Дунаев промолчал. Он понимал, насколько прав Пуго, когда говорит об остальных сотрудниках милиции, которые оставались как бы в подвешенном состоянии, не зная, кто именно будет у них руководителем. И это учитывая разгул преступности в столице…
– В таком случае, нам не о чем больше говорить, – поднялся Лужков. – Но учтите, что мы вас официально предупредили.
Гости уходили, уже не пожимая рук оставшимся в кабинете людям. Когда они ушли, Сергеев посмотрел на Шилова.
– Товарищ генерал, вам нужно прямо сейчас поехать к Пуго. У нас столько тысяч сотрудников милиции, многие с трудом сводят концы с концами. Если еще не платить им зарплату, будет совсем плохо.
– Сейчас поеду, – согласился Шилов и обратился к Сафарову: – Что вы думаете? Судя по вашему уклончивому ответу, насколько я понял, у вас было указание не вмешиваться в наши споры. Теперь новые времена. Партийные комитеты не вмешиваются в работу правоохранительных органов. Как говорится, идет департизация.
– Это не я придумал, – ответил Эльдар, – народные депутаты СССР отменили статью о руководстве партии. Я – юрист и обязан исполнять законы, тем более принятые Верховным Советом СССР. Меня сюда прислали не как судью, а как наблюдателя.
– Вот поэтому мы в таком дерьме, – снова не выдержал Сергеев, – я тебе об этом говорил. Пока вы будете делать вид, что ни за что не отвечаете, у нас в стране и будет такой бардак.
– Не нужно так категорично, – мрачно сказал Громов. – Вам больше нравится, когда приезжает партийный начальник и командует, что вам нужно делать? Мне это никогда не нравилось.
Эльдар выходил из кабинета с тяжелым сердцем. Сергеев предложил машину, чтобы отвезли его обратно на Старую площадь, но Сафаров отказался. Он решил пройтись пешком, благо погода была хорошая. Эльдар прошел совсем немного, когда рядом остановилась машина, темный «Ниссан» довольно старой модели. Он удивленно посмотрел, как из машины выходит сидевший рядом с водителем высокий мужчина с выбритым черепом, в кожаной куртке и джинсах. Незнакомец явно направлялся к нему.
– Подожди, подожди, не спеши, – окликнул он Эльдара.
Эльдар остановился, глядя на неизвестного, и уточнил:
– Вы меня зовете?
– Тебя, – подтвердил незнакомец, подходя совсем близко. Этот тип был выше на целую голову, хотя и сам Эльдар отличался достаточно высоким ростом.
– Значит, так, – негромко сказал подошедший. – Нас не интересует, где ты работаешь и кем являешься. Хоть заместителем архангела. Просто хотим тебя предупредить, чтобы ты не дергался. Все понял?
– Ничего не понял, – ответил Сафаров. – Кого это – вас? Что вам вообще нужно?
– Ты Эльдар Сафаров? – на всякий случай спросил неизвестный. Водитель из машины внимательно следил за ними, ожидая, не понадобится ли его помощь.
– Я, – подтвердил Эльдар. – А вы кто такой?
– Сейчас узнаешь. – И резкий болезненный удар в живот заставил Эльдара согнуться от боли.
– Мы тебя предупредили, – прошипел неизвестный, – перестань дергаться и лезть в наши дела.
– Какие дела? Хоть объясни, сволочь, что ты имеешь в виду?
– Банк «Эллада», – напомнил бандит. – Теперь все ясно? Не нужно дергать ни себя, ни других. Так будет лучше для всех.
Он повернулся и пошел к машине. Когда она быстро отъехала, Эльдар смог перевести дыхание. Эта встреча не была случайной. Они знали его имя и фамилию, даже осведомлены, где именно он работает. Сюда подъехали специально, чтобы увидеться именно с ним. Значит, их кто-то предупредил. Только свои видели, когда он вышел с Петровки. Сафаров остановил машину и поехал на работу. Из своего кабинета сразу позвонил Сергееву:
– Виктор, ты кому-нибудь говорил, что я ушел на работу?
– Никому не говорил, – удивился Сергеев. – А что случилось?
– Ко мне подослали каких-то бандитов, – пояснил Эльдар. – Они просили забыть про банк «Эллада». И точно знали мое имя и фамилию. Ты не предполагаешь, кто их мог послать?
– Как они узнали, когда именно ты выйдешь? – задал резонный вопрос Сергеев.
– Кто-то узнал о том, что я был на встрече, и вычислил, куда именно я пойду. Кто мог узнать об этом от наших гостей?
– Ты думаешь, что он? – изумился Сергеев. – Неужели такое возможно? Нет, он бы никогда не решился.
– Это Ванилин, – устало подтвердил Сафаров. – Только он мог так оперативно все узнать и послать людей. Может, даже уточнил у кого-то из дежурных. Ты позвони и проверь. В любом случае понятно, что сам банкир не сумел бы проявить такую оперативность.
– Ты понимаешь, о чем говоришь? – возмутился Сергеев. – Он ведь не бандит, а заместитель министра МВД!
– Значит, опаснее бандита, – вздохнул Эльдар. – Я ведь много лет работал в прокуратуре и понимаю, что таких случайных совпадений не бывает. Должен быть опытный организатор со связями. А я вышел с Петровки… Значит, человек, связанный с вашим ведомством.
– Я проверю, – пообещал Сергеев.
– Проверь, – согласился Сафаров, – только я теперь точно знаю, что наш банкир виноват. И даже если меня выгонят отсюда, я уже не успокоюсь, пока снова не отправлю его за решетку.
«Партийная организация органов внутренних дел Саратовской области, не дожидаясь разъяснений свыше о порядке проведения департизации в рядах МВД, объявила о своем самороспуске».
«Партийная организация органов внутренних дел Волгоградской области объявила о том, что не считает возможным проведение департизации в своих рядах».
«В Министерстве внутренних дел Белоруссии не проводят департизацию и не обсуждают подобный вопрос. Как нам заявили в руководстве министерства внутренних дел, подобные вопросы у них не рассматривались и не будут рассматриваться в ближайшее время».
«Партсобрание свердловских чекистов».
«Корпункту «Комсомольской правды» в Свердловске удалось получить редкий документ – протокол партийного собрания Свердловского управления КГБ, где решался вопрос об исключении из партии «перерожденцев». Шоком для Свердловского УКГБ стало «письмо 64-х» – столько сотрудников управления высказалось за департизацию комитета. Они хотели, чтобы огромная, оперативная, боеспособная армия комитетчиков превратилась из приказчиков аппарата КПСС в ум, честь и совесть народа».
Их исключали с позором. Председательствующий С. Бакланов зачитал заявление В. Соломина о выходе из КПСС. Посыпались вопросы. Н. Сорвачев: «Какой идеологией будете руководствоваться впредь?» Ответ: «Общечеловеческой, гуманистической идеологией». Н. Баженов: «Как вы будете жить в коллективе?» Ответ: «Интересы коллектива могут быть не только партийными». А. Хуснутдинов: «Это перерожденчество. Ситуация напоминает то, что творится в советах разных уровней. Из числа народных депутатов двадцать процентов – шизофреники, а тридцать – бывшие преступники. И вот они, выходящие из партии, играют на руку этим депутатам. Я категорически против выхода этих отщепенцев. Предлагаю их исключить. Мы должны и впредь таких выявлять и исключать. Как можно работать у нас и быть деполитизированным человеком?»
Из выступления Н. Сорвачева: «Напоминаю вам, что новый начальник УКГБ предложил всем подождать с выходом из партии до завершения сессии Верховного совета РСФСР. Эти товарищи не пошли на компромисс, а это непорядочно, не по-мужски. Это обостряет ситуацию в нашем управлении. Моя позиция – если выходить из КПСС, то надо добровольно выходить и из органов КГБ. В случае прихода других сил они нас всех уволят, так как они деполитизироваться не будут, а займут наши места.
Однако на сегодняшний день в Свердловском УКГБ из партии уже вышло тринадцать человек».
Через два года Указом президента Ельцина был освобожден от своей должности министр безопасности России Виктор Павлович Баранников по подозрению в коррупции. В октябре 1993 года арестован. В феврале 1994 года амнистирован постановлением Государственной думы России.
Летом 1993 года по подозрению в коррупции Указом президента Ельцина освобожден от своей должности первый заместитель министра внутренних дел России Андрей Федорович Дунаев. В октябре 1993 года арестован. В феврале 1994 года амнистирован постановлением Государственной думы.
Сергей Борисович Станкевич, первый заместитель председателя Моссовета, в 1992–1993 годах – государственный советник президента России по политическим вопросам. Указом президента Ельцина освобожден от занимаемой должности. В отношении Станкевича проводилось расследование по обвинениям в хищении и нецелевом использовании государственных средств. На некоторое время эмигрировал в Польшу, затем вернулся в Россию.
Юрий Михайлович Лужков. В 1991–1992 годах – первый вице-мэр Москвы, с 1992 года – мэр Москвы. Указом президента России Медведева снят с занимаемой должности в 2010 году «за утрату доверия».
Глава 7
Нужно было принимать какое-то решение. Выходить на Пленум ЦК КПСС, имея многочисленных оппонентов, – значит, почти гарантировать собственную отставку. После того как съезд народных депутатов России принял решение о выборах президента России, которые назначены на двенадцатое июня, многие республиканские и областные партийные организации требуют немедленной отставки Генерального секретаря ЦК КПСС, как не справившегося со своей работой. И этот вал протестов нарастает с каждым днем. Болдин и Шенин дают ему такие папки с подробной информацией о настроениях республиканских и областных партийных секретарей. Если ничего не предпринимать, Пленум завершится его отставкой.
Он подумал, что сегодня ему даже не с кем посоветоваться. Все прежние советники, близкие в начале перестройки, оказались удалены от него. Шеварднадзе обижен и подал в отставку, Яковлева пришлось немного отдалить – он вызывает слишком сильное неприятие людей. Примаков так неудачно не прошел в Совет безопасности, что пришлось настаивать на переголосовании. А Болдина они так и не захотели. Все, кто оказывается в непосредственной близости рядом с президентом, невольно попадают под удар. Из прежних остался Бакатин, но официально он не занимает никакой должности. Пожалуй, только Лукьянов. Хотя в Верховном Совете и произошла досадная накладка с голосованиями по кандидатурам Примакова и Болдина, все-таки Анатолий – единственный человек, на которого можно полностью положиться. Они знакомы еще с университетских времен, когда оба учились на юридическом факультете Московского государственного университета. Именно Горбачев выдвинул Лукьянова сначала секретарем ЦК, затем первым заместителем председателя президиума Верховного Совета СССР, а когда ушел из Верховного Совета, став президентом, оставил вместо себя Лукьянова. Пожалуй, он единственный, кто не подвел его за эти годы.
Нужно будет посоветоваться с ним. И конечно, с Раисой. Только ей он может всецело доверять. Нужно найти выход из создавшегося тупика. Все социологические опросы предрекают Ельцину победу уже в первом туре. Да еще в Москве и в Ленинграде наверняка пройдут в мэры Попов и Собчак. Тогда вообще будет невозможно работать. Но сейчас самое важное – Пленум.
Дозвонившийся помощник предупредил, что приехал Крючков с очередным докладом. Горбачев поморщился. Он так не любил выслушивать все эти ужасы председателя КГБ. Тот уже выступил в декабре на закрытом заседании Верховного Совета СССР и рассказал, что на Западе серьезно рассматривают возможность распада большой страны и готовятся к этому. Более того, делают все, чтобы ускорить этот процесс. Конечно, многие ему не поверили. Над Крючковым откровенно смеялись демократы, его высмеивали почти во всех газетах.
Сегодня он приехал с очередным докладом. Вошел в кабинет с неизменной папкой в руках, и Горбачев крепко пожал его сухую ладонь, в который раз думая при этом, что старика пора менять. Ему уже под семьдесят, и он явный пережиток прошлого. Все никак не избавится от своей глупой «шпиономании», не понимая, что наступили новые времена. Нужно дать ему понять, что пора заканчивать с поиском очередных врагов народа. Но, несмотря на все эти мысли, президент постарался изобразить на своем лице готовность выслушать все, о чем скажет председатель КГБ.
Крючков начал с общего положения в стране и в мире, как будто хотел прочитать очередную политинформацию. Горбачев молча слушал, мрачнея все больше и больше. Новости были неутешительные. По прогнозам аналитиков, страны Восточной Европы, не связанные договором с Советским Союзом, запрещающим им вступление в НАТО, через несколько лет дружно войдут в эту организацию. Просчеты Шеварднадзе и самого Горбачева были более чем очевидны. Вместо того чтобы закрепить в двусторонних и многосторонних договорах твердые гарантии невступления бывших стран Варшавского договора в новые организации, лидеры Советского Союза позволили не только остаться в НАТО объединенной Германии, но и разрешили другим странам Восточного блока в будущем присоединиться к НАТО.
– Я все-таки тебя не понимаю, Владимир Александрович. – Горбачев традиционно обращался ко всем на «ты». – Получается, что не только Шеварднадзе, но и мы все прошляпили этот момент, недосмотрели. А где вы были? Почему не посоветовали? Почему промолчали? Где были наши члены Политбюро, почему они так не возражали против объединения Германии?
Крючков мог бы ответить, что вина за подобное положение лежит целиком на Горбачеве и Шеварднадзе, но не решился высказаться. Он знал, как именно проходили переговоры с немцами. Федеральный канцлер Германии Коль и его министр иностранных дел Геншер были готовы на любые уступки, на любые условия ради объединения их страны. Они понимали, что президент Франции Миттеран и премьер Великобритании Тэтчер категорически против подобного объединения. Англичане и французы слишком хорошо помнили уроки двух мировых войн, когда объединенная и мощная Германия была их главным соперником не только в Европе, но и во всем мире. Для немцев невероятным подарком стала позиция советских руководителей, рассуждавших о новых временах и «новом мышлении». Конечно, Горбачев ошибался. По-человечески он поступил замечательно – позволил объединиться разделенному народу в одну страну. Но как политик и государственный деятель оказался просто не на своем месте, так и не осознав, что в политике не всегда можно руководствоваться только гуманными соображениями и мотивами человечности. Его просчетами и ошибками в полной мере воспользовались сначала американцы, затем немцы, а позже и все остальные страны Восточной Европы.
Крючков имел полную информацию по немецкому вопросу и хорошо знал, как неприятно были поражены в европейских столицах подобной безвольной политикой Москвы. Но руководителем министерства иностранных дел был Шеварднадзе, который тоже считал необходимым демонстрацию «нового мышления». Если Горбачев просто не справлялся со своими обязанностями, не умея просчитывать варианты и анализировать ситуацию хотя бы на несколько ходов вперед, то Шеварднадзе в руководстве внешнеполитическим ведомством оказался самым большим провалом Советского Союза в его внешней политике.
Но отвечать подобным образом Крючков не мог и не хотел.
– Никто не думал, что наши бывшие союзники и немцы так быстро поменяют свои позиции, – осторожно сказал он. – Мы считаем, что еще можно обговорить наши особые позиции на переговорах с американцами. Особенно сейчас, когда им очень нужна наша поддержка в Кувейте.
– Это ты передай Бессмертных, пусть он с американцами договаривается, – посоветовал Горбачев. – Что у вас по выборам? Опять твои аналитики все и про всех знают? Наверное, уже посчитали, с каким процентом победит Борис Николаевич на выборах?
– Он может набрать больше пятидесяти процентов, – мрачно ответил Крючков, – мы регулярно проводим социологические опросы.
– А остальные ничего не наберут? Не смогут даже выйти во второй тур?
– У Николая Ивановича Рыжкова стабильный электорат около двадцати процентов. Может, чуть меньше. По нашим сведениям, хорошие шансы набрать больше пяти процентов имеют люди, впервые принимающие участие в республиканских выборах и не участвовавшие в прежних дебатах, – Жириновский и Тулеев.
– А Бакатин, значит, по-вашему, ничего не наберет? – неприятно поразился Горбачев. Рыжкова он не считал до конца своей кандидатурой, тогда как Бакатин был абсолютно его кандидатом.
– Не больше трех процентов, – с удовольствием ответил Крючков. Он не любил Бакатина, считая, что тот не имел права примыкать к демократам, будучи министром внутренних дел. – С погрешностью не больше одного процента, – добавил Крючков. – Наши аналитики считают, что даже генерал Макашов опередит его на этих выборах.
– Почему? – окончательно разозлился Горбачев. – Российскому народу не нужны порядочные и толковые политики?
– У него нет социальной базы, – пояснил Крючков. – Демократы и антисоветчики объединяются вокруг Ельцина, все, кто не желает поддерживать авантюристический курс нового российского руководства, будут голосовать за Рыжкова. У Тулеева свой, рабочий, электорат, у Макашова – свой, обиженные военные и их семьи. Даже новичок Жириновский имеет шансы получить голоса недовольных людей. А у Бакатина шансов гораздо меньше.
– Что значит обиженные военные? Ты о чем говоришь? – строго уточнил Горбачев.
Крючков понял, что невольно проговорился.
– Я говорю о семьях офицеров, которых мы спешно выводим из Восточной Европы, – пояснил он. – Пока военные городки не обустроены, будет много недовольных. Так всегда было. Жены офицеров не хотели уходить из Европы, – попытался сгладить он свою неудачную фразу. – Ведь там все удобно обустроено, жили в европейских странах, пользовались их благами…
– Они должны были понимать, что рано или поздно придется уходить, – махнул рукой Горбачев. – Я все хотел тебя спросить. Что это ты в последнее время постоянно каркаешь про распад страны? Как будто у нас других проблем нет. А у тебя сплошные донесения о том, как американцы готовятся к развалу нашего Союза. Я не могу вас понять. Вы сами мне докладывали, что визит Бориса Николаевича в Страсбург полностью провалился. Его там европейские парламентарии просто не приняли. А теперь вы говорите, что американцы хотят развала нашей страны. Мне Буш на нашей встрече у Мальты прямо так и сказал, что все это глупости и ненужные выдумки. Они нас поддерживают и будут поддерживать. Они даже прибалтийские республики не признают. Никто не признает до сих пор.
– У нас есть информация, поступающая по закрытым каналам, – понизив голос, сказал Крючков, словно в кабинете президента страны их могли прослушивать.
– Пора перестраиваться, – строго порекомендовал Горбачев. – Сейчас другие времена, холодная война закончилась. Мы сделали все, чтобы не допустить новой конфронтации и дать народам твердый мир. Поэтому хватит подсовывать мне ваши докладные о коварных замыслах американцев…
– Но наши сведения…
– Их нужно правильно оценивать, – перебил его Горбачев. – Конечно, у американцев есть свои интересы и всегда будут. Как и у нас. Но исчезла сама конфронтация, нас уже не разделяют непонимание и вражда. Посмотри, как к нам относятся немцы, они теперь наши главные кредиторы и готовы не жалеть денег на нашу перестройку…
Ему самому хотелось верить в то, что он говорит. Крючков не решился спорить. Он уже несколько раз сообщал абсолютно секретные сведения президенту страны, считая это своим долгом. Как бывший начальник Первого главного управления КГБ СССР, Крючков знал, что источник информации, который сообщает сведения в КГБ, абсолютно надежен. Это агент «Циклоп» – американский разведчик, высокопоставленный сотрудник ЦРУ Олдридж Эймс, завербованный советской разведкой. Эймс был руководителем группы по проблемам Советского Союза и сообщал в Москву абсолютно точные сведения. Но сам Крючков оказался в роли своеобразной пифии, которой никто не верит. Его попытка рассказать на закрытом заседании о планах расчленения Советского Союза вызвала непонимание и даже смех у депутатов, как и попытки объяснить все Горбачеву и руководству страны, также не встретившие поддержки.
Крючков оказался заложником собственной системы и своего имиджа. Прослуживший в КГБ почти четверть века, он пришел сюда вместе с Андроповым и дослужился до его должности. Крючков был абсолютным порождением советской системы. Выхолостивший в себе все нормальные человеческие чувства, адепт системы, принципиальный коммунист, добросовестный служака, он не мыслил своего существования вне этой системы координат. Всю свою жизнь он боролся за идеалы, которые к началу девяностых оказались высмеянными, оплеванными, растоптанными, оболганными. Крючков лучше других видел нараставшее разложение и распад прежде великой страны, понимал, какие роковые ошибки совершило советское руководство на международной арене, насколько непродуманными и непоследовательными были экономические реформы, проводимые в стране. И еще он получал информацию от своих агентов, легальных и нелегальных, платных и работающих на добровольной основе, по дипломатическим и другим каналам, и видел вопиющую разницу в подходах. Пока в Москве говорили о «новом мышлении» и перестройке, в западных столицах планировали новые акции, с учетом постоянно меняющегося места СССР в мире. И не скрывали, что дальнейшее ослабление Советского Союза будет использоваться ими в собственных интересах.
– Наш источник информации сообщает, что американцы разрабатывают план создания Балтийско-Черноморской федерации, – мрачно сказал Крючков. – Они считают возможным, что в будущем отпадут не только прибалтийские республики, но и Украина, Белоруссия, Молдавия. После провозглашения Россией своего суверенитета такие планы рассматриваются и в ЦРУ.
– Значит, мы должны сделать все, чтобы этого не случилось! – патетически воскликнул президент страны. – И в вашу задачу входит объективный анализ информации и выработка правильных решений. Ты лучше подумай, что у нас впереди апрельский Пленум, и нам нужно быть готовыми к отчету, который наверняка потребуют коммунисты.
Крючков промолчал. Он знал настроения участников Пленума и понимал, что уже к концу месяца может произойти все что угодно.
Когда он ушел, Горбачев долго не мог успокоиться. Нужно было давно избавляться от этого балласта, раздраженно думал он. Это все люди из прежнего состава, из прошлой жизни. Все эти Крючковы, Язовы, Пуго… Хотя последнего он уважал за честность и принципиальность, но в последнее время Пуго начинал все больше и больше раздражать президента своей откровенностью и упертым характером. Он не умел лукавить, называл вещи своими именами и был убежден, что нужно наводить порядок, прибегая к еще более строгим мерам.
Мало одной проблемы Ельцина, так еще все эти республики и области готовы разом навалиться. Если послушать Крючкова, то на Западе уже решили, что Советский Союз обречен. Похоже, так решили и некоторые члены ЦК, которые прибудут в Москву на Пленум. Если ничего не предпринимать, можно все потерять. Они уберут не только Горбачева, они уберут и всех его последователей. А новый Генеральный секретарь объявит о завершении перестройки. Этого допускать нельзя.
Он поднял трубку прямого телефона с Лукьяновым.
– Анатолий Иванович, можешь приехать ко мне?
– Конечно, сейчас приеду, – ответил тот.
В этот момент раздался телефонный звонок, и Горбачев посмотрел на аппарат – звонили из дома. Он сразу снял трубку.
– Как ты себя чувствуешь? – узнал он голос жены. Обычно она звонила ему в течение дня несколько раз.
– Все нормально. Крючков приходил, опять настроение испортил. Ему всюду заговоры и шпионы мерещятся.
– Не обращай внимания, – посоветовала жена. – Как насчет Пленума? Ты что-то решил? Может, лучше его отложить?
Он подробно рассказывал ей об отчетах, которые ему регулярно давали Шенин и Болдин. Она была в курсе всех происходивших событий.
– Нельзя откладывать Пленум, – вздохнул он, – все поймут, что мы просто хотим оттянуть время.
– Тогда вам нужно подготовиться, – посоветовала жена, – чтобы товарищи были готовы выступить и поддержать курс на перестройку.
– Я тоже об этом думаю. Сейчас вызвал Анатолия Ивановича, посоветуюсь с ним. Он в такие аппаратные игры давно играет, все знает.
– Ты только не торопись, Пленум можно провести и в конце месяца. Самое главное, чтобы они тебя поддержали.
Эти разговоры действовали на президента почти магически, и, когда приехал Лукьянов, он был уже почти спокоен. По телефону и в кабинетах они называли друг друга по имени-отчеству, но, когда оставались одни, Горбачев обращался к нему только по имени.
– Анатолий, ты знаешь, что у нас сейчас происходит. Мы готовим апрельский Пленум, а мне каждый день докладывают с мест, как республиканские и областные пленумы требуют моего нового отчета. Как будто конференции им было мало.
– Знаю, – помрачнел Лукьянов, – и в республиках сложная ситуация. В Грузии совсем плохо, между Азербайджаном и Арменией идут военные столкновения, в Приднестровье тоже стреляют. Про Прибалтику я уже не говорю…
– Вот видишь. И нам нужно что-то решать. Как ты считаешь, может, лучше отложить Пленум?
– Нельзя, – сразу ответил Лукьянов, – товарищи не поймут. И формально это будет нарушением партийного устава, в котором они опять обвинят вас, Михаил Сергеевич.
– Тогда что предлагаешь?
– Может, собрать перед Пленумом руководителей республиканских партийных комитетов, – посоветовал Лукьянов, – поговорить с ними, объяснить ситуацию?
– Многие из них даже не члены ЦК. Все меняли по несколько раз, – напомнил Горбачев. – Да и о чем можно с ними говорить? Их настроение мне понятно. Сейчас все республики требуют суверенитета и большей самостоятельности.
– А может, тогда пригласить в Москву руководителей республиканских верховных советов? – предложил Лукьянов.
– Беседы не получится. Без России невозможно, а Ельцин на такую встречу не пойдет, – возразил президент.
– Пойдет, – убежденно произнес Лукьянов. – Нужно предложить им заключить новый Союзный договор, который сейчас как раз разрабатывается. И подтвердить, что мы не против суверенитета республик, но в рамках единой страны. Это, во-первых, привлечет на нашу сторону всех, кто ратует за больший суверенитет своих республик, а во-вторых, успокоит наших консерваторов, если речь идет о сохранении единого Союза. Можно будет пригласить на встречу и прибалтийские республики, если, конечно, приедут.
– Они не приедут, – возразил Горбачев.
– Значит, окажутся в изоляции, – усмехнулся Лукьянов, – и весь мир поймет, что Москва готова выступить инициатором нового Союзного договора, а упертые прибалты просто не готовы к компромиссам. Если мы сумеем заполучить Ельцина перед Пленумом, это будет наша большая победа. И пусть он подпишет соглашение вместе с остальными руководителями республик.
– Он может тоже не прийти на встречу.
– Придет, – убежденно произнес Лукьянов. – После того, как его окатили холодным душем в Страсбурге, обязательно придет. Ему нужно подчеркнуть свою готовность к сотрудничеству, чтобы в мире его начали принимать. И еще ему нужны голоса избирателей. А сейчас у него имидж разрушителя. Зачем ему с таким имиджем идти на выборы?