Мы вас построим

— Я правильно понимаю, что именно это вы хотели бы изменить? — спросил он.

— Я хотел бы получать настоящее удовлетворение.

— А от общения с другими людьми вы ничего не получаете?

— Нет, доктор. Видите ли, доктор, моя реальность никак не смыкается с миром переживаний других людей. Вот вы, например. Если я расскажу вам о своем, вы посчитаете это фантазией. Я имею в виду, о ней.

— О ком, о ней?

— О Прис.

Он подождал, но я не стал продолжать.

Доктор Хорстовски по телефону вкратце коснулся ваших проблем, — сообщил мне Найси. — В моем понимании у вас прогрессирующие проблемы с тем, что принято называть шизофренией типа Magna Mater.[Magna Mater(лат.) — великая мать.] Кстати сказать, мне следовало бы начать с теста пословиц Джеймса Бенджамина, а затем проверить вас на советский блоковый тест Выгодского — Лурье.

Он кивнул, и сестра откуда-то из-за моей спины поднесла ему блокнот и ручку.

— Итак, я вам приведу несколько пословиц, а вы постараетесь мне объяснить, что они означают. Готовы?

— Да.

— «Без кота мышам раздолье».

Я обдумал свой ответ прежде, чем высказаться:

— В отсутствие власти возможны правонарушения.

Так я отвечал — довольно бойко, пока мы не дошли до пословицы номер шесть, которая оказалась для меня фатальной.

— «Катящийся камень мхом не обрастет».

Сколько ни старался, я никак не мог вспомнить значение этого высказывания.

Наконец, я рискнул:

— Ну, это означает, что человек активный, никогда не предающийся раздумьям…

Нет, пожалуй, моя трактовка звучала неверно. Я сделал еще одну попытку:

— Человек, всегда активный, развивающийся в умственном и нравственном смысле, никогда не испытывает застоя.

Доктор смотрел на меня очень внимательно, так что я счел нужным уточнить:

— Я имею в виду, что человек, который всегда активен и не дает расти траве под ногами, успешно продвигается в жизни.

— Ясно, — сказал доктор Найси.

Я понял, что провалился, обеспечив себе официальный диагноз «шизофренический беспорядок мышления».

— Да что же это означает? — в отчаянии спросил я. — Что, я все говорил наоборот?

— Боюсь, что так. Общепринятое значение пословицы как раз обратно тому, что привели вы. Обычно она означает, что человек, который…

— Подождите, вы не должны подсказывать, — прервал я его. — Я вспомнил, я знаю на самом деле: человек непоседливый никогда не приобретет ничего ценного.

Доктор Найси кивнул и перешел к следующей пословице. Однако в блокноте появилась роковая запись: «Нарушение формального мышления».

После пословиц я пытался классифицировать блоки — группы однородных предметов, но без особого успеха. Мы оба вздох нули с облегчением, когда я, наконец, сдался и отпихнул от себя эти чертовы кубики.

— Именно так, — кивнул доктор Найси и сделал знак медсестре уходить. — Думаю, мы можем перейти к заполнению форм. У вас есть какие-нибудь пожелания насчет клиники? По-моему, самым лучшим вариантом будет клиника в Лос-Анджелесе, хотя, возможно, это просто потому, что знаю ее лучше других. Касанин-клиник в Канзас-Сити…

— Отправьте меня туда, — попросил я.

— Какие-то особые причины?

— Видите ли, несколько моих близких друзей вышли оттуда, — уклончиво пояснил я.

Он смотрел выжидающе, как бы подозревая глубинные мотивы.

— И, мне кажется, у нее хорошая репутация. Почти все, кому действительно помогли с психическими заболеваниями, по моим данным, лечились именно там. Я не хочу сказать, что другие клиники плохи, но, по-моему, эта лучшая. Моя тетушка Гретхен сейчас находится в клинике Гарри Стэка Салливана, что в Сан-Диего. Знаете, она стала первым в моей жизни человеком с психическим расстройством. А после нее была еще куча народу, потому что ведь многие больны, и об этом каждый день говорят по телевизору. Взять хотя бы моего кузена Лео Роджеса — он все еще где-то в клинике. Мой учитель английского языка в средней школе мистер Хаскинс — он умер в клинике… А еще недалеко от нас жил старый итальянец, уже на пенсии, Джорджо Оливьери— его увезли с приступом кататонического возбуждения. И мой армейский дружок Apт Боулз — с диагнозом «шизофрения» его отправили в клинику Фромм- Ричман в Нью-Йорке. А также Элисон Джонсон, девушка, с которой я ходил в колледж, она в клинике Сэмюэля Андерсона в Третьем округе, это в Батон-Руж, Луизиана. Ну, и еще человек, на которого я работал, Эд Йетс — он схлопотал шизофрению, которая потом перешла в паранойю. Уолдо Дангерфилд, еще один мой приятель. И Глория Мильштейн, девушка, которую я знал, она вообще бог знает где. Ее поймали на психологическом тесте, когда она устраивалась машинисткой. Психиатры из Бюро прихватили ее… она была такая невысокая, темноволосая, очень симпатичная. И никто так и не знает, что там показал этот тест. А Джон Франклин Манн? Продавец подержанных машин, я был знаком с ним… У него нашли запущенную шизофрению и увезли. Думаю, он в Касанинской клинике, потому что у него родственники в Миссури. И Мардж Моррисон, еще одна моя знакомая — ее сейчас выпустили. Уверен, она лечилась в Касанине. Все из них, сэр, кто побывал в Касании ской клинике, сейчас как новенькие, если не лучше. В Касанине не просто обеспечивают соответствие Акту Мак-Хестона, они действительно излечивают. По крайней мере, мне так кажется.

Доктор Найси записал на обороте правительственного бланка: «Касанинская клиника, Канзас-Сити» — и я вздохнул с облегчением.

— Вы правы, — пробормотал он, — говорят, в Канзас-Сити очень хорошо. Вы ведь знаете, что президент провел там два месяца?

— Я слышал об этом, — признался я. Всем известна история о том, как будущий президент в подростковом возрасте героически вступил в схватку с психической болезнью и одержал триумфальную победу где-то лет в двадцать.

— А теперь, прежде, чем мы расстанемся, — продолжил доктор Найси, — мне хотелось вам немного рассказать о вашей болезни— шизофрении типа Magna Mater.

— Отлично, — согласился я, — мне будет интересно узнать.

— На самом деле для меня этот случай представляет особый интерес. Я даже подготовил несколько монографий на эту тему. Вы знакомы с точкой зрения Андерсона, трактующей подвиды шизофрении в соответствии с направлениями религии?

Я кивнул. Его теория освещалась практически во всех американских журналах, это было очень модно.

— Первоначально шизофрения встречается в гелиоцентрической форме, в основе которой лежит поклонение Солнцу. Причем в нашей ситуации Солнце, как правило, ассоциируется у больного с образом отца. Вы счастливо миновали эту фазу. Гелиоцентрическая форма является наиболее примитивной, ей соответствуют наиболее ранние религии, связанные с поклонением Солнцу, включая митраизм[Митраизм — религия, связанная с поклонением верховному богу добра и света Митре. Возникла в последние века до нашей эры в Иране и распространилась на территории Римской империи и в Передней Азии. (Прим. перев.)] — гелиоцентрический культ времен Древнего Рима. Сюда же относится солнечный культ в Персии — поклонение Ахурамазде.[Ахурамазда — бог-солнце, спаситель в религии Древней Индии и Древнего Ирана.(Прим. перев.)]

— Ясно.

Теперь рассмотрим форму Magna Mater, ваш тип заболевания. В Средиземноморье времен Микенской цивилизации существовал культ поклонения женскому божеству. Ну знаете, Иштар,[Иштар — центральное женское божество вавилонско-ассирийской мифологии, богиня плодородия, плотской любви, войны и распри.(Прим. перев.)] Кибела[Кибела — богиня плодородия в мифологии и верованиях фригийцев.(Прим. перев.)] с Аттисом[Аттис — фригийский бог природы. Согласно мифу, Атис был пастухом и его полюбила Кибела; смертельно раненный на охоте кабаном, он превратился после смерти в сосну.(Прим. перев.)], позднее сама Афина… и в окончательном варианте — Дева Мария. Происшедшее с вами связано с тем, что ваша душа, так сказать, воплощение вашего бессознательного, ее архетип проецируется вовне, на окружающий мир, воплощается в нем и становится предметом поклонения.

— Так.

— Причем, данное воплощение может ощущаться вами, как нечто невероятно могущественное, опасное, даже враждебное, и несмотря на это, крайне притягательное. По сути — это олицетворение всех пар противоположностей: жизнь во всей ее полноте и в то же время смерть; всеобъемлющая любовь и холодность; ум, но и деструктивная аналитическая тенденция, которая, как известно, не является созидающей. В нашем подсознательном дремлют некоторые противоположности, которые обычно превозмогаются гештальтом нашего сознания. Когда же эти противоположности переживаются непосредственно, как в вашем случае, то мы их не осознаем и, соответственно, не можем победить. В такой ситуации они разрушают и, в конечном итоге, уничтожают наше эго, поскольку, как вы уже знаете, являются архетипами и не могут быть ассимилированы нашим эго.

— Ясно, — повторил я.

— Таким образом, ваше преобразованное сознание не в состоянии дальше функционировать, оно теряет власть и передает свои функции бессознательному. При этом никакие контакты с вашей душой невозможны, — заключил доктор Найси, — Повторюсь, у вас довольно мягкая форма шизофрении, но тем не менее, это болезнь, которая подлежит лечению в федеральном учреждении. Я надеюсь увидеть вас после возвращения из Касанинской клиники, уверен — прогресс в вашем случае будет колоссальным.

Доктор улыбнулся мне с искренней теплотой, и я ответил ему тем же. На прощание мы пожали друг другу руки.

Так начался мой путь в Касанинскую клинику в Канзас-Сити.

На официальном слушании дела перед свидетелями доктор Найси представил меня и выразил надежду, что нет причин, препятствующих моему немедленному отбытию в Канзас-Сити. Все эти формальности произвели на меня столь тягостное впечатление, что еще больше укрепили в желании как можно скорее попасть в клинику. Хотя Найси предоставил мне двадцать четыре часа на то, чтоб завершить все свои дела, я решил сократить этот срок, уж больно мне хотелось уехать. В конце концов мы сошлись на восьми часах. Сотрудники Найси зарезервировали место на самолете, из Бюро я ехал на такси, чтобы вернуться в Онтарио и провести время, которое отделяло меня от моего великого путешествия на Восток.

Такси привезло меня к дому Мори, где хранилась большая часть моих вещей. Так что очень скоро я уже стучался в знакомую дверь. Дома никого не оказалось. Я тронул ручку, обнаружил, что там было не заперто, и вошел в пустой, безмолвный дом.

Я заглянул в ванную, увидел, что мозаика, над которой трудилась Прис в ту первую ночь, уже завершена. Какое-то время я стоял и разглядывал ее работу, дивясь краскам и рисунку. На стене красовались рыбки и русалка, и осьминог с глазами-пуговицами — она все-таки закончила его!

Одна голубая плитка отставала, я аккуратно ее отковырял, очистил от засохшего раствора и положил в карман пальто.

«Это на тот случай, если я вдруг тебя забуду, — сказал я про себя. — Тебя и твою мозаику в ванной комнате, твою русалку с алыми сосками и все это множество чудесных, таинственных созданий, обитающих в подводном мире».

Извечная, безмятежная вода… Ее линия проходила выше моей головы, почти на высоте восьми футов, а выше было небо. Совсем немного неба. Похоже, оно не играло никакой роли в этом мирозданье.

Стоя так, я услышал какой-то шум и стук у входной двери. Что им нужно от меня?

Затем я вспомнил, где я, и попытался сообразить, в чем дело. Ждать пришлось недолго, через несколько мгновений в комнату влетел запыхавшийся Мори Рок. Увидев меня, он резко остановился.

— Луис Розен, — констатировал он. — В моей ванной.

— Я уже ухожу.

— Соседка позвонила мне в офис, она видела, как ты вышел из машины и вошел в дом в мое отсутствие.

— Следите. — Честно говоря, я не очень удивился. — Они повсюду, куда бы я ни пошел.

Я продолжал стоять, засунув руки в карманы и глядя на многоцветье на стене.

— Просто соседка подумала, что мне надо знать. Я так и думал, что это ты. — Он посмотрел на мой чемодан и вещи, которые я собрал. — Ты на самом деле псих! Ты же, должно быть.

только приехал из Сиэтла — когда, кстати, ты приехал? Наверное, не раньше сегодняшнего утра. И снова куда-то собрался.

— Мне надо ехать, Мори, — сказал я. — Закон требует.

Он продолжал смотреть, челюсть медленно отвисала, затем вдруг понял и вспыхнул.

— Прости, Луис, — сказал он, — за то, что назвал тебя психом.

— Но это правда. Сегодня я проходил тест пословиц Бенджамина и еще другой, с блоками. И там, и там провалился. Комиссия уже заседала по моему поводу.

Мори стоял, потирая челюсть.

— А кто тебя сдал? — спросил он.

— Отец и Честер.

— Черт побери! Твои родственники!

— Они спасали меня от паранойи. Послушай, Мори, — я заглянул ему в лицо, — ты не знаешь, где она?

— Честное слово, Луис, если б знал, я бы сказал тебе. Именно потому что у тебя все так сложилось.

— Знаешь, куда меня отправляют на лечение?

— В Канзас-Сити?

Я кивнул.

— Может, ты ее там увидишь. Вполне возможно, что чиновники Бюро снова отправили ее туда, а мне сообщить забыли.

— Да, так бывает.

Он подошел поближе, похлопал меня по спине.

— Удачи тебе, сукин ты сын! Я знаю, ты выкарабкаешься. У тебя ведь, полагаю, шизофрения и ничего больше?

— Шизофрения по типу Magna Mater. — Я полез в карман, достал плитку и показал Мори. — Чтобы помнить ее. Надеюсь, ты не возражаешь? Это ведь твой дом и твоя мозаика, в конце концов.

— Забирай. Забирай всю рыбку, или сосок, если хочешь. — Он обернулся к русалке. — Я не шучу, Луис. Мы сейчас отковыряем этот розовый сосок, и ты сможешь везде носить его с собой, хорошо?

— Отлично.

Мы стояли, глядя друг на друга.

— Скажи, каково это — иметь шизофрению? — спросил он.

— Плохо, Мори. Очень, очень плохо.

— Прис то же самое всегда говорила. Она была ужасно рада избавиться от нее.

Эта поездка в Сиэтл, все из-за нее. То, что они называют кататоническим возбуждением… Знаешь, это ощущение безотлагательности, будто ты должен что-то делать немедленно. И, как правило, оказывается, что все неправильно. Твои действия ничего не дают, и ты понимаешь это и впадаешь в панику, а потом тебя накрывает настоящий психоз. Я слышал голоса и видел… — тут я прервался.

— Что ты видел?

— Прис.

— Keerist… Дело дрянь.

— Ты отвезешь меня в аэропорт?

— Конечно, дружище, — кивнул он с готовностью. — Конечно.

— Я хочу выехать попозже вечером, — сказал я. — Может, мы пообедаем вместе? После того, что случилось, мне совсем не хочется видеться с семьей. Как-то стыдно.

Мори покачал головой:

— Как ты можешь так здраво рассуждать, будучи шизофреником?