Идущие за кровью

И тут он прыгнул. Я невольно бросился в сторону, одновременно хватая стоящий рядом стул и пытаясь загородиться им, но толчок многокилограммовой туши был столь силен, что я не удержался на ногах и кувырком полетел на землю, не выпуская стула из рук. Это меня и спасло: массивные ножки стула помешали ему дотянуться до моего горла, и мощные челюсти лишь лязгнули перед моим лицом. Исходящий из его пасти смрад заставил меня поморщиться. Ударом ноги я что было сил отбросил его в сторону и, вскочив на ноги, запустил стулом в окно. Стекла разлетелись с жалобным звоном, и, не теряя времени, я прыгнул в спасительный проем. Казалось, падение будет длиться целую вечность. Потом земля больно ударила меня в бок, заставляя разом онеметь плечо, и я покатился по чавкающей жиже. Вскочив на ноги, я потряс головой, разгоняя мелькавшие перед глазами звездочки, и, погрозив кулаком зияющему чернотой окну, заорал:

— У тебя к тому же из пасти воняет, грязный сукин сын! Не знаю, из какого зоопарка стащил тебя этот ублюдок, но, в отличие от него, ты больше никогда не окажешься за решеткой, дворняжка белобрысая! Я сейчас вернусь, и тогда…

Позади меня послышались шорох и глухое ворчание. Уже догадываясь, что я увижу, я медленно повернулся и развел руками:

— Считай, что я ничего не говорил. Я молчал, как рыба… А ты, оказывается, довольно шустрый песик… И знаешь, что мне в тебе особенно нравится?

Болтая, я медленно, стараясь не делать резких движений, наклонился к лежащему рядом стулу и поднял его. Зверь стоял в двух шагах от меня и скалился. Меж его зубов сочилась и капала на землю грязно-белая пена.

— Ты такой большой и массивный, — продолжал я, отводя руку со стулом в сторону, — что… трудно промахнуться!

Я с размаху опустил стул на его голову и, повернувшись, пустился наутёк. Единым рывком я перелетел через трехметровую чугунную ограду и, оказавшись на набережной, оглянулся. Тварь проходила прямо сквозь решетку, словно это были не железные прутья, а мираж. Я почувствовал, как волосы встают дыбом на моей голове, а спина покрывается холодной испариной. Понимая, что бежать от дьявольской твари бессмысленно, я вскочил на парапет и прыгнул в тёмно-грязные воды реки. Ноги почти по колено ушли в ил, но холодная вода привела меня в чувство. Я выпрямился и посмотрел на обломок стула, который все ещё сжимал в руке.

— Бред, — сказал я вслух. — Этого не может быть… Уж я-то знаю…

Над гранитным парапетом показалась квадратная голова с горящими от ярости глазами. Тварь встала передними лапами на поребрик и плотоядно посмотрела на меня.

— Ты что, так и будешь за мной весь день бегать?! — заорал я. — Конец двадцатого века, центр города… Нет оборотней и привидений! Не-ту! Ты понимаешь или нет?! Во всяком случае даже призрак в такое дерьмо не полезет, — сказал я, размазывая по лицу пятна мазута. — Пошел отсюда! Брысь!..

Я едва успел выставить перед собой руки, когда обрушившаяся сверху туша опрокинула меня навзничь. Холодные воды сомкнулись над моей головой, а острые когти рванули плащ, раздирая ткань и впиваясь в тело…

Тяжело дыша, я стоял по пояс в ледяной воде и смотрел на качаемое волнами тело монстра. Слипшаяся от воды и мазута шерсть медленно окрашивалась в тёмно-красный цвет, расплываясь вокруг торчащего меж ребер чудовища куска дерева. Я до хруста сжал зубы и, обхватив спасшую мне жизнь ножку стула, с трудом выдернул её из тела мёртвой твари.

— Осина, — сказал я вслух, поднося палку к глазам. — Это самая настоящая осина… Но если это — осина, тогда…

Шатаясь, словно пьяный, я добрел до каменных ступеней спуска и вылез на набережную. Привалившись спиной к серому граниту, я долго смотрел, как волны уносят прочь мёртвое тело животного.

— Но я же это вижу, — прошептал я. — Даже теперь я вижу этот не желающий тонуть кусок… мяса. То, что он не тонет, понятно — такое тонуть не должно. А вот почему оно не исчезает? Я же читал, что если оборотня проткнуть осиновым колом, то… О чем я говорю?! — опомнился я. — Я говорю об оборотнях?! Да… Я говорю об оборотнях. И один из этих поганцев только что едва не перегрыз мне глотку! Он хотел перегрызть мне глотку! Я же это чувствовал! Я видел его, и я драпал от него, словно пятилетний ребенок… Я сошел с ума! Нет, я точно сошел с ума!.. День. Двадцатый век. Центр города. Оборотни. Маги. Сумасшедший офицер. Мистика… А кол?..

Я посмотрел на острую палку, лежащую рядом. На ней все ещё виднелись какие-то кровавые сгустки и прилипшие к ним длинные седые шерстинки.

— Кол — реальность, — грустно констатировал я. — А может, мне это кажется? Сумасшедшие всегда уверены, что все происходит с ними наяву, а на самом деле это лишь плод их больного воображения… Очень может быть. Калинкин послал меня провести холодную ночь в заброшенном доме, и я от злости свихнулся… Почему же мне холодно и с меня течёт вода?.. Это мне тоже кажется…

Я услышал бодрые шаги на набережной. Какой-то ранний прохожий уже спешил по своим делам.

— А вот у него-то мы сейчас и спросим, — решил я и вышел на набережную.

Увидев меня, розовощекий толстяк с дипломатом замер как вкопанный и, сунув руку за отворот кожаной куртки, предупредил:

— Не подходи! У меня оружие! Не подходи — убью!

— Да вы не бойтесь, — миролюбиво попросил я. — Я только хочу спросить. Вы видите эту дубину?

Толстяк кивнул, поставил дипломат на землю, снял кожаную куртку и бросил её к моим ногам.

— Вы меня неправильно поняли… — начал было я, но он снова кивнул, вытащил из кармана пиджака кошелек, снял часы и, положив все это на поребрик, бросился наутёк.

Я задумчиво посмотрел на оставшиеся после его бегства вещи, перевел взгляд на обломок стула и удовлетворенно констатировал:

— Видит… Это уже хуже. Куда хуже…

Широко размахнувшись, я запустил палку через ограду в сторону особняка и, оставляя за собой грязные лужицы следов от сбегавшей с меня воды, побрел к автобусной остановке…

* * *

— …Да, уверяет, что ваш подчиненный, — подтвердил в трубку дежурный по отделу. — Как выглядит?

Он внимательно посмотрел на меня и описал собеседнику:

— Здоровенный бугай, небритый, насквозь мокрый, с безумными глазами и всклокоченной шевелюрой. Демонстрирует перепачканное мазутом удостоверение и утверждает, что он — сотрудник уголовного розыска… Ага, значит, узнаете… Товарищ Калинкин… В смысле — господин Калинкин, я должен предупредить, что у него не совсем здоровый вид. Я очень смягчаю выражения… Если это действительно ваш человек, вам следовало бы обратить на него особое внимание. Мягко говоря, он «плохо выглядит»… Да… Хорошо… А как быть со вторым? С тем, за которым он к нам и пришёл? Второго доставили вчера из ресторана по подозрению в… Короче говоря, он тоже «плохо выглядел». Называет себя Петровым Петром Петровичем… Тоже ваш? Понятно… да нет, это не моё дело, кого вы набираете в отдел… Но скажите по секрету: у вас ещё много таких? Я никому не скажу, честно. Просто мне интересно. Сколько?! У-у… Все, не буду вам больше мешать, у вас наверняка полно дел… Разумеется, я их отпущу. И чем раньше, тем лучше. Всего доброго.

Он повесил трубку и повернулся ко мне.

— Я очень сочувствую твоему начальнику, приятель… А если вы ещё и раскрываете что-то, то ему нужно садиться за докторскую диссертацию, потому что такой талант зарывать в землю нельзя. Опыт работы с вами должен стать достоянием общественности… Стахов! — крикнул он помощнику. — Отпусти этого… «Петра Петровича». Того, который соусом заляпан.

Выпущенный из камеры Петров с укоризной взглянул на меня, но промолчал. Я развел руками в стороны и прокомментировал:

— Вот такая вот фигня… С вот такими клыками… Пули глотает, как пилюли. И сквозь стены проходит…

— Вот что, ребята, — сказал дежурный. — Топайте-ка вы отсюда, пока… пока эта «фигня» через наши стены проходить не стала… Может, это заразно…

— Майор, — сказал я проникновенно. — Никогда не пей в замке, где водятся привидения. Это может оказаться опасным.

— Да я уже понял, — искренне сказал дежурный. — Вот во что во что, а в это я верю… Глядя на вас… Все, хлопцы, счастливого пути!.. Привет привидениям!..

* * *

Мы вышли из отдела и пошли по улице. Холодный осенний ветер прижимал к телу мокрую одежду, но я не обращал на это внимания, продолжая рассказ:

— …Ты когда-нибудь трактор видел? Так вот, если на него натянуть шкуру и закрепить спереди капкан на медведя, то это и будет та самая зараза, которая меня чуть не слопала… Когда он поплыл по реке, я даже не поверил. Я стрелял в него в упор, а ему хоть бы что! А как ткнул палкой в бок, так он словно окаменел! Мгновенно застыл, словно и не двигался пару секунд назад… Какое чудо, что этот допотопный стул оказался сделан из осины! Осину почти не используют в производстве мебели. Такой шанс — один на миллион.

— Я уже говорил тебе: «Человек духа — вне случайности». Значит, так должно было быть. Но куда безопасней было послушаться меня, а не выкидывать эти идиотские фокусы.

— Кто же мог знать?!

— Я. И я говорю тебе о такой возможности… Как думаешь, он узнал тебя?

— Да, я ему представился, — сказал я. — Хотя надо было для начала как минимум прострелить ему ногу… Или этого тоже пули не берут?

— Свинец — нет. Может случиться даже так, что и серебро окажется бесполезно. Это очень сильный маг. Один из самых сильных в наше время. У меня есть данные, позволяющие предположить, что он входит в число так называемых «идущих за кровью». Едва он пересек границы России, я отдал приказ следить за каждым его шагом… Но разве за таким уследишь? Хорошо хоть до дома Ватюшенко «довели»…

— А зачем ты следил за ним?

— Появление мага подобной величины всегда заставляет насторожиться. Подобные магистры не колесят по миру из-за пустяков. И потом… Мне надо было отыскать «стража» этого города. К сожалению, мне ещё неизвестны «стражи» почти половины крупнейших городов России. Моя логика была проста: раз в город прибыл человек, несущий для него существенную опасность, значит, вольно или невольно, рядом должен оказаться тот, кто в случае необходимости встанет на его пути. Вот так я и «вышел» на тебя.

— До сих пор не могу в это поверить, — признался я. — Неужели все это существует?

— Обычно оно проявляется в более тонких материях. С подобным проявлением грубой силы может столкнуться только тот, кому это предопределено роком. Миллионы людей проживают свою жизнь, ни разу не сталкиваясь ни с чем более «мистическим», чем сны, приметы, интуиция и предсказания. А на долю одного может выпасть целая череда самого непонятного и неординарного… Разумеется, если это его «касается». «Просто так» никогда ничего не происходит. Все взаимосвязано и последовательно.

— Я предпочел бы обойтись «снами и приметами», — признался я. —Куда мы идем?

— К консультанту. Обычно мне приходится ездить к нему из Москвы, и потому частенько опаздывать. К счастью, в данном случае он находится рядом. У нас очень мало времени. По всей видимости, должно произойти нечто серьёзное, а мы даже не знаем, чего и откуда ждать… К нашему счастью, Жеводан принял тебя за обычного оперативника, не разглядев в тебе «стража». Видимо, тоже торопился и не отвлекался на «мелочи». Это меня и тревожит. Что могло вывести его из себя настолько, что он стал неосмотрителен? Это должно быть нечто из ряда вон выходящее. Даже самые глобальные катастрофы для людей такого масштаба, как он, обычно не более чем суета. Но теперь он уверен, что ты мёртв, и у нас есть немного времени до тех пор, пока он не обнаружит пропажу своего слуги. Судя по твоему рассказу, эта тварь была создана из очень редкой формы эктоплазмы. Вряд ли такое по рождение было предназначено для «одноразовых» целей. Скорее всего, он приволок с собой в город несколько своих постоянных слуг… Да, чуть не забыл предупредить тебя. Ни чему не удивляйся, увидев того, к кому мы направляемся. Он довольно странный человек, но это самая большая моя заслуга: я нашёл его и уговорил изредка консультировать меня по самым сложным и неординарным вопросам… Беда только в том, что они все «сложные и неординарные»… Он довольно сварлив, нелюдим и обладает крайне скверным характером. Но он самый лучший эксперт, которого только можно пожелать… Огромный жизненный опыт.

— Кто такой? Я его знаю?

— В этом городе он живёт под вымышленным именем. Я сам регулярно меняю ему паспорта и квартиры… Его первое имя было — Агасфер.

— Что-то знакомое, — нахмурился я вспоминая. — Где-то я о нём уже слышал…

Петров посмотрел на меня с укоризной, но промолчал. Пока я вспоминал, где я слышал это имя, мы вошли во двор старого, дореволюционного дома и, поднявшись по пропахшей сыростью и кошачьей мочой лестнице на второй этаж, остановились перед массивной, обитой железом дверью. Петров распахнул её и без лишних церемоний вошел в квартиру.

— Он не запирается? — удивился я. — Неужели не боится воров? Сейчас такое время, что не только ограбить могут, но и убить за пару рублей.

— А вот этого он совершенно не боится, — туманно ответил Петров и крикнул в глубь коридора: — Агасфер Давидович, вы дома?

— Дома, дома, — послышался голос из-за расположенной рядом с нами двери. — Проходи, Петя… И помоги-ка мне…

Повесив плащи на вешалку, мы пошли на голос. Агасфер сидел в наполненной до краев ванне в чем мать родила и угрюмо смотрел на электробритву, которую держал в руках.

— Как думаешь, получится? — хмуро спросил он Петрова.

Тот лишь неопределенно пожал плечами:

— Никогда не узнаешь до тех пор, пока не попробуешь.

— Тогда воткни вилку в розетку, — попросил Агасфер и, дождавшись, пока его просьба будет выполнена, к моему ужасу спокойно опустил электробритву в воду.

Послышался сухой электрический щелчок, и в воздухе запахло горелой проводкой. Под второй, громкий и раскатистый, щелчок, свет погас. В кромешной темноте послышался досадливый вздох, и голос Агасфера пожаловался:

— Не получилось… Тысяча семьсот тридцать второй способ… Обидно.

Я услышал, как он выбирается из ванной и шуршит одеждой.

— Проходите в комнату, — пригласил странный хозяин. — Я схожу на кухню и принесу свечи.

Спотыкаясь в темноте о стоявшую в коридоре мебель, мы добрались до комнаты, и я тихо спросил:

— Он что… Того… Чокнутый?..

— Он сообразительней нас с тобой, вместе взятых. Просто у него проблема… Никак не может умереть.

— Тяжелый случай… И давно у него это?

— Две тысячи лет. Когда-то он имел неосторожность обидеть Христа и был проклят вечной жизнью… За последние полторы тысячи лет испробовал все способы самоубийства. Ничего не помогает. По-настоящему тяжелый случай…

— Две тысячи лет?! — ужаснулся я. — Я бы на его месте повесился.

— Тоже не выходит, — скрипуче отозвался входящий в комнату Агасфер. — Ни повеситься, ни утопиться, ни застрелиться… Даже яд не берет. В сортир — извините за подробность — пару раз сбегаю, и все…

— А если с десятого этажа — головой вниз? — предложил я сочувственно.

— Вот такая вмятина на асфальте, вот такая шишка на голове, и никаких результатов…

— Гильотина?

— Восемь попыток, — ответил бедняга, водружая на стол подсвечник. — И в огне не горю, и в воде не тону… Теперь вот пробую самые новые достижения науки, но… Надежда, правда, ещё есть… Я тут с одним парнем договорился, он обещал за умеренную сумму лазер на время достать. Может, поможет?

— Никогда не узнаешь до тех пор, пока не попробуешь, — грустно повторил Петров, и я понял, что бедняга Агасфер зря потратит свои деньги.

— Что привело тебя в этот раз? — спросил Агасфер, усаживаясь в кресло напротив. — Землетрясение?

— Нет, — покачал головой Петров. — По моим подсчетам, оно будет лишь в девяносто восьмом году.

— В мае, — полуспросил-полуутвердил Агасфер.

— У меня получился август, — удивился Петров. — Ты по какой системе высчитывал?

— По гиперборейской.

— Я — по Нострадамусу… Время покажет, кто прав… Нет, я пришёл не за этим. У нас появилось нечто, совершенно неожиданное.

— Самое плохое всегда приходит нежданно, — согласился Агасфер. — Именно потому, что не ждут и не успевают приготовиться.

Петров подробно, не упуская ни одной детали, изложил ему события последних дней. Агасфер слушал не перебивая и лишь все больше мрачнел и хмурил брови. Под конец повествования он сидел совсем угрюмый и выбивал на крышке стола какую-то странную мелодию, постукивая костяшками пальцев.

— У меня несколько вопросов к вам, Страж, — сказал он, и я не сразу понял, что он обращается ко мне — столь непривычно было это для меня. Я все ещё казался сам себе самозванцем. И признаться, мне было бы куда легче знать, что они ошибаются в отношении моей скромной кандидатуры. Менять свои стереотипы и представления о жизни не так легко, а заниматься отлавливанием бегающих по городу трупов мне совсем не хотелось. Я привык их «описывать», а не отлавливать. Между тем Агасфер быстро набросал на листке бумаги схематичный рисунок и протянул мне:

— Так выглядела чаша, лежавшая в сундуке?

— Да, — подтвердил я. — Похоже… Очень похоже. Там ещё был порошок, свечи…

— Знаю, знаю, — остановил он меня. — Скажите, вы ничего не делали с этой чашей?

— Конечно, нет, — нахально соврал я. — У меня выработано очень педантичное отношение к вещдокам. Открыл ящик, увидел чашу, закрыл ящик, больше не трогал ящик. Всё.

— Это хорошо. Это очень хорошо, — кивнул Агасфер, пристально глядя на меня. — Вы избавили себя от очень больших проблем. Можно даже сказать, что вам повезло. С реликвиями подобного рода надо быть крайне осторожным. Они обладают свойствами одарять… Но подобные «дары» всегда имеют «две стороны»… Даже самые великие блага имеют «изнанку». «Чтобы что-то получить, требуется чем-то пожертвовать», — таков закон Востока. С этим надо быть очень осторожным.

— А что такое? — невинно поинтересовался я. — Что могло произойти?

— Достаточно того, что этого не произошло, — уклонился от ответа Агасфер. — Этим сообщением я вас и порадовал… А теперь буду огорчать. И огорчать сильно. Во-первых, эта чаша и есть тот самый «золотой кубок», который вы искали.

— Простите, — уверенно заявил я. — Но дерево от золота я ещё отличить могу. Мистика мистикой, но золото это… это всегда золото.

— Раньше эта чаша была заключена в золотую оболочку, — продолжал Агасфер, не обращая внимания на мою реплику. — Эта «оболочка» служила «защитным слоем», несущим на себе проклятье для каждого, кто стремится воспользоваться ею в корыстных целях. И те четыре камня, которые послужили причиной ваших… приключений, несли в себе заклятье такой силы, что снять его не могли почти тысячу лет. Для того чтобы извлечь чашу из «золотого футляра», требовались десятки обстоятельств: место, время, знания, обряды и заклинания… Вот почему Жеводан работал столь «грубо». У него не оставалось времени. Требовалось собрать камни воедино и вернуть их на место, только тогда становилось возможным извлечь чашу из «тайника», не причинив себе существенного вреда. Но вред всё же был нанесён. И вред страшный. Теперь ему вновь придется поторопиться, чтобы восстановить свои силы и… У него есть шанс существенно приумножить их… Глупец! Обрести бессмертье не дар, а проклятье! Его способны вынести только те, кто посвятит себя во имя таких целей, по сравнению с которыми жизнь одного человека — ничто. А он хочет получить блага непосредственно для себя. Когда-то я считал его умным человеком… Глупец!

— Я что-то не понимаю, — признался я. — Вы хотите сказать, что та потертая плошка и есть та самая чаша, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор?.. Что же это за посудина?

— Грааль, — сказал Агасфер, и даже в полумраке комнаты я увидел, как мелово побледнел Петров.