Помоги проекту - поделись книгой:
Василий Щепетнёв: Попаданец - рекогносцировка
Автор: Василий Щепетнев
"Земную жизнь пройдя до половины…" Если начать отсчёт от семнадцатого года, года революции, то в двадцать седьмом году Ильф прожил именно половину отпущенного срока. Что вокруг, сумрачный лес или райский сад? Чем гадать, лучше взять да и побродить по окрестностям, занося увиденное на белые страницы.
В двадцать седьмом году это ещё разрешалась. Собственное мнение пока не считали государственным преступлением, и даже внутри партии шла если не дискуссия как таковая (хотя наиболее отчаянные или же недальновидные головы что-то восклицали и требовали), то дискуссия о возможности дискуссий. Яйца дозволялось чистить как с острого, так и с тупого конца.
Проводником вместо правильного репортёра Персицкого (фамилия намекала не на Персию, но на порошок, губительный для всяких ненужных насекомых) вдруг стал Остап Бендер, который на жизнь смотрел собственными глазами и не торопился надевать шоры единственно правильного взгляда на действительность.
"Двенадцать стульев" задумывались как роман-фельетон – и в старом смысле, потому, что должен был публиковаться из номера в номер с продолжениями, и в новом, потому что всё несоциалистическое, нереволюционное следовало изображать лишь с целью бичевания и высмеивания. Старый мир трактовали как мир умирающий, и проникнуть в него можно было лишь через смерть. В романе тема смерти поднимается буквально в первом предложении. На ней, смерти, основана завязка: кончина мадам Петуховой служит ключом, открывающим тайную дверь.
Стандартное, привычное отношение к героям романа порой мешает видеть суть. Тот же Воробьянинов, кто он – эгоист, мелкий, недалёкий человек? Но ведь как-то Ипполит Матвеевич сумел спастись в годы революции, пройти чистки, устроиться на казённую службу. Да и тёщу не бросил на произвол судьбы, увёз с собой. А что промотал собственное состояние и приданое жены – это, скорее, ему в плюс. Всё лучше, чем отдать врагу – ведь советская власть враждебна бывшему помещику-миллионеру безусловно.
Или отец Фёдор – помимо семинарского образования у него ещё три года юрфака университета. В новой жизни, правда, что юриспруденция, что церковь – институты лишние, так ведь Фёдор Иванович не плачет. То мыла наварит пуды, то кроликов разведёт преизобильно, то домашние обеды организует – производитель! И бриллианты ему нужны не для гулянки, а для строительства свечного завода. Они и сегодня не лишние в хозяйстве, свечи, а уж в двадцатых годах…
Умирающий мир плох лишь потому, что умирает. В иной ситуации любой персонаж мог бы если не преуспевать, чтобы всем было хорошо – так не бывает, - но жить спокойно. Собственно, они и в романе живут спокойно. О том, что их время на исходе, знают только авторы. Не зря авторской волею приезжает в Москву Безенчук с запасом гробов: этот эпизод был опубликован в "Тридцати днях" перед открытием процесса по Шахтинскому делу, шедшему в мае-июне двадцать восьмого года в Колонном зале Дома Союзов и закончившемуся одиннадцатью смертными приговорами (расстреляли, впрочем, лишь пятерых). Вспомним, как завершается вторая часть романа: "Безенчук всё ещё ошалело стоял над своими гробами. В наступившей темноте его глаза горели жёлтым неугасимым огнём".
Потом этот жёлтый огонь видели в глазах совсем другого человека, но это потом. В романе старый мир суетится, мечется и даже устремляется вслед за Европой. Так курица, которой мгновение назад отрубили голову, бегает по двору в поисках то ли спасения, то ли утраченного счастья.
Другое дело – новый мир. Он занят делом. Новый мир построил, наконец, две трамвайные линии, которые инженер Треухов проектировал перед войной (из дневника Булгакова от 21 июля 1924 года: "Приехали из Самары И(льф) и Ю(рий) О(леша). В Самаре два трамвая. На одном надпись "Площадь Революции – тюрьма", на другом – "Площадь Советская – тюрьма". Что-то в этом роде. Словом, все дороги ведут в Рим!").
Новый мир издает ежедневную газету "Станок". Новый мир проводит внутренний заём (транспарант "Сеятель", выполненный Остапом Бендером, должен был ассоциироваться с настоящим золотым чеканным червонцем двадцать третьего года), новый мир штрафует мадам Грицацуеву на пятнадцать рублей "за то, что не вывесила на видном месте прейскурант цен на мыло, перец, синьку и прочие мелочные товары". И второстепенный, но любопытный атрибут нового мира: хочет человек сказать что-то своё, а получается речь о международном положении. Заклятие, что ли?
А если заклятие, то вдруг морок, навь, потусторонщина заключены не в старом мире, а в новом? Найти истину не удаётся. Оба конкурента, Ипполит Матвеевич и Фёдор Иванович, сходят с ума. Роман завершается тем же, чем и начался – смертью.
Мир покидает Остап Бендер.
Так, во всяком случае, казалось в двадцать восьмом году.
В июле была завершена журнальная публикация. Вслед за ней сразу же роман вышел отдельной книгой в издательстве "Земля и Фабрика".
В октябре Ильфа увольняют из редакции "Гудка" с формулировкой "в связи с сокращением штатов".
Кафедра Ваннаха: Война по фон Нейману
Автор: Ваннах Михаил
Ответ на второй вопрос дают реже, хоть он и многократно описан в легко доступной литературе. Джон фон Нейман – именно он, кстати, изобрел архитектуру современного компьютера. И Джон фон Нейман в начале пятидесятых нашёл способ взаимной компенсации недостатков ракетного и ядерного оружия. Тогдашние ракеты - и имеющиеся в наличии, и разрабатываемые - имели крайне низкую точность. Это обуславливалось и технологией механических гироприборов, и крайне малым потенциалом бортовых электромеханических вычислителей. А недостатком ядерной бомбы был overkill – сверхубийство. В эпицентре выделялось слишком много энергии, впустую плавящей и ионизирующей то, что уже сожжено и разрушено. Ну а дальше плотность энергии падает по степенному закону… Так вот, Джон фон Нейман в ранние годы существования RAND Corporation трудился над благородной задачей, которую Британская энциклопедия деликатно обозначает как "preventive nuclear strike to destroy the Soviet Union's" - превентивное убийство наших родителей ядерным ударом, проще говоря… Для большей эффективности исследований к задаче выработки ядерной стратегии для ВВС США был привлечён аппарат теории игр, разработанный фон Нейманом в 1940-е. И именно тогда появилась идея скомпенсировать низкую точность ракет сверхвысокой, излишней, мощью ядерных боеголовок. Оружие получалось идеальным для превентивного удара – малое время полёта, огромная мощь…
Но вот по иронии судьбы придуманное фон Нейманом оружие стало инструментом, исключившим во второй половине ХХ столетия возможность Большой Войны. Та же самая теория игр, почитаемая американскими военными теоретиками, показала, что в условиях наличия ядерного орудия, а затем и ракет у СССР превентивный удар невозможен. Добросовестно стремившийся к созданию лучшего оружия фон Нейман добился того, в чём не преуспел пацифист Иван Блиох. Ракеты с ядерными боеголовками из своих шахт не вышли ни разу, так что смертоносными не были…
Но тем не менее функционирование самого смертоносного оружия второй половины ХХ века описывается теорией фон Неймана. Правда, другой - теорией самовоспроизводящихся автоматов. Дело в том, что примерно в то время, когда Винер создавал свою кибернетику, фон Нейман разрабатывал аналогичную дисциплину, названную им теорией автоматов.
Теория автоматов – это наука об основных принципах, общих для искусственных автоматов (цифровые вычислительные машины, управляющие системы) и естественных автоматов (нервная система человека, самовоспроизводящиеся клетки, организмы в эволюционном аспекте). Но если кибернетика Винера исходила из аналоговой техники следящих систем и аналоговой же математики, то фон Нейман опирался на цифровые вычислительные машины (он был одним из творцов ENIAC'а) и на математику дискретную, к которой в те времена можно было отнести комбинаторику с логикой. Кстати, к теории вычислений, к практическому применению идей Тьюринга фон Нейман пришёл, столкнувшись в гидродинамике с задачами, не решаемыми традиционными методами. Так что, учитывая цифровую основу современного мира информационных технологий, можно было бы назвать подход фон Неймана значительно более перспективным. Если бы не одно "но"… Занятый практическими задачами теоретического человекоубийства, он оставил по теории автоматов лишь статьи (хоть и классические, например "Вероятностная логика и синтез надёжных организмов из ненадёжных компонентов") и рукописи. Так что о результатах, полученных фон Нейманом в области моделей самовоспроизведения, знали лишь по упоминанию их в работах Клода Шеннона и Артура Бёркса.
Так что книга Джона фон Неймана "Теория самовоспроизводящихся автоматов" увидела свет только в 1966 году, когда Артур Бёркс, также один из пионеров компьютерной техники, собрал, отредактировал и завершил работы фон Неймана по самовоспроизводящимся автоматам. Будь иначе – мир бы знал не кибернетику, а автоматику. (С русским переводом читатель может ознакомиться по изданию 1971 года, для которого Артур Бёркс написал специальное предисловие.)
Самовоспроизводящийся автомат Неймана был расширением универсальной машины Тьюринга. Такой же абстракцией, но которая может воспроизводить себя из материалов среды, в которой функционирует. С многочисленными аналогиями между абстрактными автоматами и биологическими системами читатель может ознакомиться в указанной работе.
Мы же отметим, что идея самовоспроизводящихся автоматов широко популяризировалась начиная с 1950-х годов. Оно положена в основу фантастического рассказа Анатолия Днепрова (псевдоним А. Мицкевича) "Крабы идут по острову". Машинная жизнь в "Непобедимом" Станислава Лема – это именно самовоспроизводящиеся автоматы фон Неймана. Они, как помнят читатели (искренне завидую тем, кто этой повести ещё не читал), числом одолевали всесокрушающую мощь излучателей антиматерии. И вот в реальных войнах второй половины ХХ века самым смертоносным оружием также оказались автоматы фон Неймана!
Ну, о зашитых в человека программах читатель "Компьютерры" знает. А теперь возьмём да и посмотрим на человека как на автомат фон Неймана. Вполне даже самовоспроизводящийся - в результате процедуры общеизвестной, но тем не менее вызывающей трафикообразующий интерес пользователей Сети, особенно юных… Хорошо, а при чём тут смертоносность?
А в каких войнах гибли люди после 1945 года?
Да в локальных!
А кто их движущая сила, хворост, который их разжигает и в них сгорает?
Да молодёжь, а то и детишки, из традиционных обществ. Размножаются они с минимальными издержками (это не городские, которым нужна кондиционированная палата в роддоме, опытный педиатр, покупаемые в магазине по немалой цене детское питание, памперсы и игрушки). Для них всё производит натуральное хозяйство. А самые простые прививки резко увеличивают число выживших. В деревне им особенно делать нечего – и земли мало, и город манит. Ну хорошо, если подоспеет индустриализация с её нуждой в рабочих руках. А если регион для индустриализации малопригоден, хотя бы по политическим соображения, по нестабильности? Ну, тогда дорога одна. К полевым командирам, в банду. Банду, хотя она и прикрывается той или иной идеологией, хоть националистической, хоть марксистской, хоть религиозной.
Мальчишкам, не прошедшим "машин культуры" ни традиционного, ни современного общества, – сугубым самовоспроизводящимся автоматам – дают оружие. Очень неновое. Американский карабин М1. Дешёвый клон калашникова. Мачете. Да мотыгу или дубинку, наконец… Не имеет значения. Даже с винтовкой это боец тот ещё – даже самый технологичный и надёжный образец оружия требует и постоянной тренировки, и постоянного ухода. Но вот числом, низкой стоимостью своей жизни и полным безразличием к чужой дети-солдаты сильны. Они способны создавать проблемы даже профессионалам – поглядите фильм "Падение чёрного ястреба". А учинить геноцид, как "красные кхмеры", как резня тутси-хуту, как человекоубийство в Судане, – так это без проблем! Без малейших моральных проблем. С тем, что мораль прививает, они разошлись расходящимися курсами. Главное их свойство – присущая самовоспроизводящимся автоматам способность к экспоненциальному росту. В начале комбинаторики лежит анекдот о мудреце, требовавшем положить на первую клетку шахматной доски одно зёрнышко, на второе – два… А фон Нейман, как помним, начинал с комбинаторики. Кончить же эти игры сложно не столько с технологической, сколько с моральной стороны дела.
Система PASS: софт для шаттла
Автор: Евгений Лебеденко, Mobi.ru
Порой, после очередного зависания Windows, не осилившей коктейль из множества запущенных процессов, задумываешься о том, каким же надёжным должно быть программное обеспечение, которое трудится там, где человеку ежесекундно угрожает смертельная опасность. Например, в космическом пространстве.
Программный код, написанный людьми, управляет системами пилотируемого аппарата, от действий которых зависят удачный взлёт, работа на орбите и посадка. И если в него закрадётся ошибка, последствия могут быть катастрофическими.
Именно так рассуждало руководство NASA, принимая решение о разработке компьютерной системы для проекта Space Transportation System, или, проще, Space Shuttle. И если с её аппаратной частью инженеры разобрались, создав дружную "пятёрку" компьютеров GPC, то с программами для них пришлось основательно повозиться. И не только затем, чтобы выловить все ошибки, но и для того, чтобы преодолеть стереотипы системных программистов, считающих, что они в точности знают, как правильно создавать софт для космического челнока.
Многочисленные успешные миссии Space Shuttle на практике доказали правильность выбранного в NASA подхода для создания одной из самых сложных программных систем авионики - PASS (Primary Avionic Software System).
Приступая к проектированию программной системы Space Shuttle, руководство NASA имело возможность постоять на распутье, выбирая между уже имеющимися наработками, доказавшими свою состоятельность в пилотируемых полётах проекта Apollo, или разработкой с чистого листа.
Программированием компьютеров AGC (Apollo Guidance Computer) для лунных путешествий занималась лаборатория Дрепера, расположенная в Кембридже и относящаяся к Массачусетскому Технологическому Институту. Программная система компьютеров AGC разрабатывалась с использованием языка ассемблера. И эффективность этого подхода у специалистов не вызывала сомнений. С помощью ассемблерного кода можно виртуозно управлять вычислительным процессом, наиболее эффективно используя каждый байт памяти. Но у такой оптимизации имеется и обратная сторона: процесс разработки лабораторией Дрепера ассемблерных программ для проекта Apollo ни разу не уложился в отведённые сроки. А в случае обнаружения в уже разработанной программе ошибок её переработка превращалась в длительный процесс совместной работы инженеров NASA и программистов Дрепера, полный взаимных упрёков и препирательств.
И это при том, что миссии Apollo были сугубо специализированными. Проект же Space Shuttle предполагал создание многоцелевого космического аппарата, гибко подстраивающегося под текущие потребности NASA. Перепрограммирование компьютерной системы шаттла для каждой новой миссии должно быть быстрым, и язык ассемблера для такого случая был совершенно не пригоден. Именно поэтому руководитель отдела программирования NASA Ричард Партен принял решение использовать язык высокого уровня. Этим он навлёк на себя "праведный" гнев ортодоксальных системных программистов, искренне считающих, что никакая программа на высокоуровневом языке по скорости исполнения не сравнится с ассемблерным кодом. В пример приводились многочисленные соревнования ассемблера и популярного тогда языка FORTRAN, в которых последний выглядел явным аутсайдером.
Но Партен и не предлагал использовать FORTRAN. Его выбор пал на разработку выходцев из лаборатории Дрепера, в 1969 году основавших компанию Intermetrics Inc. Созданный ими язык высокого уровня назывался HAL/S и, благодаря поддержке векторной арифметики и возможности планирования программистом уровней приоритета модулей программы, идеально подходил для создания кода компьютеров GPC космического челнока.
По просьбе NASA специалисты Intermetrics включили в синтаксис HAL/S специальные операторы, делающие возможной разработку программ реального времени. Оператор SCHEDULE позволял точно определить частоту смены процессов в многозадачном режиме работы системы, операторы TERMINATE/CANCEL - антагонисты SCHEDULE занимались приостановкой и принудительным завершением процессов, а оператор WAIT обеспечивал их приостановку в случаях, когда операции ввода/вывода неоправданно затягивались.
Пример исходного кода для системы PASS на языке HAL/S
Чтобы доказать правильность своего выбора, Партен решил организовать соревнования. Тестовая задача, выданная NASA лаборатории Дрепера и компании Intermetrics, должна была быть выполнена в строго отведённый срок и показать высокую производительность. Вот тут-то HAL/S и показал себя во всей красе. Решение на нём было готово задолго до отведённого "времени Ч", и при этом его производительность была всего на десять процентов ниже ассемблерного решения (которое, как обычно, было разработано с опозданием). Чуть позже, рассказывая о выборе HAL/S, Партен сказал: "Если бы мы тогда начали использовать ассемблер, то до сих пор бы торчали на Земле". Красноречиво, ничего не скажешь.
Вот так компьютеры шаттлов заговорили на HAL/S. Кстати, его название ничего общего с известным компьютером-психопатом из кларковско-кубриковской "Космической одиссеи 2001 года" не имеет. Эта аббревиатура означает всего-навсего Higher Avionic Language. Ну а литера "S" говорит о том, где язык применялся (Shuttle).
К середине 1973 года, выбрав язык разработки, в NASA определились с контрактами на создание PASS. Поскольку основной контракт на производство челноков был у компании Rockwell Corporation, последняя, естественно, посчитала, что будет создавать шаттлы, включая и программное обеспечение для них, единолично. Тем более что опыт разработки систем авионики для реактивных самолётов у Rockwell был немалый.
Но не тут-то было. Контракт на создание челночного софта NASA разделила между Rockwell и... IBM. Определённый резон в этом был: несмотря на то что, по предварительным оценкам, объём программного обеспечения для шаттлов был значительно меньше, чем для проекта Apollo, разнообразие программ и высочайшие требования к отказоустойчивости системы были таковы, что одной, пусть и опытной компании, справиться с задачей было не под силу. IBM предоставляла для проекта свои компьютеры AP-101, и уровень квалификации её программистов был нисколько не хуже уровня сотрудников Rockwell. Ещё одним немаловажным фактором, определившим выбор в пользу Голубого гиганта, была территориальная близость штаб-квартиры IBM и космического центра имени Джонсона. NASA, намучившись с проектом Apollo, программисты которого располагались в далёком Кембридже, посчитала, что разработчиков лучше иметь под боком.
Итак, 10 марта 1973 года космическое агентство заключило контракт с компанией IBM, которая выступала в качестве головного подрядчика программной системы PASS. Поскольку программисты IBM не сильно смыслили в авионике, им в помощь придавались ударные силы разработчиков Rockwell. Ну и в качестве консультирующией стороны, имеющей опыт разработки космического софта, привлекалась лаборатория Дрепера.
Участие в проекте множества рабочих групп легко могло привести к хаосу и бесконечным, бессмысленным сражениям и "перетягиванию одеяла". Поэтому в NASA чётко разграничили полномочия участников проекта, определив, какие типы документов делает каждый из них. Было предложено использовать три уровня документов, обозначавшихся соответственно "А", "В" и "С". Документы уровня "А" разрабатывались программистами IBM и содержали описание общей структуры системы PASS и функции её базовых модулей. Уровень "В" тоже создавался айбиэмовцами, но при поддержке специалистов из Intermetrics. В этих документах структура и функции модулей детализировались вплоть до конкретных параметров и используемых структур языка HAL/S. За уровень "С" отвечали разработчики Rockwell. Используя свой опыт проектирования систем авионики, они предлагали конкретную реализацию той или иной подпрограммы. Зачастую излишне конкретную. Как сказал один из участников проекта, видимо, из-за срыва единоличного контракта ребята из Rockwell давали бумаги, описывающие не "что делать", а "как делать".
Один из многочисленных документов уровня "С" для первой (STS-1) миссии шаттла
Такое разделение полномочий в реализации сложного проекта позволило поддерживать заданные сроки реализации и концептуальную целостность системы PASS. Чуть позже подобный подход станет широко применяться в CASE-системах. Впрочем, этот подход не спас проект от перерасхода бюджета. Вместо запланированных изначально двадцати миллионов долларов проектирование PASS "скушало" ровно в десять раз больше.
Что же собой представляет PASS? Как и в случае любой другой программной среды, PASS включает в себя системные и прикладные компоненты.
К системным относятся: операционная система FCOS (Flight Computer Operational System) и интерфейс пользователя, позволяющий астронавтам взаимодействовать с PASS. Пользовательские же программы весьма разнообразны и могут меняться от миссии к миссии. Среди них есть и "долгоиграющие" варианты, например софт для ориентации, навигации и управления кораблём в полёте (GN&C - Guidance, Navigation, Control) и для управления и проверки таких систем корабля, как шасси, двигатели, грузовой отсек и роботизированный манипулятор (SM - System Management и VCO - Vehicle CheckOut). К прикладным программам относился и софт, специфичный для каждого этапа миссии.
Обобщённое представление архитектуры операционной системы FCOS
Сердцем всей системы, естественно, является FCOS. Приступая к её проектированию, в NASA вели длительные споры об архитектуре ядра этой системы. Компания Rockwell настаивала на архитектуре с разделением времени, где для каждого процесса выделяется квант времени длительностью сорок миллисекунд. IBM совместно с Intermetrics предлагала систему реального времени, в которой прерывание работы процессов выполнялось по приоритетам. Резон был и том и в другом предложении. В результате FCOS получилась гибридной. Основной цикл работы её диспетчера составляет 960 миллисекунд. В рамках этого "медленного" цикла выполняется множество высокочастотных циклов длительностью в 40 миллисекунд каждый. В том случае, если при выполнении программы появляется процесс с более высоким приоритетом, программа немедленно прерывается с сохранением своего слова состояния (PSW - Program Status Word). Программы, ожидающие завершения операций ввода-вывода, помещаются в очередь низкоприоритетных с постепенным повышением приоритета. Такой подход позволил реализовать в FCOS режим выполнения задач, близкий к реальному времени. Стоит напомнить, что за окном был 1975 год и многозадачность с разделением времени только набирала обороты.
Компоненты FCOS в деталях
FTOS была полностью разработана на ассемблере и занимала всего 35 килобайт ферритовой памяти AP-101, резидентно находясь в ней на протяжении всей миссии. Программы GN&C, SM и VCO создавались на HAL/S и составляли так называемую базу главных функций (MFB - Major Function Base).
Для программ, специфичных для каждой миссии, оставалось всего сто шесть килобайт памяти. Совсем немного, учитывая количество всего необходимого. Благо запускались программы поочередно и потому были реализованы в виде оверлейных модулей.
Оверлейные модули OPS хранились на устройстве внешней памяти и подгружались в память AP-101 по мере необходимости
Эти модули получили название "Последовательность операций" (OPS - Operational Sequence), и хранились они на ленточном устройстве внешней памяти (MMU - Mass Memory Unit). Каждый OPS отвечал за конкретный этап миссии, например за старт корабля, его работу на орбите или посадку. Структурно OPS состоял из базовых (Major Mode), специальных (Spec) функций и функции визуализации (Disp). Функции Spec содержали уникальные для каждой миссии параметры, отображаемые на дисплеях экипажа соответствующими функциями Disp.
Результат работы функций Disp на экране экипажа при выполнении OPS-2
Разработчикам пришлось серьёзно попотеть, чтобы умудриться делать каждую OPS меньше 106 килобайт имевшийся памяти. Например, в 1975 году первоначальный вариант программы старта корабля составлял 140 килобайт, к 1978 году модуль удалось уменьшить до 116 килобайт при требовании NASA в 80 килобайт. В результате дальнейшей оптимизации стартовый OPS стал занимать 98840 слов.
Схема последовательности использования OPS для миссии STS-1
Благодаря модульному подходу система PASS получилась гибко настраиваемой средой, которая непрерывно развивалась и совершенствовалась в течение всех тридцати лет существования проекта STS. К моменту старта первой миссии STS-1 в 1981 году было разработано более тысячи разнообразных OPS. За первые двенадцать миссий около пятидесяти процентов кода этих OPS было переработано с учётом его реальной эксплуатации системы PASS.
Поставив шаттлы на крыло, руководство NASA осознало важность постоянного создания и совершенствования программ для многочисленных миссий STS. Именно поэтому имеющийся тогда отдел программирования был преобразован в лабораторию NASA Software Development Laboratory, которая в 1982 году превратилась в "фабрику" (SPF - Software Production Facility), на "конвейере" которой непрерывно создавались, отлаживались и модифицировались OPS и системные компоненты PASS.
Первоначально SPF состояла из: пяти ЭВМ IBM 360/75, совместимых по системе команд с AP-101, трёх AP-101, связанных между собой в избыточную структуру, подключённую к модулю управления оборудованием корабля (FEID - Flight Equipment Interface Device), и средства моделирования полёта - имитатора кабины шаттла с шестью степенями свободы.
В 1981 году состав оборудования SPF дополнился двумя мощными ЭВМ IBM 3033 с шестнадцатью миллионами байт памяти каждая, двадцатью ленточными накопителями, шестью принтерами и жёсткими дисками общим объёмом 23,4 миллиарда байтов (примерно 22 Гб).
К этой системе в самой SPF было подключено сто пять терминалов. Дополнительные терминалы располагались у коллег по разработке: в центрах космических полётов Годдарда, Маршалла и Кеннеди, а также в компании Rockwell и Массачусетском Технологическом Институте.
IBM 3033
Благодаря такой обширной инфраструктуре программы системы PASS разрабатывались с минимальными задержками и проходили всесторонний контроль качества.
Существенные наработки в области космической авионики, сделанные SPF, позволяют успешно трудиться этой "фабрике" и после завершения проекта STS. В настоящее время специалисты SPF активно участвуют в разработке софта для разрастающейся Международной космической станции, а также для массы проектов, связанных с исследованием дальнего космоса.
А что же PASS? Уверен, что проверенный временем код этой программной системы авионики найдёт своё применение в будущих проектах пилотируемого освоения космического пространства.
Голубятня: Глоток свободы
Поделиться книгой: