Помоги проекту - поделись книгой:
Дмитрий Быков
Статьи из журнала «Фокус»
Россия: перегрев
Я не удивлюсь, если на думских выборах 2 декабря «Единая Россия» наберет 92, а то и 93 % голосов и страна получит однопартиийный парламент. Более того — я удивлюсь, если этого не произойдёт.
В России сейчас в большом ходу аналогии между выборами и так называемым «съездом победителей», XVII съездом ВКП(б), на котором чуть не сместили Сталина. В самом деле, тот отчаянный бунт старых большевиков — последняя попытка переломить ход истории была реакцией на сталинское единомыслие, полное прекращение фракционной борьбы, тоталитарную пропаганду, исключившую любые дискуссии. Как-никак они в тогдашней ВКП(б) были старые борцы, отнюдь не готовые за здорово живёшь присягать самому бездарному из своей гвардии, провозгласившему себя красным царём: действие всё ещё равнялось противодействию.
Сегодня этот физический закон опровергнут. Есть множество причин, по которым Путину и его чересчур рьяным сторонникам не будет оказано 2 декабря никакого сопротивления: какой альтернативой Сталину был бы Киров — вопрос отдельный, история не имеет сослагательного наклонения; ясно только, что у противников Путина сегодня нет сколько-нибудь внятной альтернативы ему, и это не только его вина (вытоптал-таки политическое поле), но и их недоработка (никто не мешал растить гения в тиши).
Сверх того, делегаты XVII съезда были в массе своей люди проверенные, с искренним желанием спасти партию. Сомневаюсь, что среди оппонентов Путина много людей с твёрдыми взглядами и чёткими представлениями о будущем России. Сколь бы чрезмерной, агрессивной и бездарной ни была пропаганда «Единой России», вся прочая пропаганда ещё хуже; в России стремительно осуществляется белорусский вариант, при котором оппозиция стоит власти — и глупеет, пожалуй, опережающими темпами. Насколько мне известно, в президентской администрации решили, что в парламенте нам нужны даже не две, а четыре партии и вроде как пообещали присутствие в Думе не только коммунистам, но и справедливороссам и Жириновскому! Вообразите конфуз: как бы не пришлось сознательно преуменьшать триумф «ЕР». Потому что если судить по верноподданнической панике, охватившей все слои российского чиновничества, здесь решили перевыполнить план Путина. Результат будет азиатский. Вопрос — что с ним делать?
А делать что-то придётся, потому что любой результат «ЕР», который зашкалит за 80 %, будет уже не свидетельством всенародного доверия к Путину, а диагнозом. Диагнозом обществу, которое не видит среди 100 миллионов взрослого населения ни одной альтернативы действующему президенту. Диагнозом бюрократии, у которой, видать, рыльце уже настолько в пушку, что искупить этот грех можно только беспрецедентным давлением на электорат и демонстрацией избыточной преданности. Слишком высокий процент «Единой России» — как слишком высокая температура, не говорящая о здоровье организма. Страну перегрели, невротизировали, запугали внешним и внутренним врагом: только с большого перепугу можно верить в байки о мировом сообществе, сговорившемся отнять у нас нефть и газ — наш главный и, боюсь, единственный ресурс. Но пропаганда работает на полную катушку, и оттого результат выборов окажется катастрофическим: страху нагнали, процент получили — теперь со всем этим надо что-то делать. У Сталина план был: лихорадочная индустриализация, полная смена элиты, массовые посадки, в перспективе большая европейская война, которую лучше бы начать первыми.
Что до Путина — в существовании у него подобного плана я отнюдь не уверен: это мы по первому зову готовы вернуться в 1937 год, но мир-то ушагал далеко вперёд. А потому под вопросом не только индустриализация и массовые репрессии (с последним у нас никогда не бывает проблем), но и большая война и готовность мирового сообщества терпеть все эти художества в обмен на бесперебойные поставки нефти. Посему велик шанс, что массовый энтузиазм обернётся столь же массовым разочарованием.
А это ситуация действительно опасная — прежде всего для «Единой России». Куда более опасная, чем многопартийный парламент или 50-процентный результат.
Медвежья разводка
При этом кандидат в президенты ещё ничего не сделал и даже не проявил себя ни в каком новом качестве. Секрет его сверхъестественной популярности прост — это любовь от противного.
Разводка несложная, многократно опробованная, говорить о ней скучно, но необходимо, потому что люди продолжают на неё покупаться. Преемник не блещет никакими особенными качествами, он известен только относительным либерализмом на фоне альтернатив. Альтернативы специфичны: Сергей Иванов пригрозил однажды превентивным ядерным ударом и вообще поигрывает в ястреба, имеет репутацию аскета, замечен в националистической риторике и лично инициировал создание патриотического телеканала «Звезда». Виктор Зубков маркировал собой возвращение брежневского стиля: посещал заводы, вставлял зубы работягам, косноязычно общался — в общем, конфигурация была классическая. Налево — теряешь коня, направо — голову, а прямо — ещё не известно, то ли съедят, то ли помилуют. Устремляясь прямо, массы вопят от радости — есть возможность враз избежать двух чудовищных крайностей.
За Сергеем Ивановым стояли так называемые неопатриоты, воспитанники и подчинённые Владислава Суркова (заместителя руководителя президентской администрации и главного российского идеолога). Он призывал к отказу от несвойственных России демократических норм и возвращению к монархической модели. Его хунвейбинчики никак не могли спрятать некоторой растерянности и трусоватости, но очень старались. Было очевидно, что из двух преемников им больше по душе Сергей Иванов. Специально созданная газета «Взгляд» публиковала громокипящие передовицы молодых кремлёвских рупоров Виталия Иванова и Павла Данилина. Г-н Данилин выпустил книгу «Враги Путина» с предисловием Виталия Иванова, и словосочетание «враг нации» широко вошло в общественный лексикон. Призывы «бить по морде» и «поступать как с врагами», выражения «подонки» и «зажравшаяся сволочь» порхали по всей прокремлёвской публицистике. Все это было похоже на прицельное, хорошо продуманное «закошмаривание лоха» — так называется в бандитской практике запугивание законопослушного бизнесмена в исполнении опытных рэкетиров. После такой массированной атаки Иванова стали отождествлять с почти чёрносотенной риторикой и неосталинизмом, а Зубкова — с застоем и брежневщиной. На их фоне Дмитрий Медведев воспринимается как благодетель, избавитель и друг детей. На самом деле он не то, не другое и даже не третье. Медведев и правда позволил себе весьма осторожно покритиковать словосочетание «суверенная демократия», добавив, что демократия не требует определений. Он не демонстрирует на публике приметы советского стиля и обходится без реваншистских угроз, комментируя внешнеполитическую доктрину России. Но топ-менеджер «Газпрома» не может быть белым и пушистым — это не подлежит сомнению. И всё-таки мы его страстно любим — заранее, авансом. Потому что все остальные гораздо ужаснее.
Совсем недавно такую разводку нам пытались навязать применительно к Владимиру Путину. Видите страшных скинов? Ужасных националистов? Безжалостных радикалов? Так вот: Владимир Владимирович заслоняет вас от народной ярости, которой все вы — жалкие интеллигентишки — по определению заслуживаете. Благословите же власть, как велел Гершензон! Тогда я пытался возражать: не пугайте меня, ребята, народной яростью, у меня больше общего с этим народом, чем у вас, мы с ним живём в одних домах и ходим в одни магазины! Но российская интеллигенция склонна верить власти и бояться народа, а это исключает всякую вменяемость.
Сегодня она искренне убеждена, что её опять спасли от реваншистов и ястребов, сталинистов и брежнеманов. А те, кто доит страну и запугивает её граждан, с облегчением стягивают резиновые маски ястребов и радикалов, выталкивая на авансцену невысокого скромного человека со стёртыми манерами. Народу предлагается считать всё это политикой, и Запад охотно верит в борьбу кремлёвских кланов, а часть идеалистов ожидает либерализации. Страх совершенно отшибает мозги.
Не ждать и не догонять
Многие киевские друзья спрашивают меня сегодня: чего нам ждать от вашего Медведева?
Мы и сами не очень знаем, дорогие ребята, чего нам ждать от нашего Медведева. Ничего, кроме банальностей, повторить не можем: российская история циклична, на календаре заморозки, отдельная личность ничего не изменит, нюансы непринципиальны.
Тот факт, что Медведев — юрист и законник, как любят рекламировать его в прокремлёвских СМИ, не означает ни мягкосердечия, ни человечности. Многие из вас служили в армии, ещё советской, и отлично помнят: можно доконать солдата дедовщиной, а если ему не нравится дедовщина, можно задолбать по уставу. Устав написан так, что вполне для этого пригоден. Медведев не производит впечатления людоеда, но во главе «Газпрома» вряд ли мог бы стоять кто-нибудь особенно пушистый.
Медведев говорит абсолютно правильные вещи, но их говорил и Путин. Оценивать политика, особенно российского, надо не по его декларациям и даже не по внешности, а по тем немногим отступлениям от протокола, которые он может себе позволить. Не слушайтесь первого побуждения, учил Талейран: оно обычно доброе. Так вот, вопрос в том, насколько политик способен на эти спонтанные, чисто человеческие реакции. Путин на них способен, и только в этом залог его популярности и даже, если хотите, таланта. В государственных делах интуиция важнее расчёта: хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах. Но хочешь умилить, тронуть, расположить его к себе — поступи несколько раз по-человечески, обмани худшие ожидания. Путин это умеет и несколько раз это делал. Насколько к этому способен Медведев — вопрос. По-моему, он более закрыт. В Путине есть своеобразный артистизм — в Медведеве, кажется, нет. В его риторике куда меньше ястребиного, но зато и в поведении его куда меньше человеческого. А мне кажется, что с идеологически враждебным мне человеком всё-таки проще договориться и сработаться, чем с идейно близкой мне машиной.
Поколенческая разница тоже сказывается: для Путина, скажем, Украина по определению не могла быть вовсе уж чужой страной. Он прожил при СССР 39 лет, а Медведев — 26. Для Путина распад СССР был подлинно геополитической трагедией, он не лукавил, говоря об этом. Для Медведева, наверное, тоже, но не в той степени: его мир от этого не затрещал. Наверное, у него меньше имперских амбиций и претензий, однако и договариваться с украинскими политиками ему будет сложнее, поскольку они для него более чужие.
Наконец, у Путина был чрезвычайно выигрышный фон. После Ельцина все ждали наведения порядка железной рукой, и любые отклонения от этих суровых ожиданий воспринимались как выдающийся гуманизм. Путину не требовалось особо располагать к себе страну — она после Ельцина была априорно к нему расположена. Медведеву придётся решать куда более сложную задачу — блистать на фоне Путина, которого вся страна (за незначительными исключениями) уважает, а половина так даже обожает. Чтобы на этом фоне зарекомендовать себя сильным политиком, придётся прибегать и к окрику, и к показательной порке, и к демонстративной строгости с соседями. Так что не ждите от Дмитрия Медведева никакой особенной снисходительности. К тому же он несколько ниже президента Путина по чисто физическим параметрам, да и дзюдо не занимался, поэтому форсирование голоса становится неизбежным.
Так что на вашем месте я ждал бы от Медведева лишь несколько упрощённого и менее человечного варианта Путина. Хотя вру. На вашем месте я бы вообще ничего от него не ждал. Попробуйте быть совсем, совсем другой страной. В чём-то у вас это получается, в чём-то — нет, но в любом случае этот путь перспективнее равнения на Россию.
Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, говорит русская пословица, которую вы наверняка ещё не забыли. Вот и не ждите. И не догоняйте. Чем дальше от нас — тем, честное слово, лучше для вас. Я бы сам очень желал видеть нас одной страной. Но сейчас вовсе этого не хочу, потому что слишком люблю Украину.
Обращение к подобным
На Украине (можно, я не буду насиловать язык предлогом «в»?) в последнее время чувствуешь себя гостем из будущего.
Только не из радостного будущего типа «Полдень, ХХII век», а из российского постпутинского. Из этого 2008 года в тот примерно 1997, в котором пребывает нынешняя Украина, можно послать несколько советов, которые помогли бы мне самому лет десять назад.
Дорогие друзья. Прежде всего, не беспокойтесь. Ничего особенно ужасного — как и прекрасного — не происходит, и ничем катастрофическим нынешний период украинской истории не кончится. Инстинкт самосохранения у человечества силён, и ни расколом, ни диктатурой, ни внешним поглощением (с российской или натовской стороны) нынешняя турбулентность не разрешится.
Не стоит думать, будто всевластие финансистов, торговцев и прочих менеджеров — надолго. Это сегодня менеджер среднего звена позволяет себе через губу разговаривать с наёмным рабочим — от крестьянина до журналиста, за чей счёт он, собственно, и живёт. Сегодня у вас время подсуетившихся бездарей. Так бывает всегда, и всякая свобода есть свобода прежде всего для них.
Погодите, в ближайшие года три-четыре все их начинания полопаются, понты опадут, а востребованы, как прежде, окажутся не ловчилы и ухитрялы, а думатели и делатели. Всякий глоток свежего воздуха, залетевший в форточку, приводит к кратковременной и спекулятивной торговле этим воздухом; но все торговцы — временщики, и знают это. Потом снова настанет честное время. Правда, почти безвоздушное. И тогда нынешняя вольница с её вульгарностью политических разборок ещё покажется эпохой лёгкой и славной. Издали всегда так кажется.
Мне, например, приходится ехать в Киев, чтобы вспомнить, как плохи на самом деле были 90-е. Думаю, сейчас не надо затевать долгосрочных предприятий. Сейчас надо дышать, смотреть и запоминать. Время свершений настанет где-нибудь в 2010–2011-м.
Не знаю, как будет выглядеть украинский Путин, поскольку не знаю, откуда он придёт и какая идея будет у вас вместо суверенной демократии. Не исключаю, кстати, что та самая суверенная демократия, только вместо нефти вашим главным богатством будет провозглашена вот эта самая независимость, абсолютно бессмысленная при отсутствии национальных ценностей и приоритетного внимания к культуре. Знаю одно: сплачивать всю страну будет не общая идея, а общее отвращение к неопределённости, коррупции, скандалам и амбициям. Цирк кончится, клоуны отчасти разбегутся, отчасти переучатся на дрессировщиков, — и рухнет последнее безусловное завоевание, а именно свобода мнений.
И тогда, в эпоху окончательного кризиса смыслов, каждому понадобится персональное утешение. Для кого-то это будет счастливый брак, а для кого-то — давно задуманный роман. Но постарайтесь сделать так, чтобы глобальное разочарование в политике — и, не побоюсь этого слова, в себе, — не застало вас врасплох. Это тяжёлое состояние, нам в России оно знакомо, и мы научились из него выбираться с помощью личных достижений, уже никак не связанных с государственными.
Настало время личной незалежности, ради которой только и собираются все майданы.
Пора перестать зависеть от Родины, вечно заходящей в тупики, и начать составлять её славу каким-то другим способом — интеллектуальными прорывами, уникальным ростом (вроде того ветеринара, которому Ющенко давеча вручил машину).
Пора перестать смотреть «Свободу слова», считать всех дураками и предлагать способы национального спасения. Жизнеспособная нация — это собрание жизнеспособных одиночек. Смиритесь с тем, что национальная утопия не состоялась. Осуществляйте личную. Она не подведёт.
И не разочаровывайтесь очень уж горько. Помните: мы в России это уже прошли.
И ничего — живы, юмора только поубавилось. А если станет совсем кисло — съездите к нам. И убедитесь, что ваш вариант — ещё далеко не худший. Отчего-то взаимные визиты всегда оставляют у нас именно такое впечатление.
Потому, наверное, мы так и любим друг друга.
Успеть на «Титаник»
Это новость радостная по нескольким причинам сразу. Во-первых, как минимум половина, а как максимум — две трети украинцев демонстрируют здравомыслие. Во-вторых, у Киева есть 3 миллиона свободных долларов, поэтому порадуемся за столицу. В-третьих, ему эти миллионы некуда девать. То есть всё остальное, кроме отношения к НАТО, в стране сугубо позитивно.
Честно говоря, насчёт вступления Украины в Североатлантический альянс у меня были серьёзные сомнения. Как почитаешь отдельных российских авторов, так и хочется, чтобы Украина, задрав штаны, бежала от нас куда подальше. Но я понимаю, что дистанцироваться от России и вступить в НАТО — совсем не одно и то же. Более того: вступить туда — значит, серьёзно поссориться с Россией, войти с нею в жёсткий клинч и тем скорее сблизиться, нежели отдалиться. Дистанцироваться от России и тем надолго избыть свои комплексы — дело хорошее, но для этого надо сделать что-то совсем другое, вообще не имеющее к нам отношения. Потратить эти 3 миллиона на реальную консолидацию нации посредством добрых дел — вроде лечения хроников, воспитания беспризорников или поддержки литературных журналов.
Недавно я спросил Григория Явлинского (как политик он подчас вызывает у меня вопросы, но вряд ли кто усомнится, что мыслитель он оригинальный и человек порядочный): «Скажите как украинец, надо Украине в НАТО или нет?» Он ответил остроумно: «Как украинец я прежде всего переформулирую вопрос. Надо ли Украине ссориться с Россией? Нет, и никакие преференции в отношениях с Западом этого не окупят».
Нынешняя Россия — не подарок. Не только для Украины, но и для собственных граждан, которым в разговорах с иностранцами всё труднее отстаивать правоту отечества, а оплевывать его тоже не хочется, потому что Марина Цветаева сформулировала когда-то с исчерпывающей полнотой: «Не браните своего перед чужими. Чужие уйдут — свой останется». Россия не подарок, но Булат Окуджава сказал, что Родина — есть предрассудок, который победить нельзя. Я не пойду против Цветаевой и Окуджавы и не буду хаять мою Родину, тем более в украинской печати, хотя отлично понимаю, что по множеству параметров она заслуживает весьма жёстких оценок. Тем не менее Украине не нужно ничего нам доказывать, ей совершенно необязательно раздувать миф о геноциде украинского народа во время Голодомора, ей не нужно делать демонстративные шаги и портить нам кровь антирусскими заявлениями. Потому что Россия большая и, к счастью, не состоит из великодержавных шовинистов и прокремлёвских патриотов. Это вообще миф — будто все патриоты сплошь ксенофобы. Почвенники, они же патриоты, они же шовинисты, великодержавники и прочие — количественно небольшой, хотя и очень громко пищащий отряд скучных публицистов, пытающихся навязать власти тотально репрессивную программу и выдать её за новое слово в политической философии. Но они не талантливы, не влиятельны и их мало. Отождествлять с ними Россию могут только очень недальновидные и, страшно сказать, пошлые люди. В украинском публичном пространстве тоже полно идиотов, но фиксироваться на них неблагородно. Мы друг другу дороги не этим.
Россия — это ведь и огромная прослойка думающих и честных людей, уже почти независимых от власти даже материально. Это ещё и блестящие перспективы в весьма обозримом будущем — после того, как нынешний этап российской истории закончится сам собой. Это и культура, и туризм, и что хотите (про газ молчу, поскольку не в газе наша сила). И не надо всё время заставлять думающих россиян выбирать между Родиной и честью — хотя бы потому, что это вещи взаимосвязанные. Лично мне всегда глубоко были противны люди, которые ругали свою страну и хвалили мою: думаю, адекватные украинцы точно так же относятся к слишком пылким поклонникам собственного оранжизма.
История многократно доказала, что побыть врозь нам только полезно — не прерывая диалога и не переставая оглядываться друг на друга. (Думаю, что и нынешняя двуглавая конструкция российской власти придумана Владимиром Путиным не без оглядки на украинский прецедент; нам бы ещё третью голову, чтобы избежать прямого конфликта между двумя первыми.) Но ссориться с Россией по-крупному, делая сомнительный шаг ей назло, — самоубийственно. Потому что корабль, на который пытается сегодня вскочить Украина, может оказаться «Титаником».
Как бы это научиться быть не за нас и не против нас, а параллельно?
Всё личное
Цены на газ для Украины останутся европейскими — как пояснил Владимир Путин, их повышаем не мы, а среднеазиатские партнёры. То есть мы могли бы, конечно, повлиять на среднеазиатских партнёров (на кого мы теперь не можем повлиять, хотел бы я знать), но если Украина пойдёт в НАТО, у нас для такого влияния не будет никаких оснований. Всё по-прежнему, а Владимир Путин и Юлия Тимошенко почему-то в восторге друг от друга. Несмотря на то, что страны наши расходятся всё дальше, как и их позиции по большинству вопросов.
Но штука вот в чём: есть термин «ничего личного», а полноценного антонима для него нет. «Всё личное», что ли? В общем, в отсутствие внятных идеологий (а это не только русская, но и всемирная проблема) на первый план выходит то, что Джордж Буш назвал «химией». Вот с Владимиром Путиным у него химия, в чём он и признавался журналистам. С Юлией Тимошенко у Владимира Путина тоже, безусловно, химия. Но совершенно не потому, что она ему нравится как человек, женщина или премьер. Об этом я судить не берусь, потому что наш премьер не любит, когда в его личную жизнь лезут «длинным гриппозным носом». А вот с олигархами он всегда ладил — при условии, что они знали своё место. А поскольку Юлия Тимошенко является классическим украинским Березовским, но чисто по-женски умеет вовремя остановиться, российскому экс-президенту почти так же легко договориться с ней, как с российским промышленником и предпринимателем.
Путин вовсе не против олигархов — он не стремится к реприватизации, которая мигом обрушит тут всю стабильность. Чем заново приватизировать какую-нибудь Сибтатфокгротбрамснефть, гораздо проще приватизировать её владельца. То есть вызвать его, задушевно попить чайку, напомнить о более чем наглядных судьбах Гусинского — Березовского — Ходорковского (последний пострадал больше всех, поскольку глубоко влез в политику), а потом как бы ненароком обронить: у нас тут спорту, медицине и образованию требуется дополнительное финансирование.
Одна из главных способностей олигарха — вовремя встроиться в нишу, которая оптимальна для бизнеса. Юлия Тимошенко точно рассчитала: в противостоянии с Кучмой у неё были шансы. В противостоянии с Россией их нет. Тимошенко присуща именно та мера политического цинизма, именно та, наконец, чисто женская чуткость к опасности, которые в совокупности заменяют олигарху моральный кодекс. В растлённых обществах к власти приходит тот, у кого меньше моральных ограничений. У Юлии Тимошенко их нет вовсе. Так, по крайней мере, кажется со стороны.
Российско-украинская политическая конфигурация многократно описана в народных сказках. Как правило, порядок в лесу наводят волк и лиса — пока не поссорятся. Медведь до этого не снисходит, он решает задачи более высокого уровня. Договаривается, наверное, с другим лесом. Так вот: как показывает фольклористика, медведю обычно проще договориться с лисой. Она умеет польстить, уболтать — словом, лучшая переговорщица. И потому после очередной инспекции медведь оставляет на посту лису, а волка либо задирает, либо посылает. Лиса же, победоносно задрав хвост или косу, возвращается потрошить мелкую лесную живность в рамках подтверждённых полномочий.
Некоторые полагают, что жить при лисе вообще лучше: она действует не во имя идеи (что почти всегда ведёт к жертвам среди населения), а во имя личного прагматизма. Если это для неё хорошо — вступает в НАТО, если конъюнктура меняется — перебегает к России, и вообще руководствуется не логикой, а нюхом. При таком подходе, возможно, жертв действительно меньше. Правда, растление населения осуществляется опережающими темпами, потому что постепенно убеждений не остаётся вообще ни у кого. Именно лисы готовят нацию к приходу тоталитаризма, что и показал российский опыт. Но поскольку и тоталитаризм успел растлиться, он ограничивается тотальным враньём, а осуществляется всё теми же коррупционерами, так что жить можно.
Из всех украинских политиков Юлия Тимошенко сегодня — оптимальный партнёр для Владимира Путина. И оптимальный лидер для своего народа, если этот народ хочет однажды проснуться примерно в том же положении, в каком Россия находится сейчас. Правда, в Украине гораздо меньше газа, и потому это пробуждение может оказаться не столь комфортным. Но не исключено, что при такой системе газ заведётся сам собой. Опыт показывает, что газ занимает всё предоставленное ему пространство — стоит убрать оттуда интеллект, свободу и политику.
Нон грата для большого брата
Многие украинские друзья интересуются: Лужков — это серьёзно и стоит ли к нему вообще прислушиваться?
Пользуется ли мэр Москвы реальной поддержкой Кремля, от его ли имени чудит, выражает ли мнение большинства москвичей? Или всё это не более чем чудачества политика, сознающего шаткость своего положения и желающего отвлечь внимание масс от проблем подведомственного ему города, где пробок и коррупции, кажется, больше, чем в любой другой европейской столице?
Отвечаю: Лужков — это серьёзно, прислушиваться надо, запоминать — тоже. Потому что Лужков — это начало. С него, и вообще с Москвы начинается всегда. В некотором смысле и вся путинская Россия (которая останется путинской, даже став медведевской) впервые была смоделирована в Москве, а потом уж распространилась на всю нашу территорию. Сильно подозреваю, что именно поэтому Владимир Владимирович и не тронул Лужкова, хотя, что скрывать, имел к тому некоторые основания. Ведь Юрий Михайлович сам хотел попасть в Кремль или хотя бы в Белый дом в тандеме со своим другом Евгением Примаковым, и Путин на фоне этих политиков (и сочувствовавших им сил криминально-патриотической ориентации) действительно выглядел меньшим злом. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, «Единство» против «Отечества», мегатонны креатива вроде листовки «„Отечество“ не выбирают!» — и всё ради того, чтобы впоследствии «Единство» и «Отечество» слились в общую партию бюрократии. Нам-то сдуру казалось, что Путин противостоит московской системе власти. А он её взял и сделал общероссийской.
Поэтому всё, что делает Юрий Лужков, — не просто выражение его личной позиции, но прообраз того, что через пять-шесть лет станет обычной практикой центральной власти. В Москве, городе динамичном и мобильном, всё происходит несколько раньше, но в целом она остаётся довольно точной моделью страны с безумно дорогим центром, скромно живущими окраинами, прищученной прессой и полным отсутствием вертикальной мобильности при фантастическом уровне коррупции на всех этажах. Выстроенная Лужковым московская вертикаль чудовищно неэффективна, поскольку замкнута на первое лицо и его ближайшее окружение. Но для большой халявы она практически незаменима, поскольку позволяет законсервировать статус-кво на неопределённо долгое время. Пока не кончится халява.
Главным ресурсом России является сырьё (на данный момент — нефтегазовое). Главным ресурсом Москвы является столичный статус. И то, и другое — не заслуга, просто так получилось: земля в Москве дорогая, но не потому, что в ней много нефти, а потому, что только в Москве да ещё паре крупных мегаполисов можно нормально работать и зарабатывать. Россия стягивается в Москву, оставляя окраины гнить и зарастать, — и город уплотняется, и квадратный метр дорожает, и всё это без каких-либо заслуг горожан и их начальников. Московский мэр — очень посредственный управленец, склонный к самоупоению и самодурству, но при нынешней конъюнктуре он может быть любым: пока жареный петух не клюёт, от столичного градоначальника не требуется никаких добродетелей. Россия так устроена, что управлять богатым городом может кто угодно. Москва ведёт себя с приезжими примерно так же, как нынешняя Россия на международной арене: посмотрите, как все под неё легли. Уже разрешили суверенную демократию, уже не дают советов и сами, кротко изогнувшись, внимают нашим рекомендациям. А всё почему? Нефть, имеем право.
Нет никаких сомнений, что риторика России относительно Севастополя, Крыма в целом и Украины как таковой будет грубеть. Конечно, без конкретных действий, потому что к маленькой победоносной войне мы пока не готовы, но крови друг другу попортим много, а унижать украинского соседа будем при каждом удобном случае, как Москва унижает пригороды. «Москва бьёт с носка», — гордо говорят здесь. Люди, не умеющие себя вести, опасны, когда им начинает «переть». Они тут же забывают, что ничем не заработали ни своей столичности, ни своей нефтяной конъюнктуры. Москва — уменьшённая, но точная копия России, и тот факт, что московский мэр объявлен в Киеве персоной нон грата, свидетельствует лишь о том, что несколько лет спустя аналогичными мерами придётся обмениваться уже на высшем уровне. Скоро языком Лужкова заговорит вся наша сырьевая сверхдержава: в эпохи Больших Халяв иначе не бывает.
Справедливости ради заметим, что многие украинские жители — от рядовых граждан до представителей власти — тоже часто и с удовольствием хамят России. Но в Украине, слава Богу, гораздо меньше нефти. Так что у нее есть шансы сохранить лицо.
Бессмертные
Один публицист, фамилию которого я называть не буду из чувства брезгливости, выступил со статьёй о законах военного времени
Ему представляется, что по этим законам любой, кто во время войны критикует власть, становится предателем и заслуживает суровой кары. Про расстрел на месте там не сказано, но между строк читается.
Это не просто глупость отдельного публициста. Это одна из причин, по которой для многих война — мать родная. Я не буду обсуждать здесь причины «маленькой победоносной войны», которая ещё не закончилась и вряд ли теперь может закончиться по мановению руки Медведева, Саакашвили или Саркози. Кавказские войны так просто не прекращаются — тут тебе и своеобразные представления о мести, и темпераментные непредсказуемые вожди, и трудности сообщения в условиях гор: пока всех разоружишь, половина спрячется. Не сомневаюсь, что у России был весомый casus belli для вступления в грузино-осетинскую войну. Верю даже, что грузины во время ночного обстрела мирного города уничтожили полторы тысячи человек и сравняли с землёй целые кварталы. В принципе, для вмешательства в войну хватило бы одного нападения на российских миротворцев, которым Саакашвили немедленно отрезал себе все пути к отступлению. Я сейчас не об этом, не об адекватности российского ответа и не о потенциальной реакции НАТО (которая, к слову сказать, выглядит малопочтенно). Я исключительно о том, как внешние поводы используются в России для решения внутренних проблем. Когда нужно подвинтить гайки, война служит идеальным предлогом: воюющей стране не до демократии.
В России есть небольшой, но крайне крикучий (в полном соответствии с поговоркой «Мала куча, да вонюча») отряд идеологов, ужасно скучающих по расстрелам. С позитивом у них напряги — сформулировать для России сколько-нибудь позитивные цели они неспособны в принципе. Но вот с карательными функциями у них всё обстоит отлично — они жаждут крови, причём не грузинской даже (это само собой), а родной, российской. Им обязательно нужно внушить, что страна живёт по законам военного времени. Достаточно сказать, что мы находимся во вражеском кольце, что главная цель остального мира — отнять наши недра, что ближайшие соседи рвутся в НАТО. Лишь бы у рядового гражданина не было причин усомниться в абсолютной благодетельности всех действий власти.
Война — всегда трагедия, и для победителей, и для побеждённых. Но есть публика, расцветающая только во время войны, любящая только состояние тотальной мобилизации, причём сами мобилизаторы по странному совпадению чаще всего первыми занимают очередь на бронь. У них есть работа в тылу — пресекать разговоры, агитировать баб и ребятишек… Никто же не поймёт происходящего, пока они не объяснят! Им жизненно необходима безальтернативность. Они настаивают на том, что в условиях войны сомневающийся равен диверсанту, а задумавшийся — шпиону. У них всегда найдётся предлог приравнять мыслящего гражданина к врагу, а с врагом разобраться без церемоний: почему-то безжалостность считается у них особенно хорошим тоном. И когда западные карикатуристы изображают их страну в виде разъярённого медведя, для них это наивысший комплимент. Они именно такой и хотят видеть Россию, именно таково послание, которое она транслирует остальному миру: «Мы — не вы! Поняли?! Стоять, бояться! Мы лучше всех потому, что мы большие и злые. Мы не хуже Америки, а потому будем немедленно повторять все её ошибки. Довольно Россия стояла на коленях!»
Это они называют патриотизмом. То есть примерно так они представляют международный имидж своей страны, а всех, кто пытается им возражать, записывают в предатели — благо война. Они вообще считают, что победа всегда за теми, кто ведёт себя хуже всех.
Одно время их немного призаткнули — у президента Медведева была своя команда. Но теперь война развязала им языки и руки, они требуют похода на Тбилиси, а любого, кто не согласен с этим, призывают объявить союзником Саакашвили и возложить на него вину за разрушенный Цхинвал.
И знаете, я, пожалуй, не буду им возражать. Если страна с готовностью принимает их услуги, а власть пользуется их риторикой, может быть, они действительно правы, и Россия сегодня обязана выглядеть именно так.
А самое интересное знаете что? Что когда интеллектуальная нищета и категорическая неспособность этих людей ни к чему заведёт их вместе со страной в очередной тупик и потребуется звать на помощь приличных граждан, чтобы из него выбраться, никто не заткнёт им рты, не погонит из профессии: нам будет просто не до того. У нас есть более интересные задачи, нежели расправа с оппонентами.
Поэтому они бессмертны. А мы нет.
Кризис ценностей
В Украине ещё сохранились нравственные тормоза. В России, судя по тому, что в ней происходит, не осталось никаких моральных норм.
Удивительно не то, что огромное количество российских интернет-пользователей и творческих людей поддерживает просьбу о досрочном освобождении Светланы Бахминой (юрист «Юкоса», кампания по её освобождению из заключения разворачивается сейчас в России. —
Более двух тысяч подписей за то, чтобы Бахмина оставалась в заключении, будучи беременной третьим ребёнком, — это один из удивительнейших феноменов нынешней России, сопоставимый разве только с тем, что не меньшее количество интернет-пользователей требует немедленной поимки и жесточайшего наказания ни в чём не повинной жертвы «новгородского дела» Антонины Мартыновой (уголовное дело против Мартыновой, обвиняемой в покушении на свою маленькую дочку Алису; по версии многочисленных защитников девушки и её мужа, правосудие таким образом раздуло несчастный случай. —
Точно так же ни одна моральная норма не доказала своей жизнеспособности. Так вот, то, что происходит в нынешней России, как раз и есть лихорадочный поиск той моральной нормы, к которой можно было бы привязать собственное поведение. А вот морально ли это? Требовать наказания для ни в чём не повинной женщины с тремя детьми? Нормально ли — требовать, чтобы девочка, обвинённая в убийстве собственного ребёнка (кстати, живого и здорового), немедленно предстала пред очи правосудия без всяких к тому оснований? Нормально ли настаивать на несвободе?
Вся современная Россия как будто задаёт Богу вопрос: «Доколе ты будешь меня терпеть?» Всё это по-человечески объяснимо, но и по-человечески же страшно. Поскольку рано или поздно Бог на этот вопрос ответит. Как неоднократно говорил Эдвард Радзинский (пожалуй, единственный популярный историк в современной России), высшие силы терпят долго, но бьют больно. В стране, утратившей всякие моральные ориентиры, непременно возникают сообщества, которые требуют, чтобы им немедленно, сей же час были спущены ценности или та невидимая шкала, о которой писал в своё время Мандельштам. Самое ужасное, что их просьба будет удовлетворена. Страна, отказавшаяся от всех ценностей, рано или поздно столкнётся со столь жёстко навязанными законами, что ей нечем станет дышать. Нечто подобное рано или поздно (скорее рано, ведь история развивается всё быстрее) произойдёт и с нынешней Россией, когда ей наконец объяснят, морально ли начинать войны и спихивать их на чужую голову, преследовать невинных или репрессировать олигархов по принципу «кто из них нам меньше нравится». Ужасно уповать на катастрофу, но что делать, если нет других надежд.
Вы, вероятно, спросите, при чём тут Украина? Во-первых, как я не раз писал в этих колонках, нынешней Украине отнюдь небесполезно знать, что представляет собой нынешняя Россия. Во-вторых, это государство имеет некоторые основания собой гордиться: у её граждан существуют какие-никакие нравственные тормоза. Даже самый радикальный «западенец» или, напротив, самый радикальный сторонник слияния с Россией не потребует сегодня ни массовых расправ, ни полного запрета свобод, ни категорического отказа от сотрудничества с внешним миром. Украина опасается злить провидение — может, потому, что ещё немного верит в него. Это и является залогом того, что в ближайшие 15–20 лет в ней не случится ничего слишком ужасного. Поэтому я так и завидую ей иногда.
Велосипедистка с косой
Некоторые полагают, что украинским Путиным — то есть замирителем, уравнителем и стабилизатором — может стать Юлия Тимошенко
В принципе, это не исключено: ниша втягивает не того, кто больше всех подходит стране, а кто ближе оказался. Личные качества персонажа играют тут последнюю роль. Сталин тоже как будто меньше всего подходил на роль императора: авантюрист, террорист, осведомитель, ограбления за плечами, внешность не авантажная… Но вышло так, и ничего — стал восприниматься как реконструктор империи, которую до этого так успешно рушил.
Юлия Тимошенко, насколько я могу судить, подходит на роль главы государства по единственному, но решающему параметру: на коротких исторических дистанциях всегда побеждает тот, у кого меньше моральных ограничений. У Тимошенко их минимум. Правда, на долгих дистанциях, как известно, этот принцип не работает, и приходится жестоко расплачиваться — как России за Сталина. Но поначалу результат даже впечатляет. Может ли Тимошенко стать стабилизатором? Может, и весьма жестоким. Она всё может. Думаю, вытеснять бизнесменов в Лондон (правда, у Украины есть ещё и вариант с Москвой) ей будет даже приятнее, чем Владимиру Путину.
Поделиться книгой: