Мертвая хватка

— Пока не знаю.

— Уж больно твоя Тиа скрытная.

Майк «съел» и это. Лишь заметил:

— Адам ушел из спорта.

Мо скривился, словно Адам вошел в секту поклонения дьяволу или же занимается скотоложством.

— О-о!

Майк расшнуровал ботинки с коньками, снял.

— Почему не хочешь мне рассказать? — спросил Мо.

Майк надел на коньки защитные скобы. Снял наплечники. Мимо прошли несколько парней, попрощались с ним. Многие, даже вне льда, старались держаться от Мо подальше.

— Я тебя отвезу, — предложил Мо.

— Почему?

— Да потому что ты оставил машину у больницы. Пока доедешь туда… лишняя трата времени. Я отвезу тебя прямо домой.

— Не слишком хорошая идея.

— Нормальная. Хочу видеть своего крестника. И понять, наконец, что, черт возьми, происходит.

Глава 4

Мо свернул на их улицу, и Майк увидел свою соседку, Сьюзен Лориман. Она делала вид, будто занимается садом — сажает или сеет что-то, — но провести Майка ей не удалось. Они подъехали к дому. Мо покосился на соседку, она стояла на коленях.

— А что, очень даже славная попка.

— Наверняка ее муженек думает то же самое.

Сьюзен Лориман поднялась. Мо разглядывал ее.

— Да, но ее муженек просто задница.

— С чего ты взял?

Мо кивком указал в сторону.

— Эти машины.

У подъезда стоял мощный автомобиль мужа Сьюзен, темно-красный, как свекольник, «корвет». Была у него и вторая машина, угольно-черный «БМВ-550», Сьюзен же ездила на сером «додж-караване».

— А что в них такого?

— Они его?

— Да.

— Я понимаю этого друга, — ответил Мо. — Жена — самая крутая цыпочка из всех, что доводилось видеть. Испанка или латинос, что-то в этом роде. Помнишь, была такая дамочка, профессиональный рестлер по прозвищу Покахонтас? Помнишь, как показывали эти эротические штучки-дрючки по утрам по Одиннадцатому каналу?

— Помню.

— Ну и эта Покахонтас рассказывала мне кое-что о своей работенке. Всякий раз, когда к ней подкатывал парень на такой вот тачке, важно так подкатывал на толстых колесах, ревел мотором, подмигивал и все такое, знаешь, что она ему говорила?

Майк помотал головой.

— Жаль, что наслышана о твоем пенисе, — радостно подсказал Мо.

Майк выдавил улыбку.

— Жаль, что наслышана о твоем пенисе. Вот так. Ну, скажи, разве не здорово?

— Ага, — кивнул Майк. — До безумия остроумно.

— И от этой привычки избавиться сложно.

— Да уж, наверное.

— Так что этот твой сосед — ее муж, верно? — заимел целых две тачки. Как думаешь, что это означает?

Сьюзен Лориман обернулась к ним. Майк всегда находил ее невероятно привлекательной — самой горячей штучкой во всей округе. Он слышал, как соседские ребятишки называют ее Ноик[5] и не одобрял этого, находил подобный акроним слишком примитивным. И не то чтобы Майк предпринимал какие-то ходы в этом направлении, но пока ты жив и дышишь, не заметить такую красотку невозможно.

У Сьюзен были длинные иссиня-черные волосы. Летом она связывала их в конский хвост или распускала. Шорты коротенькие, глаз не видно за стеклами модных солнечных очков, а на ярко-красных сочных губах играет загадочная улыбочка.

Когда дети были помладше, Майк часто видел ее на игровой площадке у Мапл-парк. Это ничего не означало, но он любил наблюдать за ней. Знал одного папашу, который специально пристроил своего сынишку в детскую команду, дабы иметь возможность видеть Сьюзен Лориман, которая приходила на матчи.

Сегодня солнечных очков не было. А улыбка отдавала натянутостью.

— Красотка чем-то опечалена, — заметил Мо.

— Да. Слушай, подожди меня минутку, ладно?

Мо уже хотел возразить, но потом еще раз взглянул на грустное женское личико.

— Да. Конечно, — кивнул он.

Майк подошел. Сьюзен пыталась сдержать улыбку, но в уголках рта уже появились ямочки.

— Привет, — спокойно произнес он.

— Привет, Майк.

Он знал, почему Сьюзен на улице, притворяется, что занята садом. И не заставил ее долго ждать.

— Результаты по исследованию тканевых соскобов Лукаса будут готовы только утром.

Она сглотнула слюну, торопливо закивала:

— Ясно.

Майку хотелось протянуть руку, коснуться ее. На работе, в кабинете, он бы мог это сделать. Доктора часто так делают. Но здесь не пройдет. Вместо этого он пошел проторенной дорожкой.

— Мы с доктором Гольдфарб делаем все, что в наших силах.

— Знаю, Майк.

У ее десятилетнего сынишки Лукаса был обнаружен фокальный сегментальный гломерулосклероз, сокращенно ФСГС, и ему срочно требовалась пересадка почки. Майк являлся одним из ведущих в стране хирургов-трансплантологов по пересадке почек, но передал этого пациента Айлин Гольдфарб. Она возглавляла отдел трансплантологии в Нью-йоркском пресвитерианском госпитале, и он считал ее самым лучшим хирургом.

С людьми, подобными Сьюзен, ему и Айлин приходилось иметь дело каждый день. Он предупреждал их об опасности, о возможности летальных исходов, но остро переживал каждую смерть. Умершие словно оставались с ним. Преследовали его по ночам. Тыкали в него пальцами. Пугали его.

Смерть нельзя принять, смириться с ней до конца невозможно. Смерть его враг — постоянные вызов и угроза, — и Майк был готов на все, лишь бы не отдать этого ребенка в костлявые лапы твари с косой.

В случае с Лукасом Лориманом к этому примешивалось и личное. Именно по этой причине он передал маленького пациента Айлин. Майк знал Лукаса с детства. Малыш был такой славный, какой-то даже слишком послушный и добрый, с очками, постоянно сползающими на кончик носа, и шапкой непослушных волос. Лукас тянулся к спорту, но играть в подвижные игры не мог. Когда Майк тренировал во дворе Адама, отрабатывал с ним броски, Лукас околачивался поблизости и смотрел. Майк предлагал ему взять палку, но мальчик отказывался. Поняв, что спорт не для него, Лукас стал комментатором.

— Вот доктор Бай подхватил шайбу, делает ложный выпад влево, затем удар… и шайбу блестяще отбивает Адам Бай!

Майк вспомнил об этом, вспомнил, как мальчуган постоянно поправлял сползающие на нос очки, и подумал: «Нет, будь я проклят, если позволю ему умереть!..»

— Ты хорошо спишь? — спросил он Сьюзен.

Та пожала плечами.

— Хочешь, выпишу что-нибудь?

— Данте не признает таблетки.

Данте Лориман — так звали ее мужа. Майку не хотелось признаваться Мо, но его оценка была близка к истине: этот Данте — настоящая задница. С виду приятный мужчина, но стоит увидеть, как он прищуривается… Ходили слухи, что он состоит в какой-то банде, но, видимо, они были продиктованы внешним видом. У него были гладко прилизанные черные волосы, ухватки мужчины, поколачивающего супругу. Он выливал на себя одеколон флаконами и испытывал пристрастие к вульгарно блестящим ювелирным украшениям. Тиа он даже нравился по-своему: «хоть какое-то разнообразие среди моря коротких стрижек», но у Майка этот человек вызывал ощущение, что здесь что-то не так, какая-то фальшивка, что этот показушный мачо не так уж и крут, как хочет казаться.

— Хочешь, поговорю с ним? — предложил Майк.

Она покачала головой.

— Вы вроде бы ходите в аптеку на Мапл-авеню, верно?

— Да.

— Тогда я выпишу рецепт. Зайдешь и сама купишь, если захочешь.

— Спасибо, Майк.

— Ладно, увидимся утром.

Майк подошел к машине. Мо ждал его, скрестив руки на груди. На нем были солнечные очки, и он являл собой олицетворение равнодушия.

— Твоя пациентка?

Майк прошел мимо него. Он не любил говорить о своих пациентах. И Мо это знал.

Майк остановился перед домом и смотрел на него секунду-другую.

«Почему, — подумал он, — этот дом всегда кажется таким хрупким и уязвимым, как мои пациенты?»

Стоит посмотреть направо или налево, и увидишь, что вся улица застроена в точности такими же домами, где живут семьи, приехавшие неизвестно откуда. Он стоял на лужайке, смотрел на строение и думал: «Да, здесь я собираюсь прожить всю свою жизнь, растить детей, защищать все наши надежды и мечты. Именно здесь. В этом странном сооружении».

Он отворил дверь.

— Есть кто-нибудь?

— Папа! Дядя Мо!

Навстречу, из-за угла, вылетела Джил, одиннадцатилетняя принцесса, улыбка сияла во все лицо. Майк почувствовал, как оттаивает его сердце — такое ощущение неизменно возникало при виде дочурки. Когда дочь так улыбается отцу, он, невзирая на все обстоятельства и неприятности, сразу начинает чувствовать себя королем.

— Привет, сладкая моя.

Джил, ловко протискиваясь между мужчинами, обняла Майка, потом — Мо. Двигалась она с легкостью политика, обрабатывающего толпу. За спиной у нее возникла подружка, Ясмин.

— Привет, Ясмин, — улыбнулся Майк.

Волосы у Ясмин свисали на лицо, прикрывая его точно вуалью. А само лицо было покрыто пушком мелких темных волос. Голосок был еле слышен:

— Привет, доктор Бай.

— У девушек сегодня танцкласс? — спросил Майк.

Джил выразительно покосилась на отца, одиннадцатилетним девчушкам редко такое удается.

— Пап, — прошептала она.

И тут он вспомнил. Ясмин перестала танцевать. Ясмин вообще перестала принимать участие в школьных мероприятиях. А все из-за инцидента, произошедшего несколько месяцев назад. Их учитель, мистер Льюистон, обычно такой приветливый и добрый, всегда стремившийся заинтересовать детей, неудачно прокомментировал наличие волос на лице Ясмин. Подробностей Майк не знал. Льюистон сразу же извинился, но урон, нанесенный самолюбию ребенка, оказался невосполним. Одноклассники сразу же начали дразнить Ясмин, называть ее Икс-Игрек, как в хромосоме, или просто Игрек — прозвище, коротковатое для Ясмин, но сразу же прилепившееся к ней.

Дети, как известно, бывают очень жестоки.

Джил осталась с подружкой, изо всех сил старалась преодолеть эту ее отчужденность. Майк и Тиа гордились дочкой. Ясмин ушла, но Джил продолжала посещать занятия по танцам. Джил нравилось практически все, чем бы она ни занималась. Она проявляла неслыханные энергию и энтузиазм, и это притягивало остальных ребят. Вот и говори после этого о природе, наследственности и воспитании. Двое детей — Адам и Джил — от одних родителей, но полярно противоположные по характеру.

Природа до сих пор полна загадок.

Джил снова протиснулась между мужчинами, взяла Ясмин за руку.

— Пошли, — велела она.

Подружка покорно последовала за ней.

— Пока, папочка. До свидания, дядя Мо.