Помоги проекту - поделись книгой:
– Не смейте!!! Перестаньте драться!!! Немедленно прекратите!!! – вдруг услышал я сиплое, заполошное кукареканье. Спотыкаясь и придерживая указательным пальцем сползающие с носа очки, к нам бежал господин Сперанский.
– Не беспокойтесь, Дмитрий Афанасьевич, – убрав ногу и изобразив на лице светскую улыбку, сказал я запыхавшемуся археологу. – Никакой драки в помине не было! Обыкновенный товарищеский спарринг. Мы же должны поддерживать спортивную форму! Правильно, Валентин?!
– Да, да... – натужно прохрипел распростертый на траве Шевченко. – Просто спарринг! Не более...
Успокоенный профессор повернулся обратно, к кургану.
Остаток дня прошел без приключений.
Глава III
Минуло трое суток. За это время я понял, наконец, причину своего непреодолимого отвращения к Залумяну с Астаховым (услышав однажды вечером гнусные охо-ахи, доносящиеся из голубой палатки) и благословил собственную предусмотрительность, заставившую меня с самого начала пользоваться отдельным столовым прибором. Я не приверженец блатных законов, но есть из одной посуды с пидорами никогда не стану! Противно!
Между мной и Шевченко поддерживался молчаливый, вооруженный до зубов нейтралитет, со Сперанским и гастарбайтерами я тоже практически не общался (два-три слова, не более.) Зато очень близко сошелся с Таней Меньшиковой, и вскоре мы стали ночевать в одной палатке.
Двадцатипятилетняя Таня оказалась нежной, страстной и вдобавок умной женщиной! С ней можно было не только заниматься любовью, но и поговорить по душам. Она хорошо разбиралась в медицине, в политике, в человеческой психологии. Охотно рассказывала о себе, но ни разу не спросила о моем прошлом. Видимо, чувствовала интуитивно, что данная тема для меня крайне болезненна. В остальном ничего особенного пока не происходило. Злодеи-грабители на лагерь не нападали, хищных зверей в окрестностях не наблюдалось... Каждый вечер я, согласно инструкции, звонил Константинову с лаконичным докладом, типа: «В Багдаде все спокойно». Между тем раскопки двигались ударными темпами. Гастарбайтеры «вгрызлись» в землю метров на десять и к исходу третьих суток с начала работ наткнулись на облицованный камнем, засыпанный щебнем тоннель, ведущий куда-то вниз, наискосок. Подгоняемые суматошными восклицаниями Сперанского, а также повелительным рычанием Залумяна, они удвоили усилия, и спустя час из-под слоя щебня показалась первая каменная ступенька. Затем вторая. Сомнений не оставалось – обнаружен вход в гробницу! Оба руководителя экспедиции аж запрыгали от счастья. К вечеру было очищено уже восемь ступеней. С наступлением сумерек сияющий профессор петушиным голоском скомандовал: «Отбой!»
Измотанным работягам, трудившимся сегодня без обеда, он на радостях распорядился выдать пару ящиков дешевой водки, а «элиту» пригласил распить у костра «несколько бутылочек «Бургундского». Мы с Таней от угощения отказались и, наскоро поужинав, ушли в палатку, но все прочие «гудели» допоздна. Гастарбайтеры горланили песни: украинцы – украинские, молдаване – почему-то цыганские. У «элитного» костра фальшиво бренчал на гитаре Шевченко, громко спорил сам с собой быстро окосевший Сперанский. Откровенно лапались Залумян с Сержиком, дуэтом подвывая популярный среди гомиков шлягер из репертуара Бориса Моисеева...
Угомонились они далеко за полночь, когда налакались до свинского состояния и отрубились кто где сидел. Даже до палаток не доползли! А ближе к утру мне приснился на редкость реалистичный, страшный сон. На сей раз не связанный напрямую с моим преступлением.
По поляне, в ярком свете луны, не спеша, по-хозяйски прогуливался отвратительный старик: сгорбленный, крючконосый, облаченный в черную хламиду до пят, испещренную вышитыми золотом пятиконечными звездами. Седые волосы старика развевались по ветру, нечесаная борода торчала веником, в глазах горела демоническая злоба, а длинные, грязные ногти на скрюченных пальцах напоминали когти. На высохшей шее на массивной золотой цепи висела квадратная платиновая пластина, покрытая причудливыми гравированными письменами.
Поляна же выглядела совсем как накануне, по окончании всеобщей попойки: распахнутые пустующие палатки, тлеющие угли костров. Возле них – неподвижные, храпящие тела... Неожиданно старик остановился и вперился лютым взором в место раскопок. Тонкие синеватые губы медленно растянулись в торжествующей сатанинской улыбке. Некоторое время он молча созерцал очищенные от щебня ступени. Потом дико расхохотался и взмахнул костлявой рукой. В тот же миг в небе сверкнули белесые молнии, грянул гром, а над поляной закружилась невесть откуда взявшаяся туча воронья. Зловещий старик что-то пронзительно провизжал (слов я разобрать не смог), и вороны, кровожадно каркая, дружно устремились вниз на пьяных археологов, остервенело долбя их плоть острыми клювами. Чертов хрыч вторично взмахнул рукой. Из леса безмолвно вышла огромная стая волков. Особей сорок, не меньше!
Он снова открыл рот, но тут...
– Эй ты, прекрати!!! – не выдержав, закричал я.
Пылающие адским пламенем глаза мгновенно уставились на меня. Тощая лапа потянулась в мою сторону, одновременно растягиваясь, как резиновая, и почти достигла горла, но... вдруг резко отдернулась, словно обожглась.
– Крест носишь! – болезненно морщась, проскрипел мерзкий тип. – Зря! Сними сейчас же!!!
Я отрицательно покачал головой.
Морщинистая рожа исказилась в гримасе бешенства.
– СНИМАЙ!!! – оглушительно рявкнул он.
– Нет! – жестко отрезал я. – Не дождешься, морда бесовская!!!
–
Старик засветился синим пламенем, взмыл в воздух, распростер над землей руки и быстро заговорил на неизвестном языке. На поляне начало твориться нечто невообразимое. Пьяницы повскакивали на ноги и, не открывая глаз, бросились друг на друга врукопашную. В ход пошли кухонные ножи, ломы, лопаты. Брызгала кровь, хрустели кости, трещали проламываемые черепа... Дерущимся активно «помогали» вороны, долбя клювами по головам всех подряд. Затем с места сорвались доселе неподвижные волки и ринулись в самую гущу схватки. В центре поляны образовалась здоровенная, копошащаяся куча-мала, из которой неслись карканье, звериный рык, людские стоны и периодически вылетали ошметки мяса.
Внезапно передо мной возник из пустоты гигантский черный волк со свирепым, фосфоресцирующим взглядом.
– Ты осмелился препираться с высшими силами, грешный, преступный воин, – человеческим голосом произнес он. – Напрасно! Ты бы мог служить НАМ. А мы бы тебе щедро платили. Но ты не желаешь... Ладно, получай!!!
Волк стремительно прыгнул на кого-то находящегося рядом со мной, одним щелчком острозубой пасти перегрыз ему горло и с дьявольским гоготом исчез. Обливаясь кровью на руки мне упало... мертвое тело Тани Меньшиковой!!!
– О нет, Господи! Не-е-ет!!! – отчаянно возопил я, зарыдал навзрыд и... проснулся. Вокруг все было тихо, спокойно. В крохотное окошко палатки пробивались первые, еще не жаркие лучи солнца. Из леса доносился веселый птичий щебет. Пахло утренней свежестью. Надо мной склонилась белокурая Танина головка. На хорошеньком личике молодой врачихи читалось нескрываемое волнение.
– Ты так кричал во сне! – жалостливо шепнула она. – Опять кошмары мучили?
– Да, – не до конца опомнившись, хрипло выдавил я и вдруг встрепенулся. – Почему
– Каждую ночь, – потупив голубые глазки, созналась Таня. – Ты никогда не спал нормально. Постоянно ворочался, стонал, разговаривал во сне: вспоминал войну в Чечне, терзался чувством вины по отношению к какому-то сержанту и младшему лейтенанту, часто плакал.
«Вот те на!!! – мысленно опешил я. – Выходит, девочка не чувствовала, а точно
– Успокойся, пожалуйста! – ласково сказала Танечка. – Прошлого не вернешь. А главное, по моему твердому убеждению, твое искреннее раскаяние полностью искупает содеянное!
– Дай-то Бог! – грустно вздохнул я. – Хотелось бы надеяться... Правда, сегодня, малышка, мне приснилось совсем другое. Связанное не с Чечней, а с нашей экспедицией. – Я подробно передал ей содержание последнего кошмара и высказал подозрение, что сон вещий. Хотя бы отчасти.
– Глупости! – серебристо рассмеялась Таня. – Это просто последствия сильного эмоционального расстройства. Не более! Эмоции представляют собой сложный интегральный процесс, осуществляющийся деятельностью корково-подкорковых структур головного мозга. Серьезное изменение эмоционального состояния в худшую сторону может привести к тяжелой депрессии, нарушающей целенаправленность психической деятельности и приводящей...
– Если можно, то попроще! Без заумной терминологии! – нетерпеливо перебил я.
– Ну хорошо, – неохотно согласилась она (врачи не любят, когда их перебивают.) – Если проще, то у тебя на почве комплекса вины развился временный, неорганический невроз. Отсюда – постоянные ночные кошмары и страхи. В том числе сегодняшний. Ничего страшного. Постепенно пройдет. Я лично о тебе позабочусь! – Таня прильнула к моим губам длинным, влажным поцелуем.
Снаружи послышалось многоголосое оханье и кряхтение (начали пробуждаться вчерашние гуляки.)
– Се-е-ержи-ик!!! – громко, на всю поляну простонал Залумян. – Срочно найди похмелиться!!!
Новый рабочий день начался с ожесточенного этнического конфликта. Хитрые молдаване, оказывается, заначили с давешней пьянки энное количество водки и потихоньку от хохлов решили «подлечиться». Но те по запаху учуяли неладное, быстро вникли в суть и, вознегодовав, пошли войной на супостатов. Я вынужден был экстренно вмешаться и, щедро раздавая пинки и оплеухи, развести враждующие стороны. Между прочим, засранец Шевченко наглым образом уклонился от выполнения служебных обязанностей и не принял участия в «миротворческой операции». Он мешком валялся на траве, покряхтывая, тянул «из горла» вино и не обращал на происходящее ни малейшего внимания. Пришлось «миротворствовать» в одиночку. Подчиняясь силе, гастарбайтеры разошлись, но тем не менее продолжали бросать друг на друга злобные, косые взгляды. Я внимательно наблюдал за обеими группами работяг, готовясь, в случае необходимости, применить новые, более радикальные методы восстановления спокойствия. К счастью, до новой заварухи дело не дошло. На подмогу ко мне подоспел Сперанский, собственноручно выдавший обделенным «лекарством» украинцам по чарке сивухи. Межнациональная рознь вроде бы утихла, и в начале девятого утра работы возобновились...
К полудню лестницу расчистили полностью. Всего в ней насчитывалось тринадцать ступеней. Раскопанный тоннель утыкался в глухую стену, сложенную древними строителями из средних размеров, неотесанных камней.
– Ломайте! Вы двое! – решительно обратился Сперанский к первым попавшимся рабочим (молдаванам Н
Гастарбайтеры усердно замахали кирками. Стена оказалась не толстой, в одну кладку. Минут через двадцать большой кусок ее обрушился внутрь, и тут из образовавшегося пролома вырвалось облако белесого пара. Работяги выронили кирки, судорожно схватились за горло и с надсадным хрипом повалились на спины.
Все прочие, доселе оживленно болтавшие, застыли в шоке. «Спавший с лица» профессор окаменел, напрочь позабыл о своей начальственной ипостаси и лишь беззвучно хлопал широко разинутым ртом. Тогда я, мысленно выругавшись, набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание, бросился вниз и, схватив обоих бедолаг за воротники рубах, волоком вытащил на поверхность. Тут, наконец, археологи опомнились: засуетились, загалдели...
– Ты зря старался. Они умерли почти мгновенно! – обследовав неподвижные тела, тихо произнесла мелово бледная Таня. Губы врачихи заметно подрагивали. В голубых глазах блестели слезы. – Какой-то неизвестный, сильнодействующий яд, парализующий дыхательные пути... Но откуда?! Я... Я ничего не понимаю!!!
Среди чернорабочих воцарилась паника.
– Тикаем, хлопцы, швыдчей![14] – обращаясь к землякам, заорал старший из украинцев, пятидесятилетний Свирид. – Мабуть[15], десь нечисто!!!
– Марепеде недущем,[16] Василий!!! – вцепившись в плечо последнего оставшегося в живых соплеменника, вторил украинскому коллеге пожилой коренастый молдаванин Мирчо.
– А ну, стоять, сучары!!! – выхватив «стечкин», зарычал Шевченко. – Кто хоть шаг сделает – пристрелю без базара!!!
Гастарбайтеры мгновенно умолкли, испуганно поглядывая на пистолет в мускулистой руке Валентина.
В наступившей тишине к трупам приблизились руководители экспедиции.
– Невероятно, – пропищал господин Сперанский. – Подобные «сюрпризы» встречались иногда в египетских гробницах, но в захоронениях вятичей?! Буквально уму непостижимо!!! Никогда бы не подумал!!!
– Вероятно, там много чего ценного спрятано!!! – плотоядно облизнулся Залумян. – Нам неслыханно повезло!!! – не обращая внимания на покойников, в экстазе воскликнул глава глюкозовского фонда, и я с трудом удержался от искушения сломать ему хребет...
Погибших молдаван похоронили в общей могиле на восточном краю поляны. С остальными работягами руководство провело длительную беседу, пообещав, в частности, вдвое увеличить заработную плату, а также организовать вечером богатые поминки по усопшим. Видимо, эти доводы показались уцелевшим гастарбайтерам достаточно убедительными. Или они опасались стоящего чуть поодаль Шевченко с оружием на изготовку? А может, и то и другое?!! В общем, к середине дня раскопки возобновились. Правда,
Когда стену окончательно снесли, первый рабочий проверил длинным железным щупом пространство за ней. (Сперанский опасался какой-нибудь новой ловушки типа замаскированной ямы с острыми кольями внизу.) И только потом, не обнаружив ничего подозрительного, осторожно шагнул внутрь. За ним, боязливо озираясь, последовал напарник с фонарем. Вернулись они спустя полчаса: уже без противогазов, с потными возбужденными лицами, с лихорадочно блестящими глазами.
– Там такое... такое!!! – учащенно дыша, наперебой заговорили работяги. – Целая прорва золота!!! О-бал-деть!!!
– Охрана! Обыскать!!! – едва заслышав слово «золото», взвизгнул Залумян. Я даже не шелохнулся, зато Шевченко пулей сорвался с места и принялся бесцеремонно обшаривать ветхую одежонку гастарбайтеров.
– Дурак ты, Валентин! – презрительно бросил я экс-легионеру. – Понапрасну жопу рвешь! Ежели кто и будет воровать, то не сейчас – при свете дня да у всех на глазах!!!
– Сам дурак! – огрызнулся Шевченко. – С ними, скотами, надо держать ухо востро!!! Вот увидишь – обязательно сперли чего-нибудь!!!
Однако я оказался прав. Длившийся без малого сорок минут обыск не привел ни к каким результатам. Невзирая на столь явное фиаско, Валентин нимало не смутился. Оставив в покое работяг, он уселся на раскладной стульчик, положил на колени пистолет и как ни в чем не бывало принялся мурлыкать популярный легкомысленный мотивчик. Тем временем Сперанский с Залумяном, кратко посовещавшись, решили самолично осмотреть гробницу. В сопровождающие они взяли меня и трех гастарбайтеров с фонарями. Шевченко велели присматривать за порядком на поверхности. Первыми вниз отправились рабочие, потом оба руководителя экспедиции. Последним медленно, неохотно спускался я. Душу мою томило предчувствие неотвратимой беды. Никак, впрочем, не связанное с возможными смертоносными ловушками типа той, что «сработала» при разборе стены. На пороге, втянув ноздрями спертый, насыщенный странными запахами воздух, я невольно поежился и с немалым внутренним усилием заставил себя войти в склеп. Погребальная камера представляла собой облицованное известняком кубическое помещение длиной пять, шириной пять и высотой тоже пять метров. В свете фонарей были видны многочисленные золотые статуэтки в стенных нишах, расставленные вдоль стен золоченые ларцы, и еще масса всевозможных тускло поблескивающих предметов: причудливой формы сосуды, металлические кубки, футляры, связки серебряных колец и т. д. и т.п. В центре выступал из темноты плоский гранитный постамент, на котором высился прямоугольный каменный гроб. По бокам постамента застыли, словно часовые, две черные скульптурные фигуры волков, изготовленные с потрясающим реализмом. Казалось, они вот-вот сорвутся с места и прыгнут на непрошеных гостей. Глаза зверей горели зловещим красным огнем. Внимательно присмотревшись, я понял, что это огромные рубины.
– На левой от входа стене вроде фреска, – негромко сказал Сперанский. – Посвети-ка, Стас.
Усатый здоровяк послушно повернул фонарь в указанном направлении. Взглянув на фреску, я содрогнулся всем телом. На ней гадко ухмылялся тот самый отвратительный старик из сна! В черной мантии, усеянной пятиконечными звездами, окруженный стаей хищного воронья!!!
Глава IV
Исследование гробницы продолжалось вплоть до позднего вечера. Сдвинув ломами тяжелую крышку гроба, рабочие обнаружили в нем человеческий скелет в истлевшей мантии, с остатками длинных седых волос на черепе. Мертвец лежал лицом вниз. Насколько мне было известно, именно так всегда хоронили колдунов. Гранитный постамент при ближайшем рассмотрении оказался жертвенником, на котором даже сохранились следы засохшей крови. В общем, худшие мои предположения окончательно подтвердились!!![17] Ох, не стоило мне соглашаться на щедрое предложение Константинова!!! Ох, не стоило!!! Но... назвался груздем – полезай в кузов... Не мог я забрать назад данное слово. И бросить Таню на произвол судьбы тоже не мог! Такие вот дела. Мрачно, со щемящей тоской в сердце наблюдал я за суетней археологов...
Работы остановились, лишь когда полностью стемнело. Сперанский с Залумяном сияли начищенными самоварами, наперебой восхищаясь богатейшей добычей. Вопреки первоначальному замыслу, найденные предметы не стали складировать в красной палатке, а пересчитав и переписав, оставили в склепе. Уж слишком их оказалось много! А для обеспечения безопасности ценностей на лестнице, ведущей в гробницу, поручили посменно дежурить мне и Шевченко. Первым заступил на пост экс-легионер. Я же подсел к костру, где возбужденный Сперанский проводил нечто вроде пресс-конференции. Представители «элиты» слушали его с неподдельным интересом, а гастарбайтеры тем временем на западной окраине поляны шумно справляли поминки по Нуцу и Петру.
– Абсолютно неожиданный результат! Превзошедший самые смелые надежды! – брызгая слюной, вещал профессор. – Мы рассчитывали откопать останки какого-нибудь знатного воина. В лучшем случае – племенного вождя, а нашли, судя по всему, персону куда более значительную!!! По предварительным оценкам, наш покойник жил в конце десятого – начале одиннадцатого веков, т.е. именно тогда, когда князь Владимир I крестил Русь и окончательно разгромил Хазарский каганат. О-о-о! То были бурные, кровавые годы! Крещение отнюдь не везде проходило гладко. Жрецы старой веры яростно противились принятию Христианства и возбуждали против него народные массы. То там, то здесь вспыхивали вооруженные восстания, предавались лютой смерти христианские проповедники. Киевский князь в долгу не оставался. Его дружины штурмом брали непокорные города, сжигали языческие капища, казнили предводителей повстанцев...
Особенно упорно сопротивлялись вятичи! И наш седовласый старец, надо полагать, играл в данной борьбе не последнюю роль!!! – профессор на несколько секунд умолк, тяжело дыша и подбирая сопли.
– Вы говорите, «жрецы противились», – воспользовавшись паузой, вставил я. – Но ваш «откопанный» похоронен, как колдун. Лицом вниз! Выходит, колдуны и языческие жрецы одно и то же?!
– Гхе! Гм! – покашляв в кулачок, с интересом глянул на меня профессор. – Вы, молодой человек, не целясь, угодили фактически в точку! Могу лишь добавить.
– Однако на этом наше открытие не исчерпывается! – продолжал между тем вдохновенно витийствовать Сперанский. – Обнаруженные в погребальной камере предметы однозначно свидетельствуют о тесных контактах вятичей с хазарами[18]. По крайней мере, той их части, которой руководил наш почтенный старец. Очевидно, они объединились в борьбе против общего врага!!![19] Вот, пожалуйста, одно из доказательств, – в руках профессора появилась платиновая пластина на золотой цепи, уже виденная мной в недавнем страшном сне. – Она лежала в гробу! – радостно взвизгнул Сперанский. – А надпись выполнена на иврите. Попробуем прочесть! – поднеся пластину к очкам, профессор торопливо зашевелил губами. – Кх, гм! Весьма любопытная цитата из талмуда, – закончив расшифровку, гордо констатировал он. – Послушайте-ка! – Сперанский расправил плечи, выпятил грудь, разинул рот, но озвучить перевод не успел. Поляну огласил душераздирающий, напоенный смертной мукой человеческий вопль...
В окружении пустых бутылок, смятых, опорожненных консервных банок, обрывков засаленных газет и прочего хлама лежало, оплывая кровью, тело молдаванина Мирчо с искаженным гримасой боли лицом. Мирчо конвульсивно дергался и стонал. С каждой секундой все тише и тише. Кровь хлестала из дырки около шеи, а также струилась из-под спины рабочего. «Похоже, убивали двое. Один ударил ножом сзади в почку, второй – сверху, в подключичную артерию, – с ходу определил я. – Плохо дело. Мужика уже не спасти!»
– Кто тебя зарезал? Кто? Быстрее! Хоть намекни!!! – в отчаянной попытке опередить смерть закричал я. На миг тусклый, отрешенный взгляд Мирчо слегка прояснился. Он начал медленно поднимать руку, очевидно намереваясь указать пальцем на убийц, но так и не смог этого сделать. На полпути рука обессиленно упала обратно в траву. Стоны окончательно смолкли, конвульсии прекратились, глаза остекленели.
– Врачебная помощь, к сожалению, не требуется. Оба ранения были смертельны, – тихо сказал я подоспевшей, запыхавшейся Тане с медицинским чемоданчиком и резко обернулся к шумно дышащим перегаром гастарбайтерам. – Ну-с, сволочи! Сами расколетесь, или подвергнем каждого из вас допросу третьей степени?!
Вероятно, в тот момент выглядел я достаточно свирепо. Они явно испугались, гурьбой попятились к деревьям и наверняка бы выдали злодеев, но тут...
– Погодите, молодой человек! – неожиданно вмешался Сперанский. – Не стоит поднимать лишний шум. Постараемся решить вопрос полюбовно! – Точно, точно!!! – блуждая маслянистыми глазками, вторил ему Залумян. – Будьте любезны удалиться! Мы с Дмитрием Афанасьевичем разберемся здесь самостоятельно!
Сплюнув в сердцах на землю, я отвел нервно всхлипывающую Таню обратно к костру, достал из кармана мобильник, набрал номер Константинова и подробно доложил обстановку, сделав основной упор на недавнем убийстве и не забыв упомянуть об утреннем межнациональном конфликте.
– В общем, ситуация сложилась крайне напряженная, – мрачно подытожил я.
– Да, да, действительно! Того гляди они полностью взбесятся! – обычной своей шепелявой скороговоркой залопотал в трубке Алексей Георгиевич. – Надо срочно заменять рабочих. Завтра же пришлю новых. И еще – присмотрите повнимательнее за Шевченко! Нет, не как раньше,
Внезапно связь прервалась. Досадливо ругнувшись, я набрал номер по новой. В ответ послышались длинные гудки. После пятнадцатого последовал сброс. Так повторилось четыре раза подряд.
Не на шутку обеспокоенный, я попробовал позвонить Кощею. «Абонент не отвечает или временно недоступен...» – прожурчал в мембране приятный женский голос. «Странно! – подумал я. – Толик никогда не отключает мобильник! И никогда с ним не расстается. Даже в туалете. Неужели...»
– Хорош прохлаждаться! – прервал мои размышления грубый голос Шевченко. Экс-легионер подкрался бесшумно, словно рысь. Я аж опешил от изумления. – Как видишь, в Иностранном легионе все же учат кое-чему полезному! – перехватив и правильно истолковав мой взгляд, самодовольно ухмыльнулся Валентин. – Заступай на пост. Сейчас твоя очередь, а мне пора отдохнуть! – преувеличенно широко зевнул он и, не дожидаясь ответа, развалился на траве...
Сидя на верхних ступенях ведущей в гробницу лестницы, я слышал доносящиеся с поляны звуки, обрывки фраз и на основании анализа оных довольно четко представлял, что именно там происходит. Сперанский с Залумяном «решили вопрос полюбовно», т.е. договорились с гастарбайтерами о неразглашении факта убийства, самим убийцам дали «отпущение грехов» при условии «больше так не поступать» и выставили «честн
хором горланили пьяные хохлы и примкнувший к ним Вася. Последний из молдаван. Таню Меньшикову руководители экспедиции тоже ухитрились как-то успокоить. (Подробности их разговора я не разобрал.) Ну, а Сержик Астахов в утешениях вовсе не нуждался. Более того, трагическая гибель работяги изрядно развеселила педераста[20]. Гнусно хихикая, он долго о чем-то шушукался со своим любовником Залумяном... Шло время. Постепенно угомонились вдрызг упившиеся гастарбайтеры, улеглась спать «элита», и на поляне установилась сонная тишина, лишь изредка нарушаемая негромкой перекличкой ночных птиц. Дневная жара ушла, уступив место приятной прохладе. В воздухе ощущались ласковые дуновения легкого, шаловливого ветерка. Высоко в темном небе безмолвно зависла бледная луна. Мысли мои неотступно крутились вокруг телефонов Константинова и Бессарабского, загадочно замолчавших в самый неподходящий момент. Может, обычное совпадение?! Неполадки на линии?!
Заурядные технические проблемы, связанные непосредственно с аппаратами типа «севшего» аккумулятора или какой-нибудь поломки?! Дай-то Бог!!! А может...
Внезапно я вздрогнул, насторожился. Доселе тусклая луна вдруг разгорелась ослепительным белым пламенем. С неба прямо в погребальную камеру пролегла широкая лунная дорожка. Приятная прохлада сменилась затхлой могильной сыростью. Внутри гробницы послышался отвратительный сиплый смех. Затем оттуда по лунной дорожке выехал верхом на черном волке известный читателю колдун и вперился в меня страшным нечеловеческим взглядом.
– Последний раз предлагаю, поклонись НАМ, грешный, преступный воин! – ржаво проскрипел он. – Поклонись, сними с шеи крест, отрекись от Распятого, и тогда, обещаю, ты получишь сказочное вознаграждение! Вот посмотри. – Перед моими глазами появилось видение огромной груды золота, перемешанного с драгоценными камнями и обильно присыпанного зелеными долларовыми купюрами.
– А если откажешься, пеняй на себя! – выдержав эффектную паузу, добавил инфернальный тип и трескуче щелкнул кривыми пальцами. Сверкающая груда растаяла в воздухе, а на ее месте возникло некое подобие киноэкрана, на котором замелькали кадры цветного короткометражного фильма, повествующие об изощренной мучительной казни вашего покорного слуги. Какие-то безликие двуногие особи в клеенчатых, замаранных кровью мясницких фартуках терзали мою плоть железными клещами, отрезали зазубренными тесаками пальцы на руках и ногах, сдирали лоскутами кожу, посыпали раны солью, поджаривали меня на медленном огне... А под конец – попросту разорвали на части! Неторопливо, с нескрываемым наслаждением...
Не буду врать, что я не испытал ни малейшего страха. Испытал, да еще какой!!! Аж до печенок пробрало. Тем не менее я не пожелал становиться христопродавцем. А на предыдущие дьявольские посулы мне было вовсе плевать.
– Сгинь, нечистый дух![21] – невероятным усилием воли уняв лихорадочную дрожь в конечностях, жестко сказал я и размашисто перекрестился. С яростным воплем гость из Преисподней провалился сквозь землю. Одновременно пропали все наведенные им галлюцинации: и бесовский «киноэкран», и зловещая лунная дорожка, и противная могильная сырость... «Взбесившаяся» луна снова сделалась обыкновенной, бледно-тусклой. Теперь поляна выглядела совсем как прежде. Будто и не происходило ничего!
– У-уф!!! – облегченно выдохнул я, утирая холодный пот со лба. – Пронесло, кажись!
Но, как тут же выяснилось, рано обрадовался. Спустя несколько секунд на ступень впереди меня упала чья-то широкая тень. Повинуясь бойцовскому рефлексу, я молниеносно отпрянул в сторону.
Ребристая железная палка со свистом рассекла воздух в том самом месте, где мгновение назад находился мой затылок...
Бросив короткий взгляд через плечо, я убедился, что на сей раз противник абсолютно реален. Из плоти и крови. Высокий, широкоплечий мужчина с арматурой в руках. Лицо нового «гостя» скрывал один из принадлежащих экспедиции противогазов.
«На Шевченко не похож. Экс-легионер пониже ростом. Наверное, кое-кто из гастарбайтеров!» – вихрем пронеслось у меня в голове. Между тем тренированное годами тело сделало единственно возможное в данной ситуации.
Подбородок плотно прижался к груди (дабы не повредить череп), плечи уперлись в вышестоящую ступень, туловище сложилось пополам, а обе ноги стремительно выбросились по дуге назад, через голову. Удар пришелся нападавшему в область бедра. Рыкнув от боли, он споткнулся, выронил арматуру (тут же со звяканьем укатившуюся вниз, к склепу), непроизвольно отшатнулся, но кровожадных намерений не оставил и, быстро оправившись, выхватил из-за голенища замызганного «кирзача» кухонный нож. Однако примерно пять секунд, которые длилось его замешательство, дали мне возможность подняться на ноги, развернуться на сто восемьдесят градусов и приготовиться к отражению следующей атаки. Противник тем временем попытался нанести размашистый, колющий удар сверху вниз в подключичную артерию. (Похоже, он был одним из убийц молдаванина Мирчо.) Проведя резкий блок-удар правым кулаком по запястью занесенной надо мной мускулистой лапы с ножом, я шагнул вперед, рубанул правым же предплечьем по локтевому сгибу той же руки, одновременно левой ладонью крепко обхватив ее под запястьем и, согнувшись в пояснице, с силой надавил на захваченную конечность. Выронив нож, мужик завалился на спину. Я уселся сверху и... допустил непростительную оплошность! Вместо того чтобы сперва добить противника и лишь потом проверять его личность, я потянулся снимать противогаз. Он не преминул этим воспользоваться. По-кошачьи извернувшись, обхватил меня ногами за шею, отбросил в сторону, проворно вскочил и, со спринтерской скоростью миновав освещенную луной поляну, скрылся среди деревьев.
Поделиться книгой: