Подруга детства

— Это точно.

— Он сложен как бог.

— Вероятно.

— Он галантен.

— Слегка спесив.

— Это гордость. Мужчина должен быть гордым.

— Всего — в меру.

— Он шикарно одевается.

— Тут возражений нет.

— Он умный.

— Помолчишь — за умного сойдешь.

— Он из хорошей семьи.

— Фу, мисс Сэнд, мы же не в южных штатах!

— Да нет, я в смысле… ну… в смысле, он умеет себя вести, он хорошо образован, воспитан…

— Ты влюблена?

— Да! Теперь я это понимаю.

— Что ж. По-хорошему надо бы посоветовать тебе быть осторожнее, но это совет из числа непопулярных. В конце концов, ты умная девица…

— Долли, а я могла бы его очаровать? Я ведь не то чтобы красавица…

— Ты симпатичная девочка, у тебя все на месте, из носу не течет, изо рта не вываливается. Семья, надо полагать, тоже не подкачала, кроме того, ты богата…

— Ой, да при чем здесь деньги!

— Как это — при чем? Сама говоришь, он умный. Что лучше — красавица-секретарша или красавица-миллионерша?

— Я не красавица. И деньги его не волнуют.

— Да уж конечно! И он сидит с нами в одном офисе из любви к искусству.

Дейзи замахала на Долли руками.

— Перестань. Он и сам богат, его это не волнует. В том-то и беда. Сумею ли я ему понравиться?

Долли со вздохом покачала головой.

— Еще раз прошу — будь осторожнее. Лучше всего скажи ему прямо.

— Ты что?!

— А что? Сейчас не девятнадцатый век, никто не обязан сначала жениться, а потом…

— Долли!

— Зато все сразу станет ясно. Это же универсальное средство.

Дейзи прикрыла глаза растопыренными пальцами и засмеялась.

— Ужас, какие глупости говоришь! Это же не только секс…

— Секс — это инструмент. Всякий инструмент надо использовать по назначению. Можно микроскопом гвозди забивать, а отверткой в носу ковырять, но зачем? В наше время совершенно не возбраняется сперва познакомиться поближе, узнать друг друга…

— Можно поговорить.

— Знаешь, это каменный век. Одна моя подруга вышла замуж за однокурсника. Все время до замужества он таскал ее в театры, читал ей стихи и даже свозил в Венецию. Никакого секса, только высокие отношения и полное родство душ.

— Ну и что?

— Ничего хорошего. Через неделю после свадьбы он запустил в нее тарелкой с остывшей яичницей и сообщил, что от сопливого белка его тошнит. Потом она выяснила, что он кладет грязные носки под подушку. Потом — что не любит чистить зубы на ночь.

— Долли, это смешно.

— Это не смешно. Когда она заикнулась о разводе, он ее избил, а на суде, когда их все-таки разводили, нес про нее такое, что она только диву давалась.

— Что это доказывает?

— Ничего. Только поживи она с ним до свадьбы, глядишь — и не пошла бы замуж.

— Господи, о чем мы говорим! Не могу же я просто подойти к Морису и предложить ему переспать!

— На мой взгляд, можешь, но это необязательно. По крайней мере, поговори с ним, спроси, как он к тебе относится. Может, он вообще гей!

— Все. Ты меня достала. Работать иди. И знаешь, что?

— Что, босс?

— Спасибо. Мне действительно нужно было поговорить.

Этот разговор произошел несколько месяцев назад. С тех пор многое изменилось — они с Долли, например, стали подругами, а Мэгги больше не раздражала Дейзи, тем более что у нее за это время сменилось три кавалера. Но вот в отношениях с Морисом ясности так и не наступило.

Дейзи набралась храбрости только на один поступок — предложила зеленоглазому красавцу обедать вместе. Морис предложение принял и даже вроде бы развил его, пригласив пару раз на ужин в нерабочей, так сказать, обстановке. Кроме того, он уже трижды дарил ей цветы, «без повода», просто так, и стал чаще заходить в кабинет поболтать. Однако флиртом, а уж тем более серьезными отношениями это назвать было никак нельзя.

Между тем чувство крепло и развивалось. С недавних пор Дейзи стали сниться сны. О них нельзя было рассказывать не только Гасу, но и Долли, и даже отцу-исповеднику, если бы он у Дейзи был. Отцу-исповеднику точно нельзя! Сексопатологу разве… Психотерапевту — возможно. А лучше — никому.

Вот и сейчас — ее всю обдало жаром при одном воспоминании о последнем сне, случившемся в прошлую пятницу. Морис подвез ее домой и поцеловал в щеку на прощание, а ночью Дейзи приснилось…

Они в машине Мориса. Он целует ее в щеку, потом медленно переходит к губам. Она отвечает не сразу, медлит, но не краснеет и не смущается, как в жизни, а улыбается томной и загадочной улыбкой и словно бы невзначай кладет руку ему на грудь. Тогда и ладонь Мориса ложится на ее грудь, начинает ласкать напрягшийся сосок, потом жадно расстегивает блузку и лезет прямо в лифчик. Дейзи выгибается дикой кошкой и начинает отвечать на поцелуи, тем временем ее руки скользят по могучим плечам, обнимают Мориса за талию, переползают вперед, поближе к пряжке ремня… Она чувствует его возбуждение, жар заливает все ее тело, и после этого они начинают стремительно срывать друг с друга одежду. Почему-то в результате на Дейзи остается страусовое боа (у нее сроду не было такого) и высокие ботфорты, а совершенно голый Морис уже нависает над ней, его ласки все бесстыднее и жарче, и вот уже ноги Дейзи взлетают ему на плечи, и вся машина ходит ходуном от дикой страсти двух разгоряченных любовников… Куда-то делся руль, и вместо кожаных сидений они оказываются на широкой постели. Дейзи запускает пальцы в шелковистые кудри Мориса, стонет и кричит, а он тоже кричит и наваливается на нее всем весом, и они падают с постели на пол, не размыкая объятий, и страусовые перья лезут ей в рот и щекочут горло, стон страсти переходит в надсадный кашель…

Она проснулась на полу, вспотевшая, разгоряченная, растрепанная, судорожно сжимающая в руках немилосердно измятого мехового львенка с густой гривой, отдельные пряди которой и попали ей в рот. Потрясающий эротический сон не помешал ей расхохотаться и тут же впасть в веселый ужас при мысли о том, какие фортели она выкидывала в своей одинокой постели этой ночью. Хорошо, что она давно живет одна, дома у родителей на все эти стоны и вопли сбежался бы весь штат родственников. Хороша бы она была!

Это был уже не первый подобный сон, и Дейзи в глубине души немного волновалась, не сходит ли она потихонечку с ума. А может, Долли права и пора прямо намекнуть Морису о своих чувствах? Но как, как, бог ты мой? Как это делается?

Дейзи неожиданно вспомнила, как сегодня Морис вошел в кабинет, когда она стояла в джинсах и лифчике, пытаясь дотянуться до куртки. Господи, ну почему в кино все эти мерзкие тетки с зубами и ногами в подобной ситуации нимало не смущаются, обольстительно улыбаются и просят роковых красавцев помочь им одеться? После этого тут же оказываясь на любой подходящей поверхности в объятиях этих самых красавцев.

А на какой поверхности они с Морисом могут оказаться здесь?! На столе — так там места нет, дыроколы, папки, машинка для заточки карандашей, ваза с цветами… Вот они роняют вазу — и тут же кто-нибудь припрется, заглянет в дверь, а там Морис и она… И как глупо должен выглядеть мужчина, пытающийся овладеть женщиной в служебном кабинете! Либо совсем голый — и, стало быть, полный идиот, в офисной-то обстановке, либо со спущенными брюками… фу, глупость какая! Нет, секс на рабочем месте не подходит.

Раскрасневшаяся Дейзи налила себе еще кофе и задрала ноги на стол, всерьез озаботившись будущим сценарием африканской страсти.

Вот, положим, обстановка романтическая. Ужин в ресторане. Они едят… что-нибудь легкое. Не то, что она любит. Никакого мяса с чесноком, никаких анчоусов, никакой рыбы. Мусс и шербет. Легкое вино.

На ней вечернее платье, туфельки на высоком каблуке, волосы уложены в замысловатую прическу. Изящно подведенные глаза мерцают, отражая огонь свечей. Ужин закончен. Они оказываются наедине…

Стоп. Где — наедине? В ресторане не пойдет, там полно народу. Значит, едут. Куда? К ней? К нему? Ладно, неважно, едут — и все. Правда, это уже не порыв страсти, а какой-то деловой уговор — типа, мы поели, теперь можем и поспать. Ну ладно. Допустим, все-таки так: едем просто домой, а на пороге его, Мориса, охватывает страсть, он хватает Дейзи на руки и несет в спальню.

Почти все понятно, есть только несколько нюансов. Надо ли принимать душ? Теоретически надо — целый вечер в ресторане, потом в туалет может захотеться, да и вообще… Ноги, опять же, в тесных туфлях. И как это раньше пили шампанское из женских туфелек? Главное — зачем…

Еще один нюанс — после ночи страсти на что она будет похожа с размазанным макияжем, особенно если учесть, что у нее аллергия на косметику, если долго ходить накрашенной? Мудрые скажут — не надо было краситься, но ненакрашенная Дейзи Сэнд даже в парче и бархате будет похожа на девчонку-школьницу, и Мориса ну никак не охватит дикая страсть.

Дейзи уныло вздохнула и выползла из-за стола. Жизнь требовала смелых решений, на горизонте маячил призрак финансового краха агентства… а ведь если они закроются, она даже не сможет видеть Мориса каждый день! Значит, надо срочно ускорить события. Миссис Пардью сказала, три месяца у них есть…

Дейзи Сэнд вылетела в коридор, полная решимости действовать. Сначала — в туалет, потом — к Долли. Плевать на ложную скромность, раз она старше, пусть советует!

Уже на пороге туалета Дейзи вспомнила о самом трудноразрешимом нюансе. Говорят, потеря девственности сопряжена с некоторыми чисто техническими проблемами… Господи, да она от стыда сгорит, если еще и об этом думать. Нет, только Долли. Лучше всего вытащить ее из офиса и поговорить где-нибудь наедине.

3

О полезных советах, нелегкой жизни аристократов, проблемах коммуникабельности и сословных предрассудках

Долли Браун немного посопротивлялась — в основном для проформы, чтобы указать зарвавшейся начальнице, что нельзя просто так врываться и орать на приличных людей — а потом поджала губы и последовала за раскрасневшейся и растрепанной Дейзи прочь из «Эмеральда», в небольшую забегаловку под названием «Горячий перекус». В это время суток здесь было пусто, прохладно и уютно, а невозмутимый хозяин уже наизусть выучил все гастрономические пристрастия сотрудников «Эмеральда». Одним словом, именно в «Перекусе» можно было поговорить без свидетелей и без оглядки на дверь.

Дейзи была так взвинчена, что почти не обратила внимания на Мориса, который с некоторым изумлением проводил ее взглядом, а потом еще и противно осклабился при виде Долли.

— Надеюсь, я еще буду иметь удовольствие лицезреть вас на рабочем месте?

— Будешь, не волнуйся.

— Жду — не дождусь.

— Жди.

Долли Браун терпеть не могла Мориса Эшкрофта, а по природной искренности никогда и не скрывала этого. Надо сказать, что он сам испытывал аналогичное чувство по отношению практически ко всему свету, считая высшей несправедливостью тот факт, что его угораздило родиться в Америке, а не где-нибудь в более приличном месте. И в более приличной семье. И в более приличное время.

На семью, вообще-то, было грех жаловаться. Эшкрофты, правда, не могли похвастаться посадочными билетами на «Мейфлауэр», привезший когда-то первых американских поселенцев на молодой континент, но в принципе были семьей весьма и весьма аристократической. Начать с того, что они были родом с Юга, а значит, принадлежали к потомкам славных английских родов, которые и по сию пору испытывали смутное неудовольствие от того, что рабство в Америке было отменено. Это было как-то неудобно.

Дело в том, что Эшкрофты отличались двумя истинно фамильными чертами — ленью и жадностью. Одно сильно мешало другому, так как в Америке принято изо всех сил зарабатывать на жизнь. Эшкрофты не любили напрягаться, а жить хорошо и в достатке — любили. Самый оптимальный выход из этого противоречия был только один — заняться политикой. Старший Эшкрофт в данный момент заседал в Конгрессе, тем же занимался до него дед Эшкрофт, а до него — прадед. Достоверно известно только одно деяние государственного масштаба, в котором косвенным образом были замешаны Эшкрофты — принятие в 19… году седьмой поправки к двадцать пятой поправке закона номер сто восемьдесят четыре. Суть поправки несколько подзабылась, кажется, что-то насчет возможной легализации производства спиртных напитков в лечебных целях. Злые языки утверждали, что дед Эшкрофт ухитрился проголосовать и за, и против, почему и остался на своей должности, когда все остальные коллеги погорели. Ну да это дело давнее, темное и не слишком интересное.

Сам Морис Эшкрофт в политику не стремился. Она его не привлекала, потому что семейная лень в Морисе расцвела наиболее пышным цветом. Он с детства видел, вернее, НЕ видел своего отца-конгрессмена, и потому твердо уверился, что подобный рабочий график не для него. Мать Мориса обожала, оплачивая при этом его счета, внешностью Господь его не обидел — жизнь раскрывала ему свои объятия, и ничто не предвещало беды.

Гром грянул, когда отец неожиданно вспомнил, что сыночку стукнуло уже двадцать девять лет. Выяснилось, что Морис ничем толком не занят, а тратит в месяц астрономические суммы. Конгрессмен Эшкрофт пришел в ярость и отказал чаду в дотациях, поставив ультиматум: Морис должен немедленно чем-то заняться. Это было ужасно.

Он не мог заниматься практически ничем, потому что ничего не умел. Да, за плечами был Йель и даже степень магистра каких-то наук, но о студенческих годах у Мориса остались крайне разрозненные и обрывочные воспоминания. Девушки, марихуана, джаз, разбитый мамин лимузин… пожалуй, все. Молодой человек почти впал в отчаяние, когда мама опять спасла единственного сына. На горизонт возникла некая миссис Сэнд, мамина подруга. У нее, в свою очередь, имелась дочь, Дейзи. У Дейзи имелись деньги…

С этого момента Морис стал проявлять несколько более горячий интерес к теме. У достойного отпрыска Эшкрофтов в мозгу забрезжила неясная пока идея, касавшаяся того, как жить без забот, при этом имея неплохой банковский счет.

Он все еще пытался сформулировать эту идею, пока мать и ее подруга вовсю занимались его трудоустройством. В итоге Морис с некоторым изумлением обнаружил, что является соучредителем и совладельцем небольшой рекламной фирмы, а также компаньоном Дейзи Сэнд. После того, как на его имя впервые были переведены заработанные им самим деньги, Морис неожиданно прозрел.

Самый простой и прямой путь к благополучию лежал отнюдь не через коридоры власти. Достаточно иметь при себе Дейзи Сэнд и ее психов-сотрудников. Еще лучше, если психов-сотрудников рядом не будет, а все деньги Дейзи Сэнд будут принадлежать Морису. Законным образом добиться этого можно, лишь став мужем Дейзи Сэнд. Значит, именно это и станет его ближайшей и важнейшей целью.

Морис был достаточно начитан, чтобы знать слово «альфонс», но ему никогда не приходило в голову примерять это звание на себя. Ему вообще было не до этого.

Женщины в его жизни были всегда. Мама и целый полк нянек не в счет, разумеется, но в прикладном смысле — лет с семнадцати. В силу природной лени и врожденного снобизма Морис никогда не задумывался, хороший ли он любовник, это подразумевалось само собой и не нуждалось в подтверждении. Жениться ему тоже как-то никогда не хотелось — зачем, если в походном режиме гораздо удобнее? Поэтому мысль о женитьбе па Дейзи Сэнд требовала всесторонней и полной обработки, и начать следовало с главного — хоть рассмотреть потенциальную невесту толком!

Он начал рассматривать Дейзи приблизительно через полгода после начала работы в «Эмеральде», и увиденное его слегка расстроило. О нет, с точки зрения экстерьера все было более-менее… Да, ноги могли бы быть подлиннее, личико поизящнее, прическа позамысловатее, но с другой стороны — свежесть, юность, прекрасный цвет лица. Опять же, деньги. Морис привык к другому типу женщин, но был готов на жертвы.

Длинноногие красотки ОБЫЧНО окучивали его сами, так что молодой Эшкрофт в некотором недоумении стал вспоминать, как, собственно, охмуряют девушек. Из литературы вспомнились цветы, рестораны, робкие вздохи и многозначительные пожатия трепещущей ручки во время гуляния под луной в прекрасном старинном парке.

Старинный парк отпал сразу, потому что на его роль мог претендовать только Центральный парк, а туда в лунное время суток Морис Эшкрофт не сунулся бы ни за какие коврижки. Оставались цветы и рестораны. Вот тут и возникли основные сложности. Сформулировать их Морис смог только по прошествии нескольких месяцев безуспешных попыток начать процесс ухаживания.

Начать с того, что он банально не успевал за Дейзи. В этой маленькой девчонке сидел некий бес, который побуждал ее двигаться без перерыва, делать одновременно несколько дел — смеяться, рассказывать анекдот, подпиливать сломанный ноготь, обсуждать с придурочным Финчем стишки типа «Кто наши чипсы не жует, тот жизнь напрасно проживет», заключать новый контракт и слушать плеер. Разумеется, темп выполняемых действий был очень высок, в то время как Морису Эшкрофту требовалась хотя бы небольшая пауза. Просто для того, чтобы успеть пригласить ее на ланч. Но паузы не было.

Всего год назад что-то изменилось. Отчаявшийся Морис едва не махнул рукой на безнадежное предприятие, как вдруг Дейзи Сэнд подменили. Она стала молчаливее, рассеяннее, все дольше задерживала на Морисе свой взгляд — и он возликовал. Пора было приглашать ее на ланч… Однако Дейзи Сэнд все равно продолжала жить в своем скоростном режиме — и потому успела пригласить его первая.

Морис в отчаянии каждый день ходил с ней обедать, едва удерживаясь от желания придушить эту балаболку. Еще бы — испортила такой прекрасный, проверенный годами и поколениями план! Разве может быть романтическим бизнес-ланч с собственной партнершей и начальницей?

Цветы он ей тоже подарил неудачно, потому что, понимаете ли, в кабинете Дейзи Сэнд вечно толчется народ. Вот и в тот момент, когда Морис готовился вручить ей бледные розы и многозначительно заглянуть в глаза, в кабинет последовательно ворвались: Долли Браун с дымящейся сигаретой, миссис Пардью с отчетом и Джед Финч с очередной порцией идиотских стихов.

Джед прищурился на цветы и мечтательно выдал:

— Вам будут не страшны морозы, вы расцветете, словно розы, и жизнь покажется вам сказкой с обогревателем «Аляска»! Мистер Эшкрофт, спасибо вам за поддержку. Вот, что значит вдохновение!

Миссис Пардью бесцеремонно выдернула из букета один цветок и приколола к своему жуткому твидовому костюму со словами:

— Всегда меня удивляло, как они ухитряются выращивать такие худосочные цветочки на таких мощных стеблях…

Долли непринужденно пояснила:

— Цветочки — химические, а стебли — на навозе. Первое дело навоз. Мой папа в Милуоки разводит яблони.