Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: На круги своя - Любовь Борисовна Овсянникова на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

В комнате благоухало кофе, по воздуху расплывался забытый запах.

Вилен Борисович слушать не умел, предпочитал грохотать сам. Я кивала, не особенно вникая. Он был само созвездие эмоций и идей, но эмоции захлестывали источник идей. Кипел мой чайник, кипел гость. Он уже все сказал, но не уходил. Почему?

— Я, естественно, никуда не спешу, — напомнила я. — Но вы же должны быть на работе. Или вас послала ко мне не только жена?

— Не только! Вот, — он швырнул на стол пакет из хрустящего крафта. — Гаврик пере­дал. Там деньги. Поправляйте, ради Бога, скорее свое настроение. Да не шатайтесь по рынкам! Приказ!! Еще не все потеряно. Как избавились от вас, так и назад позовут.

На пакет я отреагировала не сразу, больше задело то, что еще тихим отзвуком жило в душе.

— Передайте Нине Савельевне и Гаврику, что у меня крыша на месте. О себе больше ничего сказать не могу, пока не могу. Но… не надо, чтобы меня звали назад.

— Почему? — возмутился он. — Позовут!

— Не хочу.

— Звонить или будете звонить сами? Как лучше-то?

— Мне уже никак не лучше. Простите…

Я поспешно захлопнула дверь: не люблю долгих прощаний. Внутри щемило, и к горлу подкатывал удушающий комок. Ах, я еще помнила себя прежнюю!

5. Обман

Окна моих комнат смотрели в сквер, где сверкал куполами собор, с которого, собственно, начался наш город. Теперь здесь одни выгуливали собак, а другие — по старинке «соображали» на троих. В дождь и в снег круговорот событий в сквере повторялся с утра до темноты.

Я стояла долго. Смотрела, вспоминала. Вот по этой алее мы, выпускники университета, шли фотографироваться группой после первого госэкзамена. А там, собравшись через пятнадцать лет, стояли и поджидали опаздывающих. Я в белом платье, с высокой прической, которую научилась укладывать недавно и которая мне была очень к лицу. Ага, а вот на той скамейке, что под ивами, меня — доцента авиационного института — как-то нашли студенты и упросили тут же принять зачет по сопромату. Они совали под нос эпюры, а я, глядя на них издалека, по изломам, скачкам и наклонам определяла ошибки. И они проворно их исправляли.

— Со мною ли это было? — произнесла я вслух в пустой квартире и повела глазами по стенам, где недавно стояли стеллажи с книгами, специально изготовленные для этих комнат. Они простояли двадцать семь лет, заполненные учебниками.

Сейчас учебники для вузов — большой дефицит, и я постепенно продала их по хорошей цене. На сколько месяцев мне хватило библиотеки? Не помню. А стеллажи недавно забрали за копейки. Облезлые, потерявшие вид, они мне больше и не могли принести, ведь раньше их украшали книги, которых не стало. Взгляд скользнул по столу. Сверток? Ах да — это подарок от Гаврика.

Из свертка выпала покупюрная опись — какие аккуратные! Я взяла деньги, которых было немногим больше ста пятидесяти долларов рублями. Странная сумма. Я прикинула, что на них можно купить и сколько останется на еду.

Быстро одевшись, чтобы успеть до обеда, пока курс доллара был самым низким, я поспешила в обменный пункт, что располагался в соседнем подъезде. Там работали уже знакомые мне Славик и Дан — по мере своих распродаж я покупала у них мелочь: десять, двадцать, иногда и пятьдесят долларов, ибо инфляция продолжала усиливаться.

Я поздоровалась.

— Сегодня у меня сумма побольше. Поменяете?

— Поменяем, только на крупную сумму давайте хотя бы двухсотки, — попросил Славик.

Дан сидел мрачнее тучи и молчал. Впрочем, улыбка у него всегда была неприятной, и теперешний вид его даже украшал.

— А по миллиончику не хотите? — я протянула все полученные только что деньги.

Славик начал сосредоточенно считать. Пока он мотал головой и снова пересчитывал, я ждала.

— Какого черта вы мне дали такую сумму: ни туда, ни сюда?

— Что значит «ни туда, ни сюда»? — возмутилась я. — Там должно быть на сто пятьдесят долларов и сдача.

— Сда-ача, — недовольным тоном протянул он. — Посчитать дома не могли... Возись тут! — он вернул сдачу, бросив деньги на отлетный столик.

— Дайте, пожалуйста, купюры поновее, — попросила я.

— Какие есть, — он положил сверху на рубли две долларовые бумажки.

Не торопясь, я начала их изучать, пытаясь рассмотреть год выпуска: «сотенная» была девяносто третьего, а пятидесятка — девяностого года, к тому же изрядно потертая. Отодвинув их в сторону, я уложила в кошелек сдачу в рублях. Затем вернулась к долларам: проверила бумагу, рельефность текстов. Потертая купюра явно не нравилась мне.

Славик нервно покинул свое место, потянулся, скользнул по мне взглядом и вышел из металлического «сейфа» обменного пункта, направившись на улицу за глотком свежего воздуха.

— Слушайте, Дан, — обратилась я ко второму кассиру. — Вы ведь меня не первый раз видите, я живу в соседнем подъезде, частенько захожу к вам, и посему по дружбе дайте другую пятидесятку.

Осклабившись, что должно было означать улыбку, он, растормошив воздух и образовав из него настоящие вихри, выхватил из моих рук потертую бумажку и протянул взамен новенькую, хрустящую. От неожиданной перемены в нем и легкой сговорчивости я сначала опешила, а потом, испугавшись, что он может передумать, поспешила спрятать добытую с трудом новенькую купюру и заторопилась домой. На выходе меня чуть не сбил с ног возвращающийся Славик:

— Все в порядке? — спросил он.

— Да, спасибо!

Дома я достала все свои сбережения и разложила на столе. Часть из них была в долларах с преобладанием мелких купюр, а остальное богатство — в рублях. Пересчитав их, я убедилась, что суммы в долларах, вместе с только что купленными, хватит, чтобы оставить родным. На лето мне должно было хватить того, что оставалось в рублях. До осени перебьюсь как-нибудь, а там…

Продавать уже было нечего. Но так далеко мои планы не простирались: я знала счет оставшимся дням. Заблаговременно приготовленное платье, обувь и белье лежали в пакете на видном месте. Там же находился паспорт и медицинская карточка. Расчет был прост: если исход не заставит себя долго ждать, придет естественным порядком — я это почувствую, я уже начинаю чувствовать его приближение, — то моя последняя осень уже позади. Если же жизнь задержит меня и нависнет полным безденежьем и нищетой, то к пакету с одеждой и документами будет приложено письмо. Аналогичное письмо будет вброшено в почтовый ящик. Дверь ванной комнаты останется открытой. Там уже приго­товлена красная простыня, чтобы не создавать контраст, и пистолет. (Да, я его оставила с перестроечных времен, когда следовало заботиться о собственной безопасности).

Ну, это будет потом. А сейчас надо присовокупить к сбережениям купленные только что доллары. Потянувшись за сумочкой — такой привычный жест! — я почувствовала сладкий укол надежды, промелькнула мысль: «А может, утрясется? Может, сладится долгая жизнь?» Но тут же исчезло и это ощущение, и мысль от пронзительного понимания — неоткуда.

В сумочке лежали рубли, данные мне на сдачу, и пятьдесят долларов. Сотенной банкноты не было. Я растерялась, не могла ничего понять. Что случилось? Может, показалось. Порылась еще и еще раз в лежащих там бумагах, проверила кошелек, карманчики. Неужели я купила только пятьдесят долларов? Тогда должны быть еще рубли. Или нет? Я схватила покупюрную опись от Гаврика: сумма была такой, что позволяла купить сто пятьдесят долларов. Еще раз пересчитав деньги, сложив, разделив и отбросив, пришла к выводу, что сотенная купюра должна быть, она была-таки мною куплена. Но куда она исчезла? Память прокру­тила события почти поминутно, я увидела лица Славика и Дана, смущение одного и кривой оскал другого. Спокойно, — внушала я себе. Итак, было две банкноты, которые дал мне Сла­вик. Сотка не вызвала сомнений, а пятидесятку я терла и разглядывала, отложив все в сто­рону. Далее. Славик сначала отказался заменить купюру, а затем, пока я возилась и со­пела, засмущался и вышел. Так. А Дан? Он с радостью выполнил мою просьбу, и при этом неестественно, натянуто улыбался и суетился, размахивая руками. Стоп! Я поспешила спрятать именно эту бу­мажку, которую еле выпросила у него, а ту, другую, сотенную, оставила на отлетном столике. Или она упала от потока воздуха, поднятого резкими движениями Дана?

Сломя голову, не одеваясь, я выскочила из дому.

— Дан! — выдохнула я, вбежав в обменный пункт.

Оба кассира были на месте.

— Что такое? Я вам поменял потертую бумажку, как вы просили, — резко ответил он, предупреждая мои претензии.

— Поменял, поменял. Но я же забыла сотку на вашем столе. Дан, я точно знаю, что забыла ее здесь. Отдайте, — я постучала ногтем по столику.

— Что-о? Ану, вали отсюда, тетя! Видал? — угрожающе спросил мой собеседник у подельщика.

— Она могла от ветра упасть на пол. Посмотрите, пожалуйста, — еще на что-то надеясь, просила я.

— От какого еще ветра?

Я замялась, мне не хотелось напоминать ему о резких, воровских движениях, когда он выхватил  из моих рук потертую банкноту.

— В это время Славик как раз выходил на улицу, — попробовала я объяснить исчезновение купюры возможным сквозняком.

Как по команде оба кассира наклонились, и какое-то время всматривались в темноту под столами.

— Нету там ничего. Иди, говорят тебе, отсюда! Видали мы тут таких, — снова при­крикнул на меня Дан.

Я не уходила.

— Зачем вы так, вы же меня знаете. Разве я похожа на мошенницу? Дан, это для меня очень большая сумма, поверьте. Отдайте, прошу вас.

— Женщина, идите домой и ищите там свою «большую сумму», — он вновь перешел на «вы», затем поднялся и вышел из своей каморки. Он готов был вытолкать меня силой. Не допускать же до этого! Но и отступать я не могла.

— Хорошо, я к концу дня вернусь. Может, при подведении итогов у вас проявится лишняя сотня.

— Конечно, подходите, — смилостивился Дан.

Дома я заново перерыла сумочку, перебрала каждую бумажку, каждую записку. Тщетно.

В уставшем, измученном сознании прокручивалась пленка сегодняшних событий, снова и снова возникали лица кассиров обменного пункта. Я подумала, что пер­вая полсотенная купюра была фальшивой. На ней, видимо, «прокололся» Славик, с кем не бывает. И он же пытался сбыть ее мне. Моя возня с этой купюрой действовала ему на нервы и он, не выдержав, бросил свою затею и вышел на улицу. Понятно, что Дан был не просто мрачен, а зол на Сла­вика, ведь они поровну делили ответственность. Хоть для них это была не бог весть какая сумма, однако повод для мрачности имелся. Видимо, чтобы досадить Славику, лишний раз проучить его, показать, что влипнуть в неприятности легко, а выпутываться — стоит усилий, Дан без возражения заменил мне купюру. А за­бытые мною или свалившиеся на пол сто долларов забрал себе с полным убеждением, что судьба послала ему заслуженную удачу.

Я представила, как подбирается сейчас Славик к Дану, чтобы разделить добычу пополам и покрыть убыток, случившийся из-за покупки фальшивой банкноты, с каким напором доказывает, что если бы он не стал меня отвлекать своими перемещениями, то я бы не забыла деньги на столе. Выходит, он и себя выручил, покрывая убытки, и Дану дал возможность поиметь лишних пятьдесят долларов. Да, теперь они будут дер­жаться дружно.

И все же под вечер я снова пошла к ним. Теперь там сидело еще трое мордастых парней, которых я раньше не видела. У меня хватило мужества поздороваться с ними.

— Я пришла, как мы договаривались, — обратилась к кассирам.

— Не «мы договаривались», а вы нас просто осчастливливаете своими посещениями, — поправили меня.

— Неважно, пусть будет так. И все же, есть для меня новости?

Мне навстречу поднялся один из троих мордоворотов.

— Это та тетя, которая целый день терроризирует вас? — глядя на меня, обратился он к кассирам.

Присутствующие переглянулись: Дан полоснул меня боко­вым зрением, коротко кивнул и сдвинул плечом; Славик, мазнув по подельникам взглядом, распахнуто уставился на меня. Как чует зверь, попавший в западню, где-то существующую спасительную щель, так и я почувствовала в Славике сопере­живание, сопоиск приемлемого выхода из положения. Надвинувшиеся, уничтожающие меня глаза остальных парней стали не так страшны.

— Матушка, сегодня никто никому ничего не возвращает. Запомни! И не обижай лю­дей, — произнес один из троих чужаков, четко расставляя логические ударения.

— Возвращают, — отважно пролепетала я. — Можно за вознаграждение. Если уж вы решили исправлять людские недостатки, то за рассеян­ность меня достаточно наказать половиной потерянной суммы, а вам будет достаточно второй половины. Вознаграждение за бдительность, — уточнила я. — Вот это и было бы в духе времени.

Однако я уже понимала бесполезность дальнейших переговоров. Мордастые на­чали меня окружать, играя под «кожанками» натренированными мышцами. Славик все смотрел на меня, и под его взглядом я неторопливо положила пустой кошелек на стол.

— Да, для вас это не приобретение. Вы просто куражитесь от избытка наглости. Но вам это отольется, попомните мое слово.

Я повернулась и направилась к выходу. Меня настиг звук коротких реплик, кото­рыми перекинулись мои обидчики и которые я разобрать не смогла, а затем голос Сла­вика, обращенный ко мне:

— Женщина, вы забыли кошелек.

Я намеренно ускорила шаг и вышла на улицу, ибо только так могла выманить Сла­вика за собой, который уже был заодно со мной и за меня — бессознательно, инстинктивно, по здоровой природе чудом сохранившегося в нем инстинкта защищать слабого. Принимая из его рук пустой кошелек, спросила:

— Пятидесятка была фальшивая?

— Нет, — удивленно ответил он. — С чего вы взяли?

— Тогда, почему…

— Просто хотелось спихнуть очень потертую банкноту, — и он протянул мне все ту же пятидесятку.

— Возьмите, это моя доля от вашей «сотки». Мы ее поделили. Дан дал мне именно эту потертую банк­ноту. Воспитывает, понимаете? Потому что это я купил ее у одного древнего дедули, пожалел старика.

— Спасибо, — голос мой задрожал. — Все же это лучше, чем ничего. Идите, дружок, не навлекайте на себя новые неприятности.

Надо же, — подумала я, — мы действовали словно заговорщики: я намеренно за­была кошелек, а он воспользовался этим, чтобы незаметно вернуть часть моих денег. Уже в спину уходящему парню я добавила, с удивлением для себя, которое потом долго вспоминала:

— Помните, судьба всегда будет милостива к вам.

Не среагировав на мои слова, лишь коротко скользнув по мне взглядом, он, зябко ссутулившись, прошмыгнул назад в помещение.

6. Знамение

Ночью мне спалось сладко и спокойно, однако снились странные, пророчес­кие сны. Пережитое потрясение переплеталось с верой в возмездие, тупая боль в сердце перемежалась минутами блаженного покоя, и тепло, словно морем обнимающее мою бренную оболочку, сменялось волнами озноба от безотчетной признательности. И сны были точно так же сотканы из образов мести и благодарности, проклятия и благословения. Они, забываясь и тут же — во сне — вспоминаясь, повторяли круговорот понятного и мистического, уже случившегося и лишь грезившегося, оставляя убеждение в глубоком их значении для грядущего. Совсем под утро воз­никло почти реальное видение юноши, взявшегося ниоткуда и стоявшего ни на чем, от которого исходил во все стороны какой-то целебный свет. Он спросил:

— Видишь свет?

— Да, — ответила я.

— Это свет истины, и я им поделюсь с тобой.

— Зачем? — я боялась принимать, хотя бы и в подарок, такую драгоценность.

— Чтобы ты поделилась с другими.

— Но свет не живет сам по себе, он связан с тобой. Без тебя его снова не станет.

Видение исчезло, и только голос еще звучал, удаляясь:

— Воистину есмь и пребуду. Аминь. А ты прокляни каждого, творящего зло; про­сти завистников и недоброжелателей; защити невинных; попроси милости и добра для любящих; покайся в грехах своих-их-х…

Я проснулась, недоуменно озираясь. Куда ушел этот юноша, с которым мне было так спокойно и уверенно? Почему растаял голос, донес­ший до меня странные речи, давший наказ, а как его исполнить не сказал? Вопросы, оживившиеся верой в возможность получить на них ответы, застряли в горле. Из моих уст, казалось, приготовившихся к дальнейшему разговору, вырывалось только учащенное дыхание. А сердце снова сжалось в комочек от сирой ре­альности, прорезавшей приятность сна. До слуха донесся перезвон колоколов. Начинался новый день обременительной жизни, новый мученический круг. Ярко, как и во всю зиму, светило солнце. Под его лучами проснулись сосульки и огла­шали окрестности дружной звонкой капелью. Автомобили шуршали шинами по мокрому асфальту, и, тяжело вздыхая, грузно оседали огромные, толстые, пропитанные водой сугробы.

Благовест звучал настойчивее и чем-то приятным привлекал внимание, возможно, собор обзавелся новым звонарем.

Прибравшись, не спеша и привычно, позавтракав не сухариками, как всегда, а бутер­бродом с салями, выпив настоящего кофе, я потопала в сквер на прогулку.

К собору стекался народ. Преобладали пожилые женщины и молодые мужчины — они выде­лялись истовостью, изображенной на лицах. Была молодежь, дети. Раньше я не присматривалась к жизни собора и теперь удивилась тому, что в нее вовлечено столько людей. Повинуясь непонятному, неосоз­нанному импульсу, я поплелась за другими к входу в храм.



Поделиться книгой:

На главную
Назад