Помоги проекту - поделись книгой:
У философа из эпиграфа был сын (следствие определённого взаимодействия взрослых людей). С какого-то этапа дети, паршивцы, могут делать пакости. Будь философ адаптивнее, он понял бы закономерности поведения сына и предугадал наличие булавки под сиденьем.
До того как мы изучили свойства нашего внутреннего космоса, мы могли бы предполагать, что солипсизм — оптимальный способ мышления. Но действительность, рисуемая нашим восприятием, оказывается высокосвязной.
Можно представить и иные действительности; некоторые из них мы регулярно посещаем в наших снах, в иные проваливаются душевнобольные люди. Там наши предчувствия, желания и страхи явно перекликаются с нашим изменчивым окружением. А на дневной поверхности (это геологический термин!), в действительности бодрствования, причинно-следственные цепочки работают так, как будто они осуществляются вовне.
Таким образом, мы не выдвигали никаких избыточных, необоснованных суждений о внешнем мире и всё равно пришли к тому, что адаптивнее думать о действительности как о внешней среде, с которой мы взаимодействуем.
Тут как-то сам собой произошёл переход от местоимений первого лица в единственном числе (я) к множественному числу (мы). Да. Дело в том, что, когда мы принимаем, что другие люди (и шире — другие животные) функционируют так же, как и мы, мы сами становимся успешнее. Солипсизм кончился. Он не ошибочен, он даже не внутренне противоречив — он неадаптивен. Например, он попросту мешает сопереживать другим людям и понимать их.
Вы думаете, сопереживание — культурный феномен, не затрагивающий нашу суть? Невролог Оливер Сакс («Человек, который принял жену за шляпу») пишет о способе достучаться до глубоких инвалидов психики, потерявших самих себя. Это — переживание другого! «Драма... посредством роли может организовать, собрать больного в новую законченную личность. Способность исполнять роль, играть, быть кем-то даётся человеку от рождения и не имеет никакого отношения к показателям умственного развития. Эта способность присутствует и в новорожденных младенцах, и в дряхлых стариках».
Априорное знание о существовании иных людей заложено в самой основе нашего бытия. Подойдите к новорожденному ребенку, который только-только научился пользоваться глазами (естественно, когда он не спит), и начните широко открывать и закрывать рот. Скорее всего, он повторит ваши движения. До всякого обучения в конструкцию его мозга вшито врождённое знание о наличии других людей и о соответствии их движений движениям самого ребенка. На уровне «харда» в нём предусмотрено, что рот лица, которое он видит, соответствует его собственному рту! Неврологическую основу таких реакций назвали зеркальными нейронами. Открыли их у обезьян, а сейчас нашли и у человека.
Итак, в наше обсуждение вошли три тесно связанных понятия: среда, адаптация и взаимодействие. Мы ввели их при обсуждении опыта нашей внутренней жизни, а в своей «взрослой» трактовке эти понятия являются основой экологии — биологической науки о взаимодействиях.
У высоко ценимого мной Пьера Тейяра де Шардена главным критерием истины была не практика, не соответствие Откровению, не интуиция, не согласие авторитетов, а растущий предел внутренней связи. Речь идёт о потенциально неограниченном росте понимания причинных связей в нашей модели действительности. Пользуясь этим критерием, я понимаю, что я на верном пути, и прихожу к тому, что можно назвать онтологическим адаптационизмом. Безупречно доказать его нельзя, но, приняв его (а любая модель мира основывается на принятии каких-то аксиом), его можно с успехом использовать для понимания и нас самих, и нашего мира.
Независимая от восприятия материя, Божественный замысел, произвол воли во внутреннем космосе… Я не вижу отражения этих первооснов в нашей природе. А вот адаптации к взаимодействию со средой и с другими — налицо и в наших телах, и в нашей психике.
Я предпочитаю строить модель действительности на этом фундаменте.
Кафедра Ваннаха: Цена Медичейских звёзд
Осенью 2011 года на востоке превосходно виден Юпитер. Ну а в любительский телескоп с окуляром средней силы, даже сквозь засветку крупного города, можно наблюдать за танцем вокруг него четырёх светлячков. Это те спутники крупнейшей планеты, которые человечество знало вплоть до 1892 года, когда была открыта Амальтея («Рейс на…»).
Четвёрка эта зовётся: Ио, Европа, политкорректный Ганимед и Каллисто. Такими именами окрестил их в 1614 году Симон Мариус. Но сам Галилей, открывший их четырьмя годами раньше, дал им имя Медичейских звёзд. Так он пытался закрепить на небесах земную славу своего покровителя – флорентийского герцога Козимо Второго Медичи. Такая уж в те времена была технология получения грантов. Думаете, те, кто включает в составы всяких там академий довольно странных, но наделенные властью и богатством личностей, изобрели что-либо новое? Отнюдь!
Ну а почему Галилей вынужден был расшаркиваться перед Медичи? Да элементарно – у Козимо Второго была власть! Ну а как ею обзавелась эта семейка? Ну, успешными политтехнологическими упражнениями, грамотным использованием в своих целях народных масс, худого народишки ророlo minuto, натравливаемого на старую знать — жирный народец popolo grasso.
Но что нужно для любых электоральных упражнений? Да три вещи – деньги, деньги и деньги. Без таковых не стоит браться даже за выборы городского живодёра! А откуда они взялись у семейки Медичи? Ответ на этот вопрос дают нам и этимология, и геральдика. Ну, что изображено на гербе Медичи? Шесть красных шаров на золотом поле. А что вам напоминает их фамилия? Правильно – медицину. Что значит medica по латыни? Целебные травы, лекарственные растения. Ну а красные шарики – что, капли крови великана, которого некогда сразил мифический прародитель Медичи и о котором обожают рассказывать флорентийские гиды? Да бросьте…
Это – самые что ни на есть обычные пилюли. Потребляемые людьми в том или ином количестве. Арбидол тогдашний, проще говоря… Ну и золотой фон крайне легко объясним. Это то золотишко, которое принесла торговля пилюльками. Изобретатель пенициллина Александер Флеминг, сознательно не бравший патента на пенициллин, чтобы не наживаться на человеческом страдании, не делать бизнес на смертях, для фармацевтической отрасли скорее исключение, нежели правило. И вот подтверждение этого правила даёт нам деловая хроника отрасли информационных технологий.
Речь идёт о полумиллиардном штрафе, который корпорация Google согласилась выплатить звёздно-полосатому правительству. Согласие это было сугубо вынужденным – в противном случае речь шла бы об уголовном преследовании, в конце которого могут, по американским нравам, маячить уголовные срока, по сравнению с которыми те годы, которые в отечестве нашем уделяются любителям оптимизации налогов, кажутся бесконечно малыми…
Но чем же провинился мегапоисковик? Скрывал от вашингтонской казны налоги? Пропагандировал детскую порнографию? Подстрекал к терактам?
Да отнюдь. Он всего лишь рекламировал канадские сетевые аптеки. Ну а это – способствует, мол, незаконному импорту лекарственных препаратов на американский рынок. Нет, ну поминается ещё отпуск таблеток без рецепта. Но ведь кому что пить, хоть политуру, хоть одеколон, — его личное дело. А вот элементарная проверка показывает, что цены на медикаменты в Канаде в упомянутых интернет-магазинах будут пониже, чем в США. (Да и в оффлайновых аптеках здешних, кстати…)
И вот за это-то – штраф в полмиллиарда? Взять и помочь потребителю и товару найти друг друга с минимальными издержками? Вроде принципы рыночной экономики именно в этом и состоят… Но – нет, не всегда! Нет, разнузданная реклама на популярных радиостанциях чудодейственных лекарств и квантовомагических, тьфу, нет, квантовомедицинских приборов, которые одновременно лечат почечуй, шелудивость и импотенцию, — это надругательство над здравым смыслом. Но никто не мешает вам никогда на эту станцию не настраиваться. А вот помочь реально больному человеку найти по более низкой цене препарат, который нужен ему для исцеления или облегчения страданий, – дело совсем другое. И штрафовать за него – это уже за гранью добра и зла.
Нет, почему это происходит, понятно. Государственные решения редко принимаются в государственных интересах, интересах всего общества. Их обуславливают более конкретные интересы, если и не коррупционные, то политические. А политика имеет дело с организованными силами. Как там говорилось, «кардинал и бакалейщик – это сила!»? Смешно? Но вспомните пример Медичи, их манипуляции простонародьем. Да и в жирный народ Флоренции входили не только землевладельцы и ростовщики, но и вполне товаропроизводящие представители «старших цехов», например шерстяного и шёлкового.
А фармацевтический бизнес – это сила большая. И заинтересованная в сохранении своих структур, скажем оффлайновых сетей дистрибуции, классических драгсторов, даже если они и теряют в какой-то момент свою экономическую эффективность. И в этот момент в ход идёт что? Правильно – внеэкономическое принуждение. С ним то, хоть и в «мягкой» форме полумиллиардного штрафа, и столкнулся Google, занимаясь самым что ни на есть благородным и рентабельным бизнесом. Политическая система пришла в противоречие с технологией и экономикой!
Вообще бизнес информационных технологий имеет колоссальный потенциал для того, чтобы свести вместе продавца и покупателя по кратчайшему, по геодезичному пути. Но вот в какой степени этот потенциал используется, вопрос очень сложный. Ну а вопрос, в какой степени потенциал ИТ не используется потому, что просто никто не собрался с силами и ресурсами организовать бизнес, а в какой – из-за того, что развитие самых передовых и эффективных форм бизнеса, таких, как вышеупомянутые интернет-аптеки, сознательно удушается во имя сохранения старых, отживших, но сроднившихся с политической системой структур, — вопрос ещё более сложный.
Видите: штраф наложили даже на такую мегакорпорацию, как Google. И не в какой-нибудь стране, которая по уровню лояльности бизнесу соперничает с каннибалами, нет, — в оплоте демократии и свободы! Так что тот, кто хочет иметь процветающий информационный бизнес, учитывать такие ситуации должен на этапе даже не написания бизнес-плана, а вообще где-то в пору зарождения идеи.
Ну а для социума в целом проблема соотношения продвижения нового и сохранения старого, привычного и приносящего тем или иным способом копеечку тем, от кого зависит принятие политических решений, крайне важна. Трудно сказать, как она решится. Ну обрадовались бы Медичи в таблеточный период своей жизнедеятельности, если бы тогдашние программы, общедоступные надписи в общественных местах, подробно описывали бы свойства лекарственных растений? (Заметим, что для ухода за дёснами и ныне применяют настои тех же растений, что, согласно словарям Дворецкого, пользовали в этих целях и эллины, и квириты…)
А аптекари современные полезной для общества деятельности Google не обрадовались точно и продемонстрировали свои лоббистские мускулы! Но немалое количество политических явлений не столь уже далекого грядущего, похоже, окажутся весьма похожими на описанную выше ситуацию. И лучше к ней готовиться заранее…
Ну а в конце скажем, что первооткрыватель Галилей никак не протестовал против переименования Медичейских звёзд. Видимо, вполне понимая им цену!
Александр Амзин: Ничего не изменилось
Когда-нибудь мы полетим на Марс, освоим луны Юпитера и споём на два голоса с сиренами Титана. Космический корабль «Сид Мейер» устремится к Альфе Центавра; судно с замороженным экипажем, схожее с рефрижератором, набитым окорочками, развернёт солнечный парус и отправится в вековое путешествие.
Младенцам будут вводить сыворотку М-2, обеспечивающую непробиваемый иммунитет. Подросткам под кожу будут загонять модули связи с выходящей наружу модной пирсинг-антенной. Взрослые раз в полгода должны будут заходить в поликлинику и проверять своё облако на вирусы (а заодно и проходить флюорографию). Старики во дворах будут играть в домино на старых проекционных столах.
На 1 сентября родители вместо пластилина принесут в школу трёхмерные проекторы; туристы будут жать на «лайки», нарисованные перед постройками и достопримечательностями; в Лондоне за небольшую плату можно будет сесть в летающий экскурсионный даблдекер.
В конце девятнадцатого — начале двадцатого века фантасты считали, будто достаточно описать технику будущего, чтобы читатель поверил: люди станут добрее, социальные отношения изменятся, пропадут жадность, глупость, зависть и ревность. Смотри Стругацких — киберуборщики, интернаты и лежащие на вычислителях структуральные лингвисты гарантируют моральную устойчивость коммунаров.
Конечно, это полная, хотя и красивая, чушь.
Мы создали большой всемирный информаторий под названием «Википедия». Правда, иногда он сильно ошибается, а основатель периодически собирает деньги на то, чтобы сервис не отключили.
Мы объединились в коллективный разум под названием Facebook, но оказалось, что виртуальный друг — совсем не то, что офлайновый. Хуже того, если бы фантасты знали, какую ерунду обсуждают нейроны этого коллективного разума, они бы пошли и застрелились.
Участники социальных сетей по-детски обижаются, когда их фотографиям ставят четвёрку вместо пятёрки, когда выложенную на стену песню комментаторы обзывают фиговой. Ревнуют, если жена поставила в профиле друга смайлик. Бесятся, если на сообщение не отвечают, — забыл, обиделся, игнорирует.
Мы обзавелись мобильными телефонами. Шутка сказать, даже создатели Star Trek думали, что коммуникаторами оснастят лишь служащих звёздного флота. «Ты где?» — вопрос, который волнует каждого, у кого есть близкие люди.
Люди, которые говорят о том, что новые технические возможности что-то кардинально меняют в обществе, — либо записные вруны, либо глубоко наивные люди. Как говорил легендарный преподаватель МИФИ, доцент Чубченко, только дикарь из африканского племени может удивляться — эта коробочка печатает 30 копий в минуту, а эта — 50.
Действительно, связь между людьми упрочилась. Теперь жёнам проще следить за тем, где находятся мужья. Детям теперь можно позвонить, а не орать из окна «Миша, домой». Поцелуй, за неимением любимой под рукой, передать по скайпу. Послать гендиректора и уволиться — по аське. Наконец, получить на экзамене подсказку по смс.
Да, названия и реалии меняются — педагог теперь не бесполезный раб, который умеет лишь охранять ребёнка хозяев и учить его грамоте. Убить обидчика теперь чуть сложнее, чем в Средние века. Английский вытеснил французский и немецкий с позиций lingua franca. И что с того?
Рэпер Баста поёт: «Разместив в сети аватары, забавный ник, моделируется параллельный, иллюзорный мир. Он, затупив, вечером не вышел в эфир, она, вспылив, удалила себя, нажав delete». Песни не посвящают виртуальной реальности, их посвящают отношениям.
В начале двухтысячных были популярны ток-шоу про фриков. Ведущая поражённо спрашивает: как это, познакомились в интернете? Вы, наверное, хакеры? Старая песня на новый лад — её пели после изобретения телефона, газетных объявлений и прочих новомодных штучек.
Ничего не изменилось. Планшеты, сенсорные телефоны, искусственное сердце, ноутбуки, стереотелевизоры, широкополосный интернет, гибридные автомобили, сверхзвуковая авиация, микроволновые печи, спутниковая навигация, управление голосом, домашний кинотеатр, Blu-ray, цифровые фотоаппараты, беспроводные устройства, облачные технологии. Свекрови всё так же не любят невесток, большинству мальчиков всё так же нравятся девочки, работники всё так же ненавидят начальство, а грабители всё так же обирают до нитки зазевавшихся граждан.
Где-то в глубоком космосе пассажиры «Сида Мейера» проснулись и вышли в коридоры. Проверили почту, початились в корпоративной соцсети и принялись, как все люди, интриговать, плодиться и размножаться.
Василий Щепетнёв: Недопрогрессивность
Недовольство устройствами для чтения книг – явление, похоже, повсеместное. Последние публикации в «Компьютерре» тому подтверждение. Но и год назад, и три, и пять пользователи тоже не были в восторге от воплощения идеи «вечной книги». Сама-то идея нравилась, а воплощение – нет.
Однако прогресс за пятилетие мизерен. Экран по-прежнему хрупок, расчётная жизнь электронной книги на порядок, а скорее, на два короче книги традиционной, далее перечислять не стану, поскольку не в книге дело. Книга – пример.
Другой пример – космические аппараты. Уж сколько разговоров о новых средствах доставки грузов и экипажей на орбиту, дешёвых, надёжных, общедоступных, а работают всё прежние трудяги «Союзы». Третий пример – лекарство от простуды (о раке и не говорю). Симптомы уберут на время, и то без гарантии, а чтобы вылечить, да раз и навсегда – нет таких средств.
Перечислять дальше не стану, каждый сам способен составить списки недопрогрессивных объектов, окружающих его в быту, на отдыхе, на работе. Издалека, из девятнадцатого века – диво дивное и чудо чудное, но в повседневном пользовании огрехи мешают, и мешают порой настолько, что убираешь эту замечательную вещь подальше и пользуешься старой, проверенной.
Не удержусь, приведу пример: пылесос с аквафильтром. Хорошо пылесосит, спору нет. Но после уборки его следует разобрать, промыть, разложить части для просушки в тенёчке, опять собрать. Если в доме есть прислуга, да ещё в избытке, то ничего, пусть трудится, чтобы жизнь мёдом не казалась. А занятому человеку каждый день проделывать подобную операцию времени нет, и он обходится традиционными моделями, действующими по принципу «выключил и забыл».
Но особенно много нареканий к программному обеспечению: и то не так, и это не этак. Список претензий у каждого опять свой. Меня, например, смущают советы текстового редактора по расстановке запятых. Не знаешь – помолчи, не советуй! Но сколько времени прошло с шестого Word'а, а воз и ныне там.
Всё это вкупе – читалки, космолёты, таблетки, туповатое ПО – порождает версии о преднамеренном вредительстве. Мол, нарочно делают читалку с бьющимся экраном, чтобы почаще меняли. И фармацевты нарочно прячут настоящие лекарства от соплей, чтобы мы каждый сезон приобретали малоэффективные, но дорогостоящие препараты, да ещё с коротеньким сроком годности. А насчёт космолётов – тут, может быть, даже инопланетяне восьмипалую конечность приложили, чтобы не лезли мы в Дальний Космос.
Мне же кажется, что ответ гораздо проще и лежит не в глубинах рыночных, политических и межцивилизационных отношений, а на поверхности. Оттого-то и проходим мимо. Или нарочно не хотим замечать, как не замечаем трещины на потолке собственной квартиры и морщины на лице любимой. Потому что сделать ничего не можем.
Итак, внимание! Называю истинную причину несовершенства электронных книг, аптечных лекарств и межпланетных аппаратов! Формула коротенькая. Всего-то неполная строчка. Готовьтесь и встречайте. Вот то, что мешает развитию прогресса.
Ума не хватает!
Сказал и облегчил душу.
Теперь комментарии. Число проектов, профессий, должностей, предметов и задач (такой вот неоднородный состав), требующих очень умных людей, растёт в геометрической прогрессии, а само число очень умных людей – в арифметической, и это в лучшем случае. Боюсь, оно и вовсе стабильно. В любом случае их, очень умных людей, мало.
Когда речь шла или идёт о сверхприоритетных направлениях – создании новейшего оружия или средств его доставки, умников собирают искусственно. Концентрируют. Вызывают эту концентрацию либо принудительным путём – сажая в шарашку, либо экономическим – высокими доходами, либо социальным – раздачей привилегий, либо взывая к патриотизму, либо предоставляя широкие возможности для работы. В идеале все эти факторы действуют вместе.
Но если приоритетных программ больше, чем три-четыре (число, понятно, потолочное), то умных людей элементарно начинает не хватать. Тюрьмы-шарашки можно построить, деньги напечатать, условия создать райские, а если нет ума, то и не будет. Потому за умными людьми идёт охота по всему миру: коль своих мало, следует чужих переманивать, тут двойная польза: себя усиливаешь, конкурента ослабляешь.
Но и покупных умов не так много. Не на три проекта хватает, а на пять (опять потолочное значение). Выбираются приоритеты. Совсем не обязательно приоритеты эти рыночные или даже биологические. Важнее разработать систему тотального контроля, нежели приличную электронную книгу. Важнее предотвратить государственный переворот, чем рак. Но умников может не хватить даже и на приоритетные задачи.
Образование? Образование – штука хорошая, но на число умных людей оно влияет лишь косвенно. Образование позволяет умным людям проявить свои способности, в этом его цель и задача. Университет в каждом уездном городе делу не поможет. Достаточно в каждом уездном городе иметь школу-восьмилетку, чтобы провести отбор умов, а шлифовать их будут в университетах первоклассных, а не в гваздёвско-норушкинских академиях.
Впрочем, и гваздёвско-норушкинские академии тоже без дела не останутся, но выпускники их пороха не выдумают, а если выдумают, то исключительно потому, что селекционеры проглядели выдающийся ум. Бывает.
Ведь умных селекционеров тоже не хватает. Это позволяет мечтать: вдруг меня тоже проглядели, а я – умник и ещё покажу миру то ли вечный двигатель, то ли Закон Сохранения Интеллекта.
Кафедра Ваннаха: Писатель без бумаги
Компьютерная отрасль убила уже массу устройств. Отправились на свалку пишущие машинки и восьмимиллиметровые камеры. Нашли другое применение каталожные ящики. Перекочевали в коллекцию плёночные фотокамеры. Настал черёд и книжных полок и шкафов. Десяток тысяч бумажных книг, размазавшихся по всем доступным стенам, находятся в трагическом родстве с теми, ещё советских времён негативами и слайдами, которые надо бы, собравшись с духом, извлечь из коробок и оцифровать на слайд-сканере, коробка с которым перекочёвывает во всё более дальний угол кладовой…
Но бумажная книга — это ладно. В конце-то концов не зря ж англосаксы кличут её копией. Суть же её передаётся, остаётся нетленной, пребывая и в электронных устройствах. Но вот угрозы нависли и над самой профессией писателя. Во всяком случае, есть такое мнение, что исчезнут они, инженеры душ человеческих, в следующие четверть века, – оно подробно изложено в опубликованном Компьюлентой материале «Цифровая революция добьёт бумажную книгу в течение четверти века».
Причиной этого будет порождённая информационными технологиями дешевизна копирования контента, неукоснительно стремящаяся к нулю. Вон, развлекательный телеканал прельщает возможностью посмотреть за нынешний выходной аж все серии относительно свеженького заморского телесериала, вместо того, чтобы долго и нудно скачивать их из сети! Ну да, целиком занятый контентом канал — он пошустрее будет, нежели те разделённые между множеством пользователей каналы, на которых основана сеть.
Только вот рекламный трюк-то вряд ли выгорит. «Сетевую» аудиторию к простому ящику уже не перетянешь. Привыкла она смотреть зрелища тогда, когда удобно ей, а не программаторам каналов. И отрываться от экрана, остановив воспроизведение, по собственным нуждам, а не приравнивая это к рекламным паузам. А простенький малоэнергоёмкий и тихонький компьютер или файл-плейер качает видео в фоновом режиме, хозяина не напрягая.
И электронной книжкой (в смысле – файлом) обзавестись крайне быстро и исчезающе дешёво. И, несмотря на превосходные темпы роста продаж книжек электронных (у традиционных книгопродавцев из Barnes and Noble на одну бумажную копию приходится три электронных, а у изначально-компьютерного Amazon, аудитория которого, видимо, лучше знает, где контент можно взять дешевле и быстрее, — 2,42 цифровые копии на одну традиционную), британский литератор Эван Моррисон, взгляды коего излагает Компьюлента, полагает, что книжному контенту, перетекшему с бумаги на дисплеи, суждено стать бесплатным. И это несмотря на все прыжки и ужимки поборников авторского права!
Так как же будет жить писатель без бумаги? Вернёмся же в те времена, когда бумаги не было, и обратимся к лаптям. Да-да, именно к лаптям. И вовсе не в плане «России — родины слонов». Дело в том, что и греческое библос, и латинское liber, означавшие книгу, первоначально были в самом что ни на есть теснейшем родстве с лаптями, означая наше родное лыко, древесную кору… Именно на ней, кузине новгородской бересты, писали первоначально в цивилизациях античности.
Потом у эллинов завелся бюблос, какой-то родич тростника; почти что папирус. Потом, по мере роста морской торговли, в ход пошёл папирус настоящий, нильский. (Не могу удержаться и приведу технологический анекдот. Дело в том, что рецепт приготовления папируса для письма был приведён в классической «Naturalis Historiae» Плиния Старшего, XIII, 74-82. В смысле брать стебли, разрезать, расщеплять, складывать, клеить клейстером… Но получалось в результате нечто весьма далёкое от ожидаемого. Так что верить общедоступным источникам не стоит – технологические секреты охраняли и в древности!)
И вот, на технологической базе папируса, возникла в древности серьёзная книгоиздательская индустрия. Ничего, что печатных станков не было, – переписывали от руки. Демосфен хоть и прославился как оратор, но восемь раз переписал от руки «Историю» Фукидида.
Создавались серьёзные библиотеки. Так в Александрии, в библиотеке Музея, было до 700 000 свитков. А в более мелкой, при храме эллинистического бога Сераписа, — 42 800 свитков-копий, дублирующих содержимое главной библиотеки. (То есть, как мы видим, пользу резервного копирования знали и в те времена…) И ценность информации вполне понимали. Так, Антоний подарил своей подружке Клеопатре 200 000 награбленных в Пергаме свитков…
Были и частные библиотеки. И появлялись редакторы с публикаторами. Первым дошедшим до нас представителем этого ремесла, сделавшим для Цицерона то же, что Макс Брод для Франца Кафки, оказался его раб и, позже, вольноотпущенник Тирон.
Появились и книготорговые фирмы. Так Гораций в «Науке поэзии» поминал дело братьев Сосиев. «Протёртый пемзой экземпляр в пурпурной обложке» сочинений ехиднейшего Марциала можно было купить в лавке напротив Форума Цезаря, «за пять денариев». (Денарий того времени содержал 3,41 грамма серебра.) И тот же Марциал едко поминал некоего Трифона, наживавшегося на книжной торговле («Эпиграммы», XIII, 3-4). Понятно, что великому сатирику было крайне обидно – он-то никакого гонорара не получал!
Вот и всё. Вот мы и пришли к отправному пункту. Авторы добумажной эпохи никакого гонорара не получали. Однако – писали. И в Античности, и в Средние Века. И писали так, что книги их до сих пор стоят на полках. Командир наёмников Ксенофонт. Золотопромышленник и командир эскадры Фукидид. Борец с тиранией Геродот. Прикончивший Республику Цезарь. Плебейский трибун Саллюстий, изгнанный за разгул из сенатского сословия, ставший при Цезаре военачальником и проконсулом. Консул Тацит…
В Средневековье «бестселлером номер два», сразу после Библии, была книга последнего римлянина Боэция «Утешение философией». Так создающий её в камере смертников опальный советник остготского короля Теодориха явно не о гонораре думал… И Филипп де Коммин, «Мемуары» которого знаменуют закат эры манускриптов, тоже не руководствовался желанием получить горсть монеток в кассе издательства. Так что допечатно-безбумажная эпоха, эпоха крайне дорогого и медленного копирования информации, авторского права не знала.
Но книги ведь были… И если (когда?) информационная эпоха с мгновенно-бесплатным размножением контента прикончит (хотя бы фактически) копирайт, люди всё равно будут писать серьёзные тексты. Желая подвести итоги, разобраться в себе – как когда-то последний император-философ Марк Аврелий в походе против маркоманов в палатке претория набрасывал бессмертные строки «Наедине с собой»… И расходиться они будут без преград, приходя именно к тем, кому интересны и нужны, – это обеспечат телекоммуникации и поисковики.
Ну а литература художественная – она что, исчезнет? Да вряд ли… Гениальный «Сатирикон» написан Петронием Арбитром не за мзду. Ну, вот Марциал, талантливейший выходец из Испании, крайне живо и выразительно нарисовавший нам Рим эпохи Домициана. Весь ужас и вся грязь той эпохи предстают, как живые, в его виршах… Но гонорара-то не было, и состояния у Марциала не было.
Как же он обходился, бедненький? Да «джинсой», как кличут журналисты неявно приплаченный материал. Выглядишь богатенького отпущенника, слепишь сборничек из нескольких хвалебных стихов, окружённых многочисленными насмешками над конкурентами отпущенника, и подносишь с поклонами и реверансами. Взамен – дары, весьма щедрые. Но поскольку отпущенников было много, картина их деяний в корпусе текстов сатирика получилась и адекватная, и полезная автору. (А вот при хорошем императоре Траяне, привыкшем полагаться на честную прямоту меча, гешефт Марциала обломался, пришлось валить в изгнание и грустить там по временам, когда Город хоть и гнил, но зато с каким запахом!)
Ну и теперь авторы приладились писать тексты по собранным через сеть заказам с читателей – так это ж возвращение архетипа уличного певца, начинающего петь, лишь когда в шапку накидают достаточно много денег!
Ну а как быть с врачами, Чеховым и Булгаковым? Ну, Булгакову от романов профиту не было, а заработок в театре всё же ближе к Марциалову, ибо зависел от личного расположения Воланда, то бишь Лучшего Друга Физкультурников. Ну а в параллель Антон Палычу припомним Николая Михайловича Амосова, выдающегося хирурга, пионера медицинской кибернетки, автора пронизанной её идеями книги «Мысли и сердце». Так что и тут всё устроится.
Но вот во что не верится, так это в то, что если назначать людям пособие, как предлагает Моррисон (загляните в вышеупомянутый текст в Компьюленте – хотя бы для того, чтобы узнать о горькой участи работниц порнобизнеса…), то люди, избавленные от тягот труда технологиями, начнут создавать шедевры. Не станут. Повыпиливают по дереву, как сказали классики, да пойдут шляться от хрустальной распивочной до алмазной закусочной…
Дмитрий Вибе: Угол обзора
Поделиться книгой: