Идущие за кровью

— На паникера Борисов не был похож, — заверил я, невольно трогая шишку на голове. — Скорее на самоубийцу. Или, как окрестил его Петров, «зомби». А документы им больше ни к чему. С тех пор как мы узнали их фамилии, паспорта представляют для них опасность.

— Но только Зеленкин захватил с собой одежду, деньги и продукты. В квартире Борисова ничего не тронуто. На всякий случай я оставил там постового — вдруг ещё вернется. И сегодня меня вызывает к себе начальник РУВД. Догадываешься, что он мне скажет? По делу уже проходит второй труп, а фактов — с гулькин нос.

— Как это «с гулькин нос»? — возмутился я. — Ануфриева задержали? Часть похищенного изъяли? Подозреваемые есть? Работа идёт полным ходом.

— Пока они не задержаны, они всего лишь подозреваемые, а значит, и дело не раскрыто. Черт его знает, сколько ещё трупов описать придется, пока эта «сладкая парочка» не попадет нам в руки. Им сейчас деньги нужны. Много денег. А судя по характеру их деятельности, эти хлопцы ни перед чем не остановятся. Неизвестно, что от них ждать в следующую секунду…

В дверь кабинета осторожно постучали.

— Да-да! — крикнул я. — Входите, открыто.

На порог шагнул высокий светловолосый парень, одетый в грязные, перепачканные землей джинсы и такой же чистоты свитер. В руках он держал спортивную сумку. Проскользнув в кабинет, он запер дрожащей рукой дверь на замок и, тяжело дыша, уставился на нас.

— Что вам угодно? — нахмурился Калинкин.

— Мне… мне начальника, — вздрагивая от каждого шороха за стенами кабинета, прошептал парень. — Начальника или того, кто ведет дело об убийстве старика-антиквара…

— Начальник угро перед вами, — представился Калинкин. — А оперативник, ведущий это дело, сидит напротив… Что вы хотели?

— Я — Зеленкин, — сказал парень, приближаясь к нам. — Зеленкин Олег Тимофеевич. Это я ограбил квартиру Ватюшенко.

Мы с Калинкиным переглянулись и медленно поднялись со своих мест. Калинкин кивнул мне и, отступив на пару шагов, засунул руку за отворот пиджака, а я, сделав шаг навстречу Зеленкину, радостно улыбнулся:

— Тот самый Зеленкин? Ну, конечно же!.. Как мы рады вас видеть…

Парень удивленно посмотрел на меня, и в этот момент я, с короткого размаха, ударил его в подбородок. Своротив на своём пути несколько стульев, он перелетел через весь кабинет и, упав в углу, замер. Осторожно приблизившийся к нему Калинкин пощупал пульс и, оттянув веко, заглянул в глаза.

— Нокаут, — констатировал он. — Вот так и появляются легенды о жестокости угро. Приходит человек сдаваться, а ему — в морду… Да так, что он через раз дышит…

— Значит, с ним все в порядке… Мне как-то не очень хочется вторично исполнять роль тарана для стенки. А эта «веселая компания» очень эффективно вырабатывает у меня условные рефлексы. «Я — Борисов», «Я — Зеленкин», а потом… Нет уж, так надёжнее…

Лежащий на полу парень зашевелился, с трудом сел и помотал головой.

— Вы что, мужики?! — ошалело глядя на нас, спросил он. — Я же сдаваться!

— Вот именно поэтому, — витиевато пояснил я. — Именно по этой самой причине… Геннадий Борисович, может быть, это глупо, но мне кажется, что следует позвать Петрова. Он явно что-то знает, только не хочет говорить, скрывая свои факты под всеми этими глупостями о мистике и фантастике… Но раз уж он что-то знает, то ему следует присутствовать на допросе. Может быть, новая информация подтолкнет его к какой-нибудь идее, которой он с нами поделится…

— Он сидит у меня в кабинете, — сказал Калинкин. — Уже третий час висит на телефоне и звонит по таким номерам, что бедный аппарат краснеет и плавится… Пойду, позову его.

Начальник ушел, а я помог Зеленкину подняться и сесть на стул.

— Больно, — пожаловался он, потирая скулу. — Как кувалдой саданули…

— Сами виноваты. Твой дружок несколько часов назад едва из меня настенный портрет не сделал… Он что, занимается восточными единоборствами?

— Какой дружок? — испуганно переспросил Зеленкин, с ужасом оглядываясь на дверь. — Борисов?! Он приходил сюда?! Он здесь?!

— Приходил, уходил… Но я до этой сволочи ещё доберусь, — пообещал я. — Табуреткой по голове заеду — никакое ушу не спасет.

— Он может прийти, — прошептал Зеленкин. — Он может прийти сюда за мной…

В кабинет бесшумно проскользнул Петров и устроился в углу на диване.

— Давай-ка по порядку, — предложил я. — С самого начала. Как, кто, откуда и зачем. Я слушаю.

— Я с Самохиным и Борисовым с детства знаком. В одном дворе жили. После армии тоже, вроде как… общие дела, то да се…

— Грабежи, разбои, — поддакнул я. — Кражи да драки…

— И это тоже, — хмуро признался Зеленкин. — Денег вечно не хватает, а профессии у нас не особо обогащающие. Слесаря да электрики… Ни с девчонками в кафе посидеть, ни в отпуск вырваться… Было дело, чего уж скрывать… Но до встречи с этим иностранцем все, вроде, обходилось… А две недели назад встретили мы на улице прилично «прикинутого» мужика. Решили его опустить на бабки. Дошли вслед за ним до первой подворотни, прижали к стене… Стас ему отвертку к горлу приставил и говорит: «Давай бумажник». А тот вдруг заулыбался и отвечает: «Я вам, ребята, не только бумажник отдать могу, но могу и богатыми сделать. Если поможете мне, то получите такие деньги, что вам и не снились». Стас ему говорит: «Это мы позже обсудим, а сейчас гони портмоне». Мужик без слов достает бумажник, вынимает деньги и отдает нам. Почти тысячу баксов в тот раз сняли… Естественно, никаких разговоров мы с ним начинать не стали, а как деньги получили — «руки в ноги», и бегом оттуда… И вдруг появляется этот мужичок через три дня у нас во дворе. Как адрес умудрился узнать — ума не приложу. Да только подходит он к нам вечером, когда мы во дворе на скамеечке отдыхали, и здоровается, как со старыми знакомыми. Мы поначалу перепугались. Все, думаем, погорели. Теперь ментов вызовет и — амба! Или, чего хуже, каким-нибудь «авторитетом» окажется, и тогда резать нас на части будут медленно и долго… Но мужик вроде как и не обижается. Сигаретами хорошими угостил, сказал, чтоб на счёт тех денег не беспокоились, для него это, мол, не сумма. И спросил, не хотим ли мы заработать в десять раз больше. В десять раз — вы представляете! Мы, естественно, заинтересовались. Мужик сказал, что он иностранный подданный и приехал сюда за семейными реликвиями, отобранными большевиками у его предков. А акцент у него и впрямь был. Легкий, не мешающий ни говорить, ни слушать, но был. Вроде как у прибалта или латыша… И сказал он, что нашёл часть своих реликвий у какого-то старика-антиквара, но тот продавать не хочет. И вот если нам удастся выкрасть эти безделушки у этого старика, то заплатит он нам в десять раз больше… А нет — так у него в Питере связи на таких уровнях, что от нас за то ограбление и следа не останется. Но нам и угрожать не надо было. Такие деньги за какую-то посудину, пусть даже и золотую? Раз уж она ему так дорога, что готов за неё такие деньги выложить, то решили мы её достать. Тем более что мужик этот нам про коллекционера полный расклад выдал: где живёт, когда приходит, когда уходит. Проблем особых не предвиделось. Они позже начались, когда мы дверь квартиры антиквара вскрыли. Отмычки нам, кстати, тоже иностранец дал. А старик-то дома оказался. Борисов ему с перепугу по голове его же палкой и саданул… Связали мы мужика, а потом… Потом увидели, что хрипит он… Вроде как кончается… Перепугались, конечно. Долго в квартире копаться не стали, чашу из сейфа вынули, деньжат прихватили, ещё кое-что, по мелочи, что на виду лежало, и бежать… Иностранец с нами расплатился и сказал, чтоб мы отнесли чашу в старый разрушенный замок, это в центре города, я показать могу. Там такой старый двухэтажный особняк стоит… И разрешил остальные безделушки у себя оставить. Ему только этот кубок был нужен. Я сам лично эту чашу в замок отвез и в одной из комнат особняка оставил…

— Подожди, подожди, а камни? — напомнил я. — Те самые, которые вы из чаши выковыряли?

— Вот из-за этих-то поганых камешков вся эта жуть и началась, — сквозь зубы простонал Зеленкин. — Черт дернул Борисова на них позариться… Решили сказать иностранцу, что в таком виде чашу и нашли, а камешки себе оставить. Детская дурь! Три из них красивые были. Не драгоценные, но симпатичные. Переливались так, искрили… Да о чем я говорю?! Идиоты мы!.. Мужик в тот раз на чашу и не взглянул, словно уверен был, что она от него никуда не денется. Была у нас мысль «кинуть» мужика и толкнуть чашу по второму разу. Да струхнули. Решили, что овчинка выделки не стоит. Неизвестно, кто он и что после этого выкинет, а десять тысяч долларов не такие уж большие деньги, чтоб из-за них по стране бегать. А про камни как он мог узнать?! Мы же не из жадности их вынули-то… Просто глупость… Им — грош цена в базарный день… Глупость… Остатки вещей мы отдали Ануфриеву. Толку от них не было, а как за старинные безделушки кое-что за них получить было можно. Решили по-быстренькому избавиться от шмоток… И вдруг этим утром прибегает ко мне перепуганный Самохин. Весь трясется, бледный, как покойник, и несет какую-то чушь. Говорит, что иностранец этот чуть ли не из воздуха в его квартире возник и едва его на части от ярости не разорвал. Грозил, обещал в порошок нас стереть, если камни эти ему обратно не отдадим… Стас — в отказ, мол, знать ничего не знаем. Но тот и слушать не стал, сказал, что старик этот, Ватюшенко, помер. Убили мы его ненароком. И что «мокрое» дело на нас теперь. Но он даже сдавать нас не станет, а такое с нами сотворит, что нам смерть счастьем покажется. Дал срок — три часа… Вам, наверное, странно слышать, что три здоровых, нетрусливых мужика выполняли требования неизвестно кого… Но, знаете, было в нём что-то такое… Это словами не высказать… Решили мы собрать эти камни и вернуть их, от греха подальше. Из-за каких-то осколков получать проблемы нам не светило. Пошли мы к Ануфриеву, надеясь, что тот камень, который мы ему отдали, он ещё продать не успел. И тут узнаем, что его забрала милиция. Перепугались мы жутко — понимали, что Ануфриев молчать не станет. Решили на время уехать из города. Отправились по домам — вещи собирать. Едва я успел уложить сумку, как в дверь позвонили. Я в «глазок» Борисова увидел и открыл… Это был Борисов… Но… Это был не тот Борисов, которого я знал. Он словно умом тронулся. Он был всегда самый слабый среди нас…

— Это я заметил, — вставил я. — Если Борисов был самый слабый, то что же умеете вы, а, ребята?..

— Я вам клянусь! Он всегда был немного жесток и считал, что сила дает ключ ко всем жизненным благам… Но таким я его никогда не видел. Он начал нести какую-то чушь про то, что нашёл своего господина и хочет, чтоб я тоже ощутил благодать его мощи. Что мы будем служить самому великому человеку на земле и что именно мы будем стоять у истока его власти. Что мы должны вознести его на трон даже ценой наших жизней, и за это нам будет обещана великая благодать… Короче, я понял, что он свихнулся со страху, и попытался сбежать. Он чуть не убил меня! Ему нужен был камень. Я показал, где он лежит, и пока он его забирал — сбежал. Я бросился к Самохину и обнаружил… Я на шел его мёртвым. Голова у него была неестественно вывернута. Наверное, кто-то свернул ему шею. Кто-то, очень сильный. Он был неплохим борцом и так просто он не дал бы себя убить… Тогда я попытался отсидеться в квартире одного моего знакомого. Мне повезло: из окна квартиры я увидел, как к парадной этого дома направляется Борисов. Все той же странной походкой и все с тем же выражением на лице… Я сбежал через чердак и решил, что лучше всего прийти к вам и все рассказать. Я понимаю, что вы мне не поверите, но они убьют меня, а заступиться за меня некому. Все, что происходит вокруг, — какое-то сумасшествие… Я ничего не понимаю и очень боюсь. Спрячьте меня… Спрячьте…

— Как звали этого иностранца? — спросил я.

— Он сказал, что его зовут Жеводан. Я не знаю, имя это или фамилия…

— Описать его сможешь?

— Да… Высокий. Очень худой. Но не так худой, как слабый человек, а… Как бы это сказать… Словно он состоит из одних сухожилий. Когда пообщаешься с ним некоторое время, понаблюдаешь за его жестами и движениями, создается именно такое ощущение. Мне даже кажется, что он легко бы мог раскидать нас в тот раз, когда мы на него напали, но не захотел… У него густые черные волосы, очень черные глаза и аккуратные, изящные усики. Лицо вытянутое, скуластое. Брови очень густые. На переносице сходятся. А глаза все время прищурены, словно смотрит через прицел пистолета. Одет очень добротно, дорого… Что ещё? Вот!.. Амулетик с цепочкой у него на шее. Такой треугольный камень, синевато-коричневого цвета. И на нём знаки… Нет, рисунки… Помню, что рисунки, но вот какие — я не заметил. Камень на свету переливается всеми цветами радуги, и очень сложно было разглядеть рисунок… А цепочка простая. Не золото и не серебро. Потому мы в тот, первый раз и не стали её снимать…

— Лабрадор, — впервые подал голос Петров. — Всё верно, это — Жеводан. У него был медальон из лабрадора, так называемого «камня гиперборейцев»… Видимо, это очень важная для него поездка, если он не боится носить лабрадор. При его занятиях это может быть опасно. Этот камень «укротить» невозможно.

— Ты знаешь, кто этот иностранец? — удивился я.

— Увы. Именно он и интересовал меня с самого начала. Помнишь, я рассказывал тебе про человека, которого наши люди потеряли недалеко от дома Ватюшенко? Это и был Жеводан.

— Что ж… Тогда дело можно считать почти законченным, — вздохнул я с облегчением. — Зеленкин и Ануфриев у нас, Ватюшенко и Самохин убиты, Борисов и этот… Как его?.. Живоглот?

— Жеводан, — поправил Петров.

— Да, Жеводан… Все «действующие лица» этой истории нам известны, только последние двое где-то все ещё бегают. Тайн больше нет. Дело, как говорится, «с лицами», далее пойдут «технические детали». Розыск, задержание, допросы, очные ставки и все такое… Сегодня же выставлю на них «сторожевики». Рано или поздно они попадутся. Всю жизнь бегать не будут. С иностранцами, правда, придется повозиться, но и в этом кое-какой опыт имеется… Если, конечно, он — настоящий иностранец.

— Настоящий, — подтвердил Петров. — И прибыл сюда официально.

— Тем лучше. Свяжемся со спецотделом…

В кабинет заглянул Калинкин:

— Закончили?

— Так точно, Геннадий Борисович. Картина понемногу проясняется. Некоторые дополнительные штрихи выяснятся позже, но в целом суть понятна уже сейчас.

— Семенов, — позвал Калинкин участкового, проходившего мимо кабинета. — Отведи задержанного в дежурку… И смотри за ним получше. Эти парни имеют склонность к «неожиданным переменам настроения», — он сел на место Зеленкина и кивнул мне: — Вкратце объясни суть. Я сейчас еду в РУВД, нужно как-то реабилитироваться перед шефом… Только вкратце, у меня нет времени.

— Самохин, Борисов и Зеленкин занимались мелкими кражами и грабежами, — сказал я. — На одном из таких «предприятий» познакомились с неким Жеводаном, предположительно иностранным подданным. Он и предложил им ограбление квартиры Ватюшенко, пообещав хорошо заплатить за некую золотую чашу, представляющую историческую ценность. Во время ограбления преступники, по неопытности, не убедились, что квартира пуста, и наткнулись на хозяина, к несчастью для него, оказавшегося дома. Стукнули по голове, связали. Но не рассчитали — Ватюшенко скончался. Испугавшись, они сбежали. Похищенную чашу Зеленкин отнес в обусловленное место, но перед этим, по своей глупости и молодости, они имели неосторожность повредить её, позарившись на украшающие её камни. Заказчик, обнаружив недостающие украшения, вернулся к ним с угрозами. Видимо, стресс и напряжение последних дней сыграли злую шутку с Борисовым — он сошел с ума. Этим и объясняется его огромная сила и странное поведение. Он убил Самохина и едва не отправил «к праотцам» Зеленкина, отнимая злополучные камни. После пришёл к нам и благодаря своему нетипичному поведению обвел вокруг пальца и меня. Остаётся под вопросом: отдал ли он все эти камни заказчику, но это уже вопрос десятый. Показания Зеленкина и Ануфриева надёжно приковывают Борисова и Жеводана к этому делу… Нужно подавать в розыск, Геннадий Борисович. А относительно иностранца — связываться со спецотделом.

— Хорошо. Дожимай дело до конца, пока оно идёт в руки, — кивнул Калинкин. — Бери в помощь Бирюкова, и доводите все до ума. В деле должны быть все справки, протоколы, всё… Сам знаешь, как это должно выглядеть. Всё же два трупа. Это не какая-нибудь кража из общежития. Раскроем — начальство от нас месяца на два отвяжется… До следующего трупа… Тьфу, тьфу, тьфу, — сплюнул он через плечо, — чтоб не сглазить… Все, я убежал. Ни пуха!

— Ты думаешь именно так, как рассказал? — спросил меня Петров, когда мы остались одни.

— А ты опять за своё? — усмехнулся я.

— Сергей, ты можешь меня внимательно выслушать? Всё не так просто, как кажется. Если ты сейчас не поверишь мне, то можешь наделать бед… Точнее, помочь им свершиться. Я пока не могу сказать тебе всего… Я ещё должен кое в чём убедиться… Дай мне время на это. Просто поверь и послушай меня. Если я найду подтверждения своим догадкам, то открою тебе такие тайны, за которые многие люди с радостью отдали бы свою правую руку.

— Упаси меня судьба от комитетчиков, дары приносящих, — с пафосом изрек я. — Чем дальше от этих тайн, тем спишь спокойнее.

— Если все окажется так, как я думаю, то тебе во многом придется изменить своё мировоззрение. Я могу ошибаться, но мне кажется, что ты — один из тех редких людей, которые могут… Впрочем, об этом потом. Позже.

— Правильно, — подтвердил я. — И чем позже, тем лучше. А пока у меня дела. Хочу съездить в тот дом, куда Зеленкин отнёс чашу. Посмотрим, что это за «место сходняка» и почему там устраивают свидания.

— Тебе не следует туда идти. Тебе нужно подготовиться. Человек, в руки которого попала чаша… Скажем так: не совсем обычный человек. К встрече с ним нужно готовиться куда основательнее, чем ты думаешь. Он обладает некоторыми способностями, которые на первый взгляд могут показаться абсурдными.

— Гипнотизёр, что ли? Так на меня это не действует. У меня воображения — ноль. А психика простая, как у кочегара… Был у меня случай, когда один такой «кудесник» вокруг меня прыгал и руками махал. Шаманствовал до тех пор, пока я его за ухо не взял да в отдел не приволок. Вот там он разом сник и все свои заклинания позабыл. И не мудрено: я у него одной наркоты килограмма на два изъял.

— Расскажи поподробней, — попросил Петров.

— Чего рассказывать? Жил на моей территории один «деятель». Разными восточными заумностями увлекался. А у меня на него информация рекой текла. Мол, скупает наркотики в огромных количествах. В таких количествах их ни один наркоман переварить не может. А раз не для себя, значит, торгует. Но слухи — слухами. Человек он солидный был, на одних слухах к нему близко не подойдешь. Заведующий какой-то там крупной библиотекой, кажется, даже доктор каких-то наук… Не помню уже. Дальше — больше. Стала мне информация поступать, что открыл он у себя притон. Люди разные собираются, «травку» покуривают. Вот тут уж я не выдержал. Решил убить пару выходных и устроить небольшую засаду. И представляешь, как в точку попал! Подхожу к дверям его квартиры, а оттуда такой запах анаши и ещё какой-то гадости прет, что даже на лестничной площадке голова кружится и галлюцинации появляются. Я, не долго думая, эту дверь — вдребезги, влетаю в квартиру. Батюшки! Эротика Востока! Пять голых мадам несовершеннолетнего возраста танцуют какую-то «ламбаду», а этот старый паразит стоит перед столом в чем мать родила и водит руками над хрустальным шаром… И дым в квартире — коромыслом. Он в какие-то чашки, расставленные по углам стола, рассыпал наркоту и поджег… Ну и сами, видимо, «приложились». Глаза у всех собравшихся, как у бешеной трески, морды отрешенные, знай пританцовывают. Я этого «востоковеда» от стола оттягиваю, а он шипит, грозится, пальцами растопыренными мне в физиономию тычет и каких-то древних богов на «разборку» со мной вызывает. Что-то я ему там нарушил. Помешал какой-то там обряд выполнять и кого-то из «загробного» мира вызвать. Минут двадцать дергался. Потом я устал его успокаивать и говорю: «Послушай, отец, не перестанешь паясничать — наручники надену. Лучше добром в отделение иди, не доводи до греха. А «духи» явятся, так я и их тоже, как соучастников… Здесь наркоты на всех хватит. Да ещё засаду на вечер устрою, чтоб побольше твоих «джиннов» выловить, развратник ты старый!» Тут у него с головой совсем плохо стало. «Я, — говорит, — ещё вернусь. А сейчас превращусь в дым и улечу». Ну, я не стал его больше уговаривать, наручниками-то к столу и пристегнул… Чтоб «не улетел». Тут у него в голове немного прояснилось, меня, вроде как, узнал, шепчет: «Страж, страж». В том смысле, что «страж порядка». Но потом снова за своё… Я, когда его в отделение доставил, то вызвал врачей. Те сказали: шизофрения, без всякого сомнения. Можно сказать: повезло мужику — сразу от нескольких статей в сумасшедшем доме скрылся. Вот к чему твоя ученость приводит. Изучаешь разные «дао», входишь в «нирвану»… А выйти — не получается. Так «нерваным дауном» и остаешься. Вот такие дела… Чего это ты так на меня смотришь? Не веришь? У мужиков спроси. Это два года назад было. И Семин помнит, и Бирюков…

— Значит, все-таки ты, — расплылся в какой-то блаженной улыбке Петров. — Значит, это ты… А я сомневался. Не сразу тебя признал… Но это ты.

— Эй, эй, — предостерег я. — Ты на всякий случай держи себя в руках. У тебя что-то с душевным состоянием не так. У тебя сейчас такое странное выражение лица, что тебе совсем не помешает глоток водки… О, черт! Обед! Я же совсем забыл про обед! Я голодный, как стая волков зимой! Так, я убегаю… Вернусь через час. Ты пока можешь подождать здесь или, что ещё лучше, сходи-ка в ближайшую рюмочную и…

— Подожди! Я должен тебе кое-что рассказать.

— Нет. Война войной, а обед — по распорядку. Приду — скажешь. Я мужик опытный, знаю, что стоит задержаться на работе на пять минут, так обязательно что-то такое случится, что до следующего вечера голодным останешься. Все, я убежал.

— Я тебя в любой ресторан отведу, только послушай…

— На халяву?! — замер я на пороге.

— Что?

— В смысле: ты платишь?

— Да, за счёт нашей «конторы». Это входит в бюджет.

— Дорогой мой, — раскрыл я объятия. — Да в таком случае я готов слушать тебя три раза в день. В завтрак, в обед и в ужин. Ты можешь говорить о чем угодно: о магах, об инопланетянах, о своей первой любви и даже о том, как ты избежал приёма у психиатра при поступлении на работу. Пока ты платишь — я слушаю… Только учти: аппетит у меня чисто русский. Живот видишь? Литров десять влезает. Я тебя предупредил.

— Договорились. Куда едем?

Я невольно задумался. В ресторане я был всего один раз за всю свою жизнь. Лет семь назад я сумел накопить достаточно денег на обед с Леной, которая в то время была моей невестой, и пригласил её в небольшой, «средней руки», ресторан… Но того ресторана давно уже не было, а новых я и не знал.

— На твоё усмотрение, — решился я. — Главное, чтоб было много и было вкусно… Ох, и отощает же сейчас ваш бюджет… Знали бы налогоплательщики, на что деньги тратят… Эй, а как же со временем? Я ведь на работе. У тебя есть машина?.. Отлично. Тогда — поехали.

* * *

— Ну вот, — сказал я, отодвигая пустую тарелку. — Теперь я готов тебя выслушать… Не знаешь, здесь курить можно? Интересно, это пепельница или вазочка? Уж больно она хрустальная…

— Ты когда-нибудь слышал о комиссиях по изучению аномальных явлений? — спросил Петров. — О существовании отделов, подчиняющихся лично президентам тех стран, в которых они существуют, и финансируемых по особым статьям? Иногда крохи информации всё же проскальзывают в печати. Ты мог слышать о расстреле по приказу Сталина основной части предсказателей, работающих с картами Таро, которых созвали в Москву якобы на симпозиум. О комиссиях по изучению остатков инопланетных кораблей. О пике противоборства исследовательских институтов в области парапсихологии между Россией и Америкой в семидесятые годы. О легендарном экстрасенсе из ЦРУ Ури Геллере. О советниках нашего президента по «профилактике опасных ситуаций»… И вся эта информация далека от истинного положения дел. Но зато это позволяет мне начинать разговор не «с нуля»… Я вхожу в состав группы, занимающейся изучением оккультных наук. Все, что касается мистики и мистических представлений о мире и человеке. Зороастризм, буддизм, христианство, герметизм и многое, многое другое…

— Слушай, давно хотел спросить… А инопланетяне действительно есть?

— Этим занимается другой отдел, — уклонился от ответа Петров. — У нас довольно узкие направления работы, и встречаемся мы только в тех случаях, когда наши интересы пересекаются.

— И вам за это деньги платят?! — скривился я. — Зарплаты, на изучение, на исследования, командировочные?

— И большие деньги, — кивнул Петров. — Немного меньше, чем тратят американцы, но на основные разработки всё же хватает. Слишком велико практическое значение наших исследований. И в области наук, и в шпионаже, и в политике… А лично я занимаюсь проблемой безопасности. Ну и, в качестве, так сказать, «нагрузки», возвращаю некоторые пропавшие раритеты. У людей, занимающихся магией, есть страсть тащить к себе самые различные раритеты, представляющие, по их мнению, какую-то магическую ценность. Бывают случаи, когда их пытаются и уничтожить.

— Так ты — ученый?

— Можно сказать и так. Хотя у нас работают такие «титаны» наук, по сравнению с которыми я — ничто. Моя работа не предусматривает написание диссертации, она — практического порядка. Можно, конечно, и диссертацию защитить, но зачем? Сейчас слишком много бездарей так рвутся получить «доктора», что я с удовольствием пропущу их вперёд и займусь настоящим изучением наук. Согласись, что можно иметь три высших образования и оставаться идиотом. А можно заниматься самообразованием и знать в десять раз больше любого «доктора» или «кандидата». Все за висит от желания. А то, что люди скажут… Они все время что-то говорят. Видимо, очень неприятно, когда кто-то в чем-то лучше тебя. Потому и с огромным, нескрываемым удовольствием «по-дружески» указывают на твои «ошибки». Но «собака лает — караван идёт». Я занимаюсь сбором и сортировкой информации, изучением этого предмета и безопасностью. Прежде всего безопасностью. Часто проявление мистических сил выливается в определенные формы, которые могут быть опасны не только для отдельных людей или городов, но и для человечества.

— Вспомнил! — обрадовался я. — Я мультфильм смотрел: «Охотники за привидениями». Ты про это рассказать мне хочешь?

— Я понимаю, что тебе трудно в это поверить, но… По старайся отвлечься от стереотипа. Сейчас очень многие уважаемые и ученые люди склоняются к тому, что в мире все устроено не так просто, как кажется. Вспомни о болгарской ясновидящей Ванге. Вспомни о находке Ноева ковчега. Вспомни о книге пятидесяти трёх лучших ученых Америки, в которой они заявляют о своей уверенности в существовании Бога. Половина наших ученых уверена в существовании внеземной жизни, и недавно нашли этому подтверждение, обнаружив в метеорите остатки иноземной жизни. Другие уверены в существовании аномальных явлений… Хотя, смотря что называть «аномальными явлениями». Если какие-то вещи происходят — они реальны… Вот, к примеру: сколько, по-твоему, может прожить человек?

— Как-то раз мне доводилось принимать заявление от бабули, у которой в автобусе стащили кошелек. Ей было девяносто восемь лет. Крепкая такая старушка, с её-то здоровьем ещё и меня переживёт… Думаю, что до ста двадцати лет «прокашлять» можно… При определенных условиях, конечно.

— В 1973 году скончался азербайджанец Ширали Муслимов в возрасте ста шестидесяти восьми лет. Венгр Золтан Петраж прожил сто восемьдесят шесть лет. Турок Заро Ага — сто пятьдесят шесть лет. Иранец Мухаммед Аюба — сто восемьдесят лет. Азербайджанец Меджид Агаев — сто сорок два года. Англичанин Томас Карпе — двести семь лет. Ирландская графиня Демод — сто сорок пять лет. Француз Жан Терель — сто сорок три года. А китаец Ли Чунюн «дотянул» до двухсотпятидесятидвухлетнего возраста. Кстати, на могиле знаменитого Мафусаила, прожившего, согласно Библии, девятьсот шестьдесят девять лет, если верить легенде, было написано: «Безвременно скончался»… К чему это от нести? К мистике? К науке? Английский физик Уильям Крукс, президент Королевского научного общества Великобритании, открывший химический элемент «таллий», изобретатель радиометра и прообраза современного кинескопа, вплотную занимался изучением призраков и медиумов. Причём удачно фотографировал духов. Этим же всерьёз занимался Артур Конан Дойл, написавший научный труд о механизме «материализации». Булгаков писал «Мастера и Маргариту», занимаясь изучением катаров и истории замка Монсегюр. Александр Казанцев лично наблюдал «сверхспособности» некоторых людей и убежден в существовании так называемого «сверхъестественного». Существуют подробные исследования «клинической смерти», которую подтверждали и дополняли тысячи очевидцев, лично столкнувшихся с «жизнью после смерти»… Всего и не перечислишь. Зачастую «мистические проявления» близко соприкасаются с наукой. И впереди нам предстоит ещё немало потрясений, произведенных открытиями в изучении космоса, мира и человека. Мы лезем в ДНК, в моря, в космос, а понять, кто мы, откуда и как — не можем… Или не хотим. Не хотим думать об этом. Верим тому, чему нас учат в школе по утвержденной правительством и идеологами программе, и не хотим думать самостоятельно. Но надо этим заниматься? Надо. Вот мы и работаем. Если б у меня было время и я видел, что тебе это интересно, я рассказал бы тебе об удивительных находках, тайнах и легендах, имеющих интереснейшие подтверждения и исследуемых в институтах и лабораториях. О хрустальных черепах, о камнях странного металла, о Туринской плащанице, о Стоунхендже, об идолах острова Пасхи, о загадках сфинксов, о тайнах пирамид, о… Может быть, когда-нибудь и расскажу.

— Ты мне лучше скажи, как тебя на самом деле зовут?

Петров замолчал и с удивлением уставился на меня. Потом неожиданно расхохотался.

— Но я и впрямь: Петров Пётр Петрович. Я детдомовский. Там мне имя и фамилию давали. Ничего лучшего не придумали, как окрестить подобным образом… Потом заинтересовался историей, физикой, химией, и в свою очередь, по некоторым причинам, мной заинтересовались люди из нашего аппарата… Они всегда предпочитали видеть у себя на службе тех ребят, у которых поменьше родственников. В целях секретности удобнее. Ну, и далее меня обучали уже в соответствии с будущей профессией… Если это можно на звать профессией.

— А какое отношение ко всему этому имею я?

— Можешь себе представить, что в мире идёт некое подобие конкуренции между силами «света» и «тьмы»? Названия, как ты сам понимаешь, условные. И сразу обрати внимание: не борьба, не битва, не схватка, а именно конкуренция. Им незачем враждовать, это не люди, с их непонятными амбициями, жадностью, злостью и страстями. Они вместе составляют этот мир и подчас неразделимы. Они только конкурируют между собой за право обладания власти над людьми. Невелико, конечно, счастье обладать таким «сокровищем», но по некоторым причинам им это нужно. Долго объяснять, но это напоминает игру в поддавки, в которой зло сильнее и мощнее, но в конечном итоге побеждает добро… В этих противоположностях человечество легче развивается и двигается вперёд…

— Хочешь сказать, что нет «добра» и «зла», а есть нечто целое?

— Есть учение, причем наиболее распространённое на Востоке. Но лично мне кажется, что и оно неправильно. Из тех знаний, которыми обладаю я, вытекает, что в мире идёт нечто вроде «естественного отбора». Это закон всего живого — делиться и размножаться. При этом отбор должен выявлять наиболее сильных, умных, выносливых прогрессирующих… А в нашем случае ещё и «чистых» особей. В этом случае можно предположить и существование иных цивилизаций и даже иных видов. Общество, созданное в процессе такого «отбора», в свою очередь создает ещё один мир, в котором тоже идёт «отбор», но уже с учетом имеющихся знаний и опыта. Потом ещё один… И ещё один… Вселенная большая, и она постоянно расширяется. А «душа» замечательная субстанция, способная к самосовершенствованию… Это одна из гипотез, которой предпочитаю придерживаться и я, и отдел по изучению внеземных цивилизаций. И именно эта теория находит наибольшее количество подтверждений… Правда, в большинстве своём, тоже теоретических. Так ведь и работа у нас… м-м-да… Так вот, в процессе этого «противостояния» двух сил (заметь: действующих в одном направлении и занимающихся общей задачей) рождаются некоторые отклонения. Так сказать «побочные эффекты». Там, где особо концентрируются силы «тьмы» — появляются создания, которых для удобства мы назовем условно «созданиями тьмы». Они не «предусмотрены» противоборством сил и даже нежелательны как для одной, так и для другой стороны. Они — уничтожают, а это не выгодно тем, чья задача завоевать, увлечь, захватить, но не уничтожить. В этом случае, как бы в противовес им, появляются создания и явления, которые можно условно назвать созданиями света. По влиянию на людей эти две стороны распределяются равномерно, но не пропорционально. Поэтому бывают времена, места и государства, поддерживающие и подверженные в большей степени одной из этих «сторон». Это так называемые «зоны активной концентрации». Времена инквизиции, гитлеровская Германия, сталинские репрессии, террор Робеспьера и Ленина, всевозможные войны, бунты и «перестройки». Именно в эти времена и в этих зонах концентрируется наибольшая энергетика «побочных эффектов». К примеру: если большое количество людей желают смерти и разных несчастий какому-то конкретному человеку, он начинает чувствовать себя, скажем так, «не очень». Импульсы, энергетика… Это тоже мало изучено, но факт. Именно поэтому сквернословие и проклятия запрещены как Библией, так и многими другими религиями. В истории ты найдешь много примеров тому, что правитель, чересчур зажимающий и унижающий свой народ, хиреет и высыхает прямо на глазах. Это «примитивный уровень». Но он показывает простейшее действие выделяемых мозгом импульсов, однотипных по своему астроментальному плану… Это понятно?

— Разумеется, — легко соврал я, поглядывая на часы и давая заказ официанту на дополнительный бокал вина.

— Так вот, эти импульсы сливаются в одно-единое целое и могут проявляться в самых непредсказуемых явлениях. Эти импульсы, или, точнее говоря, эта энергия — активна. И ею можно управлять, если знать — как. В доме, где всегда плачут, сложно смеяться. Этот дом на какое-то время наполняется почти ощутимой энергией боли, страха, отчаяния. То же самое случается и со страной. Подчас кажется, что уже нет выхода и будет только хуже… Человек, знакомый с законами управления этой энергией, может поставить её себе на службу. Но эти энергии бывают разного рода. Христианин не может воспользоваться для своих целей магической энергией сатаниста, а сатанист, в свою очередь, не может воспользоваться мощью христианских символов. У них «противоположные полюса». У каждого учения свои обусловленные символы и обряды. Поэтому, если, к примеру, просить у Христа о смерти кого-то из недоброжелателей, не только получишь «кукиш», но и твоя просьба стукнет по тебе же самому…

— А я-то при чем? — повторил я свой вопрос. — У нас остается совсем мало времени, Пётр Петрович. Я всё же расследованием убийства занимаюсь, а ты меня в «тайное учение спецслужб» посвящаешь… Давай мы все это во время ужина продолжим? Мне здесь понравилось. Дома меня все равно никто не ждёт. В отношении использования финансов ваших служб моя совесть спит спокойно. Так что вполне можем прийти сюда ещё разок-другой… Скажем, завтра утром… Тогда и продолжим наш приятный разговор… Я ведь хорошо слушаю?

— Хорошо…