Тринадцать шагов вниз

Глава 8

Нерисса устраивала вечеринку. Она не пригласила никого — ни Родни Деверо, ни Колетт Гилберт-Бамберс, ни ту модель, чья лодыжка после перелома стала тоньше другой. Только родню. Единственное исключение — Джонсы, соседи ее родителей. Она послала им красивое приглашение — фиолетовое с золотистыми буквами — мистеру и миссис Билл Джонс и мистеру Дарелу Джонсу, а внизу приписала белыми чернилами: «Приходите. Люблю, Нерисса».

В ответ Шейла Джонс прислала вежливое, но прохладное письмо. В нем говорилось, что они сожалеют, но прийти не смогут. Причина не указана. Нерисса никогда не была высокого мнения о собственном интеллекте, но даже она прочитала между строк — Джонсы думают, что вечеринка будет слишком грандиозной для них. Что придет много умных людей, начнут рисоваться и говорить о том, чего они не понимают. Нерисса расстроилась. И не только потому, что Дарел тоже не придет. Младший Джонс был из тех людей, которые ей нравились — прямолинейный, скромный и простой.

Если б они знали, что вечеринка на самом деле — в честь дня рождения отца (хотя она и упоминала об этом в приглашении) и что придут его братья с женами и детьми, его двоюродный брат, один из лидеров Союза транспортных и разнорабочих, младшая сестра матери, избранная в прошлом году в Тауэр-Хамлетс, старшая сестра матери, вышедшая замуж за любимого, с которым они не виделись много лет, тетушка матери из Ноттинг-Хилла, три маленькие племянницы и трехлетний племянник, а еще бабушка, родившаяся в Африке девяносто два года назад.

Джонсы много потеряли, пыталась убедить себя Нерисса, вместе с Линетт расставляя на столе чайные чашки для тех, кто не пьет шампанское. Но она признавала, что и сама много теряет. Когда Линетт и папин двоюродный брат сдвинули мебель и начались танцы, ей безумно захотелось оказаться в объятиях Дарела и танцевать под медленную музыку. Ко всем прочим радостям во время захватывающего бабушкиного рассказа о своей матери и знахарке зазвонил телефон. Это был Родни. Нерисса унесла трубку в другую комнату, нетерпеливо слушая возмущенную тираду о том, почему его не пригласили и зачем она позвала кодлу родственников.

— Все люди ненавидят своих родителей, это факт, — заявил Родни. — Знаешь, как сказал этот… как там его? «Предки — уроды, они только обламывают».

— Только не мои. Кто бы это ни сказал, он явно больной.

— Ради бога, пусть сами развлекаются. Я приеду за тобой через пять минут.

— Не могу, Род, — сказала Нерисса, — папа как раз собирается разрезать торт.

Вернувшись к гостям, она предложила малышам шоколадное печенье и мороженое, поскольку никому не понравился фруктовый торт.

— Года через два у тебя будет свой такой же, — сказала тетушка.

— Надеюсь. — Нерисса подумала о Дареле, который, несомненно, гулял где-то со своей девушкой. Возможно, прямо сейчас делал ей предложение. — Сначала надо выйти замуж.

— Молодежь в наше время это не волнует, — сказала тетушка из Ноттинг-Хилла.

— Меня волнует, — отозвалась Нерисса, вытирая маленький ротик, раскрытый, словно клювик птенца.

Она включила песню Джонни Кэша, прибавила громкость и пошла танцевать с отцом.

Гвендолин ужаснулась бы, узнай она, что нафантазировал квартирант о ее прошлом. Но она давно забыла их короткий разговор в коридоре о ее визите на Риллинггон-плейс, 10. Домыслы Микса Селлини о том, что она была знакома с Кристи так же близко, как Рут Фуэрст или Мюриэль Эди, что часто посещала его дом и что он приходил к ней договариваться насчет аборта, оскорбили и унизили бы ее до глубины души. Но Микс пошел дальше — он решил, что раз старуха до сих пор жива, значит, она отказалась от услуг Кристи, поскольку не могла их оплатить. А значит, у нее есть ребенок. Должно быть, уже пожилой человек. Интересно, ее сын или дочь когда-нибудь приходили в этот дом? Видел ли Микс этого загадочного человека?

Но, к счастью, Гвендолин ничего не знала об этих болезненных фантазиях.

Ее и без того унизило посещение интернет-кафе, где пришлось долго ждать помощи. А она совсем ничего не понимала. Все посетители были молодыми, уверенно пользовались этими странными машинами и, наверное, считали ее сумасшедшей. Она видела, как они посмеиваются и прячут ухмылки. Несмотря на то что уже заплатила, она готова была встать и уйти и больше никогда не пытаться найти Стивена Ривза, хотя терпеть не могла зря тратить деньги. Но как только она резко отодвинула стул, к ней подошел молодой человек и спросил, чем может помочь.

— К сожалению, я не умею этим пользоваться.

— А что вы хотите узнать? — спросил он.

Стоит ли рассказывать все какому-то незнакомцу? Но Гвендолин больше никогда не увидит его. Кроме того, он никогда не догадается об истинной причине ее поисков. Решение довериться этому человеку было одним из самых сложных во всей долгой жизни Гвендолин.

— Я хотела бы найти данные о… м-м-м… докторе Стивене Мейкписе Ривзе. — Она почувствовала, что упоминание о возрасте Стивена может вызывать недоверие у этого парнишки, но ничего не могла с этим поделать. — Ему должно быть восемьдесят лет. Он врач и когда-то работал здесь, на Лэдброук-гроув, — ох, очень-очень давно, пятьдесят лет назад.

Даже если ее помощнику что-то и показалось странным, он ничем не выдал этого. Несмотря на смущение и страх перед компьютером, она восхитилась, как быстро и уверенно юноша наколдовал на экране одну картинку за другой, разноцветные столбцы текста. И вот оно, нашлось: Стивен Мейкпис Ривз, Коламбия-роуд, 25, Вудсток, Оксфордшир, номер телефона и нечто, что юноша назвал электронным адресом, а еще некое подобие биографии с указанием, где и когда он родился, где проходил медицинскую практику, что женился на Эйлин Саммерс, у него есть сын и дочь. Он уехал из Ноттинг-Хилла и начал практику в Оксфорде, где и работал до выхода в отставку в 1985-м. В последующие годы он написал несколько книг о жизни врача и знаменитом университетском городке, по одной из которых поставили телесериал.

Его жена Эйлин неожиданно скончалась в возрасте семидесяти восьми лет. Гвендолин счастливо вздохнула, надеясь, что молодой человек ничего не заметил. Ей хотелось поскорее остаться одной, но любопытство победило.

— А что, там обо всех пишут? — Она показала пальцем на монитор, страшась и надеясь, что где-то там скрыта ее собственная история.

— Не совсем. У него есть свой сайт, как видите. Думаю, дело в том, что он пишет книги, и еще сериал.

Гвендолин с трудом понимала, о чем он говорит, но поблагодарила и ушла. Ей нужно было кое-что купить, но сейчас она могла только думать. Машина мистера Селлини, припаркованная у дома, когда она выходила, исчезла. И слава богу. Хотя они почти не встречались, сам факт того, что жилец дома нарушал покой, который был нужен, чтобы вспомнить, подумать и составить план.

Она посидела в гостиной, где пахло пылью и обивкой мебели, не чищенной уже полстолетия; влажность, плесень, дохлые насекомые воскрешали в памяти давние счастливые времена. Единственное, чего не было здесь пятьдесят лет назад, — это визга и рева машин, проезжающих под окнами. Гвендолин встала и отправилась в спальню, где было немногим лучше.

Отто расположился у камина, где с 1975 года, когда в последний раз зажигали огонь, лежала зола, и расправлялся с мышью. Он никогда не приносил мышей в подарок, как обычно делают коты, но уволакивал их в свои любимые места, откусывал головы и съедал. Гвендолин почти не обращала на него внимания, только когда кормила — как всегда с той минуты, когда он год назад появился в доме из ниоткуда. Она сняла туфли, легла на кровать и укрыла ноги розовым одеялом.

Может, стоит поехать в Оксфорд. Возможно, она даже наберется смелости и проведет там выходные. В Рэндольфе. Там всегда останавливался отец, если его не приглашали остаться в колледже в качестве почетного гостя. Она может доехать до Вудстока на такси, хотя лучше, наверное, на автобусе. На такси очень дорого. Или написать письмо. В такой ситуации, пожалуй, лучше сначала написать. С другой стороны, она ни разу не попадала в такие ситуации…

Музыка, на которую она сначала не обратила внимания, стала громче. Звук доносился сверху. Значит, мистер Селлини дома, несмотря на отсутствие машины. Возможно, машина в ремонте. Раздосадованная Гвендолин подошла к двери и распахнула ее, но с приятным удивлением обнаружила, что квартирант предпочитает настоящую музыку. Играла токката Баха.

Гвендолин не поверила бы, если бы до приезда мистера Селлини кто-нибудь сказал, что она станет терпеть, и даже с удовольствием, звуки, доносящиеся из сданной квартиры. Но классика — другое дело, и не надо платить за электричество, чтобы слушать ее. Поскольку жилец не ставил Прокофьева — русских композиторов она не выносила, — Гвендолин не возмущалась. Вернувшись в кровать, представила, как столкнется лицом к лицу со Стивеном Ривзом. Он сразу узнает ее, возьмет за руки и скажет, что она ничуть не изменилась. А потом она покажет ему обручальное кольцо матери, которое носит вместо того, что он ей не подарил. Он снимет его с ее пальца и наденет на левую руку. Этим кольцом венчаю тебя…

У Шошаны Микс осмотрел несколько тренажеров. Это был его четвертый визит, он закончил работу и пришел сюда около пяти. До этого он приходил утром в свой выходной, рано перед работой и в обеденный перерыв, но так и не встретил Нериссу. А теперь с этими тренажерами ничего не надо делать как минимум полгода, и единственный предлог приходить сюда — встречи с Данилой.

В другой ситуации Микс больше и не взглянул бы на Данилу. Но она, к несчастью, относилась к нему совсем иначе. Даже не будучи психологом, Микс понимал, что она неудачница, почти лишена чувства собственного достоинства, ищет мужчину, чтобы ухватиться за него, чтобы любить и повиноваться, как комнатная собачка. Микс и стал для нее таким мужчиной. Но он, распознав в ней, хоть и смутно, склонность быть жертвой, не ставить себя ни в грош, не хотел тратить на нее деньги или водить туда, где их могли увидеть вместе. Ему не нравилась ее плоская грудь и тощие ноги, лицо, как мордочка ласки, и голодные глаза. Тот вечер на Кенсингтон-парк-отель был их единственным выходом. С тех пор он просто приходил к ней на Оксфорд-гарденс с бутылкой.

Данила считала его своим парнем. Микс спросил, рассказала ли она о нем друзьям, но девушка ответила, что у нее нет друзей. Конечно, есть Кайли, но ей она ничего не говорила. Чтобы та не расстроилась — ведь у нее нет парня. Данила жила в Лондоне всего полгода, а до этого работала в другом филиале Шошаны, в Линкольне.

— Мадам Шошана хотела, чтобы я работала допоздна, но я сказала, что не могу, поскольку встречаюсь с парнем. Я не говорила ей, что это ты, на случай, если вы с ней подпишете контракт. Я решила, что это будет выглядеть странно.

Микс понимал, что может бросить ее в любой момент. Без последствий. Тем не менее он не возражал потрахаться с ней, расслабиться, выпить красного вина. В каком-то смысле она была даже лучше Колетт Гилберт-Бамберс, которая стонала, извивалась, кусалась и выкрикивала указания. Данила лежала неподвижно и отдавалась, ничего не требуя взамен, довольствуясь тем, что получает. Для такой костлявой девушки она оказалась на удивление мягкой, и когда он изредка целовал ее, тонкие губы, казалось, теплели и становились пухлыми.

Но этого недостаточно, чтобы удержать его, говорил себе Микс, возвращаясь в Сент-Блейз-хаус в полночь, поднимаясь по лестнице вслепую, замотав глаза черным шарфом, чтобы не увидеть призрак Реджи. Он не рассказывал Даниле о призраке, но спросил, знает ли она, что на этой же улице жила Рут Фуэрст.

— Кто?

Микса всегда удивляло, что жители Ноттинг-Хилла ничего не знают о Кристи и убийствах. Да, прошло пятьдесят лет, но образованные люди об этом помнили. А чего можно ждать от такой тощей девицы, как Данила?

— Она была первой женщиной, которую убил Кристи. Жила в доме сорок один.

Микс рассказал о Реджи, когда они после секса лежали в постели. Рут Фуэрст, Мюриэль Эди, возможно, Берилл Эванс и ее дочь Джеральдина, кто-то еще и сама Этель Кристи. Все они были задушены и похоронены в доме или в саду.

— Будь я Реджи, а ты — одной из жертв, я бы убил тебя и трахнул.

— Ты издеваешься?

— Нет, конечно. Он так и делал. Можешь сходить посмотреть, где она жила, если хочешь. Это недалеко, но там все изменилось. — Микс не предложил проводить ее. — Старуха, у которой я снимаю квартиру, знала его, они были хорошо знакомы, он собирался делать ей аборт, но она сбежала.

— Микс, у меня уже мурашки по коже.

— Сейчас открою вторую бутылку, — рассмеялся он, — не вставай.

За пятнадцать минут до полуночи, будто Золушка в мужском обличье, он оделся и собрался домой. Комната была похожа на свалку — не то чтобы грязная, но неубранная и ни одного приличного предмета мебели. Короткие занавески выглядели так, будто их сшили из простыней.

— Приходи ко мне в следующий раз, — сказал он, решив, что в Сент-Блейз-хаус безопасно и намного уютнее. Кроме того, его забавляла мысль о том, что Данила будет в восторге. — В пятницу, часов в восемь.

— Правда? — Она посмотрела на него сияющими глазами.

Вот черт, подумалось ему. Девушка не нравилась ему. Нет, даже не так. Он ненавидел ее и понимал почему. Она напоминала его мать. Те же слабость и безволие, та же неадекватность — стоит взглянуть на бардак в комнате. Как и мать, она не была ни красивой, ни умной, ни успешной, в ней не было ни капли гордости, и она отдавалась каждому мужчине, который хотел ее. Данила отдалась ему в первую встречу, А женщину нужно завоевывать. Колетт он не завоевывал, конечно, но та — просто нимфоманка. Злость на мать перенеслась на Данилу. Она вызывала в нем те же чувства — ее хотелось ударить.

К счастью, он не встретил никого из соседей Данилы и велел себе не волноваться, когда вышел в ночную прохладу. Он не Реджи, не убийца, который боится, что его поймают на месте преступления. Какая разница, видел ли его кто-нибудь? В любом случае о нем забудут через пять минут. Он в задумчивости потрогал крестик, лежавший в кармане, и отметил, что в последние дни делает это все чаще, особенно когда видит дом номер тринадцать, шагая по Оксфорд-гарденс или приходя к Шошане.

Гораздо больше его волновало, что он никак не встретится с Нериссой. Он не продвинулся ни на шаг. Наверное, все-таки стоит записаться в тренажерный зал. Достаточно попросить Данилу, чтобы она поставила его во главе очереди. А может, запишет и без очереди. И тогда он будет приходить в тренажерку, когда захочет. И это хорошо. Он признался себе, что по-прежнему не ходит пешком и ест всякую дрянь. Всего полчаса назад, уходя от Колетт, он купил пакет чипсов и орешков, которые загадочным образом испарились, пока он сидел в машине и размышлял.

Он попросит Данилу в пятницу. Стоп, он скажет ей об этом в пятницу. Скажет, чего хочет, и прикажет сделать это. Если он будет ходить в тренажерку ежедневно, то встретится с Нериссой, и тогда… С женщинами Микс чувствовал себя уверенно и понимал, что именно эта уверенность помогает ему заполучать тех, кого он хочет. Как правило. Но, если быть честным до конца, как только дело коснулось той, кого он хотел больше всех на свете, удача ему не благоволила. Почему? Он должен помнить, что с Нериссой надо действовать медленно и осторожно. Без сомнений, он хотел ее, как никого в жизни. Ее саму и славу, которую она ему принесет.

Эти размышления утомили его, и он, выехав по очередному вызову, отдался фантазиям. Вот он сопровождает Нериссу на какую-нибудь блистательную церемонию, они выходят из машины, перед ними расстилают красный ковер, как для всех звезд. Она будет в великолепном прозрачном платье и бриллиантах, а он — в смокинге, прекрасно подчеркивающем его новую стройную фигуру. Микс никогда особо не думал о браке, кроме того, что не хотел жениться. По крайней мере, не сейчас. Может, годам к сорока. Но теперь… Если он правильно сыграет, почему бы ему не жениться на Нериссе? Кто подойдет ему лучше ее?

Решено было писать письмо. Правда, Гвендолин уже много лет не писала и не получала писем. Но была уверена, что пишет хорошо. Любую прозу, вышедшую из-под ее пера, будет приятно читать — получателя охватит ностальгия об ушедших днях, когда люди писали на хорошем английском, без ошибок, и правильно составляли предложения. Официальное уведомление из газовой компании состояло из одной фразы: «Вы продолжаете получать наши услуги». Конечно, она язвительно ответила, что не сомневается, но отказывается от услуг компании, которая нанимает безграмотных работников. Ответа она так и не получила.

А теперь она взялась за письмо Стивену Ривзу, и это оказалось трудно. Впервые в жизни она пожалела, что в доме нет телевизора — можно было посмотреть его передачу о сельских врачах. Вот она удивилась бы, увидев его имя на экране! Если бы знать, когда передают сериал, она бы сходила в магазин на Вестбурн-гроув и посмотрела телевизор через витрину. А так, увы, она не может написать ему, что видела его передачу и получила удовольствие. Я смотрела ваши истории, воплощенные на экране, и это вдохновило меня — или побудило? — заставило написать вам столько лет спустя. Чтобы не ошибиться, я заглянула на ваш сайт в Интернете — это даст ему понять, что она шагает в ногу со временем, раз уж упомянула сайт. А потом Гвендолин вспомнила, что не смотрела сериал, что у нее нет телевизора и что надо начинать заново.

Услышав, что по вашей книге поставлен сериал, я была тронута. Она действительно услышала об этом от мальчика в интернет-кафе. Начинать письмо со лжи не стоит. Мне захотелось возобновить старую дружбу. Не слишком ли прямолинейно? Пятьдесят лет — долгий перерыв. Мне захотелось написать вам. Придется сказать почему. Придется написать, что она хочет встретиться с ним. Гвендолин смяла уже пятое письмо и приуныла. Сначала нужно сосредоточиться, без ручки и бумаги, сформулировать все мысленно.

Серьезный молодой человек Дарел Джонс собирался переехать в отдельную квартиру в Докленде. Он переживал, как воспримут это родители. Дарел жил с ними во время учебы в университете, но теперь, в двадцать восемь лет, имея хорошо оплачиваемую работу, он понимал, что пора жить отдельно. Желая переехать до того, как ему исполнится тридцать, он готовился к этому — сам стирал себе и гладил, четыре раза в неделю ел вне дома, ходил к девушкам домой, а не приводил их к себе и в основном жил самостоятельно. Так он подчеркивал свою независимость, ведь мама с радостью делала бы все за него, принимала бы его девушек, старалась избавиться от двойных стандартов — когда в глубине души одобряешь выбор сына, но осуждаешь девушку за то, что та не хранит целомудрие. Как минимум два вечера в неделю Дарел проводил с родителями: гулял с ними, ходил в кино, вежливо общался с их друзьями и всегда благодарил мать за все, что она для него делала. А теперь он уезжал на другой конец Лондона.

Ни отец, ни мать не возражали, но когда мебель уже перевезли, а два чемодана вещей ждали, пока их перенесут в машину, Дарел увидел, как по маминой щеке ползет слеза.

— Ну, мама, — сказал он, — улыбнись. Я же не переезжаю в Австралию, как сын твоей подруги, как ее там.

— Я ничего не говорю, — сказала Шейла Джонс.

— Слезы говорят сами за себя.

— А что ты скажешь, когда он женится?

Муж передал ей платок, что проделывал как минимум раз в неделю на протяжении тридцати лет их брака.

— Надеюсь, он женится. Я полюблю его жену.

Дарел не был так уверен.

— Ну, — сказал он, — до этого еще далеко. Слушайте, приезжайте ко мне на ужин в субботу. Я как раз наведу порядок.

Шейла улыбнулась.

— Том и Хейзел хотели, чтобы мы все зашли к ним выпить на прощание. Я сказала, что мы сходим. Там будет Нерисса.

— Идите, — поразмыслив, сказал Дарел, — попрощайтесь за меня.

— Мы не пойдем без тебя, это бессмысленно, — возразила Шейла. — Кроме того, мы потерям несколько драгоценных часов, которые можем провести с тобой.

Если бы она не упомянула, что там будет эта модель, Дарел согласился бы. Нерисса Нэш — почему, интересно, она не взяла фамилию отца? — была очень красивой, и любой мужчина сразу обращал на это внимание. Даже его отец считал ее симпатичной. Но Дарел недолюбливал мир знаменитостей. Он знал о нем только из газет. А поскольку он предпочитал читать «Файнэншл Таймс», то знал об этом мире не слишком много. Тем не менее отголоски, доносившиеся до него, вызывали неприязнь: клубы, мода, звезды, публичность, дизайнеры и, конечно же, знаменитости. Те, кто принадлежал к этой «элите», казались невежественными, тупыми и примитивными. Такие люди жили пустой несчастной жизнью, с дурацкими отношениями, рушащимися браками, враждебно настроенными детьми и страхом перед старостью.

Нельзя быть таким высокомерным, убеждал себя Дарел. Но ему совершенно не хотелось продолжать знакомство с Нериссой Нэш, поэтому он только здоровался или махал ей рукой, если она была далеко.

Глава 9

Пока не позвонили в дверь, Микс даже не вспомнил, что пригласил Данилу. Он забыл купить дешевое вино, и теперь придется угощать ее хорошим «Мерло», которое собирался выпить сам в воскресенье. Весь вечер Микс провел в одиночестве, увлекшись третьей главой «Жертв Кристи».

«Мюриэль Эди, тридцати одного года от роду, жила в Путни и работала на радио «Ультра» в Парк-Роял. По непонятным полиции причинам Кристи тоже устроился работать туда. Они стали друзьями (ведь он умел располагать к себе людей) и несколько раз ходили вместе гулять, она со своим женихом, а Кристи — с женой.

Мюриэль Эди страдала хроническим ринитом, и Кристи обещал ее вылечить при помощи ингалятора собственного изобретения. Когда его жена уехала отдыхать с братом в Шеффилд, Кристи пригласил Мюриэль к себе, угостил чашкой чая и показал ей ингалятор. И хотя там действительно содержалось лекарство, к прибору подсоединялась трубка, из которой шел газ…»

На этом месте ему пришлось идти открывать дверь. Старуха Чосер не считала нужным устанавливать домофон или хотя бы отдельный звонок для его квартиры. И Миксу приходилось преодолевать все пятьдесят две ступеньки, спускаясь к двери, а затем снова подниматься наверх. Мисс Чосер никогда не открывала на звонки, разве что ждала гостей, но по вечерам это бывало редко, так что Микс знал наверняка: она не откроет Даниле. Впрочем, о том, что это Данила, он вспомнил, только шагнув на плиточные ступеньки.

Позвонили еще два раза, прежде чем Микс добрался до двери. Мог и не волноваться из-за вина, поскольку Данила принесла две бутылки — рислинг и джин. Это должно было понравиться Миксу, но не понравилось. Он считал, что женщины не должны покупать угощение, по крайней мере, уважающие себя женщины. За все должен платить мужчина. Шевелюра Данилы была пышнее, чем обычно, — забавно, подумал он, такая прическа делает ее лицо крошечным. Следующим своим шагом Данила испортила все еще больше. Поставив бутылки на стол, она обвила руками шею Микса и поцеловала его.

— Я так рада тебя видеть. Так ждала этой встречи.

Он ничего не ответил и жестом пригласил ее подняться. У дверей спальни мисс Чосер сидел Отто и умывался.

— Ой, какая киса! — воскликнула Данила, отчего Отто вскочил на ноги и выгнул спину. — Это твоя? Какая прелесть. — Она протянула руку к голове Отто, и напрасно. Тот отскочил, зашипел на нее и побежал вверх по ступенькам. — О, я напугала ее!

— Пойдем, — сказал Микс.

Когда они подошли к его двери, Данила спросила, почему так темно. Микс ответил, что это из-за грязных окон, но злость сменилась легким раздражением, когда Данила пришла в полный восторг от его квартиры. Она обошла гостиную, миновала портрет Нериссы, покосившись на нее и на Микса, но все остальное ей понравилось. О, какие шторки! О, кресла, мебель, люстра! Какой шикарный телевизор! Прекрасная статуэтка девушки. Кто это?

— Какая-то богиня. В магазине сказали, что Психея, — ответил Микс, наливая им джин с тоником и кладя лед из морозилки. Лимонов у него не было. — Значит, тебе нравится у меня?

— Шикарно. Представляю, что ты подумал о моей жалкой квартирке!

— Ну, этого нелегко добиться.

— Это уж точно. Но почему ты читаешь об этих ужасных убийцах, когда у тебя такая классная квартира? — Данила взяла книгу, которую он оставил на подлокотнике обтянутого серым шелком кресла. — Фу, кошмар. «Она ничего не осознавала, пока он душил ее, а затем насиловал», — прочитала она вслух.

— Отдай. — Микс выхватил у нее книгу. — Не порть мне настроение.

— Извини. Я просто…

— Неважно, все в порядке. Прихвати выпивку в спальню.

Вскрики и охи повторились, когда Данила увидела мебель и картины в спальне. Микс наблюдал, с каким восхищением она осматривает комнату, в надежде прервать эти восторги и сделать наконец то, для чего она пришла. Он отпил из бокала. К ее чести, она принесла отличный бомбейский джин. Микс оглянулся на девушку и изобразил удивление тем, что Данила до сих пор одета.

— Я рассчитывал, что ты уже готова, — сказал он.

Она подошла к нему.

— Микс… Микс, нам обязательно начинать сразу с этого? Может, сначала поговорим?

Он удивился. Впервые она проявляла инициативу. Словно у нее есть право голоса или собственное мнение. Микс понял, что это значит. Данила считает его своим парнем и начинает им командовать. Через какое-то время она будет уже не спрашивать, а указывать ему, что делать.