Мадам Помпадур. Некоронованная королева

Жанна Антуанетта усмехнулась:

– Парисы видели?

– Да.

– И что?

– Советуют пока подождать.

– Чего подождать, они собираются удалить фаворитку? Но через несколько месяцев я буду такой круглой, что никакому королю не смогу приглянуться.

Мадам довольно усмехнулась:

– Я полагаю, что ты уже приглянулась, если сама Шатору удостоила тебя таким гневом. Парисы и де Турнеэм тоже так считают.

Жанна Антуанетта чуть задумчиво поинтересовалась:

– Ты можешь объяснить, что именно не устраивает Парисов в Шатору? Ведь они поверенные маркизы, как же они могут что-то делать за ее спиной и против нее?

– Против Шатору герцог Ришелье… и еще много кто.

– А почему вы решили, что герцог был бы счастлив видеть в качестве фаворитки меня?

– Так решили Парисы…

– Парисы делают ставку на меня? Но почему?

– Ты умна, красива, умеешь очаровывать… К тому же ты с детства готовилась к этой роли.

– Какой роли, мама?

– Той, что тебе предсказала Лебон.

– Парисы готовы поддержать меня?

– Да.

– Тогда почему у тебя такой мрачный вид?

Мадам Пуассон вздохнула:

– Боялась, что ты придешь в ужас и будешь плакать.

– Нет, плакать я не буду, хотя все очень плохо. Но сейчас мне нужно доносить и родить ребенка, об остальном будем думать потом. Видишь, даже погода против моих поездок.

– Я очень рада, дорогая, что ты не слишком расстроилась.

– Ты не права, я расстроилась и очень-очень сильно, но понимаю, что пока выбора нет.

– Ты много лет мечтала быть фавориткой короля, я помню. И я поддерживала в тебе эту мечту, а теперь она рушится?

Жанна вдруг уставилась на мать долгим взглядом и ответила неожиданно даже для себя:

– Нет, всего лишь отодвигается. Всему свое время, я еще буду фавориткой короля.

Мать осторожно поинтересовалась:

– Потому что это предсказала Лебон?

– Нет, потому что я влюбилась в Людовика.

– О боже! Разве можно влюбляться в королей? И уж тем более в того, с кем собираешься спать?

– Только не говори Парисам, они ничего не смыслят в любви, а потому не поймут. Я не обману ваших надежд, но только по-своему. Чтобы завладеть королем, надо завладеть его сердцем, отдав взамен свое.

– Зря ты так думаешь, у Людовика весьма капризное сердце, ему нельзя дарить свое, растопчет.

– Поздно предупредила, я уже подарила.

– У тебя… у тебя что-то было с его величеством?! – ахнула мать.

– Нет, подарить сердце вовсе не значит отдаться в постели, я просто влюбилась в короля, как бы глупо это ни было. Ты знаешь, что такое влюбиться?

– Знаю. Я знаю, что такое любить многие годы, но держать это при себе, никому не показывая.

– Мама, – Жанна вдруг уткнулась в колени присевшей на край постели матери, – я буду любовницей короля, но не потому, что это выгодно, а потому, что он самый красивый мужчина Франции. И всего мира. И не забуду вас всех. Но только сейчас я должна родить ребенка, иначе не прощу себе гибели малыша из-за своих амбиций.

– Да, конечно, дорогая…

Если честно, то мадам Пуассон надеялась только на то, что любовь к королю у дочери просто пройдет за то время, пока она будет ходить беременной и рожать второго ребенка. Может, так и лучше? Жанна сильно похорошела после первенца, хотя и тяжело переживала его гибель. Но надо сказать, чтобы больше никаких детей, это сильно портит фигуру и грудь женщины. И еще, чтобы не смела даже думать о вскармливании грудью, как порывалась делать с первым ребенком.

Заботы мадам Пуассон и мадам Ле Норман на несколько месяцев оказались далеки от его величества и придворных интриг. Но о них не забыли Парисы.

Жанна прекратила поездки в коляске, перестала нервничать, тем более король со свитой покинули Шуази (не без настояний маркизы Шатору), состояние хозяйки замка Этиоль заметно улучшилось, и в положенный срок она родила дочку. Девочка в отличие от умершего сразу после рождения брата оказалась крепенькой, выжила и радовала родителей самим своим существованием.

Жанне некоторое время были просто противопоказаны следующие роды, что заставило Шарля Гийома держаться от спальни супруги в стороне. Но дочь и саму Жанну Антуанетту он очень любил.

А немного погодя начались события, сильно повлиявшие на дальнейшую судьбу всех Ле Норманов…

Конец фаворитки

Наступило время, когда фаворитка решила, что ей мало играть в любовь, и принялась играть в политику. Подтолкнуло ее к этому положение вокруг Франции, в частности война в союзе с Испанией против Марии-Терезии Австрийской. Эта война вяло тянулась уже около четырех лет, но теперь австрийцы стояли уже на берегах Рейна, угрожая Эльзасу. Вообще-то это мало волновало короля, и без него было кому командовать армией.

Фаворитку посетил герцог де Ришелье.

– Мадам, у меня к вам конфиденциальный разговор.

Шатору смотрела на герцога и ломала голову, что же могло понадобиться от нее ее врагу? Герцог – сама любезность и, похоже, действительно опасался, чтобы беседу не подслушали.

– Чем могла заинтересовать вашу персону скромная придворная дама?

Но герцог не обратил внимания на колкость, отпущенную фавориткой.

– Мадам, вы хотите прославиться, как Агнесс Сорель?

– Ну…

Шатору совершенно не понимала, чем таким она могла прославиться, кроме того, фаворитка вовсе не считала любовницу Карла VII ни красивой, ни достойной подражания. Прославиться, как Агнесс Сорель? Но, пожалуй, главное, о чем она сама вспомнила, услышав это имя, – обнаженный бюст дамы с картины Жана Фуке, а еще наполовину выбритую голову. Сколь ужасной была эта мода – выбривать себе волосы надо лбом до самого темени, а еще красить губы бантиком. Фи! Неужели герцог вздумал предложить и ей оголить бюст для какого-нибудь холстомарателя?!

При одной мысли о подобном у фаворитки перехватило дыхание от возмущения. Нет, она не против обнажить свои прелести, тем более было что, но не перед всеми же подряд.

Но герцогиня не успела возразить, Ришелье опередил ее, видимо понимая, что его странное предложение может вызвать у дамы негативную реакцию.

– Мадам, вас должны запомнить как патриотку Франции.

Нельзя сказать, что такое бодрое заявление внесло ясность, Шатору все равно не понимала, чего же от нее хочет герцог, но хотя бы перестала возмущаться.

– Франция уже четыре года воюет, и сейчас ситуация довольно опасна. Его величество должен вмешаться, но он слишком апатичен. Вы должны повлиять, напомнив королю о его долге перед Францией. Он просто обязан возглавить армию. – Ришелье сделал предупреждающий жест, хотя мадам вовсе не возражала. – Для него это будет совершенно безопасно, ведь необходимости отправляться на поле боя нет, достаточно лишь посетить войска. Зато какой резонанс! И его свяжут с вашим именем.

У Ришелье был в запасе еще один довод. Видя, что мадам де Шатору все еще сомневается, он выложил и этот последний довод:

– Вы же не хотите, чтобы его величество на этот подвиг вдохновил кто-то другой? Скажу по секрету, кое-кто давно готов к такому поступку. Спешите, чтобы вас не опередили.

– Но что я могу сделать?

– Дайте королю понять, что пришло время действовать не только на балах или в спальне, но и во главе армии.

– Что?!

Мари-Анна ожидала чего угодно, только не такого совета. Первой мыслью было, что ее просто хотят заманить в ловушку, потому женщина постаралась взять себя в руки и больше не показывать эмоций. Взгляд фаворитки стал слегка насмешливым, мол, ничего не получится, я все ваши уловки вижу насквозь.

Но герцога Ришелье этим не удивишь, он, видно, ожидал и такого развития событий тоже, а потому спокойно позволил маркизе осознать услышанное и слегка дотронулся до ее руки:

– Выслушайте меня, мадам, всего лишь выслушайте. Можете не отвечать и даже выбросить из головы то, что я скажу, как только за мной закроется дверь. Но если вы все же решите, что я прав, умоляю, не тяните время, действуйте.

Он не стал вдаваться в подробности развязанной войны, в которую Франция вступила согласно союзническим обязательствам, лишь коротко рассказал, насколько устали в армии от бестолковости и неурядиц, что нужно поднять боевой дух войск, а заодно и народа, которому надоело бездействие королевской власти в том числе. Нет лучшего способа обрести любовь подданных, чем выигранная, даже совершенно ненужная война. А если учесть, что австрийские войска уже серьезно угрожают границам самой Франции, тем более.

– Но это опасно для его величества!

Герцог слегка поморщился, правда стараясь, чтобы фаворитка этого не заметила. Не удалось, глаз у маркизы был наметанным, но она не заострила внимание на этой усмешке, пусть себе морщится.

– Прошли те времена, когда король должен был лично скакать на коне впереди своей армии. Ныне, чтобы ее возглавлять, достаточно просто присутствовать где-то рядышком. В армии достаточно боевых командиров, чтобы его величеству не пришлось даже приближаться к передовым позициям, он будет на столь безопасном расстоянии, что с ним сможете поехать и вы, мадам.

– Я?! Вы полагаете, что даме место на войне?

– Вам место рядом с королем, и если его величество будет в войсках, то и вы тоже. Зато и ваш, и королевский престиж будет поднят на невиданную высоту.

Шатору чуть задумалась, а потом вдруг вскинула глаза на герцога и несколько секунд буквально сверлила его взглядом.

– Почему вы предлагаете эту роль мне, ведь усовестить его величество и подвигнуть на такой подвиг, как посещение армии, мог бы и кардинал Флери?

Ришелье взгляд выдержал и ответил совершенно честно, в данном случае ему было выгодней не лгать:

– Да, кардинал смог бы, но стоило бы ему убедить его величество, как вы из простого чувства возражения оказались против. И я не знаю, чью сторону принял бы король. А если это сделаете вы, то возражений не предвидится ни с одной стороны.

– А почему вы решили, что не станет возражать сам король?

Бровь герцога основательно приподнялась, выражая крайнее изумление:

– Возражать, если возьметесь убеждать вы, мадам? Пожалуй, даже я бы согласился, а уж его величество…

Видя, что герцогиня задумалась основательно, Ришелье мягко напомнил о себе:

– Мадам, я удаляюсь, с вашего разрешения. Я дал вам совет, ваше право воспользоваться им или нет. Подумайте, вы мудрая женщина и прекрасно понимаете всеобщую выгоду в данном деле.

Герцог ушел, на прощанье легко коснувшись губами ручки прекрасной Шатору, дверь за ним давно закрылась, а герцогиня сидела, уставившись на пламя камина. Она размышляла, но уже не над тем, убеждать короля или нет, Ришелье прав, это было бы прекрасным способом завоевать любовь подданных, а о том, какие приводить аргументы самому Людовику. Король вовсе не горел желанием ни воевать, ни даже просто слушать о военных действиях.

Конечно, придется ехать вместе с ним или вслед за ним. И дело не только в том, чтобы выглядеть патриоткой, не в том, что сама Шатору жаждала королевских объятий, а в том, что Людовика просто могли увести! Герцогиня прекрасно понимала опасность долгой разлуки и особенно разлуки в таких условиях. Завести новую любовницу или подхватить какую-нибудь гадость от простой пастушки, как король однажды уже подхватывал от дочки мясника, – могло случиться что угодно.

Но поездка означала ломку всех привычек, множество неудобств…

И все же Шатору думала не о неудобствах, а о предстоящем разговоре.

Он состоялся уже на следующее утро. Его величество был немало удивлен, когда внезапно явившаяся фаворитка принялась убеждать его в необходимости съездить в… действующую армию! Людовик мог ожидать чего угодно – просьбы о новом замке, денег, просто капризов с требованием удалить из Версаля кого-то неугодного фаворитке, но только не разговора на такую тему. Король даже не сразу поверил собственным ушам.

Стать правителем и возглавить армию? Как она себе это представляет?

Да, все короли возглавляли армии.

Но армия не квартирует в Версале, для этого придется ехать далеко!

Прекрасно, фаворитка готова составить компанию.

И все же Людовик колебался, слишком необычной была идея герцогини. Необычной и, честно говоря, опасной. Людовик вовсе не был стяжателем воинской славы, с него хватало и альковной.

Видя, что любовник не поддается на уговоры, Шатору даже прослезилась от отчаяния. Ей уже пришлась по душе идея стать национальной героиней, убедившей короля в необходимости подвига, каковым, несомненно, являлась поездка в действующую армию. Опасаясь расплакаться, что не вполне соответствовало бы избранной ею тактике поведения (героини не плачут, Орлеанская Дева не в счет, она деревенская глупышка), Шатору поспешила прочь, решив, что надо все обдумать.

Видно, герцог Ришелье все же подозревал, что фаворитка начнет действовать, и довольно быстро, он поджидал мадам Шатору.

– Ничего не получается, он колеблется!

– А чего вы ожидали, что король немедленно потребует коня и шпагу?

– Как еще убеждать? Его величество думает, что это опасно.

– Напишите ему письмо.