Стихотворения

СТИХОТВОРЕНИЯ

А. Н. ОЧКИНУ

"Было время, мой приятель,"

                         Было время, мой приятель,                          Как прельщенный суетой,                          Муз неверных обожатель,                          Я им жертвовал собой;                          Часто резвые мечтанья                          И младых восторгов сны                          На усердные признанья,                          Из эфирной стороны                          Ниспускалися — к поэту                          Легкокрылою толпой;                          Но теперь их нет со мной:                          Мой челнок несется в Лету                          Лени сонною волной,                          И ничтожество немое                          На корме его сидит!                          Ты, которому в покое                          Дни свобода золотит,                          Пой певец уединенный,                          Радость юношеских лет                          А товарищ твой забвенный                          Пусть молчит — он не поэт!

БАЯН К РУССКОМУ ВОИНУ

при Димитрии Донском, прежде знаменитого сражения при Непрядве

(Посвящено А. А. Воейковой)

Стоит за олтари святые,

За богом венчанных царей,

За гробы праотцов родные,

За жен, за отцов и детей.

Лобанов                          О бранный витязь! ты печален,                        Один, с поникшею главой,                        Ты бродишь, мрачный и немой,                        Среди могил, среди развалин;                        Ты видишь в родине своей                        Следы пожаров и мечей.                          И неужель трава забвенья                        Успеет вырость на гробах,                        Пока не вспыхнет в сих полях                        Война решительного мщенья?                        Или замолкла навсегда                        Твоя за родину вражда?                          Твои отцы славяне были,                        Железом страшные врагам;                        Чужие руки их рукам                        He цепи — злато приносили.                        И не свобода ль им дала                        Их знаменитые дела?                          Когда с толпой отважных братий                        Ты грозно кинешься на бой, —                        Кто сильный сдержит пред тобой                        Врагов тьмочисленные рати?                        Кто сгонит бледность с их лица                        При виде гневного бойца?                          Рука свободного сильнее                        Руки измученной ярмом:                        Так с неба падающий гром                        Подземных грохотов звучнее;                        Так песнь победная громчей                        Глухого скрежета цепей!                          Не гордый дух завоеваний                        Зовет булат твой из ножон:                        За честь, за веру грянет он                        В твоей опомнившейся длани —                        И перед челами татар                        Не промахнется твой удар!                          На бой, на бой! — И жар баянов                        С народной славой оживет,                        И арфа смелых пропоет:                        "Конец владычеству тиранов:                        Ужасен хан татарский был,                        Но русской меч его убил!"

К ХАЛАТУ

                          Как я люблю тебя, халат!                           Одежда праздности и лени,                           Товарищ тайных наслаждений                           И поэтических отрад!                           Пускай служителям Арея                           Мила их тесная ливрея;                           Я волен телом, как душой.                           От века нашего заразы,                           От жизни бранной и пустой                           Я исцелен — и мир со мной:                           Царей проказы и приказы                           Не портят юности моей —                           И дни мои, как я в халате,                           Стократ пленительнее дней                           Царя, живущего не к стате.                           Ночного неба президент,                           Луна сияет золотая;                           Уснула суетность мирская —                           Не дремлет мыслящий студент:                           Окутан авторским халатом,                           Презрев слепого света шум,                           Смеется он, в восторге дум,                           Над современным Геростратом.                           Ему не видятся в мечтах                           Кинжалы Занда иль Лувеля,                           И наша слава-пустомеля                           Душе возвышенной — не страх.                           Простой чубук в его устах,                           Пред ним, уныло догорая,                           Стоит свеча невосковая;                           Небрежно, гордо он сидит                           С мечтами гения живого —                           И терпеливого портного                           За свой халат благодарит!

[М. Н. ДИРИНОЙ]

"Моя богиня молодая"

                        Моя богиня молодая                         Законам света не верна                         И часто говорит она,                         Что умолчала бы другая;                         А это в наши времена,                         Как вам известно, против моды:                         Певцу, и особливо мне,                         Восторгов пламенной свободы                         Любить не должно б и во сне,                         А я свой век позабываю                         И даже в русские стихи                         Рукой небрежною вмещаю                         Мечты, ведущие не к раю,                         И вольнодумные грехи.                         Что делать? Гордыми очами                         Поэт не смотрит никогда                         С горы божественной туда,                         Где быть… но догадайтесь сами!                         Клянусь вам славой и стихами,                         Что много, много мог бы я                         С моею музою счастливой,                         И перед вами не ленивой,                         Как перед ней рука моя —                         Вам принести усердной дани                         На сих листках воспоминаний.                         Вас похвалить не мудрено,                         Но похвалы за похвалами                         Все будут тоже и одно,                         Какими б не было стихами;                         А это наскучает вам                         (Так слышал я и знаю сам).                         Притом: написанное выше                         Велит мне изъясняться тише,                         Чтоб за болтливость укорять                         Мою поэзию не стали.                         И мне… позволите ль сказать?                         Мне хочется, чтоб вы не знали,                         Что я хотел вам написать.

МОЕ УЕДИНЕНИЕ

                           От света вдалеке,                          Я моему Пенату                          Нашел простую хату                          В пустынном чердаке;                          Здесь лестница крутая,                          Со всхода по стене                          Улиткой завитая,                          В потьмах ведет ко мне:                          Годов угрюмый гений                          С нее перилы снял,                          И тяжкие ступени                          Избил и раскачал;                          Но зная путь парнасской                          От колыбельных лет,                          С ее вершины тряской                          Не падает поэт;                          Под ним дрожат ступени,                          И тьма со всех сторон,                          Но верно ходит он                          К своей любимой сени.                            Благодарю богов!                          В моем уединенье                          Свобода — paй певцов,                          Живое размышленье                          И тишина трудов.                          Умеренность благая                          Приют мой убрала,                          Здесь роскошь выписная                          Приема не нашла;                          Завесою богатой                          Не занавешен свет;                          Пол шаткой и покатой                          Коврами не одет;                          Ни бронзы драгоценной,                          Ни зеркал, ни картин:                          Все бедно и смиренно,                          Как сирый Фебов сын.                          У стенки некрасивой                          Стоит мой стол простой,                          Хранитель молчаливой                          Всего, что гений мой,                          Мечтатель говорливой,                          Досужною порой,                          Певцу-анахорету                          Наедине внушил                          И строго запретил                          Казать слепому свету.                          Пред ним моя рука,                          Широкими рядами,                          Из полок, меж стенами                          И вверх до потолка,                          Приют уединенный                          Соорудила вам,                          О русские Камены,                          Священные векам!                            Ты здесь, во славе зримый,                          Снегов полярных сын,                          Певец непобедимый                          И гений — исполин,                          Отважный, как свобода,                          И быстрый, как перун,                          Ты строен, как природа,                          Как небо, вечно юн!                            И ты, кумир поэта,                          С высокою душой,                          Как яркая комета,                          Горящей полосой                          На русском небосклоне                          Возникший в дни побед                          И мудрую на троне                          Прославивший поэт!                          Твой голос величавый                          Гремит из рода в род,                          И вечно не замрет                          В устах полночной славы.                            И ты, любимый сын                          Фантазии чудесной,                          Певец любви небесной                          И северных дружин,                          То нежный и прекрасный,                          Как сердца первый жар,                          То смелый и ужасный,                          Как мщения удар!                          Твой глас душе унылой,                          Как ангела привет,                          Внушает тайной силой                          Надежду в море бед;                          В страдальце оживляет                          Покорность небесам, —                          И грустный забывает,                          Что он еще не там!                            Питомцы вдохновенья!                          Вы здесь, — и гений мой                          Мирские наслажденья                          С мирскою суетой                          Презрительно бросает                          Пред музою во прах,                          И зря, как вас венчает                          Бессмертие в веках,                          Приподнимает крылы,                          И чувствует в крылах                          Торжественные силы.                            Счастлив, кто жребий свой                          Из урны роковой                          Сам избирал и вынул,                          И шумный свет покинул                          Для неизменных благ!                          Умеренным богатый,                          В тиши укромной хаты,                          В спасительных трудах                          Он дни свои проводит                          С волшебницей-мечтой;                          За славою не ходит                          И не знаком с молвой,                          Безвестность золотая                          Хранит его от бед,                          И ласковая стая                          Докучливых сует                          Ненужного для света                          Не вызовет на свет.                          О боги! кров поэта                          Да будет вечно тих!                          Я не ищу фортуны,                          Ни почестей мирских:                          Труды, безвестность, струны —                          Блаженство дней моих!                            А ты, моя свобода,                          Храни души покой!                          Мне музы и природа                          Прекраснее с тобой;                          С тобой мечты живее,                          Отважней дум полет,                          И песнь моя звучнее;                          С тобою — я поэт!

МОЯ РОДИНА

                      "Где твоя родина, певец молодой?                       Там ли, где льется лазурная Рона;                       Там ли, где пели певцы Альбиона;                       Там ли, где бился Арминий-герой?"                       — Не там, где сражался герой Туискона                       За честь и свободу отчизны драгой;                       Не там, где носился глас барда живой;                       Не там, где струится лазурная Рона.                      "Где твоя родина, певец молодой?" —                       — Где берег уставлен рядами курганов;                       Где бились славяне при песнях баянов;                       Где Волга, как море, волнами шумит…                       Там память героев, там край вдохновений,                       Там все, что мне мило, чем сердце горит;                       Туда горделивый певец полетит,                       И струны пробудят минувшего гений!                      "Кого же прославит певец молодой?"                       — Певца восхищают могучие деды;                       Он любит славянских героев победы,                       Их нравы простые, их жар боевой;                       Он любит долины, где бились народы,                       Пылая к отчизне любовью святой;                       Где падали силы Орды Золотой;                       Где пелися песни войны и свободы.                      "Кого же прославит певец молодой?"                       — От звука родного, с их бранною славой,                       Как звезды, блистая красой величавой,                       Восстанут герои из мрака теней:                       Вы, страшные грекам, и ты, наш Арминий,                       Младой, но ужасный средь вражьих мечей,                       И ты, сокрушитель татарских цепей,                       И ты, победивший врагов и пустыни!                      "Но кто ж молодого певца наградит?"                       — Пылает он жаждой награды высокой,                       Он борется смело с судьбою жестокой,                       И гордый всесильной судьбы не винит…                       Так бурей гонимый, средь мрака ночного,                       Пловец по ревущим пучинам летит,                       На грозное небо спокойно глядит                       И взорами ищет светила родного!                      "Но кто ж молодого певца наградит?"                       — Потомок героев, как предки, свободной,                       Певец не унизит души благородной                       От почестей света и пышных даров.                       Он славит отчизну — и в гордости сметой                       Не занят молвою, не терпит оков:                       Он ждет себе славы — за далью веков,                       И взоры сверкают надеждой веселой!

МУЗА

                     Богиня струн пережила                      Богов и грома и булата;                      Она прекрасных рук в оковы не дала                      Векам тиранства и разврата.                      Они пришли; повсюду смерть и брань                      В венце раскованная сила;                      Ее бессовестная длань                      Алтарь изящного разбила;                      Но с праха рушенных громад,                      Из тишины опустошенья,                      Восстал — величествен и млад —                      Бессмертный ангел вдохновенья.

Н. Д. КИСЕЛЕВУ

"В стране, где я забыл мирские наслажденья,"

                 В стране, где я забыл мирские наслажденья,                  Где улыбается мне дева песнопенья,                  Где немец поселил свой просвещенный вкус,                  Где поп и государь не оковали муз;                  Где вовсе не видать позора чести русской,                  Где доктор и студент обедают закуской,                  Желудок приучив за книгами говеть;                  Где часто, не любя всегда благоговеть                  Перед законами железа и державы,                  Младый воспитанник науки и забавы,                  Бродя в ночной тиши, торжественно поет                  И вольность и покой, которыми живет, —                  Ты первый подал мне приятельскую руку,                  Внимал моих стихов студенческому звуку,                  Делил со мной мечты надежды золотой                  И в просвещении мне был пример живой.                  Ты удивил меня: ты и богат и знатен,                  А вовсе не дурак, не подл и не развратен!                  Порода — первый чин в отечестве твоем —                  Тебе позволила б остаться и глупцом:                  Она дала тебе вельможеское право                  По-царски век прожить, не занимаясь славой,                  На лоне роскоши для одного себя;                  Или, занятия державных полюбя,                  Стеснивши юный стан ливреею тирана,                  Ходить и действовать по звуку барабана,                  И мыслить, как велит, рассудка не спросясь,                  Иль невеликий царь или великий князь,                  Которым у людей отеческого края                  По сердцу лишь ружье да голова пустая.                  Ты мог бы, с двадцать лет помучивши солдат,                  Блистать и мишурой воинственных наград,                  И, даже азбуки не зная просвещенья,                  Потом принять бразды верховного правленья,                  Которых на Руси, как почтовых коней,                  Скорее тем дают, кто чаще бьет людей,                  Но ты, не веруя неправедному праву,                  Очами не раба взираешь на державу,                  Ты мыслишь, что одни б достоинства должны                  Давать не только скиптр, но самые чины,                  Что некогда наук животворящий гений —                  Отец народных благ и царских огорчений —                  Поставит, разумом обезоружив трон,                  Под наши небеса свой истинный закон…                   Мы вместе, милый мой, о родине судили,                  Царя и русское правительство бранили, —                  И дни веселые мелькали предо мной.                  Но вот — тебя судьба зовет на путь иной,                  И скоро будут мне, в тиши уединенья,                  Отрадою одни былые наслажденья.                  Дай руку! Да тебе на поприще сует                  Не встретится удар обыкновенных бед!                   А я — останусь здесь, и в тишине свободной                  Научится летать мой гений благородной,                  Научится богов высоким языком                  Презрительно шутить над знатью и царем:                  Не уважающий дурачеств и в короне,                  Он, верно, их найдет близ трона и на троне!                   Пускай пугливого тиранства приговор                  Готовит мне в удел изгнания позор                  За смелые стихи, внушенные поэту                  Делами низкими и вредными полсвету —                  Я не унижуся нерабскою душой                  Перед могущею — но глупою рукой.                  Служитель алтарей богини вдохновенья                  Умеет презирать неправые гоненья, —                  И все усилия ценсуры и попов                  Не сильны истребить возвышенных стихов.                  Прошли те времена, как верила Россия,                  Что головы царей не могут быть пустые.                  И будто создала благая дань творца                  Народа тысячи — для одного глупца;                  У нас свободный ум, у нас другие нравы:                  Поэзия не льстит правительству без славы;                  Для нас закон царя — не есть закон судьбы,                  Прошли те времена — и мы уж не рабы!

И. Д. КИСЕЛЕВУ

К новому 1824 году

                          Посланник будущих веков!                           Не жди веселого привета                           И ободрительных стихов                           От огорченного поэта.                           Душе унылой не сладка                           Тебя встречающая радость:                           Что ты принес мне? Гадость, гадость!                           Печаль и боль. .!                           Снося горячие недуги,                           Один, безмолвен и угрюм,                           Я порчу сонные досуги                           Тяжелой мрачностию дум;                           Она прошла, пора златая,                           Когда был здрав и весел я,                           И пела муза молодая                           Победы. . !                           И мне дождаться ли возврата                           Телесной бодрости моей?                           Погибну ль жертвою б.                           Под кровом чуждого Пената?                           Еще мне рано увядать:                           Приди ж скорей, былая радость!                           Поэту страшно потерять                           Свою пленительную младость!

ОТВЕТ НА ПРИСЛАННЫЙ ТАБАК

                        Скучает воин — без войны,                         Скучает дева — без наряда,                         Супруг счастливый — без жены,                         И государь — без вахт-парада.                         А я, презритель суеты,                         Питомец музы, что скучаю?                         Веселой нет со мной мечты,                         И вдохновенье забываю.                         Как без души — без табаку                         Студент, его любитель верной,                         За часом час едва влеку                         С моей тоской нелицемерной.                         Как часто, в грустной тишине.                         Хожу в карман рукой несмелой:                         Там пусто, пусто — как в стране,                         Где пламя брани пролетело.                         Бывало: с трубки дым летит,                         Свиваясь кольцами густыми,                         И муза пылкая дарит                         Меня стихами золотыми.                         Но все прошло — и все не так!                         Восторги — были сон приятной                         Ох! не призвать мне, о табак,                         Твоей отрады ароматной!                         Сижу один — и вслух дышу,                         Собой и всеми недоволен,                         Я не читаю, не пишу,                         Вполне здоровый, будто болен.                         Так, вечно жадная забав,                         Давно прошедшая Леила                         Сидит печально, потеряв                         Свои румяна и белила.                         Ничто ее не веселит,                         Не милы пышные наряды,                         И взор потупленный блестит                         Слезами горькими досады.

ПЕСНЬ БАРДА

во время владычества татар в России

О! стонати русской земле, спо-

мянувши пръвую годину и пръвых

князей.

Слово о полку Игореве                         Где вы, краса минувших лет,                         Баянов струны золотые,                       Певицы вольности и славы, и побед,                         Народу русскому родные?                       Бывало: ратники лежат вокруг огней                         По брегу светлого Дуная,                         Когда тревога боевая                         Молчит до утренних лучей.                         Вдали — туманом покровенный                         Стан греков, и над ним грозна,                         Как щит в бою окровавленный,                         Восходит полная луна.                         И тихий сон во вражьем стане;                         Но там, где вы, сыны снегов,                         Там вдохновенный на кургане                         Поет деянья праотцов —                         И персты вещие летают                         По звонким пламенным струнам,                         И взоры воинов сверкают,                         И рвутся длани их к мечам!                         На утро солнце лишь восстало —                         Проснулся дерзостный булат:                         Валятся греки — ряд на ряд,                         И их полков — как не бывало!

"И вы сокрылися, века полночной славы,"

                      И вы сокрылися, века полночной славы,                         Побед и вольности века!                       Так сокрывается лик солнца величавый                         За громовые облака.                       Но завтра солнце вновь восстанет…                         А мы… нам долго цепи влечь:                       Столетья протекут — и русской меч не грянет                         Тиранства гордого о меч.                         Неутомимые страданья                         Погубят память об отцах,                         И гений рабского молчанья                         Воссядет, вечный, на гробах.                         Теперь вотще младый баян                         На голос предков запевает:                         Жестоких бедствий ураган                         Рабов полмертвых оглашает;                         И он, дрожащею рукой                         Подняв холодные железы,                         Молчит, смотря на них сквозь слезы,                         С неисцелимою тоской!

ПЕСНЬ БАЯНА

"Война, война! Прощай, Сиана!"

                         Война, война! Прощай, Сиана!                         Бойцы шумят, бойцы идут;                         Они товарища баяна                         В страну далекую зовут.                            Туда, где бранные пожары                         Дунайски волны озарят,                         Где смертоносные удары                         О шлемы греков зазвенят.                          С врагом сражаяся, как деды,                         Рукой и сердцем славянин,                         Я наши стану петь победы                         И смелость князя и дружин.                          И твой баян, пируя славу,                         Под медью лат дыша тобой,                         Там повторю я Святославу,                         Что пел Сиане молодой.                          Промчится буря боевая,                         Войдет в ножны булат бойца —                         И дева, сердцем оживая,                         Обнимет верного певца.

ПЕСНЬ БАЯНА

"Люблю смотреть на месяц ясной,"

                       Люблю смотреть на месяц ясной,                        Когда встает он из-за гор;                        Но мне милее светлый взор                        Сияны резвой и прекрасной.                        Люблю, задумавшись, с кургана                        Напевы слушать соловья;                        Но веселей душа моя,                        Когда поет моя Сияна.                        Люблю, как песнь мою внимая,                        Боец хватает свой булат;                        Но слаще струны говорят                        С тобой, красавица младая!                        Люблю на шумном сборе стана                        Приветы ратных и вождей;                        Но я счастливее царей,                        Как улыбнется мне Сияна.

ПЛАТОНИЗМ

                       Закон: влюбляться лишь душой,                        Друзья, мне вовсе непонятен;                        Пусть говорят: наш век развратен —                        Да не мечта ли век златой?                        Нет сил у твари поднебесной                        Для платонической любви:                        Кто ангел — тот по ней живи,                        Затем, что ангел — бестелесной!                        Души восторги — в мире снов,                        Но есть восторги и для тела,                        И мы оставим ли без дела                        Дары догадливых богов?                        Одной мечты и мудрым мало:                        Мне сказывал археолог,                        Что у Платона. .                      . . . .                        Когда один, в ночной тиши,                        Сей баловень воображенья                        Писал систему наслажденья                        Для человеческой души.                        Души восторги — в мире снов,                        Но есть восторги и для тела,                        И мы оставим ли без дела                        Дары догадливых богов?

ПОСЛАНИЕ К А. Н. ОЧКИНУ

                   О, ты, с которым я, от юношеских лет,                    Привык позабывать непостоянный свет,                    Привык делить мечты, надежды, наслажденья,                    И музы девственной простые песнопенья,                    И тихие часы досугов золотых!                    Друг сердца моего и друг стихов моих!                    Завидую тебе: умеренным счастливой,                    Твой дух не возмущен мечтой славолюбивой;                    Ты, гордо позабыв мятежный света шум.                    В уединении, жилище смелых дум,                    Ведешь с науками невидимые годы,                    И жизнь твоя, как ход торжественный природы,                    Покорна мудрости законам вековым.                    Ты счастья не искал за рубежом родным;                    Но верный сам себе и от страстей свободной,                    Нашел его в душе, простой и благородной;                    А я, поверивший надежде молодой,                    Обманут счастием, один, в стране чужой,                    Пою мою печаль — певец, душою сирый —                    Как струны хладные Арминиевой лиры,                    И в тишине учусь душою тосковать.                    Но я еще люблю былое вспоминать;                    Люблю в страну отцов в мечтах переселяться                    И всем утраченным, всем милым наслаждаться,                    И с вами быть душой, родимые друзья!                    О незабвенный край, о родина моя!                    Страна, где я любил лишь прелести природы;                    Где юности моей пленительные годы                    Катились весело незримою струей;                    Где вечно царствуют с отрадной тишиной                    Миролюбивых душ живые наслажденья;                    Страна, где в первый раз богиня песнопенья                    Стыдливою рукой цевницу мне дала,                    Огонь поэзии в душе моей зажгла —                    И я, божественным восторгом оживленный,                    Воспел мои мечты и мой удел смиренный,                    И непритворною, свободною душой                    Благодарил богов за песни и покой!                    Тогда, не знав людей застенчивый мой гений                    Не знал и зависти коварных оскорблений.                    Суд ветреной толпы его не занимал;                    Он пел для дружества и славы не искал.                    Но вы сокрылись, дни счастливого незнанья!                    И чувства новые и новые желанья                    Сменили навсегда покой души моей.                    Отдайте мне, Судьбы, блаженство прошлых дней,                    Отдайте мирные отеческие сени                    И сердце без любви и ум без заблуждений!                    Не тщетно ль радости минувшие зову?                    Уж бремя суеты тягчит мою главу;                    Унылая душа невольно холодеет                    И на грядущее надеяться не смеет;                    И гаснет жизнь моя! — Лишь ты, хранитель мой,                    Одна отрада мне, забытому судьбой!                    Ты можешь, верный жрец богини вдохновенья,                    Родить в моей душе и жажду просвещенья                    И твердость на пути спасительных трудов,                    И оживить мой ум и жар моих стихов.                    Когда ж, от бремени сует освобожденный,                    С собою помирясь, и дружбой ободренный,                    Я полечу в страну, где молодость моя                    Узнает мир души и цену бытия?                    О! сбудутся ль мои последние желанья?                    Клянусь, собрав умом плоды образованья,                    Провесть в кругу родных, на родине моей,                    Остаток счастливый тобой спасенных дней!                    Тогда души моей воскреснут наслажденья.                    Забыв коварный свет, в тиши уединенья,                    Я буду воспевать мой радостный удел,                    Родимые поля, простые нравы сел                    И прадедовских лет дела и небылицы —                    И посвящать тебе дары моей цевницы!

ПОСЛАНИЕ К КУЛИБИНУ

"Не часто ли поверхность моря"

                      Не часто ли поверхность моря                       Волнует грозных бурь приход,                       И с валом вал ужасный споря,                       Кремнистые брега трясет!                       Не часто ль день прелестный, ясный                          Скрывает мрак густой!                       Не часто ль человек, среди весны прекрасной.                          Смущается тоской!                         И радость быстро отлетает!                          Страшись печали, милый друг!                         Да счастье всюду провождает                          Тебя чрез жизни луг!                       Люби, но укрощай в душе любви стремленья:                              Ее опасен яд,                       И часто средь цветов прелестных наслажденья                          Змеи ужасные шипят!                         Будь верен, не страшись обмана;                          Страшись, чтобы коварный бог                         Не превратился вдруг в тирана,                       И тщетные к тебе любови не возжег.                       Быть может, там, мой друг любезной,                          Где медяный Рифей                       Чело к стране возносит звездной,                       И крепостью гордясь своей,                       Полет Сатурна презирает,                       Где хлад свирепый обитает,                       Ты, друг мой, в тот ужасный час,                       Как ветром мчится прах летучий,                       Когда луч солнечный погас,                         Покрытый мрачной тучей,                       Когда леса дубов скрыпят,                       Пред бурей страшной преклоненны!                       Когда по челам гор скользят                         Перуны разъяренны,                       Быть может, друг любезный мой,                         В сей бури час ужасной,                       Красу, застигнуту грозой,                         Увидишь ты. — И взор прекрасной                       В плененном сердце нежну страсть                         Воспламенит мгновенно,                       И милая твоя любови власть                         В душе познает восхищенной,                         И для тебя лишь будет жить.                         Тогда, под сенью мирной                       Ты станешь радости с подругою делить;                         Тогда твой голос лирный                         Любовь благую воспоет!                       И песнь твоя молвой к друзьям домчится!                       Тогда во мне, о милый мой поэт,                       Воспоминание протекшего родится;                         Тогда я полечу душой                         К дням резвым юности беспечной.                         Когда я, увлечен мечтой,                       Почувствовал огонь поэзии сердечной,                         Тебе вверять восторги приходил                         И слышал суд твой справедливый.                         О! сколь тогда приятен был                         Мне дружеский совет нельстивый!                         С каким весельем я с тобой                         Поэтов красотой пленялся!                       И, зря в мечтах их тени пред собой,                         Восторгам пылким предавался.                         Какой огонь тогда блистал                         В душе моей обвороженной,                         Когда я звучный глас внимал,                         Твой глас, о бард священный,                       Краса певцов, великий Оссиан!                         И мысль моя тогда летала                         По холмам тех счастливых стран.                         Где арфа стройная героев воспевала.                         Тогда я пред собою зрел.                         Тебя, Фингал непобедимый,                         В тот час, как небосклон горел,                         Зарею утренней златимый, —                       Как ветерки игривые кругом                         Героя тихо пролетали,                         И солнце блещущим лучом                         Сверкало на ужасной стали.                       Я зрел его: он, на копье склонясь,                         Стоял в очах своих с грозою —                       И вдруг, на воинство противных устремясь,                         Все повергал своей рукою.                         Я зрел, как, подвиг свой свершив,                         Он восходил на холм зеленый,                       И, на равнину взор печальный обратив,                         Где враг упал, им низложенный,                         Стоял с поникшею главой,                         В доспехах, кровию омытых.                       Я шлемы зрел, его рассечены рукой,                         Зрел горы им щитов разбитых!..                       Но, друг, позволь мне удержать                         Мечты волшебной обольщенья:                       Ты наделен талантом песнопенья,                         Тебе героев воспевать!                       В восторге устреми к превыспреннему миру                        Быстротекущий свой полет,                        А мне позволь, мой друг поэт,                        Теперь на время бросить лиру!

ПОСВЯЩЕНИЕ А. А. ВОЕЙКОВОЙ

"Песни Короля Регнера"

                      Прошу стихи мои простить!                       Я на Парнасе школьник юный:                       Вас не сумели похвалить                       Мои застенчивые струны;                       Но если праведным богам                       Приятней сердца дар убогий.                       Как драгоценный фимиам,                       То вы поступите, как боги, —                       И сей листок чрез много дней                       Напомнит вам певца младого                       Который не жил для людей,                       В стране чужой не пел чужого,                       Не звал и славы в свой приют                       И за фортуной быстроногой..                       Мирскою пыльною дорогой,                       Не побежал, хоть все бегут.                       За то в душе его смиренной                       Огонь свободы пламенел;                       Он кое-что не худо пел,                       Но божеством не вдохновенный,                       Перед божественным немел.

ПОСВЯЩЕНИЕ А. М. ЯЗЫКОВУ

Paciam ut mei niemineris [1]

                        Тебе, который с юных дней                         Меня хранил от бури света,                       Тебе усердный дар беспечного поэта —                         Певца забавы и друзей.                         Тобою жизни обученный,                         Питомец сладкой тишины,                         Я пел на лире вдохновенной                         Мои пророческие сны, —                       И дружба кроткая с улыбкою внимала                       Струнам, настроенным свободною мечтой;                       Умом разборчивым их звуки поверяла                         И просвещала гений мой!                         Она мне мир очарованья                         В живых восторгах создала,                       К свободе вечный огнь в душе моей зажгла,                         Облагородила желанья,                       Учила презирать нелепый суд невежд                         И лести суд несправедливый:                         Смиряла пылкий жар надежд                         И сердца ранние порывы.                         И я душой не изменил                         Ее спасительным стараньям:                         Мой гений чести верен был                         И цену знал благодеяньям!                       Быть может, некогда твой счастливый поэт,                       Беседуя мечтой с протекшими веками,                         Расскажет стройными стихами                         Златые были давних лет;                         И, вольный друг воспоминаний,                         Он станет петь дела отцов:                         Неутомимые их брани                         И гибель греческих полков,                         Святые битвы за свободу                         И первый родины удар                         Ее громившему народу,                         И казнь ужасную татар.                         И оживит он — в песнях славы —                         Славян пленительные нравы:                         Их доблесть на полях войны,                         Их добродушные забавы                         И гений русской старины                         Торжественный и величавый!!                         А ныне — песни юных лет,                         Богини скромной и веселой,                         Тебе дарит рукой не смелой                         Тобой воспитанный поэт!                        Пускай сии листы, в часы уединенья,                         Представят памяти твоей                         Живую радость прошлых дней,                         Неверной жизни оболыценья                         И страсти ветренных друзей;                       Здесь все, чем занят был счастливый дар поэта,                       Когда он тишину боготворил душой,                       Не рабствовал молве обманчивого света                         И пел для дружбы молодой!

РОК

(На смерть М. А. Мойер)

                      Смотрите: он летит над бедною вселенной.                         Во прах, невинные, во прах!                       Смотрите, вон кинжал в руке окровавленной                         И пламень тартара в очах!                       Увы! сия рука не знает состраданья,                         Не знает промаха удар!                       Кто он, сей враг людей, сей ангел злодеянья,                         Посол неправых неба кар?                       Всего прекрасного безжалостный губитель,                         Любимый сын владыки тьмы,                       Всемощный, вековой — и наш мироправитель!                         Он — рок; его добыча — мы.                       Злодейству он дает торжественные силы                         И гений творческий для бед,                       И медленно его по крови до могилы                         Проводит в лаврах через свет.

"Но ты, минутное творца изображенье,"

                      Но ты, минутное творца изображенье,                         Невинность, век твой не цветет:                       Полюбишь ты добро, и рок в остервененье                         С земли небесное сорвет,                       Иль бросит бледную в бунтующее море,                         Закроет небо с края в край,                       На парусе твоем напишет: горе! горе!                         И ты при молниях читай!

УСЛАД

                      Не стонет дол oт топота копей,                       Не брызжет кровь от русского удара:                       По берегу Дуная, близ огней                       Лежат бойцы — смирители болгара;                       Там юноша, соратник их мечей,                       Исполненный божественного дара,                       Пленяет слух дружины удалой                       Военных струн волшебною игрой.                         Баян поет могучих праотцов,                       Их смелый нрав, их бурные сраженья,                       И силу рук, не знающих оков,                       И быстроту их пламенного мщенья.                       Как звук щита, и ратным, и вождям                       Отрадна песнь любимца вдохновенья:                       Их взор горит, их мысль блуждает там,                       Где билась рать отважного Олега,                       Где Игорев булат торжествовал —                       И гордый грек бледнел и трепетал,                       Послыша гром славянского набега.                       Баян воспел минувших лет дела:                       Баян умолк; — но рать еще внимает.                       Так плаватель, когда ночная мгла                       Лазурь небес и море застилает,                       Еще глядит на сумрачный закат,                       Где скрылося великое светило;                       Так сладостно расставшемуся с милой                       Издалека еще взирать назад!                       Луна плывет в спокойных небесах;                       Молчит Дунай, чернеет лес дремучий,                       И тень его, как тень широкой тучи,                       Мрачна лежит на стихнувших водах.

Песнь баяна

                       О ночь, о ночь, лети стрелой!                       Несносен отдых Святославу:                       Он жаждет битвы роковой.                       О ночь, о ночь, лети стрелой!                       Несносен отдых Святославу!                         Цимисхий! крепок ли твой щит?                       Не тонки ль кованые латы?                       Наш князь убийственно разит.                       Цимисхий! крепок ли твой щит?                       Не тонки ль кованые латы?                         Дружине борзых дай коней;                       Не то — мечи ее нагонят,                       И не ускачет от мечей.                       Дружине борзых дай коней;                       Не то — мечи ее нагонят.                         Ты рать обширную привел;                       Немного нас, но мы славяне:                       Удар наш меток и тяжел.                       Ты рать обширную привел;                       Немного нас, но мы славяне!                         О ночь, о ночь, лети стрелой!                       Поля, откройтесь для победы,                       Проснися, ужас боевой!                       О ночь, о ночь, лети стрелой!                       Поля, откройтесь для победы!

"Но кто певец любви не воспевал?"

                      Но кто певец любви не воспевал?                       Какой баян, плененный красотою,                       Мечты бойца с прекрасною мечтою                       О родине и милой не сливал?                       Двойной огонь в душе певца младого,                       Когда поет он деву и войну:                       Так две струи Дуная голубого                       Блестят живей, сливаяся в одну.

Песнь баяна

                       Войны садятся на коней,                        Баяна дева обнимает:                        Она молчит, она вздыхает,                        И слезы градом из очей.                        Прощай, прощай! иду на битву.                        "Люби меня, моя краса!                        "Молись — услышат небеса                        "Твою невинную молитву!                        "Щита, врученного тобой,                        "Булат врага не перерубит;                        "Тебя певец твой не разлюбит                        "И не изменится душой".                        Они расстались. Пыль густая                        Поля покрыла, как туман.                        Враги! вам полно ждать славян!                        Вам полно спать, брега Дуная!                        Взошла денница; вспыхнул бой;                        Дрожит широкая долина.                        О грек! страшна твоя судьбина:                        Ты не воротишься домой!                        Валятся всадники и копи,                        Булат дробится о булат —                        И пал ужасный сопостат                        При шуме яростной погони!                        Баян отцам не изменил                        На поле гибели и чести:                        Могучий враг ударом мести                        Его щита не сокрушил.                        Гордыня сильного смирилась;                        Ему не праздновать войны…                        И сталь победная в ножны                        По вражьей крови опустилась!                        И рать на родину пришла;                        Баяна дева обнимает,                        Отрадно грудь ее вздыхает,                        И девы радость ожила.

"Не сталь в груди Услада трепетала,"

                       Не сталь в груди Услада трепетала,                       Не дикий огнь сверкал в его очах:                       Он знал любовь; душа его питала                       Ее восторг, ее безвестный страх.                       Он твой, он твой, красавица Сиана!                       Ты помнишь ли его златые дни,                       Когда лесов отеческих в тени                       Ласкала ты влюбленного баяна?                       Ты помнишь ли, как бросив меч и щит,                       Презрев войны высокие награды.                       Он пел твои божественные взгляды                       И красоту застенчивых ланит?                       Ты помнишь ли, как песнь его внимая,                       Молчала ты? — Но как любовь молчит?                       То свеж и чист, как роза молодая,                       Твое лицо румянец оживлял;                       То вспыхивал твой взор, то угасал,                       Как в облаке зарница золотая.                       Баян Услад любви не изменял:                       С чужих полей, где рыщет ужас битвы,                       К тебе его надежды и мечты,                       И за тебя сердечные молитвы;                       Он всюду твой! А ты — верна ли ты?

В. М. [КНЯЖЕВИЧУ]

"Простите мне простое "ты"."

                          Простите мне простое "ты".                           Богиня песен презирает                           Приличий светских суеты,                           И дочь богов не замечает,                           Паря к бессмертным небесам,                           Законов моды беззаконной.                           Но грамматическим цепям                           Она с улыбкой благосклонной                           Младые руки отдает.                           Затем-то вам, среди паренья,                           По правилу местоименья,                           Сказала: "ты" — и тихо ждет                           Греху безгрешному прощенья.

В. М. КНЯЖЕВИЧУ

"Они прошли и не придут,"

                        Они прошли и не придут,                         Лета неверных наслаждений,                         Когда, презрев высокий труд,                       Искал я счастия во мраке заблуждений.                         Младый поклонник суеты,                         На лире, дружбой ободренной,                       Чуть знаемый молвой и славою забвенный,                         Я пел беспечность и мечты;                         Но гордость пламенного нрава                         На новый путь меня звала,                       Чего-то лучшего душа моя ждала:                         Хвалы друзей — еще не слава!                       Я здесь, я променял на сей безвестный кров                         Безумной младости забавы                       Веселый света шум на тишину трудов,                         И жажду нег — на жажду славы.                         Моих желаний не займут                         Толпы невежд рукоплесканья,                       Оракулы веков душе передадут                       И жар отважных дум, и смелость упованья,                         Когда на своде голубом                         Выходит месяц величавый,                         И вечер пасмурным крылом                         Оденет дерптские дубравы,                       Один, под кровом тишины,                       Я здесь беседую с минувшими веками;                       Героев призраки из мрака старины                       Встают передо мной шумящими рядами,                       И я приветствую родных богатырей,                         И слышу силу их ударов;                       Пред взорами — холмы разорванных цепей                         И море бурное пожаров!                       Какой роскошный пир восторгам и мечтам!                         Как быстро грудь моя трепещет,                         В очах огонь поэта блещет,                           И рвется длань моя к струнам!                       Очистив юный ум в горниле просвещенья,                       Я стану петь дела воинственных славян,                       И яркие лучи святого вдохновенья,                         Прорежут древности туман.                       Ты, радуясь душой, услышишь песнь свободы                         В живой Гармонии стихов,                       Как с горной высоты внимает сын природы                         Победоносный крик орлов.

[ЗАПИСКИ А. С. ДИРИНОЙ]

                                     I                           Обедать я у вас готов —                         Да дело в том, что нездоров:                         Я болен болью головной,                         Сижу, хожу, как сам не свой,                         Я дома скучен, как монах,                         И уверяю, что в гостях                         Я буду вчетверо скучней:                         Теперь мой разум — без мыслей,                         Глаза все на землю глядят,                         Язык молчит, хоть и не рад,                         И даже громкие слова                         Расслышать я могу едва.                         Причина этому ясна                         И для меня весьма важна:                         Теперь я телом и душой                         Неинтересный и плохой.                         Итак меня простите вы,                         Что по причине головы                         Я не могу вас посетить.                         Вас слушать, с вами говорить                         Мне очень весело всегда —                         Да не гожуся никуда,                         А в состоянии таком                         Кто ходит в ваш приятный дом?                         И не подумайте, что лгу:                         Я точно доказать могу                         Всю справедливость этих слов.                         Притом вам скажет Киселев                         (Он будет к вам — так быть должно, —                         Я это угадал давно),                         Что видел сам, как у меня                         Уж голова болит три дня;                         Но если скажет Киселев,                         Что я сегодня уж здоров,                         Вы не поверьте — это ложь:                         Я и сегодня, право, тож,                         Что был вчера. И так… и так —                         Я не могу никак, никак                         Быть сотоварищем ему.                         Мне это больно самому,                         Но что же делать? У судьбы                         Нет либералов: все рабы.                                      II                           Вы извините, что я вас                         Своею просьбой беспокою.                         И признаюсь: на этот раз                         Я недоволен сам собою.                         Но делать нечего: судьбою                         Теперь мне дан такой указ.                         Притом я сам обеспокоен:                         Во мне восторг почти погас,                         Мой ум чувствительно расстроен,                         И задичился мой Пегас,                         Я ничего не сочиняю,                         Я даже писем не пишу —                         И потому-то вас прошу,                         Могу сказать, вас умоляю                         Поэта искренность простить                         И сострадательной рукою                         Мои финансы оживить,                         Давно рассеянные мною.                         Я знаю: деньги — суета;                         И для неложного монаха                         Они едва ль дороже праха,                         Душа не ими занята;                         Но человеку в здешнем мире                         Они так нужны, как в трактире,                         Где в долг не любят никого.                         Я ж человек — итак желаю,                         Но вы уж знаете чего, —                         И, уповая, умолкаю.                                     III                           Благословенному царю                         Не так за ленту благодарен                         Ее не стоющий боярин:                         Я вас душой благодарю.                         Вы мне веселость оживили,                         Моей мечты прогнали мрак                         И вновь поэту возвратили                         Свободу, музу и табак.                         Была пора — я помню живо:                         Свеча задумчиво горит,                         Сижу с тоскою молчаливой,                         Гляжу к земле, перо лежит,                         Лишь изредка возьму бумагу,                         Означу месяц, день;- но вдруг                         Я вспомню денежный недуг,                         И на ладонь главою лягу,                         И томно очи затворю…                         Не вы ли мне возможность дали                         Укоротить мои печали?                         Благодарю, благодарю!

ЭЛЕГИЯ

"О деньги, деньги! для чего"

                        О деньги, деньги! для чего                         Вы не всегда в моем кармане?                         Теперь христово рождество                         И веселятся христиане;                         А я один, я чужд всего.                         Что мне надежды обещали:                         Мои мечты — мечты печали.                         Мои финансы — ничего!                         Туда, туда, к Петрову граду                         Я полетел бы: мне мила                         Страна, где первую награду                         Мне муза пылкая дала;                         Но что не можно, то не можно!                         Без денег — радости людей,                         Здесь не дадут мне подорожной,                         А на дороге лошадей.                         Так ратник в поле боевом                         Свою судьбину проклинает,                         Когда разбитое врагом                         Копье последнее бросает:                         Его руке не взять венца                         Ему не славиться войною,                         Он смотрит вдаль — и взор бойца                         Сверкает первою слезою.

ЧУЖБИНА

                      Там, где в блеске горделивом                         Меж зеленых берегов                       Волга вторит их отзывом                         Песни радостных пловцов,                       И как Нил-благотворитель                         На поля богатство льет, —                       Там отцов моих обитель,                         Там любовь моя живет!                       Я давно простился с вами,                         Незабвенные края!                       Под чужими небесами                         Отцветет весна моя;                       Но ни в громком шуме света,                         Ни под бурей роковой,                       Не слетит со струн поэта                         Голос родине чужой.                       Радость жизни, друг свободы,                         Муза любит мой приют.                       Здесь, когда брега и воды                         Под туманами заснут,                       И, как щит перед сраженьем,                         Светел месяц золотой, —                       С благотворным вдохновеньем,                         Легкокрылою толпой,                       Ты, которая вливаешь                         Огнь божественный в сердца,                       И цветами убираешь                         Кудри юного певца,                       Радость жизни, друг свободы,                        Муза лиры, прилетай                       И утраченные годы                         Мне в мечтах напоминай!                       Муза лиры, ты прекрасна,                         Ты мила душе моей;                       Мне с тобою не ужасна                         Буря света и страстей.                       Я горжусь твоим участьем;                         Ты чаруешь жизнь мою, —                       И забытый рано счастьем,                         Я утешен: я пою!

ЧУВСТВИТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ В РЕВЕЛЬ

1

                          Перед Троицею в будни                          На башне городской,                          В субботу пополудни,                          Пробило час шестой.                          Мы чинно за коляской                          В телеге нанятой                          Поехали рысцой.                          Признаться: было тряско:                          То яма в мостовой,                          То камень неучтивый                          Смущали наш покой,                          И без того плохой.                          Чухонец некрасивый                          То грубым языком,                          То маленьким кнутом                          Гнал маленькую пару                          Неудалых коней:                          Нечуткие к удару,                          Глухие для речей,                          Они передвигали                          Нас тихо по камням; —                          Так Дерпт мы оставляли.                          О чем, не знаю сам,                          Я тосковал душою;                          К[няжевич] тожь грустил                          И взор его бродил,                          Едва не со слезою,                          По крышам, по садам,                          По Дому — и уныло                          Остановлялся там,                          Где было… Что же было?                          Пусть объяснит он сам.                          И вот мы, слава богу,                          На гладкую дорогу                          Попали с предурной:                          За Юрьевским форштатом                          Ни ям, ни мостовой;                          Но я с моим собратом,                          Как прежде, ни гугу:                          Таинственное что-то                          (Назвать я не могу)                          Чувствительной зевотой                          Мне отворяло рот.                          Известно, кто зевнет —                          За ним зевает ближний;                          Что значит? Может быть,                          Всей мудростию книжной                          Не можно объяснить.                          Так мой товарищ милой,                          Задумчиво-унылой,                          Мне дружно подражал:                          Зевал, как я зевал.                          Наверное, не знаю,                          Но что за грех сравнить?                          Как наш Адам из раю                          Изволил выходить —                          И мог ли не грустить                          О счастливом жилище,                          Где он о самой пище                          Заботы не знавал,                          Где все, чего желал,                          Ему приготовляла                          Всевышнего рука —                          Так нам сердца сжимала                          Известная тоска:                          И, признак огорченья,                          Чуть слезы не текли,                          Но вот корчма вдали:                          Adieu! до продолженья.

2

                          Вечерняя спустилась тьма;                          Пред нами черная корчма;                          Она ужасна издали:                          Поля пустые облегли                          Еe почти со всех сторон.                          Ландшафт ничем не оживлен:                          Ни тихошепчущий поток,                          Ни прохладительный лесок,                          Ни громозвучный водопад,                          Ни пестрота веселых стад…                          Короче: ровно ничего                          Кругом для взора моего                          И для чувствительной души                          Не представлялось в сей глуши;                          И мы вошли в сию корчму —                          Она похожа на тюрьму,                          К которой уж давно, давно                          Не мыто и не метено.                          Порог возвышенный в дверях;                          На потолке и на стенах                          Буграми сажа, пыль и мох, —                          А старый пол — беда для ног;                          Таков дороги вешней вид,                          Когда потоками бежит                          Снегов растаявших вода;                          Так мостовая, где худа…                          По ней печальный пешеход                          Сердито, медленно идет                          И, глядя на негодный путь,                          В мечтах бранит кого-нибудь.                          Две комнаты — одна с другой                          Могли бы спорить духотой.                          Вдоль не очищенной стены,                          Свидетель мрачной старины                          Поставлен долговязый стол.                          Он годен — так К[няжевич] счел —                          К обеду двадцати персон.                          К[няжевич] счетам изучен,                          Я ж в арифметике отстал                          И, как поэт, сей стол считал                          Несносным даже для очей —                          То каково же для гостей?..                          И вдоль стола того — скамья,                          Но чернота и пыль ея                          На ней не позволяют лечь;                          Налево — сумрачная печь                          С широьим, черным очагом;                          Окно с замаранным стеклом,                          Замаранным, как бы затем,                          Чтоб даже сумрачным лучем                          Не освещалася корчма                          И путнику б густая тьма                          Не позволяла разглядеть,                          Что негде будет посидеть                          И телу в тишине ночной                          Дать укрепительной покой.                          Благодаря богов, у нас                          С собою был съестной запас;                          А ужин — дело золотое                          Тому, кто изнурен путем:                          Тогда — двойная жажда в нем                          И аппетит сильнее втрое.                          Притом замечено давно,                          Что все людские наслажденья                          От ожиданий и томленья                          Приятней — так и быть должно!                          Веселья слаще после скуки,                          Отрадней блага после бед,                          Любовь живее от разлуки,                          Вкусней от голода обед.                          Так принесли мы жертву Кому!                          Для нас царица сей корчмы                          Расстлала по полу солому,                          И тихо улеглися мы.                          Сия чухонская Бавкида —                          Простите этот эпизод —                          Непривлекательного вида,                          Как весь Ливонии народ:                          Лицо, которого Гогарту                          Не удалось нарисовать;                          Вам не случалось ли видать                          Унылой Корсики ландкарту?                          Так некрасива и черна                          Была лицом сия жена,                          Живые, сумрачные взгляды                          Из-под нависнувших бровей,                          Волос не перечесть у ней:                          В красе природной, без помады                          От головы, до самых пят                          Они растрепаны висят.                          Ее угрюмая осанка,                          Морщины древнего чела…                          И словом, всем она была                          Страшна, как ведьма киевлянка.                          Подробность лишняя скучна,                          Моя богиня это знает,                          И вкусу вашему верна —                          Здесь непритворно умолкает                          Затем, что спать сама желает                          И скоро бодрствовать должна.

3

                          Благотворная денница                          Разорвала ночи мрак,                          И пустынная синица                          Пела утро кое-как.                          Мы меж тем, как запрягали                          Ободрившихся коней,                          По окрестностям гуляли                          И цветочки собирали —                          Будто с ними веселей.                          Здесь К[няжевич] осмерную                          Незабудочку сыскал…                          Он задумался, сказал:                          (Я его не критикую,                          Но, что слышал, говорю)                          "Сей цветок, осьмое чудо,                          Но кого им подарю?                          Неприятно, скучно, худо                          Быть, как я…"- И кончил сим.                          Я не понял, и уныло                          Он мне дал цветочек милой                          С красноречием немым.                          Я в бумажнике, как должно,                          Нежный дар сей разложил;                          Но — какой неосторожной!                          Видно, где-то уронил.                          Кони ржут — пора в дорогу!                          День прекрасный: без жаров,                          Без слепней и комаров,                          И за это — слава богу!

4

                          Еще корчма — об ней ни слова!                          Она, как прежняя, худа —                          Я ж не охотник до худова,                          И муза юная горда:                          Неблаговидного труда                          Она чуждается правдиво;                          Насилу и одну корчму                          Я описал вам терпеливо:                          И то — не вопреки ль уму?

5

                          Вид прекрасный недалеко                          На равнине, из садов                          Нам открылся одинокой                          Белокаменной, высокой,                          С головой до облаков,                          Оберпален, замок древний.                          Жаль, что он среди степей:                          Не картинные деревни,                          Не роскошный вид полей,                          Лишь чухонские харчевни                          Окружают замок сей.                          Если вам уже знакомы                          Достопамятные томы,                          В коих мудрый Карамзин,                          Ученик бессмертной Клии,                          Описал войны России                          Средь Ливонии долин —                          Вам известен Оберпален.                          Он теперь не то, что был,                          И пустынен и печален.                          Там, где гордый рыцарь жил,                          Где певались песни славы,                          Где гремела медь и сталь —                          Спят безмолвные дубравы,                          И живет какой-то Валь.                          Так века переменяют                          Обитателей земли:                          Ныне витязи в пыли,                          А пигмеи поживают.                          В Лету наши дни втекают,                          Не слыхать великих дел,                          Мир мирскому покорился,                          Просветился, простудился                          И ужасно похудел.                          Мы взошли на возвышенный                          Бельведер, смотрели вдаль:                          Все кругом уединенно                          И печально, как печаль.                          Речка, мельница, долины —                          Все уныло, все молчит.                          Сад прекрасный и старинный —                          Но кого он приютит?                          Густолиственные вязы                          Хороши, но кто на них                          Начертит от сердца фразы?                          Кто в аллеях вековых                          Станет с тихими мечтами,                          Чуть приметными шагами                          Пред денницею гулять,                          Восхищаться филомелой                          И душой осиротелой                          С темной горлинкой вздыхать?                          Так мечтанья волновали                          Мне чувствительную грудь.                          Мы пришли: нас кони ждали —                          Добрый день и добрый путь!

6

                         Вы знакомы с красотою                              Той корчмы,                          Где пред троицей святою                              Спали мы.                          Мы в корчме — в ней мрачность та же,                              Пыль и мох,                          Пол избит, а стены в саже,                              Воздух плох;                          Слишком душен, для дыханья                              Нездоров;                          Сверх того здесь дом собранья                              Комаров.                          Их здесь много, очень много:                              Чу, жужжат!                          А народ сей долгоногой                              Людям рад;                          Он живет лишь кровопийством.                              Мы за всех                          Стали мстить ему убийством:                              То не грех!                          Но что пользы? Все осталось                              Много их,                          И заснуть нам не досталось                              Ни на миг.                          Счастлив, кому судьбина                          Определила сон                          Под кровом балдахина;                          Как тих, спокоен он!                          Комар не блокирует                          Его ушей и щек,                          Он с мошкой не воюет;                          А наш — несносный рок!                          Ах! мы… Что было с нами,                          Читайте: ваш пиит                          С закрытыми глазами                          На ложе сна лежит…                          Вдруг писк, неугомонной                          Комар ко мне летит —                          Пищит… умолк… пищит…                          Вот будто сел… все спит —                          И я рукою сонной                          Ловлю его, ловлю…                          Хоть как, так увернется!                          Опять пищит и вьется…                          И я — опять не сплю!                          Когда б я был не скован                          Мирскою суетой,                          И больше образован                          Ученостью прямой, —                          Клянусь самими вами,                          Клянуся небесами,                          Я б написать готов,                          Иль прозой, иль стихами,                          Geschichte комаров —                          Не ученик педантов,                          Огромных фолиантов                          Не стал бы сочинять,                          Не стал бы измерять                          Комарий хобот, ноги;                          Но, ритор неубогий,                          В истории моей                          Я описал бы живо:                          Их дух браннолюбивой,                          Вражду против людей,                          Отважность их полета,                          Увертливость в боях                          И спящих тайный страх;                          Я б разбудил для света                          Из сумрака веков                          Героев-комаров.                          (У них героев тучи,                          Сам Лафонтен сказал,                          Что даже лев могучий                          Пред комаром упал!)                          И в славном переплете,                          У дам, на туалете,                          Лежал бы томик мой;                          И летом, в час досужной,                          В своей беседе дружной,                          В саду, в тени густой,                          Они б меня читали                          И часто награждали                          Улыбкой иль слезой.

А. И. КУЛИБИНУ

"Итак, поэт унылый мой!"

                       Итак, поэт унылый мой!                        Тот скоро час примчится,                        Когда тебе с родной страной,                        С друзьями должно разлучиться;                        Лететь туда, куда ведет                        Рука судеб неумолимых;                        Туда, где страшный гор хребет,                        Среди степей необозримых,                        Чело скрывая в облаках,                        Стоит снегами увенчанный;                        Где лютая зима на грозных высотах                        Поставила свои чертоги льдяны;                        Туда, туда, поэт — друг мой!                        Там скалы дикие и пропасти ужасны,                        И мрак дубрав чужой,                        Услышат лиры глас прекрасный!                        Туда и музы прилетят,                        В Сибирь, в жилище хлада,                        Поэт! богинь не устрашат                        Ни даль, ни мраз, ни льдов громада:                        Они, оставивши Парнас,                        В твою смиренную обитель                        Придут внимать твой мирный глас,                        Любимец их и их любитель!                        Тогда ты лиры золотой                        Ударишь в звонки струны                        И с них блестящею струей                        Польется звук перунный!                        Тогда ты будеть вспоминать                        О родине своей, о тех местах священных,                        Где дней твоих не смели возмущать                        Страстей порывы разъяренных;                        Где верных ты имел друзей,                        Как с ними время протекало,                        Как златострунной их твоей                        Бряцанье лиры восхищало,                        Как с ними радость разделял,                        Мечты и тягость скуки,                        Как их печальный оставлял,                        Как простирал к ним руки.                        Чтобы в последний раз обнять,                        Сказать прости и удалиться.                        Ах как приятно вспоминать                        О том, с чем тяжко разлучиться!                        Мой друг! Что может быть милей                        Бесценного родного края?                        Там солнце кажется светлей,                        Там радостней весна златая,                        Прохладный легкий ветерок,                        Душистее цветы, там холмы зеленее,                        Там сладостней журчит поток,                        Там соловей поет звучнее,                        Там все нас может восхищать,                        Там все прекрасно, там все мило,                        Там дни, как молния, летят,                        Там нет тоски унылой                        Там наше счастие живет,                        Там только жизнью наслаждаться!                        А ты, любезный, мой поэт,                        Ты должен с родиной расстаться!                        Дай руку! Милый друг, прощай!                        Но там, в стране той отдаленной,                        Твоих друзей не забывай;                        Живи надеждой озаренный,                         Что некогда увидишь их,                        Что грозный рок к тебе смягчится,                        И что блаженство возвратится                        И позлатит ток дней твоих!

ПЕСНЯ КОРОЛЯ РЕГНЕРА

(В альбом А. А. Воейковой)

Мы бились мечами на чуждых полях,

Когда горделивый и смелый, как деды,

С дружиной героев искал я победы

И чести жить славой в грядущих веках.

Мы бились жестоко: враги перед нами,

Как нива пред бурей, ложилися в прах;

Мы грады и села губили огнями,

И скальды нас пели на чуждых полях.

Мы бились мечами в тот день роковой,

Когда, победивши морские пучины,

Мы вышли на берег Гензинской долины,

И встречены грозной, нежданной войной,