Думаешь — скалы Манят, утесы, Думаешь, славы Медноголосый Зов его — в гущу, Грудью на копья? Вал восстающий — Думаешь — топит? Дольнее жало — Веришь — вонзилось? Пуще опалы — Царская милость! Плачешь, что поздно Бродит в низинах. Не земнородных Бойся, — незримых! Каждый им волос Ведом на гребне. Тысячеоки Боги, как древле. Бойся не тины, — Тверди небесной! Ненасытимо — Сердце Зевеса! 25 июня 1927
«Тихонько…»
Тихонько Рукой осторожной и тонкой Распутаю путы: Ручонки — и ржанью Послушная, зашелестит амазонка По звонким, пустым ступеням расставанья. Топочет и ржет В осиянном пролете Крылатый. — В глаза — полыханье рассвета. Ручонки, ручонки! Напрасно зовете: Меж ними — струистая лестница Леты. 27 июня 1921
«Седой — не увидишь…»
Седой — не увидишь, Большим — не увижу. Из глаз неподвижных Слезинки не выжмешь. На всю твою муку, Раззор — плач: — Брось руку! Оставь плащ! В бесстрастии Каменноокой камеи, В дверях не помедлю, Как матери медлят: (Всей тяжестью крови, Колен, глаз — В последний земной Раз!) Не крáдущимся перешибленным зверем, — Нет, каменной глыбою Выйду из двери — Из жизни. — О чем же Слезам течь, Раз — камень с твоих Плеч! Не камень! — Уже Широтою орлиною — Плащ! — и уже по лазурным стремнинам В тот град осиянный, Куда — взять Не смеет дитя Мать. 28 июня 1921
«Ростком серебряным…»
Ростком серебряным Рванулся ввысь. Чтоб не узрел его Зевес — Молись! При первом шелесте Страшись и стой. Ревнивы к прелести Они мужской. Звериной челюсти Страшней — их зов. Ревниво к прелести Гнездо богов. Цветами, лаврами Заманят ввысь. Чтоб не избрал его Зевес — Молись! Все небо в грохоте Орлиных крыл. Всей грудью грохайся — Чтоб не сокрыл. В орлином грохоте — О клюв! О кровь! — Ягненок крохотный Повис — Любовь… Простоволосая, Всей грудью — ниц… Чтоб не вознес его Зевес — Молись! 29 июня 1921
«Я знаю, я знаю…»
Я знаю, я знаю, Что прелесть земная, Что эта резная, Прелестная чаша — Не более наша, Чем воздух, Чем звезды, Чем гнезда, Повисшие в зорях. Я знаю, я знаю, Кто чаше — хозяин! Но легкую ногу вперед — башней В орлиную высь! И крылом — чашу От грозных и розовых уст — Бога! 30 июня 1921
«Твои … черты…»
Твои … черты, Запечатленные Кануном. Я буду стариться, а ты Останешься таким же юным. Твои … черты, Обточенные ветром знойным. Я буду горбиться, а ты Останешься таким же стройным. Волос полýденная тень, Склоненная к моим сединам… Ровесник мой год в год, день в день, Мне постепенно станешь сыном… Нам вместе было тридцать шесть, Прелестная мы были пара… И — радугой — благая весть: . . . . . .— не буду старой! Троицын день 1921
«Последняя прелесть…»
Последняя прелесть, Последняя тяжесть: Ребенок, у ног моих Бьющий в ладоши. Но с этой последнею Прелестью — справлюсь, И эту последнюю тяжесть я — Сброшу. . . . . . . . . . . . . . . . Всей женскою лестью Язвя вдохновенной, Как будто не отрок У ног, а любовник — О шествиях — Вдоль изумленной Вселенной Под ливнем лавровым, Под ливнем дубовым. Последняя прелесть, Последняя тяжесть — Ребенок, за плащ ухватившийся… — В муке Рожденный! — Когда-нибудь людям расскажешь, Что не было равной — В искусстве Разлуки! 10 июля 1921
«Два зарева! — нет, зеркала…»
М.А. Кузмину
Два зарева! — нет, зеркала! Нет, два недуга! Два серафических жерла, Два черных круга Обугленных — из льда зеркал, С плит тротуарных, Через тысячеверстья зал Дымят — полярных. Ужасные! — Пламень и мрак! Две черных ямы. Бессонные мальчишки — так — В больницах: Мама! Страх и укор, ах и аминь… Взмах величавый… Над каменностию простынь — Две черных славы. Так знайте же, что реки — вспять, Что камни — помнят! Что уж опять они, опять В лучах огромных Встают — два солнца, два жерла, — Нет, два алмаза! — Подземной бездны зеркала: Два смертных глаза. 2 июля 1921
Вестнику
Скрежещут якорные звенья, Вперед, крылатое жилье! Покрепче чем благословенье С тобой — веление мое! Мужайся, корабельщик юный! Вперед в лазоревую рожь! Ты больше нежели Фортуну — Ты сердце Цезаря везешь! Смирит лазоревую ярость Ресниц моих — единый взмах! Дыханием надут твой парус И не нуждается в ветрах! Обветренные руки стиснув, Слежу. — Не верь глазам! — Все ложь! Доподлинный и рукописный Приказ Монархини везешь. Два слова, звонкие как шпоры, Две птицы в боевом грому. То зов мой — тысяча который? — К единственному одному. В страну, где солнце правосудья Одно для нищих и вельмож — Между рубахою и грудью — Ты сердце Матери везешь. 3 июля 1921
Георгий
С.Э.
«Ресницы, ресницы…»
Ресницы, ресницы, Склоненные ниц. Стыдливостию ресниц Затменные — солнца в венце стрел! — Сколь грозен и сколь ясен! — И плащ его — был — красен, И конь его — был — бел. Смущается Всадник, Гордится конь. На дохлого гада Белейший конь Взирает вполоборота. В пол-окна широкого Вслед копью В пасть красную — дико раздув ноздрю — Раскосостью огнеокой. Смущается Всадник, Снисходит конь. Издохшего гада Дрянную кровь — Янтарную — легким скоком Минует, — янтарная кровь течет. Взнесенным копытом застыв — с высот Лебединого поворота. Безропотен Всадник, А конь брезглив. Гремучего гада Копьем пронзив — Сколь скромен и сколь томен! В ветрах — высокó — седлецо твое, Речной осокой — копьецо твое Вот-вот запоет в восковых перстах У розовых уст Под прикрытием стрел Ресничных, Вспоет, вскличет. — О страшная тяжесть Свершенных дел! И плащ его красен, И конь его бел. Любезного Всадника, Конь, блюди! У нежного Всадника Боль в груди. Ресницами жемчуг нижет… Святая иконка — лицо твое, Закатным лучом — копьецо твое Из длинных перстов брызжет. Иль луч пурпуровый Косит копьем? Иль красная туча Взмелась плащом? За красною тучею — Белый дом. Там впустят Вдвоем С конем. Склоняется Всадник, Дыбится конь. Все слабже вокруг копьеца ладонь. Вот-вот не снесет Победы! — Колеблется — никнет — и вслед копью В янтарную лужу — вослед копью Скользнувшему. — Басенный взмах Стрел… Плащ красен, конь бел. 9 июля 1921
«О тяжесть удачи…»
О тяжесть удачи! Обида Победы! Георгий, ты плачешь, Ты красною девой Бледнеешь над делом Своих двух Внезапно-чужих Рук. Конь брезгует Гадом, Ты брезгуешь гласом Победным. — Тяжелым смарагдовым маслом Стекает кровища. Дракон спит. На всю свою жизнь Сыт. Взлетевшею гривой Затменное солнце. Стыдливости детской С гордынею конской Союз. Из седла — В небеса — Куст. Брезгливая грусть Уст. Конь брезгует Гадом, Ты брезгуешь даром Царевым, — ее подвенечным пожаром. Церковкою ладанной: Строг — скуп — В безжалостный Рев Труб. Трубите! Трубите! Уж слушать недолго. Уж нежный тростник победительный — долу. Дотрубленный долу Поник. — Смолк. И облачный — ввысь! — Столб. Клонитесь, клонитесь, Послушные травы! Зардевшийся под оплеухою славы — Бледнеет. — Домой, трубачи! — Спит. До судной трубы — Сыт. 11 июля 1921
«Синие версты…»
Синие версты И зарева горние! Победоносного Славьте — Георгия! Славьте, жемчужные Грозди полуночи, Дивного мужа, Пречистого юношу: Огненный плащ его, Посвист копья его, Кровокипящего Славьте — коня его! * * * Зычные мачты И слободы орлие! Громокипящего Славьте — Георгия! Солнцеподобного В силе и в кротости. Доблесть из доблестей, Роскошь из роскошей: Башенный рост его, Посвист копья его, Молниехвостого Славьте — коня его! Львиные ветры И глыбы соборные! Великолепного Славьте — Георгия! Змея пронзившего, Смерть победившего, В дом Госпожи своей Конным — вступившего! Зычный разгон его, Посвист копья его, Преображенного Славьте — коня его! * * * Льстивые ивы И травы поклонные, Вольнолюбивого, Узорешенного Юношу — славьте, Юношу — плачьте… Вот он, что розан Райский — на травке: Розовый рот свой На две половиночки — Победоносец, Победы не вынесший. 11 июля 1921
«Из облаков кивающие перья…»
Из облаков кивающие перья. Как передать твое высокомерье, — Георгий! — Ставленник небесных сил! Как передать закрепощенный пыл Зрачка, и трезвенной ноздри раздутой На всем скаку обузданную смуту. Перед любезнейшею из красот Как передать — с архангельских высот Седла — копья — содеянного дела И девственности гневной — эти стрелы Ресничные — эбеновой масти — Разящие: — Мы не одной кости! Божественную ведомость закончив, Как передать, Георгий, сколь уклончив — Чуть что земли не тронувший едва — Поклон, — и сколь пронзительно-крива Щель, заледеневающая сразу: — О, не благодарите! — По приказу. 12 июля 1921
«С архангельской высоты седла…»
С архангельской высоты седла Евангельские творить дела. Река сгорает, верста смугла. — О даль! Даль! Даль! В пронзающей прямизне ресниц Пожарищем налетать на птиц. Копыта! Крылья! Сплелись! Свились! О высь! Высь! Высь! В заоблачье исчезать как снасть! Двуочие разевать как пасть! И не опомнившись — мертвым пасть: О страсть! — Страсть! — Страсть! 12 июля 1921
«А девы — не надо…»
А девы — не надо. По вольному хладу, По синему следу Один я поеду. Как был до победы: Сиротский и вдовый. По вольному следу Воды родниковой. От славы, от гною Доспехи отмою. Во славу Твою Коня напою. Храни, Голубица, От града — посевы, Девицу — от гада, Героя — от девы. 13 июля 1921
«О всеми ветрами…»
О всеми ветрами Колеблемый лотос! Георгия — робость, Георгия — кротость… Очей непомерных — Широких и влажных — Суровая — детская — смертная важность. Так смертная мука Глядит из тряпья. И вся непомерная Тяжесть копья. Не тот — высочайший, С усмешкою гордой: Кротчайший Георгий, Тишайший Георгий, Горчайший — свеча моих бдений — Георгий, Кротчайший — с глазами оленя — Георгий! (Трепещущей своре Простивший олень). — Которому пробил Георгиев день. О лотос мой! Лебедь мой! Лебедь! Олень мой! Ты — все мои бденья И все сновиденья! Пасхальный тропарь мой! Последний алтын мой! Ты, больше, чем Царь мой, И больше, чем сын мой! Лазурное око мое — В вышину! Ты, блудную снова Вознесший жену. — Так слушай же!.. 14 июля 1921
(Не докончено за письмом.)
«Не лавром, а терном…»
Не лавром, а терном На царство венчанный, В седле — а крылатый! Вкруг узкого стана На бархате черном Мальтийское злато. Нетленные иглы Терновые — Богу И Другу присяга. Высокий загиб Лебединый, а с боку Мальтийская шпага. Мальтийского Ордена Рыцарь — Георгий, Меж спящими — бдящий. Мальтийского Ордена Рыцарь — Георгий, На жен не глядящий… Июль 1921
«Странноприимница высоких душ…»
Странноприимница высоких душ, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Тебя пою — пергаментная сушь Высокодышащей земли Орфея. Земля высокомерная! — Ступню Отталкивающая как ладонью, Когда ж опять на грудь твою ступлю Заносчивой пятою амазоньей — Сестра высокомерная! Шагов Не помнящая . . . . . . . . . . Земля, земля Героев и Богов, Амфитеатр моего Восхода! Июль 1921
Благая весть
С.Э.
«В сокровищницу…»
В сокровищницу Полунощных глубин Недрогнувшую Опускаю ладонь. Меж водорослей — Ни приметы его! Сокровища нету В морях — моего! В заоблачную Песнопенную высь — Двумолнием Осмелеваюсь — и вот Мне жаворонок Обронил с высоты — Что зá морем ты, Не за облаком ты! 15 июля 1921
«Жив и здоров…»
Жив и здоров! Громче громов — Как топором — Радость! Нет, топором Мало: быком Под обухом Счастья! Оглушена, Устрашена. Что же взамен — Вырвут? И от колен Вплоть до корней Вставших волос — Ужас. Стало быть, жив? Веки смежив, Дышишь, зовут — Слышишь? Вывез корабль? О мой журавль Младший — во всей Стае! Мертв — и воскрес?! Вздоху в обрез, Камнем с небес, Ломом По голове, — Нет, по эфес Шпагою в грудь — Радость! 16 июля 1921
«Под горем не горбясь…»
Под горем не горбясь, Под камнем — крылатой — — Орлом! — уцелев, Земных матерей И небесных любовниц Двойную печаль Взвалив на плеча, — Горяча мне досталась Мальтийская сталь! Но гневное небо К орлам — благосклонно. Не сон ли: в волнах Сонм ангелов конных! Меж ними — осанна! — Мой — снегу белей… Лилейные ризы, — Конь вывезет! — Гривой Вспенённые зыби. — Вал вывезет! — Дыбом Встающая глыба… Бог вынесет… — Ох! — 17 июля 1921
«Над спящим юнцом — золотые шпоры…»
Над спящим юнцом — золотые шпоры. Команда: вскачь! Уже по пятам воровская свора. Георгий, плачь! Свободною левою крест нащупал. Команда: вплавь! Чтоб всем до единого им под купол Софийский, — правь! Пропали! Не вынесут сухожилья! Конец! — Сдались! — Двумолнием раскрепощает крылья. Команда: ввысь! 19 июля 1921
«Во имя расправы…»
Во имя расправы Крепись, мой Крылатый! Был час переправы, А будет — расплаты. В тот час стопудовый — Меж бредом и былью — Гребли тяжело Корабельные крылья. Меж Сциллою — да! — И Харибдой гребли. О крылья мои, Журавли-корабли! Тогда по крутому Эвксинскому брегу Был топот Побега, А будет — Победы. В тот час непосильный — Меж дулом и хлябью — Сердца не остыли, Крыла не ослабли, Плеча напирали, Глаза стерегли. — О крылья мои, Журавли-корабли! Птенцов узколицых Не давши в обиду, Сказалось — Орлицыно сердце Тавриды. На крик длинноклювый — С ерами и с ятью! — Проснулась — Седая Монархиня-матерь. И вот уже купол Софийский — вдали… О крылья мои, Журавли-корабли! Крепитесь! Кромешное Дрогнет созвездье. Не с моря, а с неба Ударит Возмездье. Глядите: небесным Свинцом налитая, Грозна, тяжела Корабельная стая. И нету конца ей, И нету земли… — О крылья мои, Журавли-корабли! 20 июля 1921
Возвращение вождя
Конь — хром, Меч — ржав. Кто — сей? Вождь толп. Шаг — час, Вздох — век, Взор — вниз. Все — там. Враг. — Друг. Терн. — Лавр. Всё — сон… — Он. — Конь. Конь — хром. Меч — ржав. Плащ — стар. Стан — прям. 16 июля 1921
«Благоухала целую ночь…»
Благоухала целую ночь В снах моих — Роза. Неизреченно-нежная дочь Эроса — Роза. Как мне усвоить, расколдовать Речь твою — Роза? Неизреченно-нежная мать Эроса — Роза! Как … мне странную сласть Снов моих — Роза? Самозабвенно-нежная страсть Эроса — Роза! 21 июля 1921
«Прямо в эфир…»
Прямо в эфир Рвется тропа. — Остановись! — Юность слепа. Ввысь им и ввысь! В синюю рожь! — Остановись! — В небо ступнешь. 25 августа 1921
«Не в споре, а в мире…»
Не в споре, а в мире — Согласные сестры. Одна — меч двуострый Меж грудью и миром Восставив: не выйду! Другая, чтоб не было гостю обиды — И медом и миром. <1921>
Отрок
Геликону
«Пустоты отроческих глаз! Провалы…»
Пустоты отроческих глаз! Провалы В лазурь! Как ни черны — лазурь! Игралища для битвы небывалой, Дарохранительницы бурь. Зеркальные! Ни зыби в них, ни лона, Вселенная в них правит ход. Лазурь! Лазурь! Пустынная до звону! Книгохранилища пустот! Провалы отроческих глаз! — Пролеты! Душ раскаленных — водопой. — Оазисы! — Чтоб всяк хлебнул и отпил, И захлебнулся пустотой. Пью — не напьюсь. Вздох — и огромный выдох, И крови ропщущей подземный гул. Так по ночам, тревожа сон Давидов, Захлебывался Царь Саул. 25 августа 1921
«Огнепоклонник! Красная масть…»
Огнепоклонник! Красная масть! Завороженный и ворожащий! Как годовалый — в красную пасть Льва, в пурпуровую кипь, в чащу — Око и бровь! Перст и ладонь! В самый огонь, в самый огонь! Огнепоклонник! Страшен твой Бог! Пляшет твой Бог, насмерть ударив! Думаешь — глаз? Красный всполох — Око твое! — Перебег зарев… А пока жив — прядай и сыпь В самую кипь! В самую кипь! Огнепоклонник! Не опалюсь! По мановенью — горят, гаснут! Огнепоклонник! Не поклонюсь! В черных пустотах твоих красных Стройную мощь выкрутив в жгут Мой это бьет — красный лоскут! 27 августа 1921
«Простоволосая Агарь — сижу…»
Простоволосая Агарь — сижу, В широкоокую печаль — гляжу. В печное зарево раскрыв глаза, Пустыни карие — твои глаза. Забывши Верую, купель, потир — Справа-налево в них читаю Мир! Орлы и гады в них, и лунный год, — Весь грустноглазый твой, чужой народ. Пески и зори в них, и плащ Вождя… Как ты в огонь глядишь — я на тебя. Пески не кончатся… Сынок, ударь! Простой поденщицей была Агарь. Босая, темная бреду, в тряпье… — И уж не помню я, что там — в котле!
