Красная строка

Легко… вот именно так легко и уносит вал, оскаляемый пеной, выхватываемой молниевой игрою в шторм – эту пену… Не страх то был. А подобрался он к нему потом, потихоньку, страх. Когда он уже не бежал, а медленно плелся, сорвав дыхание. И вот тогда он шептал, поднимая в сознании жалкие, лишенные смысла, случайные сколы слов. Вот как ладонь козырьком – защититься от слепящего страха. «Ведь ты не знаешь

Владимира… ни Петра, и ни Старшего, который у тебя был… правда, Руф? Не знаешь никакого другого, чем тот, который у тебя сейчас, Старшего? Хочу поздравить тебя: вполне разумная мера, коль новое – равно зло. Ведь потому что иначе ты обворован. И понимаешь это. И больно, больно…»

И продолжал шептать еще что-то. А впереди уже проступало… как черное солнце сквозь космы игл.

И он пытался не верить. Но солнышко это пило его глаза, обнажая… да, обнажая – как это показалось ему в те мгновенья – глазное дно. А вздрагивающие тяжи боли тянулись дальше – в виски, в затылок…

Внезапно проступил дурманящий визг. Размыкая сознание. Словно визг… колес, которые становились ближе, все ближе… И он не понял, ну как же это вот вдруг сразу настал, вместо ночи – день? и почему полетел под щеку шершавый асфальт в параллельных полосах? и что это за слепящие холмы ваты вдруг полыхнули над скрещиваньями стальных жил? А между ними сияло, зовущее к себе синим, но меркнущее ему

небо.

4

Такое вот рассказывал он. Да, в точности, слово в слово. За что могу поручиться. Все, произносимое им, я сразу же фиксировал скорописью.

Да, этот пожилой весьма пациент был тяжелым, как это мы называем. Его состояние было критическое. Его организм настолько ослабили кровопотеря и болевой шок, что он не мог и сидеть. Он говорил полулежа, и голос иногда почти пропадал, терялся, истончаясь до шепота.

И я тогда наклонялся ниже.

Почти приникая ухом к его губам, чтобы слышать.

Вся голова его спелената была коконом из бинтов и кровь

розовыми полукружиями проступала на белом по краям уже высохших бурых пятен. Так сильно было волнение его. Он будто переживал заново, облекая в слова, каждый миг.

Его рассказ оказал на меня какое-то непонятное, небывалое действие. Цепенящее. (Я вовсе не впечатлителен! Вовсе – а то бы поискал иную профессию.) Наверное, я около минуты потом не мог… сказать ли – возвратиться в себя? Буквально: не мог понять, где я сейчас и кто я.

Когда же наконец вернулся к реальности, то я вспомнил, что с пациентами нас учили держаться профессионально. И я решил, поразмыслив, что наиболее профессионально будет спросить его, где, он думает, находится он сейчас?

Он ответил: «в Кандалахской районной».

И это озадачило еще больше. Бред, который иногда случается после шока физического, бывает краток. И несистемен… А вот его реакция больше напоминала манию, чем лишь бред. Я предпринял и еще попытку помочь его разуму проясниться. Поинтересовался с улыбкой: полагает ли он, что будто в том Кандалахе, им выдуманном, он и родился?

Наверное, он расслышал меня не полностью. Он отвечал так, цитирую: «Нет, я родился отсюда довольно-таки далеко. В Москве. Я от нее и бежал…» И он рассказал мне, что, якобы, произошло с ним «в этой самой Москве». Он состоял сотрудником закрытого НИИ. Биофизиком. И у него была оригинальная тема научного изыскания. Необыкновенная даже для секретного института. Он изучал биополе. Точнее – математическую его модель…

В его распоряжении был мощный компьютер. Какой-то очень… Наверное, большинство ученых даже и не подозревают о существованье таких машин! И вот, на нем он и проигрывал математическую модель биополя, задавая разнообразные тесты. И он открыл…

Но только не могу я упомнить всех этих специальных (им выдуманных самим?) терминов!

Попробую хоть передать суть. Им обнаружено было, что при определенных условиях человеческие биополя… срастаются.

При этом образуется какое-то единое Суперполе.

И свойства этого Суперполя совершенно другие, чем у обыкновенных биополей.

Они…

Нет, будет все-таки лучше, если я снова буду приводить его слова совсем точно. Ведь был момент, когда я снова начал конспектировать скорописью. Я даже и не заметил, как это оно случилось, что вот, я опять сижу и торопливо покрываю бумагу знаками.

А он прочел мне целую лекцию. Несмотря на то, что все клинические показатели были на грани комы. Но далеко не только потому эта лекция была удивительнейшая из всех, какие мне довелось услышать…

Рассмотрим простой пример, говорил он. Вот, вещество растворено в воде и существует оно как ионы. Мельчайшие частицы, которые невозможно видеть ни в какой микроскоп. Которые даже меньше молекул самой воды. Вода чиста и прозрачна… Теперь допустим – по некоторой причине этих ионов делается в растворе много. Так много, что раствор оказывается перенасыщен, как называют химики. Так вот, в какое-то мгновение все эти ионы – слипаются. Схлопываются в кристалл. Рождают из своей массы образование несоизмеримо огромное по сравнению с размером каждого из ионов. Образование, которое делается видно в растворе невооруженным глазом. То есть: изменяется скачком агрегатное состояние вещества.

Причиной может послужить малейший толчок, сказал он. Или изменение влажности в комнате, в которой стоит сосуд, где налит раствор. Или температуры. Все, что угодно.

Биополя живых организмов, он продолжал, подобны таким ионам. Аналогия правомерна. Проигрывание модели на компьютере полностью правомерность эту доказывает. Модель имеет предсказательную силу, что подтвердили ограниченные эксперименты и, затем… практика. (Нечего и описывать, как он произнес это слово.)

Итак, наша социальная жизнь, продолжал он, представляет собой состояние неперенасыщенного, пока, раствора. Внутренний мир каждого существует сам по себе. Как герметическая ячейка. «Упасть в соседнюю – нельзя!» посетовал однажды русский поэт. Посетовал… Было бы лучше, если бы он за это поблагодарил Бога!

Но это агрегатное состояние может перемениться. На некоторое другое агрегатное состояние. Компьютер выдал критические параметры, предельные величины, за которыми эта смена окажется неизбежной.

Значение имеют два фактора. Рост плотности населения и возрастание числа информационных связей между отдельными индивидуумами. (Последнее, пояснил он, это как если бы возросла степень притяжения частиц в растворе друг к другу.) То и другое может придать «раствору» характер перенасыщенного. Биополя схлопнутся. Родится энергетический «кристалл» из биополей, то есть: в единый миг вспыхнет новое – не вообразимое с точки зрения никакого теперешнего нашего опыта – агрегатное состояние бытия!

Природа ставила такие эксперименты, говорил он. Осиное гнездо. Муравейник. Термитный холм… Уже от одного вида подобных образований идет подчас холодок по коже. И это заявляет свои права какой-то древний инстинкт. Ужас чуждого. И это – до вопроса еще о том, что находится там, внутри? Что представляет собой она, эта Сила, возникшая от слияния живых искорок тысяч малых существ? Сила, предопределяющая им теперь по команде: рождаться, преобразовываться, как это будет потребно ей, умирать…

Плотность населения некоторых участков Планеты возрастает стремительно, возвратился он к теме. А это значит, с такой же скоростью приближается время, когда Планета преобразится… в один гигантский термитник! И вот как именно будут развиваться события, скорее всего. Представьте: какой-либо крупный город… и вот – террористический акт, существенный перебой в снабжении электроэнергией, эпидемия… Любое, словом, что способно вызвать массовый стресс. Жестокий «праздник общей беды», как это метко названо в одной песне. Идет заразная страсть, и она немедленно превращает людей – в толпу. Вот это вам и есть аналог легкого сотрясения сосуда, содержащего перенасыщенный раствор. Состояние биополей меняется! Они вдруг начинают слипаться… схлопываться… Возможно, по началу внешний вид бытия не особенно и изменится. Но этот город… он сделается уже не город в человеческом смысле слова! Теперь там никогда больше уже не будет людей… А затем пойдет цепная реакция! Которая распространится вмиг по всем континентам. Охватит все человечество, как единое целое. Словно лесной пожар…

Да, время близко! И люди чувствуют подступающую опасность. Не так, чтобы они осознавали все это, но… Красноречива очень статистика самоубийств: их пики все приходятся на перенаселенные города. Живая человеческая душа как-то чувствует: условие ее бытия – несоприкосновенность ее – расшатывается… Душа неудержимо перетекает во что-то уже иное, нежели душа… и не хочет жить!

Предпринимаются даже некие полуосознанные попытки предотвратить катастрофу. И это бы могло дать надежду, когда бы не… Но дальше он заговорил о вещах, которые уже совсем не укладывались в сознание!

Ведь произойдет не просто смена одного агрегатного состояния социального бытия другим. В результате этой смены будет рожден иной разум. Слияние биополей Планеты приведет к тому, что индивидуальность каждого из людей исчезнет. Каждый индивидуальный разум сделается лишь одним из миллиардов нейронов, складывающих бесконечный мозг! Неповторимое каждой личности будет стерто. Человека не станет. Произойдет полная, абсолютная Катастрофа.

Но так воспринимается это нами – несоприкосновенной, личностной формой состояния бытия. Грядущая безликая Сила, напротив, рассматривает все это как первый миг. Духовный крах Человека означает ее рождение.

Так вот, это свое рождение она подготавливает уже сейчас. Предотвращает попытки предотвратить… Изощренно, с коварной вкрадчивой скрупулезной тщательностью… Она изменяет мир, эта Сила, переиначивая цивилизацию и культуру в нужном для себя направлении. Потому что иного пути родиться у нее нет!

5

– Как может она подготавливать собственное рождение свое? – спросил я. – Ведь если она еще не родилась, то ее и нет!

Я был уверен, что этим ставлю его в тупик.

И я обрадовался заранее – вот и выяснилось: все построения его ничего не стоят! Передо мной просто неврастеник, печальный фантазер. Горе от ума! Верно, перетрудился со своими расчетами, и у него от этого развилась какая-то заумная фобия. Естественно, его жаль, но факт, что точно нет никакого смысла его принимать всерьез. Тем более – опасаться, что порядок вещей («агрегатное состояние бытия» – футы-нуты!), раз и навсегда данный, когда-то будет нарушен.

И я расслабился – похоже, первый раз за все время с того момента, как я увидел его, – откинулся на спинку стула, с улыбкой ожидая ответа.

Ждать долго не пришлось. Он говорил отрешенно, с горьким спокойствием. Как человек, давно себе доказавший все. И которому не впервой давать подобные разъяснения. И который давно не надеется убедить… Он просто развивал далее свой пример.

Я даже и не заметил, как снова вернулся к скорописи.

Когда ионы образуют кристалл, размеренно говорил он, они выделяют вовне энергию. Не малую, между прочим. Она подчас весьма существенно разогревает стенки сосуда, в который налит раствор. Так вот, какая же должна будет высвободиться энергия при кристаллизации не ионов, а – биополей всей Планеты? Большая на порядок, подчеркнул он, чем вырабатывается при синтезе ядер атомов. Потому что слияние биополевых структур происходит на микролептонном уровне. Плазменное торнадо, что образуется в результате, могло бы разметать Солнечную систему. Но этого не случится. Большая часть всей этой невообразимой мощи будет поглощена.

Чем же? – предвосхитил он мой следующий вопрос. Об этом догадаться не трудно. Слияние биополей, возникновение Суперполя – это есть роды нового разума. Его возможности будут много более шире, чем у разума человеческого. Мы в состоянии представить лишь некоторые из них. Например, чудовищное быстродействие и бездонную память. И в результате это интеллектуальное новообразование будет иметь немыслимую оперативную быстроту реакции на совершающиеся события. То есть: гигантский разум, рождаясь одновременно с огневой вспышкой величиной со звезду… сумеет в миллисекунду вычислить, как обуздать ему всю эту сокрушительную неимоверную мощь! И как усвоить ее себе. И он будет действовать соответственно.

Подобное развитие событий кажется невероятным, продолжал он. Однако это только на первый взгляд. Ведь и обыкновенный компьютер может, действуя в соответствии с программой, перераспределять потоки энергии, следующие через него. Имеется и другой аспект: известно, что в отдельных случаях даже обычное биополе способно проявлять эффекты телекинеза. Какие основания полагать, что Суперполе не сможет показать в этом смысле гораздо более впечатляющие результаты?

Итак, львиная доля энергии, что высвободится при рождении нового вида разума, будет утилизирована. Новорожденный вид обретет ее в полное распоряжение точно так же, как разум человеческий повелевает мускулам тела, в котором появился на свет. Вот именно таким образом явится ОНА – Сила, могущественнее которой трудно что-то себе представить. Фактически, это будет разумнаячерная дыра!

Мы помолчали. Затем он предложил слушать особенно внимательно, если я хочу понять главное.

ЕЕ могущества хватит, продолжал он, чтобы обращать Время.

Расчеты на компьютере однозначно это показывают. Энергия и Время связаны одной формулой.

Затем он говорил что-то о преобразованиях Козырева, но это у меня не получилось записать скорописью, потому что это были сплошь специальные термины. Заметить было не трудно, заключил он, единственная трудность состояла, пожалуй, в том… чтобы посметь заметить.

Итак, ее энергетического могущества хватит, чтобы обращать Время. И временно е теченье будет обращено! Элементарная логика. Любая развивающаяся система использует все возможности, сражаясь за выживание. И вот, является такая возможность. Она несет в себе очевидное преимущество: чем раньше родится Сила, тем большим запасом прочности она будет располагать для противостояния вероятным врагам из будущего. Поэтому в момент рождения своего ОНА попытается оказать влиянье на момент предшествующий. Чтобы… родиться РАНЬШЕ.

Безумная идея? Нет, прошептал он, просто человечество не сталкивалось еще с развивающимися системами, которые способны осуществлять такое. Встречались, правда, невнятные сообщения физиков о нарушениях закона причинности на квантовом уровне. Но ведь это «далеко» – в микромире… А вот теперь привычная логика устарела. С явлением этой Силы придется поменять логику. С ЕЕ приходом каузальная река, вероятно… вовсе повернет вспять!

Ведь повлияв однажды на свою предысторию ОНА может… войти во вкус. И возвести такое в систему. То есть, ОНА последовательно будет зарождаться все раньше! Как бы дрейфуя против теченья Времени. Устремляясь к Началу. К не вообразимому никакою силой ума Истоку Любых Времен…

И этот противоестественный дрейф, говорил он, будет оставлять за собой ничто времени, антибытие, пустыню. По крайней мере, так это будет с точки зрения нашей, личностной формы состояния бытия.

Насколько же дословно сбывается сказанное в Евангелии о конце света, проговорил он вдруг. Не просто величайшая Катастрофа в какое-то определенное время, нет, это будет… скончание ВСЕХ времен.

Теперь же происходит истончание нашей временной ткани, ее эрозия… Он замолчал ненадолго, преодолевая, кажется, очередной приход боли, и затем продолжал. Перерождаются имена и даты… стираются совершившиеся уже события… даже, можно сказать, человеческие судьбы оказываются переписанными, как это угодно ЕЙ!

Он говорил еще что-то. Вдруг я почувствовал… трудно рассказать это… как если бы что-то вошло и стало. Тяжелое… У меня за спиною… И я не мог

оглянуться. И – не потому не мог, что не хотел показаться себе самому внушаемым, легковерным дурнем! Я не был в состоянии даже пошевелить шеей… я чувствовал, как у меня стекает между лопаток холодный пот.

6

– …я все еще не верил себе, – продолжал в это время говорить он. – Я несколько месяцев безостановочно проверял и перепроверял расчеты. Но результаты сходились. В этот период люди начали вокруг… исчезать.

Об этом говорить выше сил. Воспроизводить ад, воскрешая подробности его… Как правило исчезали мои друзья, близкие… Когда же я пытался расспрашивать про их судьбы, то слышал всегда в ответ: людей таких никогда и не было! И злейшему из врагов невозможно желать пережить подобное! Не только я терял человека: умирала вселенная, в которой у меня – он – был.

У меня был… брат. Он исчез. В момент, когда мы заправляли машину. Он просто перестал быть… А за мгновение до этого он закуривал. Да, прямо у колонки, хотя вообще-то ему ни сколько не свойственны были подобного рода глупости. Я оглянулся на него и подумал: у меня темнеет в глазах. А на самом деле на месте, где стоял брат, образовалась вдруг тьма. Вот именно так я впервые увидел то, что называю ядро. Потом внезапно вспыхнул пожар… и прогремел взрыв. Наверное, сигарета упала, когда исчезла державшая ее рука, и покатилась в бензиновую лужицу. (Там подтекал шланг.) Стоявшие поблизости люди могли бы успеть сбить пламя, но… они не делали этого. Потом я насмотрелся подобного и я понял: когда случается что-либо по ЕЕ воле, все держатся, как будто бы ничего и не происходит…

Еще мне кажется, ОНА это специально устраивает, при подходящей возможности, чтобы около НЕЕ был огонь. Адский символ. Хищение души… ОНА не просто крадет – ОНА выжигает изнутри душу, стирая память! И брат, и всякое воспоминание о нем кануло в небытие у всех, исключая только меня. Даже мать… то есть и его мать! – с усмешкою говорила мне: я у нее всегда был один, это у меня от переутомления навязчивая идея «пропавший брат».

И после этого я все чаще видел ядро. Во тьме, что разбухает вечером по углам. Во мраке, который прячется за сиянием уличных фонарей ночью. И было даже… забавно: средоточие ужаса, терзающего меня, само не вызывало у меня страх. А лишь бесцветную мысль: пожалуй это я следующий, которому суждено сгинуть.

Но вот со мной ОНА не спешила! Кажется, я понимаю теперь, по какой причине. Она охотилась по мою душу, оттачивая в совершенстве это дьявольское умение. Она была дальновидна: прекрасно осознавала, что, если не научится ломать Дух, то никакая энерговооруженность – пусть даже и такая, как у НЕЕ! – не поможет…

ОНА пытала меня, желая, чтобы я сам захотел того, что неосознанно обретали другие под ЕЕ действием. Привычку регулярно стирать… наново переписывать и опять стирать свою память. Взамен бы исчезла боль. Но у меня, вероятно, был какой-то иммунитет. Возможно, что и сознание других тоже нащупало бы некую возможность сопротивляться, если бы им доподлинно было известно то, что знал я.

По-настоящему страшили не боль и смерть. А то, что может быть ОНА все-таки сумеет заставить и меня продолжать жить, утратив сокровенную внутреннюю вселенную. Поставив бесконечность Духа во мне в зависимость от прихоти декораций наружного мирка. Самоубийство при таком раскладе не казалось уже грехом! Я постепенно начал всерьез задумываться о способе…

Но удержала надежда.

У меня почему-то возникла мысль, что ЕЕ способность перемещаться во времени ограничена. Да, ОНА, или, точнее, ее протуберанец – ядро – может оказываться во временах, когда ОНА еще не родилась. Но, думал я, возможно, что ядро способно появляться не всюду. А только по местам особенного скопления биополей. В крупных городах. Потому что они есть как бы зародыши ЕЕ. Точки, в которых «раствор» уже начинает перенасыщаться. Предварительные биополевые концентраторы. Возможно, говорил я себе, для НЕЕ как вовсе не существует иных никаких пространств, чем те, которые эти концентраторы занимают. Пространства концентраторов есть как бы корни ЕЕ во времени. А ни на какие другие не распространяется ЕЕ власть!

Вот это произвольное представление почему-то всецело вдруг овладело моим умом. Хотя я не имел доказательств, что это так. Обыкновенно подобное мне не свойственно. И вот я спрашиваю себя теперь: что это такое было? Самообман человека, балансирующего на грани отчаяния… недоосознанная жажда хоть какой-то надежды?

Может быть, в конец измученная душа просто схватилась за аналогию. Безотчетно, не осознавая того. Спасение… Его – коль это слово брать в древнем, высоком смысле – всегда пытались обрести в пустынях и в безлюдных лесах, в глухих скитах…

Мне довелось услышать о партии геологоразведчиков, отправляемой в Кандалахский район Тайги. Мест менее посещаемых людьми невозможно было и пожелать. Я записался разнорабочим. И, с этой партией…

7

– Довольно тебе болтать!

Так именно оборвал я повествование его. Зло и резко. Не дав и договорить фразы. И я не обратил внимания тогда на один весьма настораживающий момент, хотя и осознал ясно его впоследствии: я перебил его вдруг, неожиданно не только лишь для него. Но неожиданно и для самого себя!..

– Ты нагородил достаточно ерунды. А теперь – послушай.

С этими словами я вытащил из кармана куртки, в которой привезли его в клинику, его паспорт. И стал читать – жестоко взглядывая в его глаза, все расширявшиеся от изумления – его фамилию, имя, отчество…

– Нет!

Он прошептал это так, словно бы я зачитывал ему смертный приговор.

В ответ я показал ему фотографию, что была в паспорте.

Затем подал карманное зеркальце – и откуда только оно у меня взялось? – и переспросил:

– «Нет»? А не угодно ли тогда объяснить, кто этот очаровательный незнакомец? Вот этот жалкий старик, что в жизни не покидал Москвы… не был физиком… и вообще не имел высшего образования, как сообщили мне родственники его? И которому – даже и не попади под машину – жить бы оставалось всего…

Я говорил и, казалось, какое-то лютое торжество и яд безграничной ненависти пропитывали каждое мое слово. Но ведь у меня не было причин испытывать к нему эти чувства! Ни даже самомалейших! Мои слова…

Мои?! Вот здесь я внезапно понял, что я сначала произношу слова, и лишь потом улавливаю их смысл!

Как если бы я слова эти не говорил, а слушал!

Наверное, у меня от ужаса волосы поднялись дыбом, а моя речь, меж тем, продолжала свое все то же издевательски размеренное течение:

– Кто же он? Ты будешь утверждать мне, наверное, что это совсем не ты? Или… или ты еще скажешь мне, что твоя судьба

переписана?

Мне словно бы раздирало рот. Меня начало трясти, и я думал, что это страх – страх, какого не пожелаешь и злейшему из врагов – бьет тело мое неостановимой дрожью. Но это был еще… смех. Я зажимал рукой рот! Я пал на пол, и бился головой о ножку железной койки, чтоб только остановить… а он… он все еще клокотал, клокотал во мне, этот нечеловечий хохот!

8

Старик умер.

Не боль и не кровоизлияния в полости доконали его, я знаю.