Инкассатор: До седьмого колена

– Ну, я попробую, – сказал Юрий. – Есть у меня парочка знакомых адвокатов, постараюсь с ними что-нибудь придумать. А вы идите домой, отдохните, успокойтесь...

– Да какой там отдых! – махнула рукой Веригина. – Не успеешь порог переступить, а они уже есть просят. Здоровые лбы, а макароны сами себе сварить не могут... Ой! – спохватилась она. – Они же у меня там голодные сидят, а я вам тут надоедаю... Побегу я, Юрий Лексеич, вы уж извините, что так вышло.

– Как вышло, так вышло, – сказал Юрий, – чего уж тут извиняться. Не волнуйтесь, Люда, я что-нибудь придумаю.

Проводив Веригину, он вернулся на кухню, достал из холодильника пиво и первым делом сделал несколько богатырских глотков прямо из горлышка. Затем завинтил пробку, вытер губы тыльной стороной ладони, закурил и присел на краешек стола.

– Очень мило, Юрий Лексеич, – печально съязвил он. – На вас вся надежда, и вы непременно что-нибудь придумаете... Позвольте все-таки поинтересоваться: что? Что именно вы намерены придумать, дорогой вы наш Юрий Лексеич?

Ему опять никто не ответил. Фарфоровая рюмка в виде стоящей на хвосте синей рыбки, уже много лет подряд заменявшая ему пепельницу, равнодушно таращила на него нарисованные глаза, широко разинув набитый окурками, запачканный пеплом рот. Фарфоровый окунь здорово смахивал на воблу, которая сейчас лежала в кухонном шкафчике над мойкой. Зажав сигарету в углу рта, Юрий слез со стола, открыл шкафчик и достал воблу. Несколько раз ударив ею о край подоконника для размягчения, он содрал с воблы кожицу, отщипнул кусочек, сунул в рот, пожевал и выплюнул – проклятая рыба не лезла в горло, потому что Веригин сейчас сидел в СИЗО, наверняка избитый, ничего не соображающий и вдобавок страдающий от жестокого похмелья, и не было у него ни пива, чтобы поправить голову, ни рыбки, чтобы закусить.

Юрий с большим чувством выругался матом, швырнул воблу на подоконник и пошел искать свой мобильный телефон. Он еще не знал, что собирается предпринять, но с чего начать, знал наверняка.

Глава 5

Юрий стоял на бровке тротуара и терпеливо ждал. Человек, назначивший ему встречу, опаздывал уже на десять минут, солнце припекало немилосердно, но позволить себе плюнуть на все и уйти Юрий не мог: встреча могла стать решающей, ради нее была потрачена масса сил, времени, денег и нервов, причем не только его собственных, но и многих других людей, в том числе Димочки Светлова, его супруги Лидочки и знакомого Юрию адвоката – одного из тех, что не привыкли торговаться, называя сумму гонорара.

Покосившись через левое плечо, Юрий увидел на скамейке в тени старых лип молодого человека в джинсах и светлой рубашке с коротким рукавом. Молодой человек смотрел на Юрия, но, как только их взгляды встретились, сразу уткнулся в газету. Поза у него была расслабленная, но торчавшая над краем развернутой газеты макушка казалась окаменевшей от напряжения. Юрий презрительно дернул уголком рта и оглянулся через правое плечо. Некий гражданин в штатском немедленно перестал глазеть на него и уставился в витрину газетного киоска, возле которого торчал уже минут двадцать, то есть с того самого момента, когда Юрий явился в назначенное место.

«Уроды, – подумал Юрий, отворачиваясь, чтобы не смущать своих провожатых. – Ну, уроды же! Особенно этот, возле киоска. Киоскерша, бедняга, от него, наверное, уже в предынфаркте – чего, думает, он около моей витрины битый час ошивается? Уж не грабитель ли? Накостылять бы им по шеям да прогнать отсюда к черту. Делом бы занялись, что ли, а то нашли себе работу – меня пасти...»

Впрочем, он понимал, что иначе и быть не может. Это была проверка на тот случай, если Юрии явился на встречу не один.

Из-за угла, моргая указателем поворота, показался в меру потрепанный джип. Юрий вздохнул и покачал головой. За последние десять минут эта машина проезжала мимо него уже четвертый раз, из чего следовало, что на то, чтобы объехать вокруг квартала, ей требовалось в среднем две с половиной минуты. Из этого вообще много чего следовало, но разомлевшему от жары Юрию было лень все это обдумывать, тем более что значение имел только один вопрос: остановится джип или не остановится?

Джип остановился. Правая передняя дверь приоткрылась, и к Юрию повернулось сухое, гладко выбритое лицо в темных солнцезащитных очках. Голова водителя была обрита наголо и поблескивала, будто смазанная маслом. На нем были демократичные светлые джинсы и пестрая рубашка навыпуск.

– Садитесь, – отрывисто бросил водитель.

Юрий забрался в машину, и та сразу же тронулась.

– Что у вас в пакете? – все так же отрывисто спросил водитель.

– Будто вы не знаете, – сказал Юрий.

– Покажите, – потребовал водитель, но уже гораздо мягче.

Юрий развернул пакет и показал ему деньги.

– Спрячьте, – велел водитель. – Поднимите руки.

Юрий поднял руки, и водитель, ведя одной рукой машину, довольно профессионально ощупал его другой, проверив даже волосы на предмет наличия миниатюрного микрофона.

– Раздеться? – предложил Юрий.

– Не стоит, я вам верю. Не враг же вы себе и своему приятелю, в самом-то деле...

Юрий покосился в боковое зеркало. Черная «Волга», замеченная им сразу же, как только он сел в машину, по-прежнему хвостом следовала за ними.

– За нами следят, – сказал Юрий, – но я тут ни при чем.

Водитель посмотрел в зеркало заднего вида.

– Это не слежка, – сказал он. – Что ж, давайте перейдем к делу. Ко мне заходил адвокат, нанятый вами для этого... – он поморщился, делая вид, что запамятовал фамилию, – Веригина, верно? – Он покачал головой, изображая снисходительное пренебрежение. – Что за народ эти адвокаты! Я сам юрист, а их все равно терпеть не могу. Хотя, казалось бы, коллеги... Но, с другой стороны, какие они нам коллеги? Мы ловим – они выпускают, мы ловим – они выпускают... Выпускают!

Он даже ударил ладонью по рулю от полноты чувств.

– Понимаю, – сочувственно сказал Юрий. – Поймать бывает легче, чем доказать вину.

Водитель свирепо блеснул в его сторону темными линзами очков.

– Хотите сказать, что мы лучше работаем ногами и руками, чем головой?

– Боже сохрани! – воскликнул Юрий, для убедительности прижав к груди обе ладони. – Я, знаете ли, человек бесхитростный, что думаю, то и говорю. А чего не говорю, того, наоборот, не думаю. Так что никаких намеков. Это же всем известно: несовершенство законодательной базы, устаревшая судебная система... А в результате тысячи явных преступников спокойно гуляют на свободе. И, наоборот, сотни и тысячи ни в чем не повинных людей мотают сроки из-за судебных ошибок.

Водитель джипа сверкнул белозубой, но какой-то очень неприятной улыбкой.

– Это все философия, – сказал он, – отвлеченные рассуждения. Мне же по роду моей деятельности приходится иметь дело с фактами. А факты таковы, что Веригину реально ломится пожизненное, что бы там ни говорил этот ваш адвокат. Целый пакет прямых улик – на это, знаете ли, не так просто закрыть глаза.

– Но ведь пакет он мог подобрать где угодно! – воскликнул Юрий. – На любой помойке!

– А вы часто подбираете на помойке пакеты, в которых денег и кредитных карточек на полтораста тысяч баксов?

– М-да, – сказал Юрий. – Тут с вами спорить трудно.

– Да и незачем, – поддержал его водитель, ловко и непринужденно ведя машину в плотном транспортном потоке. – В конце концов, алиби есть алиби.

– Вот именно, – сказал Юрий.

– Но! – веско объявил водитель, подняв к потолку машины длинный указательный палец. Юрий заметил, что кончик пальца выпачкан чернилами – видимо, измазался о штемпельную подушечку. – Есть некоторые «но», о которых не следует забывать. Да, имеются свидетели – ну, эта ваша старуха с собаками, которая подтверждает, что Веригин в день убийства заходил к вам в квартиру около десяти утра. Около семнадцати часов его задержали, уже пьяного в дым и с этим пресловутым пакетом. Я специально подсчитал: если, выйдя от вас, Веригин сразу же сел в машину и отправился на место преступления со средней скоростью хотя бы семьдесят километров в час, он вполне мог успеть все это провернуть и даже напиться на радостях, что так удачно все обстряпал. Так что алиби его держится только на показаниях троих забулдыг, его товарищей по прежнему месту работы, которые утверждают, что пьянствовали они в тот день вместе, вчетвером, у одного из них на квартире. Но мне представляется, что, если на них нажать, они могут изменить свои показания... А вам так не кажется?

– Это смотря как жать, – сдержанно сказал Юрий. – Выбить показания – дело нехитрое. А как же справедливость?

– Да бросьте вы! У нас здесь что – пионерский сбор? Ведь алиби-то липовое, это же видно простым глазом!

– А обвинение? – спросил Юрий. – Вы сами-то верите, в собственную версию?

– Я верю фактам. Хотя ни на киллера, работающего по заказу, ни на маньяка этот ваш Веригин действительно не тянет. Но улики против него есть, а алиби... Да вы сами знаете, что это за алиби. Ткни в него пальцем, оно и рассыплется.

– А может, не надо? – спросил Юрий.

– Что «не надо»?

– Тыкать в алиби пальцем. Вы же отлично знаете, что оно настоящее.

– Ну, это дело поправимое, – легкомысленно заявил водитель. – Сегодня настоящее, завтра липовое... Свидетели-то – алкаши!

– Все равно не надо, – сдерживаясь, сказал Юрий. – Ну зачем вам это нужно? У него семья, дети... друзья.

Водитель бросил на него быстрый взгляд. Видимо в лице Юрия было что-то такое, от чего он слегка смутился.

– Не надо считать меня циником, – сказал он. – Хотя, если вам так проще, можете считать. Наверное, это так и есть. Да, я циник, потому что у меня работа такая – общаться с подонками и ковыряться голыми руками в дерьме. Вы видели, во что превратили этого Артюхова и его жену? Нет? А вот я видел. И скажу вам как на духу: меня это ни капельки не тронуло. Всякого, знаете ли, насмотрелся, а Артюхов этот был довольно неприятным типом, деньги грязные отмывал... Что меня по-настоящему огорчило, так это «глухарь», который мог повиснуть на нашем отделе.

– А тут такой подарок – подозреваемый с мешком улик, – сказал Юрий.

– Да, представьте себе, подарок! А вы хотите у меня этот подарок отнять. Не у меня одного, у целого коллектива...

– Слушайте, – теряя терпение, сказал Юрий, – я все это знаю. Мы ведь с вами, кажется, уже обо всем договорились, даже о размере... э... компенсации вашему дружному коллективу. Чего же вам еще? Хотите, чтобы я в ногах у вас валялся? Или цену набиваете? Поздно спохватились. Согласен, у вас есть передо мной некоторое преимущество, но оно, если разобраться, мнимое. Предположим, я возьму и отдам эти деньги не вам, а тем троим алкашам, свидетелям защиты. Как вы думаете, удастся вам тогда заставить их изменить показания? Да еще если я приведу к ним грамотного юриста, и он им объяснит, что с точки зрения закона они чисты и все те ужасы, которыми вы их запугиваете, суть просто детские страшилки... Искать настоящего убийцу вам тогда все равно придется, но уже, извините, даром. Вернее, за зарплату, а ее даже на бензин для вашего джипа вряд ли хватит.

Водитель хмыкнул и снова обнажил зубы в неприятной улыбке.

– А я думал, вы пожиже, – сказал он. – Ошибся, ошибся, надо же... И на старуху бывает проруха! А не боитесь?

– Вас? – уточнил Юрий.

– Например.

– Нет. А вы? Вы сами не боитесь?

– Это кого же? Уж не вас ли?

– Нет, – сказал Юрий. – Не меня. Бога. Говорят, он есть. Более того, говорят, что он все видит, все запоминает, а то, что опасается забыть, подробно записывает, чтобы потом воздать каждому по делам его...

– А, это, – протянул водитель. – Нет, не боюсь. И знаете почему? Уж очень большая получится очередь из тех, кому надо воздать по делам. Чтобы с каждым разобраться, вечности не хватит. Поэтому, я полагаю, рассматривать кандидатуры будут весьма поверхностно, не вдаваясь в подробности. Это кто? Бандит? В печку его, чтоб неповадно было! А этот? Следователь прокуратуры? Это что же за должность такая, чем он, этот следователь, занимался? Ага, слабых и обиженных защищал, стоял на страже закона и порядка... Так это же наш человек! Выдать ему нимб и крылья и зачислить на довольствие согласно штатному расписанию!

– Экий вы, право, оптимист, – проворчал Юрий. – Впрочем, вы еще молоды.

– Во-первых, вряд ли я намного моложе вас, – обиделся водитель. – А во-вторых, никакой я не оптимист. Я же это несерьезно... Бога бояться глупо. Я другого боюсь. Боюсь, что коммунисты были правы и там, по ту сторону, ничего нет. Подохнешь, закопают тебя в землю, чтоб не смердел, а то, еще смешнее, сожгут в печке, как полено... И так и этак удобрение получается, вот и вся твоя загробная жизнь. Теоретически шансы пятьдесят на пятьдесят, вот и приходится рисковать, понимаете? А то проживешь всю жизнь вшивым, голодным праведником, а на том свете-то ничего и нету! Ни награды, ни наказания, ничего...

– А вдруг есть? – сказал Юрий. Этот разговор ему уже надоел, но разговаривать о деньгах было еще скучнее.

– Ну, тогда в аду будет что вспомнить, – водитель снова покосился на Юрия. – А вы что же, из этих, из праведников? По вас вроде не скажешь...

– Увы, – сказал Юрий. – Боюсь, нам еще представится случай продолжить наш спор, сидя на соседних сковородках. А может, даже на одной.

– Отлично! – водитель расхохотался. – Всегда рад приятной компании! Да, действительно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь... Вот и знакомством в загробном мире обзавелся!

– Да, – сказал Юрий. – Слушайте, давайте как-нибудь заканчивать, что ли... Что вы меня по городу кругами катаете, бензин напрасно жжете? Вы ведь уже убедились, что я не из отдела внутренних расследований.

– Заканчивать так заканчивать, – легко согласился водитель и свернул к тротуару. – Пересчитывать надо?

– Как хотите, – сказал Юрий, отдавая ему пакет.

– Не буду, – сказал водитель после недолгих раздумий. – Хороший вы человек, честный, это сразу бросается в глаза. Не дай вам бог в наш департамент угодить. Живым из зоны не выйдете, там таких не любят.

– Угроза? – спросил Юрий, подняв левую бровь.

– Просто дружеский совет. Ну, все, счастливо вам. Идите, встречайте своего узника совести, минут через сорок он уже будет на свободе. Довольны?

– А вы были бы довольны, расставшись с такими деньгами? – проворчал Юрий.

– Это смотря за что, – заметил водитель.

– То-то, что не за что, – сказал Юрий и полез из машины, сделав вид, что не заметил протянутой водителем руки.

* * *

В квартире Веригиных было не протолкнуться – сюда набилась чуть ли не половина двора да плюс к тому многочисленные родственники Сереги и Людмилы. Дым стоял коромыслом, гремела и лязгала музыка, в воздухе висел разноголосый гомон, стук ножей и вилок, звон бокалов и бульканье льющейся в них жидкости. Людмила Веригина, раскрасневшаяся, растрепанная, не вполне трезвая и уже заметно остервенелая, руководила притоком гостей, впуская в квартиру одних и бесцеремонно выдергивая из-за стола других, чтобы освободить место для тех, кто еще не поздравил хозяина этого гостеприимного дома с возвращением. Она была в халате, и это означало, что жизнь семьи Веригиных вернулась на круги своя. В целом все это напоминало третий день свадьбы или, наоборот, затянувшиеся поминки, когда все уже забыли, по какому поводу собрались, и вот-вот запоют хором «Ой, мороз, мороз...». Отличие состояло лишь в том, что вместо жениха и невесты или портрета покойного с траурной ленточкой во главе стола восседал Серега Веригин собственной персоной – слегка осунувшийся, небритый, но уже, по обыкновению, пьяный, красный, усатый и громогласный.

– Тихо!!! – перекрывая шум, заорал Веригин и поднялся из-за стола, держа перед собой стакан с водкой. – Тихо все! У меня тост!

– Тихо, тихо, тост, – загомонили вокруг. Кто-то уменьшил громкость музыкального центра, и в квартире установилась относительная тишина.

Веригин обвел общество налитыми глазами, слегка качнулся, плеснув водкой на замызганную скатерть, восстановил равновесие и объявил:

– Предлагаю выпить за моего спасителя! Если бы не он, сгнил бы я на нарах как пить дать, сгнил бы, и косточек бы от меня не осталось! Юрий Алексеевич, друг мой по гроб жизни, за тебя пьем! Стоя!

Публика задвигала стульями, нехотя поднимаясь из-за стола. Юрий тоже встал, испытывая сильнейшую неловкость. За него пили уже шестой или седьмой раз, и каждый раз по требованию виновника торжества всем приходилось вставать. Все лица, из которых Юрию была знакома едва ли половина, повернулись к нему.

– За тебя, братан! – провозгласил Веригин, салютуя Юрию стаканом. – Я твой должник до гроба. Ну, дай бог, чтоб не последняя!

Все выпили и снова загомонили, усаживаясь. В общем шуме Юрий вдруг уловил обрывок фразы, произнесенной певуче-пронзительным голосом Людмилы Веригиной:

– ... такого особенного сделал-то? Алиби – оно и есть алиби, против него не попрешь. Устроили тут чествование героя, а он...

Кто-то, дотянувшись, повернул регулятор громкости музыкального центра, и конец фразы потонул в грохоте и лязге ударных инструментов. Юрий понял, что пора уходить, пока ему не пришлось пожалеть о сделанном. Он осторожно огляделся, убедился, что о нем уже благополучно забыли, и выбрался из-за стола.

В прихожей, уже у самых дверей, его догнала Людмила.

– Уже уходите, Юрий Лексеич? Что так рано? Посидели бы еще... Оно, конечно, наша компания вам, как говорится, не в уровень, а все ж таки... Спасибо вам, Юрий Лексеич, за заботу, за помощь, за поддержку, заходите, если что...

Она еще что-то говорила, одновременно отпихивая парочку дворовых выпивох, пытавшихся снова проникнуть в квартиру, откуда их выставили буквально пять минут назад. Юрий пробормотал какие-то прощальные слова и с облегчением выскочил на лестничную площадку. Дверь за ним сразу же закрылась с пушечным громом, голоса и музыка стали тише.

– Юрик! – окликнул его один из отиравшихся на лестнице братьев по разуму. – Слышь, Юрик, ты с собой захватить не догадался?

Юрий не сразу понял, – о чем идет речь, а потом медленно покачал головой.

– Нет, извини. Не догадался.

– Что ж ты такой недогадливый? Ну, дай хоть закурить, что ли.

Юрий вынул пачку, и братья по разуму чинно взяли каждый по сигарете.

– Слышь, Юр, а правду болтают, что ты Серого от пожизненного отмазал?

– Да врут, конечно, – сказал Юрий, убирая пачку в карман. – Выпил человек лишнего, подрался, попал в ментовку... Какое там пожизненное? Да и не отмазывал я его. Так, замолвил словечко одному знакомому капитану...

Он махнул рукой и стал торопливо спускаться по лестнице, слыша, как потерявшие к нему интерес братья по разуму снова скребутся в дверь квартиры Веригиных. На душе было как-то муторно, выпитая водка комом стояла в горле. «В чем дело, человече? – подумал он. – Чем ты, собственно, недоволен? Чего ты ожидал? Ты ведь знал, кому помогаешь. Ясно, что за абстрактную справедливость ратовать легче. А когда пытаешься помочь конкретному человеку, неизменно сталкиваешься с тем, что тот, кому ты помогаешь, тебе неприятен и помощь твою он воспринимает как должное, как будто иначе и быть не могло. И если тебе, братец, это кажется обидным, значит, ты от него недалеко ушел и действовал ты совсем не бескорыстно, а в расчете на какую-то благодарность – ту самую, которая тебе, по твоим же собственным словам, вовсе и не нужна... Ну, и кто ты после этого?»