильно посыпали солью и укрывали соломой.
В XIII веке в период правления в Египте мамлюков торговцы льдом появились и на берегах Нила. Среди мамлюков было больше всего выходцев с Кавказа. Они хорошо знали полезные свойства льда.
Драгоценный товар доставляли на специально оборудованных судах из Ливана в Каир — сначала морем, а затем по Нилу. Хранили его в особом здании, называвшемся «шарабхана» — «склад напитков». Потом лед разносил покупателям специальный человек, профессия которого получила название «талляг» — «снеговик».
Со временем торговля льдом настолько разрослась, что снеговики даже создали свою собственную гильдию. Утверждают, что именно эти люди изобрели мороженое, завоевавшее затем весь мир. Лед широко использовали также и в медицинских целях.
Несмотря на достижения современной цивилизации, в Египте торговля льдом и по сей день остается доходной профессией. За товаром, правда, не надо больше отправляться через море. Его изготавливают здесь же, в мощных морозильных установках.
Длинные брикеты льда развозят клиентам на тележках. Затем его дробят и засыпают им продукты, особенно дары моря — в том случае, если хотят подольше сохранить их, не замораживая. Пользуются дробленым льдом и бродячие продавцы прохладительного напитка, известного как шербет. Покупают его и хозяйки, не имеющие холодильников. Таких тоже немало.
Владимир Беляков / фото Тиграна Авакяна
Земля людей: Чаепитие у плантатора
В первый же день приезда в Коломбо мы были приглашены на фуршет к Джорджу Дирксу, председателю правления компании «Джордж Стюарт». Поздно вечером машина подвезла нас к подъезду «Дома Стюартов». Как и прежде, здесь проживают владельцы компании, которой принадлежат обширные чайные плантации на Цейлоне еще с прошлого века.
Хозяин проводит нас в гостиную с высоким потолком, где за столиками уютно устроились в креслах гости. В мягком полусвете переливаются фарфоровые чашечки и соблазнительно разложены на больших блюдах фрукты и сладости. Наступает час вечернего чая.
Я тихо пристраиваюсь на диване у книжных полок, чтобы слушать рассказ о цейлонском чае Лаки Фернандо, менеджера фирмы, и задавать ему вопросы.
— Давайте перенесемся в давние годы, когда островом правили англичане. В середине прошлого века шотландец по имени Джеймс Тейлор расчистил среди джунглей крошечную делянку в 19 акров, На этом-то поле, которое сейчас носит номер семь, он высадил первые чайные кусты. Плантации росли, и к середине 70-х годов в его имении Лулекондера было уже несколько небольших участков — всего акров сто.
— Откуда привезли чай?
— Конечно, из Индии, где его уже вовсю выращивали, причем и рабочую силу, тамилов, вывезли оттуда же. Чайные кустики взяли в окрестностях города Дарджилинга. Там растет такой ароматный чай, что его сравнивают с лучшими сортами винограда.
— Раньше ведь англичане занимались на Цейлоне разведением кофе. А почему перестали?
— Да, это был большой удар по их престижу и экономике острова. Дело в том, что, заводя кофейные плантации, не заметили маленького жучка, который поражал деревья, и те переставали плодоносить. Этот «кофейный» жучок съел весь урожай. Упал экспорт кофе, а затем снизились на него мировые цены, это и добило кофейные плантации.
— В каких районах выращивают чай?
— С тех пор, как Джеймс Тейлор выпил на веранде своего бунгало первую чашечку ароматного напитка, чайные кусты крепко прижились на острове, и цейлонский чай даже оттеснил индийский на второе место в 1990 году. Тогда Шри Ланка получила почти полмиллиарда долларов дохода.
Сегодня чай выращивают в трех горных районах острова: первый расположен на высоте 600 метров, второй — от 600 до 1200 метров третий — на высоте более 1200 метров. В первом районе выращивают «низинные» сорта, во втором и третьем сорта называются по географическому положению плантации: «западный» и «восточный».
У чая, выращенного в разных районах, совершенно непохожий вкус. Чай низинных районов ценится исключительно в виде листьев — у этих сортов нет вяжущего привкуса, которым обладают сорта высокогорья. Почему-то «низинные» сорта пользуются спросом на Ближнем Востоке. «Западные», вяжущие сорта, имеют великолепный букет и стойкий аромат. Зато «восточные» — более тонкие и изысканные, ценители чая называют их пикантными.
Завтра мы сможем увидеть, как растет чай: рано утром отправляемся в гости к самому настоящему чайному плантатору.
Хотя в Коломбо нам по карте показывали, как добраться до этой высокогорной плантации в районе Канди, старой столицы Цейлона, мы долго плутали на машине по проложенным еще при англичанах старым дорогам, пока не попали во владения Эйжита Кобекадува. Асфальтовая дорога, поднимаясь в гору, вьется среди изумрудных чайных кустов.
Наконец, среди тенистой рощи видим одноэтажный длинный дом, за ним —домики поменьше, хозяйственные постройки. Это настоящее английское бунгало с деревянными решетками на окнах, с колоннами, резной парадной дверью и латунными ручками.
Поражает обилие цветов: белые стены еле видны за кустами пламенеющих бугенвилий. Идем по пружинящим под ногой, как ковры, старым толстым газонам, траву на которых стригут более сотни лет. На клумбах — высокие кусты чайных роз, надменные гладиолусы, неправдоподобно огромные георгины и у парадной двери — золотые шары.
Поделиться книгой: