Мертвая хватка

Тиа удивленно взглянула на нее.

— Нет, я не в том смысле. Сколько тебе: лет тридцать пять? Я лет на десять старше. Просто остальные младшие юристы еще сущие младенцы. И все хотят выглядеть героями. Считают, что могут показать себя.

— А я не считаю?

— Считаешь. Но ты уже вышла из младенческого возраста.

Возразить на это было нечего. Тиа опустила голову, взглянула на папку, но все мысли ее были о сыне, его чертовом компьютере и «шпионском» отчете.

Эстер выждала секунду-другую. Затем одарила Тиа особым взглядом, припасенным для того, чтобы «расколоть» свидетеля. Тиа встретила его спокойно.

— Почему ты выбрала именно нашу фирму? — спросила Эстер.

— Сказать правду?

— Желательно.

— Из-за вас, — ответила Тиа.

— Это что, комплимент?

Тиа пожала плечами:

— Вы хотели услышать правду. А она состоит в том, что я всегда восхищалась вашей работой.

Эстер улыбнулась.

— Да. Да, я дамочка с яйцами.

Тиа терпеливо ждала окончания разговора.

— Почему еще?

— Достаточно и этого.

Эстер покачала головой.

— Нет, должно быть что-то еще.

— Не поняла?

Эстер уселась за письменный стол. Жестом указала на кресло напротив.

— Хочешь, попробую догадаться?

— Хочу.

— Ты выбрала эту фирму потому, что во главе ее феминистка. Решила, что я с пониманием буду относиться к твоим прогулам и отпускам по уходу за детьми.

Тиа промолчала.

— Так я права или нет?

— Отчасти.

— Видишь ли, феминизм не означает помощь особи своего пола. Речь идет о равных правилах на игорном поле. О том, чтобы дать женщинам выбор, а не гарантии.

Тиа ждала продолжения.

— Ты выбрала материнство. Это не преступление. Но и какой-то особенной ты от этого не стала. А что касается работы, карьеры, — потеряла годы. Ты выбилась из графика, и тебе трудно нагнать других. Равные правила на поле игры. И если парень бросит работу, чтобы воспитывать детей, на него это тоже распространяется. Ясно тебе?

Тиа отделалась неопределенным жестом.

— Ты сказала, что восхищаешься моей работой, — продолжила Эстер.

— Да.

— Но я пожертвовала семьей. Решила вовсе не заводить. Тебе это тоже нравится?

— Думаю, дело не в том, нравится мне или нет.

— Именно. То же самое и с твоим выбором. Я выбрала карьеру. Я не выбивалась из графика. А потому сейчас перед тобой босс и выдающийся специалист, даже, можно сказать, знаменитость. Но в конце дня я не спешу домой к красивому мужу доктору, белой изгороди вокруг садика и двум с половиной детишкам. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

— Вот и прекрасно. — Ноздри у Эстер раздувались, глаза возбужденно сверкали. — А потому, когда ты сидишь в офисе, в моем офисе, все твои мысли должны быть обо мне. О том, как угодить и услужить мне. А не о том, что сегодня собираешься приготовить на обед и не опоздает ли твой сынок на футбольную тренировку. Понимаешь?

Тиа хотелось возразить, но тон начальницы не оставлял места для споров.

— Понимаю.

— Хорошо.

Зазвонил телефон. Эстер сняла трубку.

— Что? Вот кретин. Я же велела ему держать язык за зубами. — Эстер резко развернулась в кресле.

Для Тиа это был знак. Она поднялась и вышла из кабинета, от души желая, чтобы все мысли ее сейчас были направлены на приготовление обеда или тренировку сына.

В коридоре остановилась, взглянула на мобильный телефон. Потом сунула папку под мышку и, невзирая на нравоучения Эстер, стала размышлять об информации в отчете, полученной по электронной почте.

Зачастую отчеты эти были довольно пространными — Адам очень страдал и посещал так много сайтов и имел так много «друзей» в «Моем мире» и на портале «Facebook», что распечатки этих переговоров были весьма объемны. Как раз их она и проглядывала сейчас, пытаясь убедить себя, что это вовсе не вторжение в личную жизнь, и одновременно не желая знать слишком много.

Тиа поспешила к письменному столу. На нем красовалась обязательная семейная фотография. Все четверо — Майк, Джил, Тиа и, разумеется, Адам — в один из тех моментов, что гарантирует зрителей, — на крыльце перед входом в дом. Улыбки у всех вымученные, но снимок этот почему-то ее успокаивал.

Она выложила на стол отчет и нашла так напугавшее ее сообщение. Перечитала еще раз. Оно не изменилось. Стала размышлять, что же делать, потом вспомнила, что решение они принимали вдвоем.

Тиа достала мобильник и нашла номер Майка. Затем набрала эсэмэс и отправила ему.

Майк все еще был на коньках, когда пришло сообщение.

— От Наручников? — спросил Мо.

Мо уже снял коньки. В раздевалке, как и во всех других раздевалках для хоккеистов, чудовищно воняло. Проблема в том, что пот проникал во все защитные прокладки и подушечки под формой. Под потолком вращался огромный вентилятор. Но толку от него было немного. А хоккеисты не обращали внимания на запах, просто привыкли. Любому постороннему, вошедшему в помещение, стало бы дурно от этого запаха.

Майк взглянул на телефонный номер жены.

— Ага.

— Черт, да тебя, похоже, выпороли.

— Да, — ответил Майк. — Устроили хорошую словесную взбучку.

Майк и Мо подружились еще в Дартмуте. Играли там в одной хоккейной команде — Майк был ведущим левым нападающим, Мо великолепно проявил себя в защите. Окончили они колледж четверть века тому назад. За это время Майк стал хирургом-трансплантологом, Мо же занимался некой таинственной работой на ЦРУ. Но их роли в хоккее остались прежние.

Другие игроки поспешно снимали доспехи. Все они старели, а хоккей — игра молодых.

— Но она ведь знает, что ты в это время на хоккее?

— Знает.

— Ей не следовало отвлекать тебя.

— Это всего лишь эсэмэска, Мо.

— Ты всю неделю надрываешься в клинике, — заметил Мо с улыбочкой, по ней никогда нельзя было определить, шутит он или нет. — И время для хоккея священно. Ей следовало бы уже давно понять.

Мо был с ним тем холодным зимним днем, когда Майк впервые увидел Тиа. Вообще-то Мо первым заметил ее. Они играли «домашний» матч с Йелем. Майк и Мо были юниорами. Тиа сидела на трибуне. Перед игрой, во время разогрева, когда ты катаешься по кругу, разминаешь мышцы, Мо подтолкнул его локтем в бок, кивнул в ту сторону, где сидела Тиа, и сказал:

— Смотри, какой славный свитерок с собачками.

С этого все и началось.

У Мо была теория: все женщины должны непременно втрескаться в Майка или, на худой конец, в него. Мо привлекал их образом «плохого» парня, на Майка клевали девушки, которым нравились симпатичные молодые люди с хорошими манерами. И вот в третьем периоде, когда Дартмут уверенно вел в счете, Мо затеял потасовку и сильно отметелил игрока из команды противника. Нанося последний удар, он обернулся, подмигнул Тиа и засек ее реакцию.

Судья остановил игру. По пути к скамейке штрафников Мо наклонился к Майку и шепнул:

— Твоя.

То были пророческие слова. После матча они встретились на вечеринке. Тиа пришла туда с игроком из взрослой сборной, но интереса к кавалеру не проявляла. Они поговорили о прошлом. А потом Майк заявил, что хочет стать врачом, а ей захотелось знать, когда это он впервые понял.

— Мне кажется, я всегда хотел, — ответил Майк.

Но такой ответ Тиа не устраивал. И она стала расспрашивать дальше, копать глубже. Позже он убедился, что так она поступает всегда. И вскоре он, сам себе удивляясь, рассказывал ей, что в детстве был страшно болезненным ребенком и что все врачи выглядели в его глазах героями.

Она умела слушать, как никто другой в целом мире. Так завязались отношения, и оба погрузились в них с головой. Они завтракали и обедали в кафетерии. Они вместе занимались по ночам. Майк приходил в библиотеку, где работала Тиа, с вином и конфетами.

— Не возражаешь, если я прочту текст? — спросил он Мо.

— Она настоящая заноза в заднице.

— Называй, как тебе нравится, Мо. Валяй, не стесняйся.

— Ну а если бы ты был в церкви? Она бы тоже отправляла тебе сообщения?

— Тиа? Возможно.

— Чудно. Тогда читай. А потом сообщи ей, что мы отправляемся в бар, где танцуют девицы с голыми титьками.

— Хорошо, непременно так и напишу.

Майк открыл сообщение:

Надо поговорить. Нашла кое-что в компьютерном отчете. Срочно приезжай домой.

Мо заметил, как изменилось выражение лица друга.

— Что случилось?

— Ничего.

— Ладно. Тогда вечером идем в стрип-бар.

— Мы же никогда не ходили в такие бары.

— Ты что, из тех маменькиных сынков, которые предпочитают называть их клубами для джентльменов?

— Называй как хочешь. Но я не могу.

— Она заставляет тебя ехать домой?

— У нас… ситуация.

— Что?

Мо не привык к таким оборотам речи.

— Что-то с Адамом, — пояснил Майк.

— С моим крестником? Что?

— Он не твой крестник.

Мо никак не мог стать крестным отцом, Тиа никогда бы не допустила. Что вовсе не мешало Мо думать, будто он и есть крестный. Когда мальчика крестили, Мо пришел в церковь и встал впереди, рядом с братом Тиа, который был настоящим крестным отцом. Укротил того одним взглядом, и тот не сказал ни слова.

— Так что случилось?