Нефертити и фараон. Красавица и чудовище

– Уже не так часто, все же повзрослели. Но пер-аа любит девочек и жену.

– Сколько можно рожать! – поморщилась царица.

– Пер-аа очень нужен сын…

– Сына может родить и наложница! Скажи Нефертити, что я хочу с ней поговорить. Им пора переезжать в Фивы, я устала.

– Нет, пер-аа не покинет свой Ахетатон, он дал клятву.

Тийе с изумлением уставилась на брата:

– Ты это серьезно?

Тот только вздохнул в ответ. Что он мог сказать царице об упрямстве ее сына?

Тийе немного помолчала, потом махнула рукой:

– Иди. Завтра поговорим. Я пока подумаю.

После ухода брата она сначала долго стояла под теплыми струями воды, которую лили сверху рабыни, а потом полежала в ванне с лепестками лотоса, как всегда любила делать, когда требовалось подумать. Почему-то именно лепестки голубого лотоса помогали царице собраться с мыслями.

Отдыха не получалось, она надеялась развеяться и отдохнуть, а вместо этого вынуждена заниматься проблемами Ахетатона.

На следующее утро выяснилось, что Эхнатон так не считает, он не видел в своем городе никаких проблем, как и у самого себя тоже. Он был гладко выбрит, как и полагалось жрецу, видимо, вымыт до и после церемонии в храме, но вид имел уставший.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, с чего ты взяла?

– Вид уставший.

– Тебе показалось.

Тийе надоело играть в прятки, спросила напрямик:

– Эхнатон, ты стал плохо видеть?

– Все, что нужно, я вижу внутренним взором.

– Вчера я обратила внимание, что ты смотришь прямо на солнечный диск. Это может привести к слепоте.

Фараон чуть поморщился:

– И ты, как Неф, та все боится, как бы я не стал, как все! Это вы не можете смотреть на солнце прямо, я его сын и могу!

– Но тебя слепит этот свет, после него ты плохо видишь остальное.

Глаза Эхнатона даже радостно блеснули:

– Ты права! Если бы ты знала, как права! Ты поняла даже то, чего не в состоянии понять Неф. Когда впитаешь в себя этот свет, перестаешь замечать мелочное вокруг! А когда не очень хорошо видишь, то лучше слышишь. Фальшь в голосе куда заметней фальши во внешности.

Царица в ужасе замерла, чтобы ничего не произнести и не выдать свои мысли. Сын воспринял ее молчание как поощрение и принялся рассуждать о преимуществах полуслепой жизни, о правде, искренности, необходимости подчинить свою жизнь служению этой правде…

Тийе слушала и думала о том, что теперь делать. Она приветствовала строительство нового города, только чтобы на время изолировать сына от власти, а теперь пожинала плоды этого необдуманного поступка. Каким правителем огромной страны может стать полуслепой, охваченный отвлеченными, пусть и прекрасными идеями, Эхнатон? Привыкшая отвечать самой себе честно, Тийе мысленно сказала: «Никаким!» Кемет нужна сильная рука, а ее нет со времен Тутмоса. Ее ум искал и не находил выхода.

Царица пробыла в Ахетатоне довольно долго и вдруг засобиралась обратно в Фивы. Эхнатон, раньше надеявшийся, что мать переберется к ним совсем, почему-то не возражал. Он уже понял, что ежедневно слышать ее замечания не сможет, лучше пусть царица приезжает погостить. Конечно, вслух пер-аа ничего такого говорить царице-матери не стал, напротив, убеждал ее не покидать Ахетатон. И, понимая, что лжет, нарушая собственное стремление к правде, чувствовал себя плохо.

Перед отъездом Тийе решила поговорить с Нефертити серьезно, но такого разговора, как ожидала, не получилось.

– Неф, в детстве ты мечтала править, как царица Хатшепсут…

– Это было в детстве, сейчас мне больше нравится быть матерью, – улыбнулась своей спокойной улыбкой красавица.

Хотелось крикнуть: «Очнись! Очнитесь вы все! Перестаньте жить в придуманном мире! Нельзя жить на островке счастья и искренности, когда вокруг столько лжи!» Но Тийе смотрела на спокойную Нефертити и понимала, что все слова уйдут, как вода в песок. И все же она сделала последнюю попытку:

– Ты снова беременна?

– Да.

– Хватит рожать, Неф, ты износишься как женщина.

– Нам нужен наследник.

– Пусть его родит наложница!

– Нет! – В больших глазах красавицы блеснули слезы.

– Неф, обещай мне, что, если со мной что-то случится, ты воспитаешь сына Бакетамон как своего собственного, даже если у тебя уже будут свои сыновья.

– Конечно! Нужно было взять его с собой сейчас!

– Он слишком мал, чтобы путешествовать. Да и для пер-аа это было бы неприятно.

В ответ Нефертити только вздохнула. Подруга детства Бакетамон умерла, едва родив сына. Теперь малыша воспитывала царица Тийе. Тийе вернула ее к действительности вопросом:

– У пер-аа есть гарем?

– Да.

– Он часто ходит туда?

– Когда мне уже нельзя.

– Ты правишь гаремом?

– Нет! Я не хожу туда.

– Ну и глупо. Все жены и наложницы должны понимать, что существуют, только пока ты этого желаешь. И на ложе пер-аа бывают скорее по твоей, а не его милости. Немедленно пойдем в гарем, посмотрим, кого там держат!

Царица-мать действительно провела инспекцию, разогнав половину осевших в гареме сына красавиц. В конце концов она заявила:

– Ты права, Неф, что не ходишь сюда, здесь нет соперниц! Но следить за тем, кто сюда попадает, ты должна. Хозяйка Ахетатона ты, и все должны об этом помнить.

Нефертити завидовала решительности Тийе, ей и самой уже надоело быть послушной и покорной. Но в животе снова толкался ребенок, а в детской ждали другие дети. Неужели ее судьба только рожать и растить детей? А как же Хатшепсут, неужели так и останется детской мечтой? В Ахетатоне Нефертити, окруженная множеством детей, даже забыла о своей детской мечте.

Провожая царицу-мать, Эхнатон и Нефертити думали каждый о своем, но оба о том, что подсказала Тийе. К сожалению, думалось об этом совсем недолго, фараона и царицу отвлекли каждого свои заботы.

Жизнь в Ахетатоне потекла по заведенному порядку.

Еще до света пер-аа поднимался с постели, совершал с помощью верного Несеба омовение, позволял себя гладко выбривать, снова мылся и отправлялся в храм Встречи Атона либо во дворцовый храм. Даже если не служил сам, то выстаивал всю службу, потом легко завтракал и обходил свои владения.

Он подолгу молча стоял подле каждой из собственных статуй, но не смотрел, а словно прислушивался к неуловимым для других звукам. Может, советовался? Неизвестно, что подсказывали пер-аа его изображения, но они явно не желали знать ничего дальше стел, ограничивающих территорию Ахетатона! Вместе с ними этого не желал знать и сам Эхнатон. Все доклады советников, кроме тех, что касались храмовых дел, он практически пропускал мимо ушей, отмахиваясь:

– Разберитесь сами.

Иногда уезжал кататься на колеснице, часто подолгу сидел у воды, глядя, как рыбешка норовит поймать стрекозок, присевших отдохнуть на листик, как бегают по поверхности пруда быстрые паучки, как кормятся в прозрачной воде мальки… Все в садах Ахетатона дышало таким спокойствием и красотой, что думать о каких-то хеттах, угрожавших Кемет, о войне и докладах Хоремхеба, попросту неспособного оценить эту красоту, не хотелось совсем.

Придуманный и построенный сыном Атона мир был прекрасен и не терпел вторжения в него грубой силы. И все же эта сила вторглась, разрушив красивый мир любви и обожания. И сила эта оказалась… женской!

Новая наложница, присланная откуда-то из Азии, была полной противоположностью Нефертити. Кийе, так звали красавицу, оказалась пухленькой, со вздернутым носиком и нагловатыми глазками, по-хозяйски оглядывавшими и самого фараона, и его Главную жену. Похоже, красотка прикидывала, какую выгоду можно извлечь из очередной беременности царицы. У Нефертити неприятно засосало под ложечкой, нутро чувствовало, что с этой наложницей придется хлебнуть горя. Знать бы ей еще какого!

Нефертити так и не научилась, как царица Тийе, сразу ставить на место тех, кто покушался на место рядом с ее мужем. Любившая сама и твердо верившая в любовь Эхнатона, она даже не задумывалась над тем, что фараона может соблазнить другая. Конечно, когда царица на сносях, он ходил в гарем, так делали все мужчины, но стоило Неф родить, как пер-аа забывал остальных женщин. Если царица рядом, другие для пер-аа не существовали.

Но на сей раз фараон не сразу отвел глаза от пышных статей новенькой. Та, чувствуя его внимание, постаралась эти самые стати выпятить, чтоб не пропустил чего. Нефертити кивнула на нее царедворцу Туту, стоявшему рядом:

– Откуда такая?

Тот постарался сгладить неловкость:

– Она побаивается, чувствует себя неуверенно, для нее царица – серьезная соперница.

Главная царица нервно рассмеялась:

– Да как она смеет думать о каком-то соперничестве между нами?! Пусть сидит в гареме спокойно, никто ее не тронет.

Хотелось добавить, что никакой неуверенности в новенькой не заметно, наоборот, очень даже напориста и нахальна…

Нефертити подошла к Эхнатону и, наклонившись к уху, что-то прошептала. Тот улыбнулся, кивнул и, милостивым жестом отпустив Кийе и ее спутников, отправился прочь со своей любимой женой. Даже не оглядываясь, Нефертити чувствовала горящий взгляд наложницы.

Кийе действительно с ненавистью смотрела вслед уходившему фараону и его Главной царице, нежно обнимающей своего супруга за талию. Если бы взглядом можно было испепелить, Нефертити давно бы сгорела до черных угольков! Ну что фараон нашел в этой тощей маленькой женщине, больше похожей на мальчишку-сорванца, чем на мать пятерых детей?! Разве такой должна быть женщина вообще?!

Эти египтяне глупы, у них жены тонкие и безгрудые. На родине Кийе все наоборот, там стать женщины в ее пышнотелости и мощной груди. Именно такой была сама Кийе – в бедрах раза в полтора шире Нефертити, а уж о груди и говорить нечего, на ней спокойно могла поместиться голова ребенка.

Но фараону, похоже, безразлично, он, видите ли, по-прежнему влюблен в свою подругу детства Нефертити! Это пока безразлично, решила для себя Кийе. Она заставит фараона обратить на себя внимание. У Нефертити уже снова выступает живот, значит, совсем скоро царственный супруг начнет искать общества своих наложниц. Обычное дело: когда царица на сносях, муж развлекается в гареме. Значит, к этому времени Кийе должна быть готова очаровать фараона, другого случая может не представиться или представиться очень нескоро. Но женщина не собиралась всю жизнь проводить в ожидании, она мечтала сама стать Главной царицей!

Кийе попала в гарем Эхнатона в качестве подарка в честь примирения после очередной стычки с хеттами. Сам фараон почти не обратил внимания на новую наложницу, вон их сколько, а Нефертити одна. После той встречи о Кийе попросту забыли. Так и жила бы красотка среди остальных, если бы не ее собственное честолюбие и не появление вдруг ее соотечественницы. Мужчины, кроме евнухов, в гарем не допускались, но женщинам вход не был запрещен, потому Гаилуппу пустили к Кийе спокойно.

Услышав родное наречие, наложница очень обрадовалась, а осознав, что Гаилуппа явилась, чтобы поддержать ее саму, Кийе едва не прослезилась. Жить в гареме скучно, пер-аа бывал среди жен очень редко, для него дорога Главная царица, да и кроме Кийе много красавиц, куда больше похожих на Нефертити. Девушка не надеялась вообще когда-нибудь попасть на ложе фараона.

Гаилуппа появилась вовремя, Кийе очень требовалась поддержка в попытке выбраться из гарема во дворец и стать не наложницей, а женой. Лучше, если Главной. Куда при этом денется Нефертити, Кийе не интересовало, хоть на корм крокодилам. И лучше, если заберет с собой дочерей, а сама Кийе родит сына!

Но чтобы родить сына, нужно заполучить к себе в постель пер-аа, хорошо бы не на одну ночь. Вот в этом и помогла Гаилуппа.

– Ты должна стать опытной любовницей, такой, чтобы пер-аа забыл о своей тощей метелке и знал только тебя!

– Как я могу такой стать, если я живу в гареме?!

– Я научу.

Началась спешная учеба. Гаилуппа показывала Кийе приемы обольщения мужчины на ложе, учила демонстрировать свою грудь так, чтобы ее хотелось стиснуть или вообще укусить…

– Это же будет больно?!

– Ничего, потерпишь. Пусть кусает сосок сколько влезет, это возбудит и тебя саму.

Учеба явно пошла впрок, прошла всего неделя, а Кийе уже чувствовала, что готова соблазнить пер-аа, появись он в гареме.

– Ничего, это произойдет скоро, Главная царица снова тяжела, значит, ждите фараона к себе.

Действительно, довольно скоро фараон снова стал навещать свой гарем. Наложницы привыкли к такому, пер-аа приходит (он старался не звать их к себе, словно не желая осквернять ложе, на котором любил свою Нефертити), только когда Главная царица уже совсем круглая. Благодаря ее плодовитости это происходило регулярно.

Одна из наложниц – Хену прибежала к пруду, возле которого в тени нежились остальные, с хорошим известием:

– Сегодня Единственный будет ужинать у нас!

Все засуетились. Приход пер-аа означал, что кто-то из приглянувшихся станет этой ночью его возлюбленной. Женщины бросились в свои комнаты – приводить внешность в порядок и примерять новые наряды и украшения. Кийе нутром почувствовала, что долгожданный миг настал. Сегодня или никогда!

Она тоже отправилась в свою комнату, правда, не бегом, но быстрым шагом, по пути прикидывая, что нужно срочно сделать, чтобы освежить тело и лицо. В последние дни уж очень жарко, потому мыться приходилось часто – иногда даже не два, а три раза в день, а после этого еще и умащивать тело маслами. Гаилуппы не было в гареме, она отправилась к своей тетке, бывшей замужем за каким-то посланником, но теперь Кийе была готова и сама сделать все, как надо.

Кийе страдала от сухого горячего воздуха Кемет, кроме того, ее полнота добавляла проблем с потом, никакие притирания не спасали от влажных подмышек и капелек на лице. Из-под парика постоянно текло, а брить голову она категорически не желала. Мечтая оказаться в постели фараона, Кийе от его имени мысленно ужасалась бритой голове любовницы. Нет, лучше мыть волосы каждый день, чем брить голову!

В гареме ходили сплетни, что Главная царица бреет, мол, поэтому у нее постоянно на голове большая синяя корона, полностью скрывающая волосы. Правда, было непонятно, почему тогда сама корона столь велика, что под ней можно скрывать, кроме бритой головы? Но мысль об отсутствии волос наложницам так понравилась, что они не задумывались о величине короны, сказано, что лысая, значит, лысая.

Еще и поэтому Кийе старательно ухаживала за своими черными как смоль волосами. Вернее, ухаживали, конечно, рабыни, но хозяйка внимательно следила за каждым их действием. Увидев такую роскошь, фараон обязательно должен сделать ее из наложниц женой!

Шли час за часом, женщины изнемогали под слоем косметики, задыхались от обилия благовоний и клевали носами от безделья, а пер-аа все не шел. Устали все – музыканты, танцовщицы, слуги, извелись наложницы… Кожа нестерпимо чесалась от обилия ароматических масел и косметики, головы под пышными париками вспотели, кое у кого даже потекла краска с глаз. Хотелось одного – отправиться в свои комнаты и попросту смыть все налитое и намазанное на себя.

Небо давным-давно стало черным и заблестело звездами, слышались крики ночных птиц, уже чадили факелы, освещавшие большой зал, где женщины ждали своего повелителя, а тот все не шел. Очень хотелось есть, сама еда остыла и мало привлекала, наложницы тайком таскали кусочки с блюд и отправляли в рот виноградины или инжир с подносов, глотали пиво из чаш. Тут же приходилось чистить рот и жевать траву, чтобы пер-аа не уловил запах, если вдруг пожелает поговорить поближе.

Кийе не чувствовала ни голода, ни усталости, она была невероятно возбуждена и с трудом скрывала свое беспокойство. Если бы спросили, как давно ждет, то не ответила, один миг… или всю жизнь… Наверное, второе. Сегодня, именно сегодня она должна попасть на ложе пер-аа и забеременеть от него!