Ритмы истории

- Рост роли духовной культуры в регулировании жизни общества.

- Жесткость границ, разделяющих социальные слои и ограничивающие/обеспечивающие их сферы свободы.

- Динамика экономического развития и социальных движений обусловлена процессами, протекающими в элите.

- Борьба за сферы влияния в элите, неустойчивость политической структуры.

Обобщая эти черты, можно сказать, что «трансформация», «призванная» преодолеть кризис формации и вывести развитие на новый уровень, характеризуется ростом роли духовной культуры и элиты, неустойчивостью политической структуры.

Сравнивая черты групп эпох с формациями, мы можем обнаружить и здесь важное соответствие: традиционное общество может быть описано перечнем черт эпох «становления» (но не «пика» или «трансформации»). Традиционное общество можно воспринимать как становление человеческой цивилизации. В этом случае черты «пика» соответствуют портрету индустриального общества, нарисованному выше. Таким образом, вся цивилизация развивается по алгоритму «становление» — «пик», и есть основания предполагать, что постиндустриальное общество (далее мы будем называть его «информационным обществом») может носить черты «трансформации».[26] Если сделать это гипотетическое предположение, то эффект смены девяти состояний, каждое из которых также проходит в своем развитии те же девять состояний в ослабленном варианте (и т.д.), может быть представлен как процесс смены трех основных состояний, с подобным же повторением этой смены в каждом из них.

Таким образом в строке «требуется доказать» после нашего упрощения оказывается:

1. Смена традиционного общества (модель «становления») индустриальным (модель «пик»), индустриального — гипотетическим информационным (модель «трансформация»).

2. Повторение смены этих состояний в ослабленной форме в каждом из них.

Если механизм этих двух явлений станет понятен, то это объяснит и всю цепочку повторений, которая является вариантом подобия первого уровня — триады формаций и девяти эпох. Дополнительные черты, которые делают картину смены состояний более конкретной, связаны с тем, что каждое более общее состояние накладывает черты на свои составляющие, что создает неповторимую палитру социальных структур. Но общая закономерность их смены сводится к указанным выше двум положениям.

Теперь обратимся к графе «Дано». Как и всякое вещество биосферы, человек несет в себе как минимум два начала — косное и живое.[27] Косная материя пассивна. Она сама по себе не ищет энергии для самовоспроизводства, не перестраивается для поддержания качества и потому часть косных тел обладает огромной прочностью в сравнению с живыми телами. Живая материя, напротив, активна. В борьбе за существование она осуществляет действия, направленные на поиск вещества и энергии, необходимых для воспроизводства собственной структуры. Живая материя относительно эластична (в сравнении с большинством косных тел), однако в случае, если воздействие на живое тело превышает некоторый порог, живое тело необратимо разрушается. Это делает необходимым «симбиоз» живого и косного начал для выживания первого.

Строго говоря, деление на живое и косное относительно. Всякое тело, поскольку оно подчиняется физическим законам, является косным. Но живые тела добавляют к физической логике поведения свою собственную. В то же время относительно косные тела, содержащиеся в живом, также отчасти являются живыми, так как организм заботится о воспроизводстве их структуры. Таким образом, когда мы говорим о живом и косном, мы имеем в виду в большей степени живое и в большей степени косное. То же касается и человека, который представляет собой косно–живое тело. Но не только.

В человеке два основных начала биосферы дополняются третьим — духовным (информационным, сознательным), развитой способностью к абстрактному мышлению. Абстрактное мышление предполагает создание на основе живой материи (мозга, например) моделей окружающей действительности, формирование на их основе более сложных, комплексных моделей и обмен ими, регулирующий поведение. Собственно, эта способность высокого уровня (позволяющего передавать информацию на материальных носителях) и отличает человека от любых других видов живых существ. Модели позволяют изменять движение вещества и энергии в своих интересах. В результате человек не просто, подобно животному, ищет необходимые ему вещество и энергию, но и создает структуры их постоянного «улавливания» (термин П.Сорокина). Неполнота модели, конечно, предопределяет сбои в работе таких структур, катастрофичность — тем большую, чем большие энергии улавливаются. Но все же человечество не отказывается от полученных с помощью информации преимуществ, а предпочитает уточнять модели. Так возникает информационная среда, которая дает возможность говорить о цивилизации и обществе. При этом как само общество, так и каждый человек — косно–животно–духовная среда. Это касается не только их физической структуры, но и внутренней структуры сознания, которое, естественно, испытывает мощное воздействие трех начал человека.[28]

Таким образом, в «Дано» мы можем записать три начала: косное (пассивность, сопротивление воздействию извне), живое (поиск, переработка и поглощение энергии с целью самовоспроизводства и размножения) и духовное (накопление, обработка и передача сигналов абстрактной информации, создание их сложных систем, регулирующих поведение человека и его действия по изменению формы и направления движения вещества и энергии).

Наличие духовной составляющей имеет множество важных последствий: самовозрастание потребностей за счет создания моделей еще не существующих, но принципиально возможных состояний («мечты» — вспомним «вектор Афанасьевского»), облегченная коммуникация в большом (больше, чем стая) социуме, придерживающимся одной системы коммуникаций (языка), способность к координации (согласованию алгоритмов деятельности) и др. Эти способности позволяют сделать энергообмен с внешней средой (необходимый для поддержания животной составляющей) более эффективным, начать отгораживаться от воздействий окружающей среды с помощью изменения формы косной среды (создания орудий труда, сооружений и т.д.). Те же последствия абстрактного мышления приводят к осознанию целостности социума и стремлению к коллективному самосохранению. Член социума становится при прочих равных условиях ценен как таковой. Возникает «фактор гуманности» — люди начинают заботиться о сохранении друг друга, если это не противоречит сохранению самого социума. (Характерно, что по этому же пути двигались и другие виды, но в силу разных причин перейти к передаче абстрактной информации на материальных носителях не смогли).

Необходимость широкого использования абстрактной информации и возможность накапливать ее приводят к дополнению иерархии силы иерархией знания. Человек становится ценен как носитель информации, способный облегчить координацию в социуме. Это приводит к сохранению более опытных, но немощных членов социума, защите носителей знания от физического насилия.

«Фактор гуманности» и самовозрастание потребностей приводят к тенденции постоянного роста совокупного потребления, сдерживание которого природными возможностями вызывает психологическое сопротивление членов социума («обманутые ожидания») и стремление одних его членов получить «запланированную» долю потребления за счет других. Если в животном мире слабые (не усиленные абстрактным мышлением) проявления таких же факторов вызывают агрессию сильных против слабых, то в человеческом обществе наилучшие возможности в этом отношении имеются у носителей информации, организаторов. Недостаток физической силы они могут восполнять, организуя группы, обеспеченные более совершенными косными инструментами физического воздействия (оружием).

Эта несколько упрощенная для краткости модель показывает, что развитие абстрактного мышления в косно–живой среде приводит к накоплению живой массы человека. Одновременно опережающий рост потребностей, возможность накопления информации в части социума и неравномерного распределения энергии в нем создают предпосылки для выделения элиты, ее защиты и консолидации социума вокруг нее.

Формирование элиты, с одной стороны, создает новые возможности для концентрации знания и энергии, с другой — приводит к отчуждению человека от собственной сущности, превращая его из самовоспроизводящегося мыслящего существа в пассивное, исполняющее чужую волю (усиление косного начала). Таким образом, возникновение элиты приводит к дисперсии «триединого» человека, усиливая в части людей косное, а в части — духовное начала. Поскольку эта первоначальная дисперсия не может не опираться на насилие, которое обеспечивает неравномерность распределения энергии, это приводит к выделению слоя, в котором усиливается и животное начало (убийство–потребление как основная деятельность участников машины насилия). Таким образом, элита развивается по тем же законам, что и весь социум, увеличивая свою биологическую массу независимо от возможностей остального общества, опираясь на «окостенение» линии своего взаимодействия с остальным обществом (так же, как социум в целом опирается на «окостенение» линии своего взаимодействия с природой). Но возможности общества в отношении природы растут медленно, оно оказывается «зажатым» между элитой и природой. Дальнейший рост потребления элиты становится возможным лишь за счет разрушения социума. Возникает кризис, преодоление которого возможно или путем уничтожения социума, или с помощью изменения алгоритма развития — ограничения возможностей элиты.

Возможности изменения алгоритма развития общества возникают благодаря другой стороне последствий образования элиты — накоплению знаний и возможности предвидения дальнейшего развития социума (создание моделей этого развития). В результате может быть создана модель иного алгоритма развития, основанного, с одной стороны, на сдерживании потребления элиты с помощью духовной составляющей и, с другой, на поиске дополнительных возможностей преодоления ограниченности потребления социума в целом.

Так цивилизация развивается изначально, в рамках традиционного общества. Решение проблемы выживания при возможности развития абстрактного мышления неизбежно приводит к возникновению элиты и к превращению ее в «социум в социуме». Кризис этого алгоритма развития связан с тем, что элита может наступать на общество быстрее, чем социум в целом — на природную среду. Дисперсия человеческого начала в эпоху этого кризиса обеспечивает возможности «отступления» элиты при сохранении духовных достижений, открывающих новые возможности.

Иное развитие было бы возможно, если бы общество сразу совершило скачок в энергопотреблении. Тогда развитие цивилизации шло бы линейно, в одном направлении. Но для решения проблемы этого скачка необходим синтез информационных возможностей, достигнутых за счет дисперсии в эпоху кризиса, с менее кризисным обществом. В эпоху становления еще нет возможностей, в эпоху кризиса система еще не готова. Только эпоха трансформации создает предпосылки перехода к «решительному наступлению» на природную среду.

Таким образом, проследив взаимодействие первичных и постоянно действующих факторов развития человеческого общества, мы можем сделать вывод о том, что это развитие не линейно и в своей первоначальной фазе проходит описанные в графе «требуется доказать» эпохи «становления», «кризиса» и «трансформации» традиционного общества. Невозможность линейного развития обусловлено отставанием возможностей роста потребления элиты от возможностей роста потребления общества. При этом динамика социума и не циклична, так как сам кризис в развитии общества создает предпосылки решения проблемы, которая привела к кризису.

Опираясь на модель традиционного общества, мы можем сделать следующий шаг — применить ее к развитию человеческой цивилизации в целом. В этом случае мы можем «подставить» социум в целом на место элиты, а роль остального общества будет играть природная среда. Алгоритм развития, механизм которого не меняется, в этом случае таков: образование и консолидация социума, источником жизнедеятельности которого является среда, при медленном росте энергопотребления (становление — традиционное общество); дисперсия (рост косного и духовного начал при доминировании косного) и резкий рост энергопотребления до максимума возможностей, который определяется экологическим кризисом (кризис, «пик», индустриальное общество); преодоление дисперсии путем усиления духовного начала и слияния под его воздействием элементов, образовавшихся в ходе дисперсии (трансформация, информационное общество).

Таким образом, получается, что нелинейные алгоритмы развития цивилизации в целом и каждой из трех формаций подобны, так как и все общество, и каждый из его социальных слоев является системой, в которой взаимодействуют три начала — животное (живое), косное и духовное (информационное).

Развитие каждой из этих систем в силу описанного механизма не может быть линейным (от «становления» сразу в «трансформацию») в силу инерционности социальных слоев. Исключение теоретически может составлять только кризис «становления», так как здесь отчуждается от остального общества правящая элита, то есть относительно немногочисленная масса людей, от которой зависит принятие решений, позволяющих сменить вектор развития. В случае, если доминирующая группа общества сумеет осознать опасности, связанные с кризисом раньше, чем он начнется, то социум может миновать состояние «реакции». Понятно, что на уровне эпох это почти невозможно, так как переход к «трансформации» зависит от всей массы элиты, весьма примитивной по уровню развития, но на уровне периодов, динамика которых определяется более дробными (и потому более компактными и менее инерционными) группами, вероятность «обхода» «реакции» возрастает. Миновать кризисы «пика» и «трансформации» практически невозможно и на уровне периода, так как здесь отчуждаются неправящие слои элиты, а иногда и целые сектора общества. Только свершившийся факт кризиса вызывает ответную реакцию всех слоев, от которых зависит изменение общего курса эволюции социума. Как мы видели, на уровне стадий, смену которых определяют еще менее массивные группы, возможен обход различных «пиков». Возможность «обхода» стадиальных пиков зависит от поведения лидеров (их способности к компромиссу) и уровня перепроизводства элиты, связанного с состоянием фильтров социальной мобильности[29]. Значительное превышение «предложения» над количеством «вакансий» в среде элиты чревато ростом числа «лишних людей», которое естественно связано с ростом экстремизма, способствующего пикам. Однако эволюционная смена стадий по линии 0–2–6–7–8 (теоретически возможное выпадение стадии 7 практически мне не приходилось встречать) не может считаться оптимальным, так как стадии пиков часто формируют идеи и культурные стереотипы, характерные для следующих периодов и даже эпох и потому облегчающие вхождение в них. Обществу нужна и эволюция, и революции. Важно, чтобы последние происходили не очень часто и не затягивались. Но это уже зависит от современников событий и внешнеполитических обстоятельств.

МАКРОПОЛИТИКА

Как мы уже упоминали выше, подобие механизма развития общества в целом и его элиты означает распространение этого подобия и на все слои общества, в которых в силу их «троесущности» также повторяются эти же процессы. Но в элите и в остальной части общества скорость протекания социальных процессов различна. Элита, концентрирующая в себе информационный потенциал общества, более динамична. Если время прохождения цикла дисперсии–соединения элитой — период, то остальное общество проходит тот же круг за фазу (например, становления). Более того, поскольку структурные подразделения элиты (в силу ее информационной насыщенности и важности порядка доступа к ресурсам в ней) четче артикулированы и очерчены, чем подразделения населения, последнее имеет более аморфную структуру, в меньшей степени подверженную дисперсии. Развитие населения более эволюционно, и потому в его массе лучше сохраняются базовые культурные традиции народа, определяющие его культурный тип. В то же время элита, постоянно находящаяся в интенсивном общении с элитами других стран и, как правило, внутренне разобщенная, подвержена гораздо более сильным воздействиям других культур. Как отметил А.Афанасьевский, культурные стереотипы элиты часто не совпадают с теми социально–психологическими структурами, которые лежат в основе явления резонанса, упомянутого выше. Эти структуры базируются прежде всего на народной культуре или на тех элементах элитарной культуры, которые глубоко проникли в народную толщу. Элита в большей степени характеризует стадиальное состояние общества, а население — его культурный тип. Элита всегда немного инородна в стране, население — всегда отстает от элиты по уровню развития сознания. Это позволяет объяснить явление резонанса, который возникает в результате соответствия поведения элиты культурным стереотипам населения. Этот эффект возникает тогда, когда стадиальное состояние, определяющее поведение элиты, соответствует структуре культурного типа, определяющее реакцию населения. В этом случае поведение верхов и порядок вещей воспринимается как «справедливый», «правильный». В случае, если элита действует наиболее «чужеродно», это вызывает сопротивление населения, даже если его материальное положение ухудшается незначительно. Наибольшая вероятность «бунта» возникает в периоды или на стадиях конфронтации и импульса, так как тогда происходит быстрый перебор линий поведения элиты, одна из которых как правило «выводит из себя» население, которое в силу своей инерционности некоторое время не может успокоиться.

Каким образом можно определить базовые культурные стереотипы, чтобы была понятна их связь со стадиальным развитием? Очевидно, что в каждой социальной системе наиболее комфортно чувствуют себя люди, имеющие определенную социально–психологическую ориентацию. В коллективе себя лучше всего чувствуют коллективисты, в период распада общественных связей — индивидуалисты. Свои любимые времена есть у карьеристов и вольнодумцев, подвижников и прагматиков. Каждый из них (независимо от его политических взглядов) действует наиболее эффективно в соответствующей среде и получает от этого наибольшее количество положительных эмоций.

Мы полагаем, что базовыми инстинктами человека (как живого существа) является стремление к самосохранению и продолжению рода.[30] Можно предположить, что их трансформация под действием духа (сознания) может привести к определенному набору социально–психологических стереотипов. Стремление к самосохранению в духовной сфере преобразуется в стремление к самореализации, то есть к беспрепятственному расширению сферы своей деятельности и получения ресурсов. Но количество ресурсов и сфера самореализации ограничены и зависят от соотношения в индивидууме животного, косного и духовного начал, а также от внешних условий. Чем меньше ресурсов, чем острее конкуренция, тем чаще расширение сферы самореализации связано с подавлением других участников социума. В итоге стремление к самореализации приводит к формированию двух начал: свободы (беспрепятственная самореализация) и господства (самореализация за счет других и, как правило, — за счет своей свободы, так как подавление других подразумевает участие в «сильной» корпорации, в пользу которой требуется отчуждать часть своей свободы). Тот же эффект происходит и с инстинктом продолжения рода, который трансформируется в стремление к любви. Человек стремится к тому, чтобы общение с людьми вызывало у него положительные эмоции, но из–за нехватки ресурсов и это начало распадается на непосредственную форму — солидарность, и отчужденную форму — иерархию. Четыре «чистых» стереотипа (свобода, господство, солидарность, иерархия) могут образовывать еще четыре промежуточных (свобода+иерархия, свобода+солидарность, солидарность+господство, господство+иерархия). Каждый из этих восьми типов в своей развитой, артикулированной форме соответствует определенной идеологии: солидарность+господство (корпоративизм, государственный индустриализм), господство (деспотизм, авторитаризм), господство+иерархия (патернализм, ограниченная традицией монархия), иерархия (консерватизм), свобода+иерархия (индивидуализм, либерализм), солидарность (демократический социализм), свобода+солидарность (анархизм, безгосударственный коммунизм, «социализм–утопизм»), свобода (поскольку речь идет о неограниченной свободе, лишенной в то же время элементов господства, то пока можно говорить только о подвижниках, реализующихся в духовной сфере, о последовательных «хиппи» или об идеале «странников» у братьев Стругацких). Возможен еще один тип, в котором все эти направления приглушены. Возможно и полное отрицание социальной стратегии индивидуумом или группой людей. Своеобразный ноль всей этой системы координат. Его можно сравнить с «философским» взглядом на жизнь, восточной аполитичностью.

Все мы в той или иной степени имеем свои социальные стереотипы, даже если далеки от политики. Мы ведем себя консервативно или либерально, по–анархистски (в том смысле слова, которое в него вкладывают сами анархисты) или деспотично. А иногда в нас борются консервативная и социалистическая партии, которые сами раскалываются на фракции. Не удивительно, что нам нравятся одни времена и раздражают другие. То же происходит и на уровне социальных групп. В конечном итоге целые культурно–социальные общности — этносы, получившие свою базовую культурную структуру во время своего возникновения — в зависимости от географической и культурной среды, начинают вести себя как люди — участники политической игры. Так возникает неповторимая палитра макрополитики (применяя удачный термин Д.Драгунского) — взаимоотношение социально–культурных общностей с различными стереотипами поведения.[31]

Смена мировых и региональных лидеров в ходе резонансов, ускорение и замедление развития тех или иных стран, соотношение уровней их развития создает неповторимую макрополитическую игру. Однако и в ней есть своя логика. «В мировом масштабе» эпоха начинается с революций в одной или нескольких странах, которые впервые реализуют принципы, соответствующие новой эпохе. (Собственно, под социально–политической революцией мы понимаем нелегитимную (то есть отрицающую прежний порядок принятия решений) борьбу широких социальных слоев по поводу принципов общественного устройства. В каждой эпохе эти принципы свои (религиозные, экономические, политические). Важно, чтобы сами массы считали принципиальными, определяющими общественное устройство именно эти принципы. Вырвавшиеся вперед страны–лидеры создают вокруг себя кольцо враждебности прежних гегемонов. По мере разрастания мировой революционной волны, несущей новые правила социальной организации, консервативный лагерь также реформируется. Образуются коалиции, во главе которых стоят страны, принявшие разные варианты новой социальной структуры. Затем выделяются группы стран, пошедшие дальше первых очагов «мировой революции» в своем следовании новым принципам общественного устройства (как правило, их основатели воспринимаются двумя первыми группами как еретики, исказившие первоначально верное учение). Позднее выделяются мировые организации, поддерживающие принципиально новые общественные отношения, которым в измененной форме предстоит определять развитие мира уже в следующую эпоху. Противостояние этих четырех групп макрополитических субъектов диктует логику мирового развития. (Как мы увидим ниже, выделение именно четырех групп вовсе не случайно.)

В каждую эпоху эти группы свои и соответствуют принципам резонансов. В Древности первую группу составляли ирригационные цивилизации, вторую — окружающие их народы, создавшие собственные деспотии, третью — античные цивилизации, четвертую — христианство. В эпоху патернализма очагом стала Восточная Римская империя (Византия), второй группой — Запад, третьей — мир Ислама, четвертой — движения за рационализацию христианства (гуситство, гуманизм и другие истоки реформации). Все это время Дальний Восток и Америка развивались почти независимо от лидирующего очага цивилизации, а православная цивилизация в России защищает Европу от разрушительного воздействия Великой степи.

В эпоху равновесия очагом становятся протестантсткие государства, второй группой — католические, третьей — страны, превратившиеся в арену кальвинистской (пуританской) революции, а четвертой группой — движение просвещения. Эта «мировая революция» в связи с развитием мореплавания действительно охватила весь мир. Европа, пользуясь своим стадиальным преимуществом, превратилась в элиту мира и принялась эксплуатировать всех, кто не успел от нее «закрыться» (обрекая себя тем самым на еще большее отставание). Некоторые страны попытались играть роль «среднего класса», подчинившись правилам игры, диктуемым лидерами (в частности, Россия).

В эпоху конфронтации вперед вырывается Франция. Второй группой становятся все абсолютистские государства. Третьей — выдвинувшиеся на мировую арену в 60–70–е гг. Германия, Италия, США и Россия, вскоре потребовавшие передела мира в свою пользу. Четвертую группу составило мировое социалистическое движение. В ХХ веке очаг «мировой революции» смещается в Россию, ей сопротивляется Запад. Третью группу составляют появляющиеся одна за другой «ереси» государственного «социализма» — фашизм, нацизм, маоизм. Четвертую группу, которая зримо заявила о себе в 60–е гг., представляет антиавторитарное альтернативное движение от «новых левых» и «хиппи» до россыпи альтернативных поселений и обилия гражданских инициатив конца ХХ века, отрицающих сами принципы существующей цивилизации.

КЛАССЫ И СЛОИ

Механизм взаимодействия культурных типов и социальных состояний будет более понятен, если построить модель социальной эволюции элиты и социума, опираясь на модель смены фаз. Здесь, как и в случае с культурными типами, возможны четыре «чистых» состояния, связанных с тем, что и эксплуатирующая (перераспределяющая в свою пользу часть ресурсов) элита, и население («трудящиеся») могут существовать в двух «чистых» формах — отчужденной от регулирования потока ресурсов и соединенной с ним. В результате возможно существование четырех «основных» классов: этакратия (отчужденная элита, так как каждый участник корпорации в идеале отчужден от распоряжения ресурсами и действует от имени всей этакратии), «частники» (соединенная элита, так как каждый «частник» соединен с каким–то участком производства необходимых человеку ресурсов), крестьяне (соединенные труженики), пролетарии (отчужденные труженики). Возможны также переходные состояния — «классы», которые сочетают в себе черты и тружеников, и элиты. Эти средние слои также могут быть как отчужденными (атомизированными), так и соединенными (ассоциированными). Пример первых — квалифицированные ремесленники, имеющие свое собственное дело, маргиналы, часть служащих и торговцев. Пример второго — участники гражданского слоя, фермеры, работники самоуправляющихся производств, члены ремесленных корпораций и т.д.).

Социальные структуры, состоящие из «чистых» классов, возможны лишь как тенденции, направление движения реального общества, поскольку в нем существуют в разных соотношениях практически все «классы». Но доминируют те, которые соответствуют эпохе. В эпоху «0» классы еще только формируются, что дает преимущества «восточному» приглушенному типу. В эпоху «1» выделилась и доминирует этакратия (культура «господства»). В эпоху «2» происходит постепенный переход от доминирования этакратии к преобладанию «частников»-феодалов (население по-прежнему состоит преимущественно из крестьян), что соответствует переходу от деспотического господства к ограничивающей его иерархии. В эпоху «3» устанавливается господство «частников» (феодалов, опирающихся на эксплуатацию самостоятельных производителей–крестьян и появившихся в связи с переходом к индустриализму капиталистов, организующих производство и осуществляющих отчуждение тружеников). Эта система удерживается в равновесии иерархическими стереотипами («консерватизм»), которые гасят конкуренцию, способную разрушить единство «частников». Но в связи с тем, что растущему классу капиталистов не хватает ресурсов, он нуждается в дополнении иерархии свободой — происходит переход к следующему социальному стереотипу, к открытой борьбе между частниками с участием отчужденных и соединенных тружеников, а также остатков этакратии, символизирующих прежнюю иерархию («либерализм»). Итог этого развития сводится к сохранению всех четырех классов: этакратия (уже индустриальная), частники (прежде всего индустриальные, то есть капиталисты), пролетарии, крестьяне (их место в обществе быстро сокращается). Для сохранения единства этой разнообразной структуры необходимо применение стереотипов, консолидирующих общество — господства и солидарности («корпоративизм»). Легко предположить, что дальнейшая эволюция общества не может быть связана с дальнейшей дисперсией, так как на фазе «пика цивилизации» достигнуто максимальное многообразие «чистых» элементов, и теперь возможно только их сокращение — вероятно, путем образования «промежуточных форм», упомянутых выше — «гражданского класса» и атомизированных субъектов, составляющих самостоятельный «сектор» общества. Но чтобы представить себе этот процесс точнее, необходимо более определенно представить себе процесс «трехтактного» развития на уровне периодов.

Внутренняя динамика развития эпохи, так же как и описанный выше процесс, определяется отчуждением от существующих слоев элиты и общества новых социальных слоев и последующего синтеза возникших компонентов. Применительно к элите (ее развитие, как правило, лучше отражено в источниках) это означает на уровне «становления» формации выделение этих новых слоев из существующей социальной массы (далее будем называть эту часть элиты «первичными слоями»), на уровне «пика» эпохи — дисперсию новых слоев (будем называть эти слои «новыми»), а затем постепенный синтез продуктов дисперсии и первичных слоев.

Однако и этот механизм, в свою очередь, не является линейным — ведь и три фазы развития эпохи тоже, в свою очередь, проходят ту же эволюцию своего развития. В итоге мы можем получить более детальную картину социального развития эпохи уже на уровне периодов (для краткости рассмотрим только динамику элиты).

«Становление» эпохи характеризуется развитием первичных слоев элиты, доставшихся данной эпохе в наследство от предыдущей (новые слои еще просто не сформировались). Они образуют пару — один слой доминирует (элита в элите). Назовем его доминирующим, а другой — опорным. «Пик становления» (реакция) означает отчуждение доминирующего слоя и его удар по опорному, его максимальное подчинение. «Трансформация становления» («патернализм») — это ослабление и нивелирование первичного доминирующего слоя (далее — «первый слой»), активизация первичного опорного слоя (далее — «второй слой»), усиление взаимопроникновения «первого» и «второго» слоев и выделение преимущественно из «второго слоя» нового качества — новых слоев («третий слой»).

На этапе «пика» эпохи друг от друга отделяются уже сами новые слои. В период «становления пика» («равновесие») происходит выделение новых доминирующих слоев (собственно «третий слой») и новых опорных слоев («четвертый слой»). В период «пика пика» происходит столкновение и внутреннее дробление всех слоев, возникают их неустойчивые коалиции. Таким образом анализ доходит до максимума (в рамках стадии, естественно, он приводит к еще более дробной структуре), и вектор развития меняется. «Трансформация пика» базируется, как правило, на союзе доминирующих «второго» и «третьего» слоев, кладет начало постепенному слиянию образовавшихся к этому времени слоев, втягиванию старых слоев в новые. Однако процесс синтеза на основе возникшей социальной палитры новых социальных качеств проходит при решающем воздействии духовного фактора — идейных и социально–психологических конструкций.

Фаза «трансформации», несмотря на ее синтезирующую функцию, также не может избежать прохождения через свои три этапа. Здесь отчуждаются новые слои, а точнее — образующиеся на их базе социальные комплексы (слияние пар перечисленных слоев в разном порядке). Отчуждаться они могут лишь друг от друга. «Становление трансформации» («интеграция») — это формирование новых доминирующих и опорных слоев, все большее расхождение социальной психологии обоих социальных комплексов, трения во взаимоотношениях между ними. «Пик трансформации» (период «синтеза») — бурный синтез новых слоев, их внутренняя дисперсия и разрушительные конфликты между социальными комплексами, которые, однако, не приводят к противоборству «всех против всех», подобному «конфронтации», так как сопровождаются процессами синтеза. «Трансформация трансформации» (период «импульса») — завершение образования доминирующего и опорного слоев новой эпохи, синтез их духовных составляющих. В результате возникают новые принципы построения социума, соответствующие новой эпохе.

Таким образом, модель, первоначально построенная для формации, на уровне периодов превращается в модель девятиактного взаимодействия четырех основных социальных слоев. Понятно, что эту модель можно рассмотреть и на уровне стадий.

ЧТО ОБЩЕГО МЕЖДУ СССР И ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИЕЙ

Итак, модель общественного развития, построенная абстрактно, подчиняется закономерностям, выявленным на основе сравнения конкретного исторического развития разных стран в разные эпохи. Это значит, что обнаруженная закономерность может быть объяснена взаимодействием косной, животной и духовной составляющих в социуме. При выяснении этого мы даже обнаружили новую закономерность проявления четырех социальных слоев во время смены периодов. Соблюдается ли эта закономерность не только в абстрактной модели, но и в реальности? Если нет, то доказательство нельзя считать убедительным.

Для проверки модели возьмем два социума, максимально непохожие друг на друга, но в то же время хорошо известные отечественному читателю: Аттику (регион в Греции) эпохи «формирования» (II тысячелетие до н.э. — V в. до н.э.) и Россию индустриально–этакратической эпохи («нормализация», началась в 1921 г.).

Начнем с Аттики. Период «формирования», завершившийся здесь образованием Микенской цивилизации, слабо отражен в письменных источниках, однако пришедшие в Аттику во II тысячелетии ахейские племена, как и всякие племена, находящиеся на стадии, непосредственно предшествующей образованию государства, имели жрецов («первый слой») и вождей родовых образований (будущая аристократия — «второй слой»). В середине II тысячелетия под влиянием Критской цивилизации на греческом побережье (в том числе и в Аттике) возникает государственное образование, в котором городские центры сосуществуют с общинно–крестьянской средой. Эта система напоминает азиатские деспотии, однако, по мнению ряда ученых, Микенская цивилизация была весьма еще скороспелой, верхушечной.[32] Государственность здесь существовала только на уровне дворцовых центров, а развитой бюрократии еще не сложилось. Это была еще не этакратическая эпоха, а лишь период 0-1 — этакратическая эпоха «в миниатюре». Поскольку государственная элита не была занята здесь созданием ирригационной системы, как в ранних азиатских деспотиях, то важнейшей функцией дворцовых центров, по-видимому, следует считать сакральную. В таком случае следует предположить, что период «реакции» сопровождается доминированием жреческого «первого слоя».

Следующий период — 0-2 («Гомеровская эпоха») XII–IX вв.: разрушение Микенской цивилизации в результате гибели Критской цивилизации и дорийского вторжения. Однако в Аттику дорийцы не вторгались, что, однако, не изменило вектора развития — отчуждение элиты ослабевает, растет роль аристократии («второй слой»), возникает и новое явление — элита, влияние которой связано не с происхождением или сакральными функциями, а с общественной и экономической активностью. Условно будем называть представителей этой элиты «вождями демоса» — «демагогами». Первым «демагогом», видимо, следует считать героя Илиады Терсита, бросившего вызов аристократии. И хотя аристократия еще успешно подавляла подобные попытки, новые слои продолжают развиваться, что приводит в конце концов к переходу в новый период — 0-3 (IX–VII вв.). Это время консолидации полисного социума («синойкизм»), которая связана с усилением торговой элиты и переносом городских центров на морское побережье. Образование полисной структуры повлекло за собой постепенное разделение вождей демоса на имущественную элиту (торгово–ремесленная элита — «третий слой») и лидерские группы, влияние которых было связано лишь с их общественной активностью (лидеры «охлоса» — «четвертый слой»). В ходе «архаической революции» VII–VI вв. (период 0-4) третий и четвертый слои нанесли удар по аристократии. Однако образовавшийся в итоге режим тирании (стадия 0-5, вторая половина VI в.) нельзя рассматривать как чисто «демократический». И сам тиран Писистрат, и входивший в его правительство Мильтиад были аристократами. В период 0-5 начинается постепенное сближение слоев. Формальное значение аристократии падает (особенно после реформ Клисфена в период 0-6), но ее представители вливаются в новую элиту, которая, в свою очередь, разделена на имущественную и «охлократическую». В конце VI века афинское общество вступает в фазу трансформации эпохи формирования — создается единая корпорация граждан, способная эксплуатировать другие социумы. Синтез единой полисной общности не проходит безболезненно. В период 0-7 (490–480 гг.) в Афинах идет ожесточенная борьба между партиями по вопросам внешней политики. По существу, это была борьба по поводу того, каковы будут источники существования афинской корпорации — преимущественно внутренние (торговля, ремесло, крестьянское хозяйство граждан) либо внешние (эксплуатация других социумов, захват масс рабов). Исход этой борьбы был предопределен предыдущим развитием, а также успешной войной с персами (импульс эпохи этакратии 480–478 гг. — период 1-0), приведшей к образованию Афинского морского союза — этакратической социальной системы. Такова возможная интерпретация динамики развития греческой цивилизации до греко–персидских войн. Имеет ли она общие черты с Россией ХХ века?

Выделим два основных слоя элиты, которые существовали в России к концу 1921 г. Это олигархия — узкий слой партийного руководства, фактически обладающий всей полнотой власти, и бюрократия, осуществляющая управленческие функции, связанные с конкретными областями жизни. Олигархия — «первый слой», бюрократия — «второй». Период «формирования» (период 5-0): разрастание «второго слоя», его запросов и возможностей их удовлетворения.

Период «реакции»(период 5-1): отчуждение от бюрократии узкой олигархической группировки («первый слой»), которая переходит в наступление против всех слоев общества, включая высший эшелон не входящей в эту олигархию бюрократии.

Период «патернализма» (период 5-2): ослабление влияния «первого слоя», усиление влияния «второго», проявление самостоятельной роли производственной элиты (директорский корпус, менеджеры). Самостоятельная роль этого слоя, которая раньше «проявлялась» только в сознании авторов процессов «инженеров–вредителей», теперь становится все более заметной (например, в дискуссии о принципах реорганизации управления хозяйством в первой половине 1957 г.).

Период «равновесия» (период 5-3): стабилизация «первого» и «второго» слоев, постепенное разделение новых слоев на «третий» (менеджерский — прежде всего директорский корпус, самостоятельная роль которого становится особенно заметной после экономической реформы 1965 г., и руководители «теневой» экономики) и «гражданский слой», активность которого начинает проявляться в мягком «диссидентстве» инженеров и интеллигенции. В социологической и исторической литературе, посвященной западному обществу, новые слои индустриально–этакратического общества за неимением более определенного термина обозначают псевдонимом «средние слои». Между тем «средние слои» могут занимать самое разное место в социальной структуре. «Третий и четвертый слои» в нашей модели имеют ряд общих свойств — они связаны с конкретным производственным комплексом (предприятие, группа) и автономны в системе управления. Но если менеджеры осуществляют управленческие функции на предприятии (уже фактически контролируя его независимо от формы собственности), то гражданский слой (класс) связан не с управлением, а с самоуправлением. Его основная продукция — информация. Он не управляет (почти не управляет) и слабо управляется, будучи автономным в своей сфере. Это доминирующая группа современного гражданского общества. Однако гражданский слой может сформироваться как таковой лишь в ходе образования гражданского общества, которое объединяет в единую систему самоуправляющие группы, проявляющие независимую от государства и «большого бизнеса» социальную активность. Индивидуализированные представители «среднего класса» даже при высокой автономии и отсутствии управленческих функций долгое время не могут существовать без собственной управленческой элиты в лице «третьего слоя». Только на более поздних стадиях общественного развития в этом комплексе менеджеров и индивидуальных производителей информационной продукции начинают доминировать последние, образуя новое качество.[33]

Но вернемся в ХХ век. Период «конфронтации» (период 5-4 — 1986–1993 гг.): наступление «третьего» и «четвертого» слоев на «первый» и «второй» (на уровне стадий динамика борьбы более сложна). Формирование гражданского общества и доминирование «теневого» и директорского лобби. «Нормализация» (период 5-5) — победа бюрократии и директората («второго» и «третьего» слоев) и сближение их интересов на основе «номенклатурной приватизации» и «политики согласия» финансово–номенклатурных группировок.

На этом уровне российская элита находится сейчас. Если рассмотреть дальнейшую эволюцию на примере, скажем, Великобритании или США, то в период «интеграции» (период 5-6) (соответственно, 1974–1979 и 1976–1980) мы увидим два социальных комплекса. На базе «третьего слоя» складывается коммерческий «эстеблишмент» (менеджеры, руководители хозяйственных субъектов, часть хозяйственной администрации, прежде всего — руководство транснациональных корпораций), влияние которого распространяется на часть государственной администрации, партийных олигархий и «средних слоев», описанных выше. На базе «четвертого слоя» образовался другой комплекс, включающий в себя большинство общественных движений социальной направленности (гражданский слой), часть государственной и основную массу общественной бюрократии, часть партийных олигархий.

Синтез (период 5-7, время неоконсервативного курса) — конфликт между двумя социальными комплексами. Доминирующий характер «третьего слоя» позволяет его комплексу одерживать «пирровы победы» над институтами гражданского общества (в Великобритании — успех правительства М.Тэтчер в борьбе с профсоюзами и гражданскими движениями в 1983–1985 гг.), но в итоге разросшиеся в этот период гражданские слои переходят в «контрнаступление» против неоконсервативной системы (в Великобритании начало этому процессу положило движение против налога Poll tax в 1989–1991 гг., которое серьезно дестабилизировало систему, созданную правительством М.Тэтчер и положило начало до сих пор не преодоленному кризису режима).[34]

До сих пор ни одна страна мира не вошла в период импульса (ближе всего к нему находятся такие страны, как США и Великобритания).[35] Россия, по нашему мнению, будет проходить периоды 5-6–5-7 в последние годы этого века — первые годы следующего. Так что еще несколько лет серьезная революция ей не грозит.[36]

Итак, наш экскурс в недавнюю и древнюю историю показал, что закономерности, выведенные на примере абстрактной социальной модели и путем рассмотрения конкретно–исторического материала, в целом подтверждают друг друга (хотя по поводу деталей возможны споры, результаты которых могли бы скорректировать предложенную выше картину).

XXI ВЕК

Сопоставляя черты информационной формации и составляющих ее эпох, аналогичных периодам интеграции, синтеза и импульса, а также входящих в них периодов, мы можем попытаться построить более или менее точную модель развития цивилизации в XXI в., а в общих чертах — и более поздних эпох. При этом необходимо учитывать, что страны мира сейчас находятся на различных стадиях развития, что осложняет действие макрополитических закономерностей.

Теоретик информационного общества О.Тоффлер справедливо писал, что ближайший исторический рубеж «также глубок, как и первая волна изменений, запущенная десять тысяч лет назад путем введения сельского хозяйства… Вторая волна изменения была вызвана индустриальной революцией. Мы — дети следующей трансформации, третьей волны».[37] Тоффлер перечисляет такие черты новой формации, как демассивизация и деиерархизация цивилизации, деконцентрация производства и населения, резкий рост информационного обмена, сближение производства и потребления, полицентричные, самоуправленческие политические системы, экологическая реконструкция экономики и вынос опасных производств за пределы Земли, индивидуализация личности при сохранении солидарных отношений между людьми, которым в информационную эпоху почти «нечего делить», космополитизация и др.[38]

Эта концепция, во многом базирующаяся на антиавторитарной социалистической традиции от анархизма до новой левой идеологии, не вполне соответствует тем тенденциям общественного развития, которые можно наблюдать в мире конца ХХ в., например — росту этнического самосознания как частного случая корпоративности (отмирающей, по мнению Тоффлера, вместе с нациями). Картина, нарисованная Тоффлером — это не утопия (поскольку за каждым положением его работ — примеры реальных ростков сегодняшней жизни), это скорее — модель зрелого информационного общества, идеала, соответствующего мечте о коммунизме, анархии, а может быть — и царстве Божием на Земле в современной интерпретации. По мнению Тоффлера, «третья волна», переход непосредственно к этому обществу начался. Это верно, но только отчасти. Развитие общества нелинейно, и мир движется к пику новой формации через эпоху, которая может так же отличаться от «развитой» формы, как абсолютизм от эпохи революций. Поэтому, во многом соглашаясь с теоретиками постиндустриального общества, мы применим свои методы к определению черт следующей эпохи — становления информационного общества (или фазы трансформации).

Прежде всего напрашиваются две линии сравнения — с трансформацией становления (феодализмом) и становлением индустриализма (то есть предыдущей фазы, структурно состоявшей из двух цивилизационных укладов, в отличие от становления аграрного общества). Экономико–технические отличия интеграции от обеих этих эпох очевидны — будет происходить вытеснение индустриальных технологий информационными. Последствия этого процесса полно описаны О.Тоффлером, который прежде всего на них и обращает свое внимание. Однако процесс этот будет происходить не очень стремительно, так как уже сейчас заметно сопротивление, которое общественные отношения оказывают технологической перестройке. Важным отличием следующей эпохи (как и всякой интеграции) от равновесия является отсутствие жесткого авторитаризма. В большинстве своем форма общественных систем этой эпохи весьма демократична. Большую роль играют механизмы социальной помощи (это следует из характеристик аналогичных периодов), которые предопределяют относительную прочность социальных корпораций (что роднит эту эпоху с феодальной). В отличие от феодализма XXI век (в силу своей информационной направленности) не будет ограничивать перетоки информации. Это, видимо, не будет касаться разрушительных информационных технологий и духовных техник (уже сейчас цивилизация осознает опасность распространения компьютерных вирусов, например). Так что не исключено возрождение некоторых институтов, которые их противники в пылу полемики будут сравнивать с инквизицией. В остальном общественные институты передовых цивилизаций XXI в. можно охарактеризовать как равновесие без абсолютизма и феодализм без информационной и социальной замкнутости, а также, вероятно, с гораздо меньшим уровнем насилия (что не исключает заметных вспышек терроризма, превосходящих нынешние).

Наметив общий контур, обратимся к социальным слоям этой эпохи. Поскольку речь идет о начале глобального социального синтеза (преодоления разделения на элиту и население («эксплуататоров и эксплуатируемых», выражаясь привычным для нашей страны языком)), то впереди — доминирование «средних слоев», соединяющих в себе черты элиты и «трудящихся масс». Как мы упоминали, в чистом виде это — гражданский класс и индивидуальные производители (либо маргиналы). Но, как мы видели, «чистые классы» в реальности состоят из более сложных слоев. Продукты синтеза основных классов элиты и средних слоев могут быть следующими: «истеблишмент» — социальные структуры государственных и транснациональных финансовых и информационных институтов, все более тесно связанные между собой (синтез отчужденной элиты — этакратии и отчужденного труда); свободные производители информации (синтез индивидуального бизнеса и индивидуального труда); «общинники» — самоуправляющиеся группы тружеников–собственников, участвующих как в материальном, так и в информационном производстве на основе свободного рынка и самоуправления (синтез частного предпринимательства и соединенного труда); «синдикалистский сектор» — общественное регулирование самоуправляющихся предприятий, общественные организации, располагающие собственными предприятиями, ассоциации предприятий, принадлежащих своим рабочим, в которых присутствует сильное общественное регулирование (синтез этакратии и соединенного труда).

Эти четыре слоя могут проявиться на протяжении всей эпохи, а к моменту импульса 5-8 формируются только две основные социальные коалиции. Синтез слоев предыдущей эпохи позволяет сформироваться истеблишменту и гражданскому слою, под контролем которых остаются еще значительные массы населения (как самостоятельная социальная сила эти слои исчезнут только вместе с остатками индустриализма, то есть весьма не скоро — их культурных уровень должен сравняться с культурным уровнем новой элиты, после чего общество станет более однородным и в социальном отношении). От исхода революции–импульса в каждой стране зависит, какой слой будет доминирующим, а какой — опорным. Если доминировать будет истеблишмент, то изменения общественной «надстройки» будут не столь велики, и общество будет более космополитично (современный истеблишмент в значительной степени транснационален, государственная бюрократия сращивается в нем с бюрократией ТНК). Если победа достанется гражданским движениям, то конфигурация социальной структуры будет более горизонтальна, демократична, связана с национальными корнями. В любом случае центры власти и управления сместятся с национального на транснациональный и локальный уровни, управление будет вытесняться самоуправлением. Сформируются как влиятельные региональные общности, так и противостоящие им замкнутые на международные институты («мировое сообщество») надгосударстенные бюрократии, символизирующие новые общности – например, Евросоюз, Североамериканский, Латиноамериканский, Евразийский (на территории части бывшего СССР), позднее — Индийский, Арабский и Китайский союзы (восточная часть последнего будет вероятно тяготеть к формирующемуся Тихоокеанскому сообществу — лидеру эпохи синтеза).

В период формирования будет происходить быстрый рост информационных технологий, которые, однако, еще не будут преобладать над индустриальными. Обострится борьба за информационные поля и ресурсы. Основное противоборство между истеблишментом и гражданским обществом будет вестись вокруг проблемы монополии на информацию (при этом мощные информационные монополии будут также действовать под флагом свободы слова, поскольку покушение на их права будет трактоваться как подавление свобод); свободы бизнеса (которая будет ограничиваться под давлением общественных организаций). Будет происходить раздел сфер влияния между наднациональным истеблишментом, регулирующим космополитичные информационно–финансовые поля, и многоярусными локальными центрами влияния вплоть до самоуправляющихся производств и поселений. Преобразования в странах «очага» новой «мировой революции» вызовут трудности в их взаимоотношениях с теми ведущими индустриальными державами, которые еще не перешли в новую эпоху либо при переходе сумели избежать больших изменений. Еще одна важная проблема, с которой лидеры цивилизации столкнутся в это время или несколько позднее — переход большой группы стран Третьего мира в эпоху конфронтации, что может в условиях резко обострившейся демографической проблемы вызвать в них революционный взрыв, превосходящий масштабы большевистской революции, с неизбежной «революционной» экспансией против «буржуазного» Севера (вероятно — под радикально–исламистскими лозунгами).[39] Учитывая ресурсную зависимость Запада от Третьего мира, это может дестабилизировать всю экономическую систему, которая казалась оптимальной в индустриально–этакратическую эпоху, и привести к новой волне интегральных революций. Однако необходимость сопротивляться экспансии с Юга может привести к вхождению в период реакции, сводящий на нет общественные достижения прошедших двух периодов, но ускоряющих военно–технологическое развитие. Подобные диспропорции скорее всего  затормозят развитие даже наиболее динамичных стран Запада, после чего лидерство перейдет к странам третьей группы. Судя по логике резонансов, она будет состоять из стран славянского культурного блока, более предрасположенных к общинно–социалистической парадигме новой эпохи. Помощь славянского мира даст Западу шанс не только справиться со своими проблемами, но и провести демонтаж авторитарных структур периода 6-1 там, где они образуются, после чего влияние административно–финансового истеблишмента заметно ослабеет (тем более что информационный истеблишмент вероятно выступит на стороне сторонников «либерализации»). Это будет сопровождаться выходом из-под контроля двух первичных слоев третьего — ассоциированных производителей информации, прежде недостаточно самостоятельных. Их успехи — свидетельство возобладания информационного сектора над индустриальным.

Итак, после бурных первых десятилетий XXI в., которые совпадут с фазой становления эпохи, и останутся в истории как время десятков революций разного типа, военных столкновений между Севером и Югом, регионализации государств и формирования влиятельных наднациональных союзов, этноконфликтов и терроризма, революции в Китае (период 54 здесь придется, вероятно, на грань веков), ослабления стран Запада и усиления стран Восточной Европы, множества региональных переворотов и бурного изменения технологий, исхода населения из городов в поселения, состоящие из коттеджей, насыщенных аппаратурой, массового освоения электроники и новых типов коммуникаций, обострения экологического кризиса. Эта проблема, наконец, станет очевидной для всех, тем более, что ослабление индустриализма нейтрализует группы, препятствующие экологической перестройке общества. Там, где экологические процессы не примут необратимого характера, социально–экономическая структура нового общества будет способствовать экологизации. В других ситуациях экологические катастрофы не только приведут к гибели масс людей и установлению авторитарных режимов под флагом борьбы с «нежданной» опасностью, но и к глобальным последствиям, затрагивающим интересы всего мира. К сожалению, только после перехода к периоду равновесия передовые общества смогут оказать широкомасштабную помощь жертвам катастроф. Поэтому длительное время потомки нынешних людей, равнодушных к экологическим угрозам, будут расплачиваться жизнью за бездействие наших современников.

Период равновесия ведущих стран мира будет сопровождаться бурной деиндустриализацией, деурбанизацией, ростом информационного сектора, укреплением социальных и политических институтов интеграции, смягчением экологической проблемы.[40] Локальные и транснациональные структуры, окончательно разделив сферы влияния, установят фактический союз, удивляющий свидетелей былой борьбы. Упрочение социума позволит остановить экспансию Юга и как–то нормализовать отношения с ним. В то же время «окостенение» социальной структуры будет вызывать недовольство как у третьего слоя (ассоциированные производители информации), так и у растущего четвертого слоя — атомизированных производителей информации и маргиналов, особенно молодежи, акселерация которой из–за информационной насыщенности будет происходить небывалыми темпами. Недовольная «застоем» масса «индивидуалистов» будет продуцировать непредусмотренные социальным порядком духовные техники, которые могут оказаться опасными для людей и коммуникаций.

Все это определит динамику периода конфронтации эпохи интеграции. Она начнется атакой самоуправляющихся производителей информации против всех жестких структур, корпораций, традиций, против остатков монополизма, бюрократизма и теневого регулирования и мафиозности. Однако в этой борьбе «индивидуалы» зайдут гораздо дальше, чем «общинники», все же приверженные определенным традициям и нуждающимся в координации производственного процесса. Одновременно в борьбу вмешаются осколки индустриального общества, бунты которых напомнят, что не все жители еще вошли в информационную элиту. Дезинтеграция общества не позволит избавиться от многих проблем предыдущего периода и, вероятно, ухудшит условия жизни. Это вызовет консолидацию второго и третьего слоев на консервативной основе, но «деструктивная» коалиция, как это обычно случается в конфронтации, может усилиться за счет первого слоя, потесненного в начале «революции». Саботаж «индивидуалов» может быть очень эффективен и парализовать информационную инфраструктуру страны. Но, в конце концов, общество или найдет компромисс с ними, или, что более вероятно, найдет способ временно нейтрализовать «агрессию изнутри».

В период нормализации информационный сектор уже будет откровенно преобладающим, и доминирующие слои будут обеспокоены прежде всего проблемой «индивидуалов». Возможно, это вызовет усиление контроля над движением информации. Эффективным решением социальных и демографических проблем может стать космическая экспансия. Необходимость сохранения традиций, доказанная предыдущим периодом, и интенсивные духовные поиски, характерные для всей информационной фазы, приведут к росту религиозного фактора, который также первоначально может способствовать смирению страстей. Когда острота противоречий притупится, общество сможет перейти к интеграции.

Интеграция эпохи интеграции может стать своеобразным «золотым веком», эдаким социалистическим идеалом с важным дополнением в виде утверждения религиозного сознания. Прежние четыре слоя постепенно будут образовывать два основных — транснациональные (возможно — космические) ассоциации индивидуумов и локальные ассоциации ассоциаций. Между ними будет вестись духовная борьба в форме разнообразных дискуссий. Широкий плюрализм будет иметь, однако, некоторые ограничения, связанные с существованием информационного «вредительства», которое сохранится как социально–политическое явление. Более передовым странам удастся растопить лед империи, возникшей в результате революции в Третьем мире, и приобщить ее осколки к благам информационной цивилизации. Это общество в силу своей широкой открытости будет очень уязвимо. Результатом может стать победа в ряде ведущих стран какой–либо духовной партии (вероятно — религиозной или псевдорелигиозной) и переход к периоду «синтеза». Впрочем, эти события уже вряд ли относятся к истории XXI века.

Крушение подобного режима откроет дорогу новой эпохе — развитому информационному обществу. Его модель, вероятно, будет основана на свободных ассоциациях производителей информации, регулируемых неким подобием центра, авторитет которого будет опираться прежде всего на превосходство знания (такая структура может быть воспроизведена путем сравнения признаков информационной эпохи и признаков периода синтеза). Вероятно, стратификация этого общества будет определяться уже не столько социальными признаками, сколько соотношением в психике субъектов духовного, косного (в данном случае — деструктивного) и животного начал. Соответственно, и динамика сил будет далека от привычной нам социальной логики. Поэтому мы ограничимся здесь только предположением, что смысл этой эпохи будет заключаться в подготовке человека к переходу к новому, надцивилизационному состоянию, для которого характерно абсолютное преобладание информационного начала. Сам процесс такого перехода будет проходить в эпоху импульса, смысл которой легче обсуждать в рамках теологии, чем социально–исторического исследования.

АНАЛОГ ТАБЛИЦЫ МЕНДЕЛЕЕВА ДЛЯ ИСТОРИИ?

В заключение повторим, что взаимодействие в социальном организме косного, животного и духовного начал порождает эффект регулярной смены определенных этапов общественного развития, в каждом из которых в смягченной форме повторяются те же этапы и так далее. Черты этапов и закономерности их смены были описаны выше. В краткой работе мы не могли рассказать обо всех нюансах этой периодической структуры общественного развития. Однако важно другое: историческое развитие подчиняется вполне конкретным закономерностям, исследование которых позволяет составить объективное и сравнительно точное представление не только о прошлом, но и о будущем.

Неужели история настолько предопределена и многообразна? Но со школьных лет мы знаем, что весь окружающий нас мир состоит из сотни элементов таблицы Менделеева. Периодический закон, обнаруженный Д.Менделеевым, позволяет многое объяснить в мире, но он не превращает природу в серое однообразное повторение уже пройденного. Кроме того, закон Менделеева не «отменяет» бездонной сложности атомов и их частиц, по поводу структуры которых до сих пор ведутся горячие споры — не менее жаркие, чем дискуссии о психологической структуре человека. В этом отношении окончательной «точности» и «предопределенности» не достигнут ни естественные, ни гуманитарные науки. Но это не мешает нам стремиться постичь хотя бы элементы истины, чтобы в бескрайнем лабиринте исторических развилок и развилок своей души иметь хотя бы общее представление о том, в какую сторону ведет очередной поворот, каковы контуры будущего, какой наш шаг послужит совершенствованию, а какой — деградации. Мы не можем «перепрыгнуть» через стенку лабиринта, но мы можем обойти ее, имея общее, а иногда и детальное представление о том, где находимся. История диктует нам довольно жесткий алгоритм развития, который не терпит ни «прыжков выше головы», ни попыток «остановить время». В то же время развитие не фатально — оно полно малых и больших развилок, которые позволяют направить развитие неизбежного исторического этапа по руслу того или иного варианта, уменьшить издержки исторического шага. В знании нет рецепта против неизбежного, но оно позволяет подчинить неизбежное своему духу. Глупого судьба тащит, мудрого — ведет.