Помоги проекту - поделись книгой:
– Ты так говоришь, словно хочешь, чтобы его обязательно избрали.
– Не хочу, – ответил умный Лукьянов, – было бы гораздо лучше, если бы избрали Рыжкова. Он человек знающий и опытный, с которым всегда можно договориться. Хотя он немного обижен.
– Все теперь на меня обижаются. Шеварднадзе обижен, Яковлев обижен, теперь Рыжков…
– Только Рыжкова не выберут, – вздохнул Лукьянов, – а с Ельциным все равно придется договариваться. Хотя мужик он неуправляемый, всегда может выкинуть что угодно. Нужно было его еще тогда, в восемьдесят седьмом, куда-нибудь обратно в Свердловск отправить. Мне Рябов, который раньше работал в Свердловске первым секретарем, говорил, что Ельцин человек упертый. Если чего-то захочет, обязательно достигнет.
– Я только недавно узнал, что Рыжков советовал Лигачеву не брать Ельцина в ЦК КПСС, – сказал Горбачев, – он его знал еще по работе в Свердловске. Теперь уже поздно рассуждать. Придется работать с Борисом Николаевичем, если его, конечно, изберут.
– Тогда необходимо срочно собрать всех руководителей республик и подписать предварительный документ о Союзном договоре. Чтобы все видели реальность нашей политики, – заключил Лукьянов. – Сейчас как раз удобное время. Я думаю, что Борис Николаевич сам ищет возможность для встречи. Ему тоже эта конфронтация Центра с республикой ни к чему.
– Я позвоню Болдину, – решил Горбачев, – пусть срочно собирает руководителей республик.
«С первого апреля прекратили свои действия военные структуры Варшавского договора. Сегодня стало очевидно – большинство политиков и политологов на Востоке и Западе Европы ошиблись в своих прогнозах. Прошлым летом, когда участники Московского совещания Организации стран Варшавского договора заявили в своей Декларации о «необходимости преодоления блоковой модели безопасности и разделения континента», многие влиятельные органы мировой печати с одобрением восприняли те ее положения, в соответствии с которыми «конфронтационные элементы, содержащиеся в документах стран Варшавского договора и Североатлантического союза прошлых лет, более не отвечают духу времени». Все отмечали конструктивную роль ОВД в интеграции стран Восточной Европы и Советского Союза в Европу.
На Западе даже заговорили о том, что установление нового порядка в Европе возможно при менее активной роли НАТО и более весомом вкладе СБСЕ, как универсальной основе для создания единых политических структур в Европе.
Как же и почему спустя всего полгода после июньского совещания ПКК процесс «разблокирования Европы» вылился в столь неожиданный для многих полный демонтаж Варшавского договора при одновременном сохранении и даже укреплении европейских структур НАТО?..
Думается, что в этой ситуации Варшавский договор не может и не должен уйти с исторической арены бесследно. Вопрос о расформировании его военных структур уже решен, время для его трансформации в политический союз упущено, да и сама его старая основа в условиях кардинальных внутриполитических перемен в союзных странах перестала быть для кого-либо привлекательной. Обремененный наследием холодной войны и печатью тоталитаризма, Варшавской договор не нужен ни странам Восточной Европы, ни Советскому Союзу. Но это не значит, что с его уходом исчезнет общность объективных интересов наших стран и налаживания взаимовыгодного сотрудничества. И уж совсем нецивилизованно было бы разорвать или же ослабить многообразные связи, в их числе и дружеские, сложившиеся в последние годы и десятилетия».
«27 июня подписан акт о ликвидации Южной группы войск, расположенной до недавнего времени на территории Венгерской республики. Этим документом подведен итог под существованием одной из структур нашей армии. События по просьбе нашего корреспондента прокомментировал первый заместитель главнокомандующего сухопутными войсками генерал армии А. Битехин.
– В Венгрии на сегодня не осталось ни одной советской воинской части, – сказал Анатолий Владимирович, – но ЮГВ – это не только танки, орудия и самолеты. Это еще 163 военных городка с развитой инфраструктурой, 5732 жилых, административных и технических здания, из которых 3783 построено на деньги, выделенные Министерством обороны СССР, а 1969 – арендовано у венгерской стороны. Скажу только, что все это строилось для наших людей. По совместной советско-венгерской оценке, все это стоит 53 миллиарда форинтов, или 2,3 миллиарда инвалютных рублей.
– Но в Будапеште была озвучена цифра в 100 миллиардов.
– Это разница между базовой ценой и рыночной стоимостью.
– Представляю, как все это могло пригодиться нашим офицерам и прапорщикам на территории нашей страны. А какие суммы удалось получить за оставление Венгрии?
– Практически очень мало. Венгерская сторона предъявила нам существенные претензии за нарушение экологии в районах дислокации советских воинских частей.
– К сожалению, экология – не единственная проблема в наших взаимоотношениях. Есть нестыковки и по другим расчетам.
– Да. Хотя методики подсчетов были заранее согласованы. Но венгерская сторона все время выдвигает новые требования, необоснованные претензии, возникают ненужные споры. Пока протокол о выводе наших войск из Венгрии не подписан, и я объясняю это желанием венгерской стороны привести все к «нулевому варианту». Хотя это было бы несправедливо и противозаконно.
– Почему противозаконно? Ведь все эти строения находятся на венгерской земле.
– Необходимо учитывать затраты, в которые обошлись нашей стране все эти сооружения. Их крайне недостает тем офицерским семьям, которые покидают Венгрию, а это тринадцать тысяч семей. Помножьте на три-четыре человека, и вы поймете, какое огромное количество людей ожидает элементарных человеческих условий для жизни… Они ведь ни в чем не виноваты.
– А кто виноват?
– Наша недальновидность, наше наивное представление о том, что на этих территориях мы будем пребывать вечно. И, конечно, крайне ограниченные сроки вывода. Посмотрите на американцев, они планируют уходить из Европы в течение десяти лет. Создают для этого социальные условия, дорожат своими людьми. А мы?»
«Министр иностранных дел Венгерской Республики Г. Есенски заявил о начале новой эпохи в политике его государства. В настоящее время Венгрия готовится к подписанию договоров с соседями – СССР, Польшей, Чехословакией. На вопрос корреспондента «Франс-пресс» о возможности вступления Венгрии в НАТО министр иностранных дел заявил, что позиция страны в этом вопросе предельно ясна и однозначна – она не имеет намерения присоединяться к НАТО».
«Сопротивление перестройке нарастало не вдруг. Сегодня оно носит действительно ожесточенные формы и проявления, преуспело в формировании собственной теории и политики, сбрасывает последние маскировочные одежды. Но если все это происходит на шестом году перестройки, с риском дальнейшей дестабилизации обстановки в стране, значит, не так уж и сильны противники обновления, вынужденные брать на вооружение его же лозунги…
К сожалению, пока нет подтверждений тому, что неосталинская оппозиция перестройке и другие силы ультраконсерватизма хотят и готовы оставаться в рамках демократического процесса. Но есть подтверждение прямо противоположное: нарастающие атаки с этой стороны именно, и прежде всего, на демократию, еще молодую, неопытную, маломощную, часто и неумно подставляющуюся, более того – гонимую и вводимую часто в заблуждение. Да, всякого рода недостатков, хуже того, нетерпимости хватает и на радикальное крыло нынешнего политического спектра…
Отечественные «ультра» не перестают твердить: а зачем нам нужна демократия, если на прилавках пусто, а на улицах страшно? Таким путем творится фарисейство, ибо хозяйственный экономический распад, от чего идет и все остальное, произошел отнюдь не от избытка демократии, а совсем наоборот…»
«Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, отвечая на вопрос журналистов на пресс-конференции в Кремле, за кого из кандидатов он будет голосовать, заявил: «12 июня я буду в Англии».
Глава 8
Мурад прилетел в Москву в субботу днем, сразу после съезда писателей, в подавленном настроении. Его избрали вместе с другими, но тот ушат грязи и оскорблений, которые вылили на молодого парня, был настолько неприятным ударом по его психике и самочувствию, что он все последние дни находился под впечатлением этого кошмарного спектакля. Выступал поэт, главный редактор молодежного журнала, который патетически спрашивал: «Почему к нам прислали бывшего партийного работника, ставшего нашим секретарем? До каких пор мы будем терпеть? Разве у нас нет права голоса?» Самое поразительное было в том, что за несколько месяцев до этого они были в совместной командировке, и поэт поднимал цветистые тосты за Мурада, не стесняясь занимать у него деньги. Потом выступал другой поэт, общественный деятель, которого в КГБ знали под кличкой Публицист. Он гневно вопрошал: почему журналы печатают средние по своему уровню произведения Мурада Керимова? Сразу за ним выступил еще один деятель, лидер молодых поэтов, который также гневно интересовался: «Почему в журналах нет произведений нашего секретаря Мурада Керимова?»
Это был уже настоящий сумасшедший дом, когда одного и того же человека обвиняли в том, что он много печатается или вообще не печатается.
Впечатление было настолько отвратительным, что он всерьез подумывал уйти. В конце концов, он может преподавать историю в школе или в институте, а может заняться каким-то книжным бизнесом, к этому времени он познакомился со многими ведущими издателями. Именно таким – расстроенным и подавленным – увидела его Карина в гостинице «Россия», где ему заказали номер на один день. Она сразу приехала к нему. Обнимая ее, Мурад в который раз понял, насколько она ему необходима. У него были женщины до этой встречи, и всегда в подобной ситуации, когда они оставались одни, он не сомневался, что необходимо сразу приступить к неким активным действиям, разумеется, с согласия женщины. Но здесь ему даже не хотелось ничего большего. Только обнимать ее, вдыхая аромат ее волос, чувствуя стук ее сердца.
Он любовался ее несколько заостренными чертами лица, карими раскосыми глазами, стильной короткой стрижкой. Они сели на кровать, он все еще обнимал ее, но она уже почувствовала его подавленность и спросила:
– Что-то не так? Ты приехал в каком-то разобранном состоянии.
– Да, – кивнул он, – у нас был съезд писателей. Лучше бы я на нем не присутствовал. Наша демократия нас, в конце концов, и погубит. Первый бесцензурный съезд писателей, когда можно было попросить слова и говорить все, что угодно. Никто не проверяет написанного, никто не записывает твои выступления, чтобы потом разобрать их в райкоме партии. Полная свобода. Было такое ощущение, что открыли кран, и оттуда хлынула грязная вода, которая долго скапливалась в ржавых трубах. Вылили столько грязи, что я даже удивился, как мы все это смогли выдержать. А потом избрали. Обидно. Было бы логичнее после таких выпадов, чтобы нас не избрали. Гораздо правильнее.
– И ты переживаешь только из-за этого? – удивилась Карина.
– Не только. У нас вообще неспокойно. Все не стабильно. Ощущение надвигающегося хаоса, какой-то большой беды. В Нагорном Карабахе опять стреляют. Когда я выезжал, передавали последние известия. Там идет настоящая война…
– Я тоже слышала. – Она чуть отстранилась от него. – Мы, наверное, поэтому чувствуем себя не совсем комфортно. Где-то в нашем подсознании сидит чувство вины, словно мы предатели своих народов.
– Какие глупости ты говоришь, – нахмурился Мурад. – И тебе не стыдно?
– Не очень. Вчера вечером я взяла сводку. Четырнадцать погибших армян и одиннадцать азербайджанцев за последний месяц. Они просто истребляют друг друга.
– Не мы начали первыми это проклятую войну! – в сердцах бросил он.
– Опять ты начал? – укоризненно спросила Карина. – Считаешь, что виноваты только армяне? Разве нам было мало событий начала века, когда погибло столько армян? Вы ведь до сих пор не хотите признавать сам факт геноцида армян? А их убивали такие же турки, как вы.
– Хорошо, что не сказала, как ты.
– Ты бы не убивал, – нахмурилась она. – Хотя… Только честно. Ты ведь был на войне, в Афганистане. Посмотри мне в глаза. Ты кого-нибудь там убил?
– Да, – спокойно ответил он. – Это была война. Я не стрелял в спины детям и женщинам. Но нам в спины стреляли. И дети, и женщины. Я убивал, и не только мужчин.
– Вот видишь, – с сожалением произнесла Карина, – а я могла бы поклясться, что ты на такое неспособен. Значит, ты изменился, Мурад.
– Война меняет всех, – вздохнул он. – А насчет армянского геноцида хочу тебе напомнить, что после революции в Турции судили и наказывали чиновников прежнего режима за убийства армян. Не нужно априори считать всех турков людоедами. Между прочим, когда недавно убили известного журналиста-армянина в Стамбуле, на улицы в знак протеста вышли тысячи турок.
– Сейчас ты будешь мне рассказывать, как турки любят армян, – отмахнулась Карина. – Не пытайся, все равно не докажешь.
– Я знаю одного турка, который любит армянку, – пошутил Мурад.
– Ты не турок, ты азербайджанец.
– Ты только что сказала: мы все – турки.
– Ты прекрасно понял, что я имела в виду.
– Мне Валех, это наш представитель в Москве, рассказывал, что на Ленинградском проспекте есть ресторан «Помидор». Там собираются армяне и азербайджанцы, приехавшие из Баку. Собираются, чтобы вспомнить ушедшие дни, вместе обнимаются и плачут по своему городу, вместе отмечают все праздники. Там даже музыканты играют мелодии двух народов, и среди них есть и армяне, и азербайджанцы.
– Я слышала об этом ресторане, – улыбнулась Карина.
– Наконец-то ты улыбнулась. Я думал, что только у меня сегодня неприятности. Оказывается, у тебя тоже.
– Ничего страшного, просто позвонил мой муж. Он хочет теперь забирать нашу дочь по выходным к себе. А я, конечно, возражаю…
– Почему? Это же отец твоей дочери?
– Он женат, и у него уже двое сыновей. Близнецы. Зачем ему забирать нашу дочь? К чужой жене и к ее сыновьям. Мне не очень хотелось тебе об этом говорить.
– Я тебя понимаю. – Мурад легко привлек ее к себе и честно признался: – Когда я с тобой, то даже не понимаю, что со мной происходит. Мне хочется, чтобы ты все время была рядом, чтобы я слышал твой недовольный голос, видел твои глаза, спорил с тобой, даже когда ты со мной не соглашаешься.
– По-моему, мы много говорим, – лукаво произнесла Карина, – встретились после разлуки для того, чтобы снова поспорить. Ты не подозреваешь, почему я сейчас в твоем номере? Мне пришлось ждать полчаса, пока мне выпишут пропуск в гостиницу. И учти, после одиннадцати я должна уходить. Они обычно ходят и проверяют номера, чтобы гости здесь не задерживались. Так они борются за нравственность своих постояльцев.
– Какая глупость, – покачал головой Мурад. – Неужели действительно будут ходить и проверять?
– Обязательно. Поэтому дежурной нужно дать деньги, и тогда нас не тронут до самого утра, – посоветовала Карина.
– Откуда такой опыт? – шутливо погрозил он пальцем.
– Я часто ночую в чужих номерах, – усмехнулась она. – Ты забываешь, что я журналистка и моя обязанность все знать.
Карина оказалась права. Дежурная постучала в дверь ровно без пяти одиннадцать. Пришлось дать ей пять рублей, и она сразу ушла, чтобы не беспокоить их до утра. Утром он спустился к администратору, чтобы попросить о продлении номера до вечера. Администратор, молодая женщина лет тридцати, перекрашенная под блондинку, сразу решительно ему отказала:
– У нас в гостинице живет столько депутатов, вообще нет свободных номеров. У вас бронь только на один день, значит, в двенадцать вы обязаны освободить номер.
– Неужели никак не возможно?
– Нет, – отрезала она.
Мурад отошел от стойки, затем, немного подумав, вернулся.
– А если я заплачу за половину суток как за три дня?
– За три дня у нас цена не очень большая, – подняла на него глаза администратор. Глаза темные, явно перекрашенная блондинка.
– Тогда за пять, – предложил он, чувствуя прилив наглости.
– За десять. Может, тогда мы продлим вам проживание до вечера.
Номер стоил двадцать четыре рубля, и Мурад быстро на стойку положил двести пятьдесят.
– Идите и отдыхайте, – сказала администратор, забирая деньги, – до двенадцати ночи. Потом мы вас выселим.
Мурад обернулся. Вокруг стояли люди и все видели, а она даже не удивилась и не постеснялась. Взяла деньги прямо при всех, даже не сделала вид, что выписывает какую-то квитанцию. Полное разложение повсюду, с огорчением подумал он, повернулся и пошел к лифту. Когда он рассказал обо всем Карине, она долго смеялась. Потом они заказали еду в номер. А поздно вечером Мурад вызвал такси. Когда они доехали до ее дома, он хотел выйти из машины, но Карина не разрешила.
– Не нужно, – попросила она, – я дойду сама. До свидания.
Мурад долго сидел, глядя, как она скрылась за углом дома, пока наконец таксист не повернулся к нему.
– Мы ее ждем или поедем?
– Поедем, – кивнул Мурад.
Ночью он улетел в Баку. В салоне самолета встретил знакомого художника Фархада Халилова. Их места оказались рядом. Халилов приезжал в Москву на несколько дней. Когда самолет взлетел, он неожиданно сказал:
– Впервые в жизни не хочу возвращаться обратно в Баку.
Мурад не спросил почему, и так понятно. Общим настроением была какая-то безысходность, словно мир стремительно катится куда-то в пропасть, и его уже невозможно остановить. Он собирался снова прилететь в Москву уже в следующую субботу. Но на субботу была назначена важная конференция книголюбов, на которой он должен был присутствовать. А через субботу был день рождения его двоюродной сестры, собиравшейся выходить замуж, и все родственники требовали присутствия Мурада. Еще через две недели, когда он уже взял билет, ему объявили, что он должен отправиться в Карабах вместе с прилетевшими представителями писательского объединения «Апрель», которых тоже волновало противостояние между двумя народами. Приехали писатель Игорь Минутко и поэт Вадим Ковда. Игорь Минутко был мужчина среднего роста, лысоватый, в очках, больше похожий на школьного учителя. Вадим Ковда чем-то неуловимо напоминал молодого Эйзенштейна, особенно растрепанными волосами и пухлыми губами. Вместе с ними приехали еще несколько журналистов.
Мурад позвонил Карине и объяснил ей, что приедет только через неделю. Вместе с гостями они отправились на автобусе сначала в Агдам. Это был самый крупный город, находившийся почти на границе Нагорного Карабаха. Здесь прошла встреча приехавших с беженцами – азербайджанцами. Затем автобус, под охраной автоматчиков и бронетранспортера, отправился в высокогорную Шушу, расположенную в самом центре Нагорного Карабаха, где должны были состояться встречи не только с азербайджанцами, но и с армянами. Некоторые приходили тайком, опасаясь мести непримиримых радикалов, и рассказывали страшные истории о противостоянии двух соседних народов. Гости были поражены услышанным, словно они неожиданно очутились в другом измерении, и все прежние ценности оказались перевернуты с ног на голову. Вечером журналисты и писатели вернулись в Агдам, чтобы заночевать там. После ужина Мурад вместе с гостями сидели у телевизора и смотрели последние новости. Опять говорили о противостоянии в Нагорном Карабахе, и они возмущались тем, что корреспонденты часто передают непроверенную информацию.
– А теперь представьте наше состояние, когда мы слышим подобную ерунду каждый день, – высказался Мурад.
– Это безобразие, – согласился Игорь Минутко. – Я думаю, что, вернувшись в Москву, мы все расскажем как есть. И нас обязательно услышат. Нужно как можно скорее остановить это безумие.
– К нам приезжают гости, ездят в Нагорный Карабах, долго изучают обстановку, а потом уезжают и ничего не говорят, словно боятся кого-то обидеть, – грустно проговорил Мурад. – Понятно, что вам нельзя выступать на стороне одного из народов, но хотя бы говорить правду вы можете.
– Правда – страшная вещь, и не все ее могут переварить, – признался Вадим. – Всю правду мы все равно не узнаем, а в Москве традиционно поддерживают армян. Там считается, что они большие демократы, чем вы. Ведь у них к власти пришло демократическое правительство с Тер-Петросяном, а у вас до сих пор правят коммунисты. Это уже теория бессознательного, по Фрейду. Поэтому наши демократы априори не на вашей стороне.
– Если мы поменяем нашу власть, то движение «Апрель» начнет более лояльно к нам относиться? – разозлился Мурад.
– Не думаю, – честно ответил Вадим. – Есть еще расхождения религиозные, этнические, политические. Традиционно сложилось, что все мусульманские республики всегда поддерживают центральную власть и поэтому не могут быть союзниками наших демократов. Даже киргизы, у которых вполне демократически избранный Акаев.
– Спасибо за откровенность. Представляю, что будет, когда в России победит Ельцин, – заметил Мурад. – Тогда с нами вообще никто из российских демократов не захочет разговаривать.
– Вы же все знаете. Наши активисты Черниченко и Нуйкин вполне определились, – рассудительно произнес Вадим. – А насчет Ельцина можете даже не сомневаться. Он обязательно победит, и уже в первом туре.
– Конечно, победит, – вмешался Игорь Минутко. – Во всяком случае, вся Москва за него, это уж точно. Горбачев не сумеет его остановить, даже если выдвинет еще нескольких кандидатов. Ельцина выберут с огромным перевесом. Он сейчас – настоящая альтернатива нашей безвольной всесоюзной власти.
Мурад огорченно молчал. Даже поездка в Нагорный Карабах не убедила активистов движения «Апрель» в какой бы то ни было истине. В столкновениях коммунистического Азербайджана и демократической Армении их симпатии, как и всех демократов, должны быть на стороне последней.
Через два дня делегация «Апреля» улетела в Москву. Конечно, никто и нигде не выступил, они всего лишь ознакомились с реальным положением дел. Но, уезжая, Вадим Ковда подарил Мураду свой сборник стихов. Там были удивительные строчки, которые еврей Ковда написал, словно предвидя их разговор: «Еврей, прости антисемита. Он иногда бывает прав».
«Верховный Совет Армении отклонил просьбу ХХIХ съезда компартии республики пересмотреть ранее принятое решение о национализации имущества коммунистической партии Армении. За это проголосовало большинство депутатов. Руководитель службы печати ЦК КП Армении Г. Амбарян сообщил корреспонденту ТАСС, что вчера утром представители специальной комиссии исполкома ереванского горсовета предложили работникам аппарата ЦК КП Армении освободить здание центрального комитета. Сотрудники ЦК покидают эти помещения, сообщил он. Как известно, еще 17 апреля Верховный совет Армении принял постановление о национализации имущества компартии и бывшего комсомола республики и объявил его государственной собственностью».
«Практически по всей границе между Арменией и Азербайджаном идет ожесточенная перестрелка. В Кремле состоялась встреча президента СССР М. С. Горбачева с президентом Армении Л. Тер-Петросяном. На встрече присутствовали члены Совета безопасности В. Крючков и Б. Пуго. По мнению президента Армении, проводимая силами внутренних войск МВД СССР операция в армянских селах Гаташен и Мартунашен Нагорного Карабаха может привести к непредсказуемым трагическим последствиям, поскольку нарушит относительно стабильную ситуацию, сложившуюся в последнее время. Тер-Петросян утверждает, что подобная акция планировалась руководством Азербайджана при поддержке «темных сил» Центра. Он заявил также, что план урегулирования карабахской проблемы, поддержанный Е. М. Примаковым, остается в силе. Армения готова «выйти из игры», если в НКАО будет восстановлена законная власть и пройдут свободные выборы в облсовет и в Верховный совет Азербайджана».
«Командующий внутренними войсками МВД СССР генерал-полковник Ю. Шаталин заявил, что на территории Армении были захвачены три группы его сотрудников, вместе с офицерами, техникой и оружием. Он пытался дозвониться до Тер-Петросяна, но тот отказался с ним разговаривать. Тогда Шаталин предъявил ультиматум через постоянного представителя Армении в Москве Ф. Мамиконяна. Если не будут отпущены солдаты и офицеры, то армянские представители в Москве, Тбилиси и Ростове-на-Дону будут задержаны. Были получены сведения о возможном нападении и на атомную станцию. При этом Шаталин заявил, что все последствия подобного нападения лягут на нападавших. К вечеру все задержанные были освобождены».
«Союзный парламент обсудил армяно-азербайджанский конфликт. В ходе развернувшихся жарких дискуссий представители Азербайджана и Армении активно отстаивали свои позиции. К сожалению, складывалось впечатление, что они не слышат друг друга. Однако знаменатель у бурных дебатов был общий – кровопролитию незамедлительно должен быть положен конец. В итоге было принято предложение А. Лукьянова – продолжить обсуждения в комиссии по национальной политике Совета национальностей Верховного Совета СССР».
«После того, как исчезло леденящее дыхание идеологической борьбы между блоками, снова начинает разворачиваться пожар национализма. Повсюду – от Грузии и Азербайджана до Квебека – приближающийся двадцать первый век начинает пугающе напоминать век девятнадцатый. В такой поворотный момент истории необходимо снова заявить о тех современных, либеральных принципах государственности, следование которым избавляет нас от кровавых последствий политики, основанной на национализме. Канадский опыт может послужить примером всем странам, которые пытаются справиться с поднимающейся волной национализма.
Если шесть миллионов канадцев французского происхождения не в состоянии договориться о суверенитете с двадцатью миллионами своих сограждан, говорящих на английском или иных языках, то что уж говорить о менее благополучных регионах мира, где лишения подливают масло в огонь вековой враждебности?»
Глава 9
Когда позвонил сам Михаил Сергеевич и пригласил на совместную встречу в Новоогареве, Ельцин не удивился. Он понимал, что подобная встреча должна рано или поздно состояться. Слишком много нерешенных проблем, слишком много неурегулированных вопросов. И, наконец, Горбачеву была нужна эта встреча, чтобы показать его готовность к компромиссу. Не меньше нужна была эта встреча и Ельцину, чтобы несколько скорректировать свой имидж «разрушителя». Таким безответственным низвергателем его подавали оппоненты. Нужно было соглашаться на встречу. К его изумлению, Горбачев сам заговорил о проекте Союзного договора, объявив, что через несколько дней состоится встреча в расширенном составе с руководителями союзных республик.
– Михаил Сергеевич, мы должны зафиксировать готовность Центра предоставить республикам большую самостоятельность в рамках Союзного договора, – предложил Ельцин.
– Поэтому мы предлагаем собраться и выработать коллективное решение о том, как нам двигаться дальше. Вы же видите, как нарастают негативные тенденции, особенно в Прибалтике и на Кавказе.
– Это происходит в результате ошибок Центра, – не без злодорадства заметил Ельцин.
– Некоторые республики проводят слишком непродуманную и авантюристическую политику, – не остался в долгу Горбачев. Было понятно, что он имеет в виду в первую очередь Россию, а не прибалтийские страны, с которыми Ельцин подписал демонстративное соглашение сразу после литовских событий.
Но тогда они сошлись на том, что общая встреча должна состояться. Через несколько дней в Новоогареве Горбачев собрал руководителей республик. Ельцин прибыл последним. Уже войдя в зал и здороваясь с присутствующими, он помрачнел – ему не понравился состав прибывших. Конечно, из Прибалтики не было никого. Ни один из руководителей этих трех республик, уже объявивших о своем суверенитете, не собирался приезжать в Москву. Конечно, не приехал Гамсахурдиа. В Грузии прошел референдум о независимости, и Звиад Гамсахурдиа, будучи главным кандидатом в президенты независимой Грузинской Республики, торжественно заявил, что в Кремле появится только как представитель независимой страны. Не приехал президент Молдавии, бывший секретарь ЦК партии Мирча Снегур. Не захотел подписывать возможное соглашение руководитель Армении Левон Тер-Петросян. Зато приехали все шесть руководителей мусульманских республик, словно нарочно сговорившись. Они всегда были негласным резервом Центра. Здесь присутствовали все президенты: Назарбаев из Казахстана, Каримов из Узбекистана, Макхамов из Таджикистана, Ниязов из Туркмении и Муталибов из Азербайджана. Все пятеро были еще и руководителями своих компартий, членами Политбюро. Шестой, президент Акаев из Киргизии, считался демократом, но никогда не возражал против проектов Союзного договора, обычно соглашаясь со своими коллегами из Средней Азии.
Кроме этой мусульманской «шестерки», не было ни одного руководителя. Только Горбачев и Ельцин. От Украины вместо Кравчука прибыл премьер-министр Фокин, а от Белоруссии – председатель Совета министров Кебич. Ельцин прошел к столу и уселся с правой стороны от Горбачева, не сомневаясь, что именно здесь должен сидеть руководитель России. Напротив сел президент Казахстана.
Горбачев говорил привычно долго. О пользе перестройки, о гласности, о новом мышлении, о новом Союзе. Словно здесь собрались не ответственные за свои народы руководители, а обычные слушатели, которых необходимо убедить в пользе Союзного договора. Потом выступил Назарбаев, традиционно поддержавший проект договора. После него – Каримов, он тоже поддержал проект, пояснив, как необходима его народу стабильность. Затем Муталибов рассказал о военных столкновениях между Азербайджаном и Арменией. В его словах сквозила нескрываемая обида. Он все время напоминал Горбачеву, что является первым секретарем Азербайджанской коммунистической партии, тогда как Тер-Петросян представляет оппозицию, и Генеральный секретарь просто обязан сделать выбор в пользу коллеги по партии.
Поразительно, что все выступавшие говорили по-русски даже более правильно, чем сам Горбачев, который не выговаривал букву «г», и в его словах проскальзывал характерный северокавказский говорок, иногда даже ставил неправильные ударения.
Фокин и Кебич молчали. Они имели полномочия на подписание документов, но не собирались выступать. Привычно не высказывался и Ниязов. Руководитель Туркмении вообще предпочитал никогда не выступать, молча визируя все документы, которые подписывали его коллеги. Многие из присутствующих понимали, почему их так спешно собрали перед апрельским Пленумом. Нужно было дать ясный сигнал коммунистам, что перестройка продолжается, и республиканские организации будут на стороне Горбачева.
Наконец слово попросил Ельцин. Он согласился, что необходимо подготовить всесторонний проект Союзного договора, особо обговорив суверенитет всех республик, в том числе и тех, чьи представители сегодня не присутствуют на этом совещании. Еще раз обратил внимание на то, что республики должны иметь подлинный, а не декларируемый суверенитет.
– Борис Николаевич, все собравшиеся здесь достаточно серьезные люди и понимают, о чем идет речь, – не выдержал Горбачев.
– Я хотел бы обратить особое внимание именно на это обстоятельство, – подчеркнул Ельцин.
– Правильно, – неожиданно поддержал его президент Киргизии Акаев. – Михаил Сергеевич, вы же видите, что сразу шесть республик не приехали на нашу встречу. Может, нам стоит проанализировать наши возможные ошибки, чтобы сделать наш Союз более привлекательным для всех остальных республик?
– Мы готовы предоставить республикам все права, которые они хотят, при условии сохранения единого Союза, – подчеркнул Горбачев.
Поделиться книгой: