Помоги проекту - поделись книгой:
Тут и последовал самый, если вдуматься, жуткий диалог в Библии: «Отверз Г-сподь уста ослицы, и сказала она Бильаму: «Что сделала я тебе, что ты бил меня уже три раза?» Бильам, не очень удивленный словесным протестом ослицы, отвечает: «За то, что ты издевалась надо мною; если бы у меня в руке был меч, то я теперь же убил бы тебя».
«И сказала ослица Бильаму: не я ли твоя ослица, на которой ты ездил издавна и до сего дня. Имела ли я обыкновение так поступать с тобой? И сказал он: нет».
Тогда Б-г открыл глаза Бильаму, и он увидел ангела, стоявшего перед ним с обнаженным мечом. Ангел упрекнул Бильама за то, что тот бил свою ослицу, и пророк — понимая, как сильно Б-г противится его намерению проклясть израильтян, — пытается успокоить его: «Если это не угодно в глазах твоих, то я возвращусь». Ангел разрешает ему продолжить путь, но с условием: «Лишь то, что я говорить буду тебе, ты говори».
К концу дня царь моавитян по праву чувствовал себя обманутым. Вместо проклятий израильтянам Бильам произносил им одно благословение за другим. «Проклясть врагов моих взял я тебя, — набросился царь на Бильама, — а ты вот (вместо этого) благословляешь (их)». Но все напрасно: «Не видел я нечестия в Яакове, — пояснил пророк, — и не усмотрел зла в Израиле».
Одно из Бильамовых видений израильского стана было так прекрасно, что стало постоянной частью еврейского Б-гослужения: Ма тову огалеха, Яаков\ — «Как прекрасны шатры твои, Яаков!»
Другое его описание евреев: «Вот народ отдельно живет и между народами не числится», — точно отразило ту парадоксальную роль, которую евреи сыграли в истории: активные участники в делах мира сего, они одновременно и исполнители совсем иного замысла, посланцы Всевышнего.
Несмотря на все красноречие Бильама, самый замечательный участник этой истории — его говорящая ослица. Еврейская традиция гласит, что она умерла тотчас после этого, чтобы люди не говорили: «Вот животное, которое говорило» и не сделали ее объектом своего поклонения.
Глава 30
«И никто не знает погребения его до сего дня…». (Дварим, 34:6)
Последние двенадцать стихов Торы описывают смерть Моше (Дварим, 34). Он восходит на гору Фасги / Писга, возвышающуюся над Израилем. «Вот страна, — говорит Б-г, — о которой я клялся Аврааму, Ицхаку и Яакову, сказав: «Потомству твоему дам ее». Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но туда не перейдешь» (см. «Моше»).
Следующие стихи описывают смерть Моше и его похороны в стране Моав, где «никто не знает (места) погребения его до сего дня». Лучшее объяснение того, почему скрыта могила величайшего из когда-либо живших евреев, принадлежит философу Вальтеру Кауфману (считавшему себя еретиком): «(Моше) ушел, чтобы умереть в одиночестве, чтобы никто не знал его могилы и не поклонялся ей или не придавал значения его бренному телу. Живя в Египте, он знал… как склонны люди к подобным предрассудкам. Уходя умирать в одиночестве, он мог бы оставить свой народ с мистической тайной… с мыслью, что он не умер, но поднялся на небо — с сознанием, что он бессмертен и божественен… Вместо этого он создал прочный человеческий образ, он оставил свой народ с мыслью о том, что, будучи несовершенным человеком, он не получил разрешения вступить в землю обетованную, но поднялся на гору, чтобы увидеть ее перед смертью. Евреи оказались столь верны его духу, что… никогда не поклонялись ему… Что евреи подарили миру, так это не Моше или какую-либо другую личность, а идею о Б-ге и человеке… Сердце Моше разбилось бы, если бы он подумал, что его потомки будут строить в его честь храмы, делать из него икону или возносить на небеса. То, что он не был обожествлен (как Йешу, Будда, Конфуций или фараоны), — одно из значительных проявлений идеи о Б-ге и человеке в Библии».
Даже смертью своей Моше, «слуга Г-спода» и евреев, продолжает служить Б-гу и еврейскому народу.
Глава 31
Йегошуа и Иерихонские стены. (Йегошуа, 6)
Взятие крепости Иерихон — первая и самая знаменитая победа израильтян в Кнаане. По приказу Б-га, переданному Йегошуа, израильские войска начали осаду Иерихона «психической атакой» окруженного стенами города. Шесть дней подряд они обходили вокруг города раз в день; на седьмой евреи обошли город семь раз, ведомые священником, который трубил в бараний рог (см. «Шофар»), после чего «вскричал народ (Израиля), и затрубили в рога… и распалась стена на месте своем, и вступил народ в город… и захватили город» (Йегошуа, 6:20).
Чудо падения стен Иерихона совершено Б-гом не для того, чтобы поразить воображение будущих поколений. Без этого чуда израильтяне не сумели бы взять город, ведь у них не было ни осадных крючьев, ни штурмовых лестниц.
После покорения Иерихона евреи снесли этот город, и Йегошуа проклял всех, кто попытается его отстроить: «На первенце своем обоснует он его и на младшем (сыне) своем поставит врата его» (6:26). Это мрачное проклятие — одно из тех немногих, которые сбылись буквально. Иерихон оставался пустынным четыре века, но израильтянин IX в. до н. э. по имени Хиэль не внял пророчеству Йегошуа и отстроил Иерихон: «Авирамом, первенцем своим, он заложил основание его, и Сгувом, младшим сыном своим, поставил он ворота его, по слову Г-спода, которое он изрек через Йегошуа» (Млахим I, 16:34). Погибли ли оба сына Хиэля во время строительных работ, мы не знаем, но после того, как сбылось проклятие Йегошуа, Иерихон снова стал пригодным для обитания; здесь даже бывали пророк Элиягу с Элишей (Млахим II, 2:4, 18–22).
Книга Йегошуа полна описаний кровавых безжалостных битв с обитателями Кнаана за эту землю. Однако знаменательно, что проблемы, стоявшие перед ними, стоят перед Израилем и еврейским народом и сегодня: как получить и защитить свою родину перед лицом жестоких и враждебных соседей.
Глава 32
Земля Кнаана. Семь народов Кнаана
Библия описывает ранних евреев весьма нелестно. Их самый заметный порок — постоянные рецидивы идолопоклонства, в значительной мере под влиянием кнаанских народов, среди которых они поселились. Таков исторический фон самой проблематичной с моральной стороны заповеди Торы — истребить кнаанские народы, отказывавшиеся покинуть Израиль: «совершенно истреби их… как повелел тебе Г-сподь, Б-г твой. Дабы они не научили вас делать подобное всем мерзостям их, какие они делали для божеств своих, не грешили бы перед Г-сподом Б-гом вашим» (Дварим, 20:17–18). Тора прямо предостерегает евреев от подражания сексуальным извращениям обитателей Кнаана и их обрядам жертвоприношений детей, угрожая, что в противном случае «земля извергнет» израильтян.
Преемник Моше, Йегошуа (см. гл. 31), стремится подчинить и уничтожить окружающие евреев народы.
Тон Библии при описании этих войн имеет соответствующий контекст: следует помнить, что 3000 лет назад именно так и велись все войны. Историки древней Месопотамии и Египта отмечают «множество радостных описаний уничтожения соседей» — часто тех самых народов, которых упоминает Библия. Например, эмореи упоминаются как беспокойные враги династии египетского фараона, достойные уничтожения… Чиновники, писавшие эти письма (фараону), обещали сковать всех эмореев «бронзовой цепью, особо тяжелыми оковами сковать их ноги… не оставлять в живых ни одного из них».
Важно также, что подобные приказы возмущают нас именно потому, что сама же Библия научила нас с величайшим уважением относиться к человеческой жизни. Философ Вальтер Кауфман писал, что здесь едва ли уместны «упреки в жестокости и низкой общественной морали», так как «наша общественная мораль и происходит главным образом от религии Моше». По его мнению, искать дух «религии Ветхого Завета в книге Йегошуа бин Нуна — все равно что искать подлинный гений Америки в тех людях, которые истребляли индейцев».
Тревожащая нашу совесть библейская этика войны исторически объясняется борьбой монотеизма за свое выживание. Монотеизм начался как движение меньшинства, придерживающегося отличной от всего мира теологии и этической системы. Он смог развиваться и распространиться только потому, что существовал крохотный уголок мира, где монотеизму ничто не угрожало. Если бы евреи продолжали жить в окружении язычников, не брезгующих жертвоприношением детей, то монотеизм, скорее всего, был бы обречен на гибель. Это следует помнить, когда нас возмущает этика войны, излагаемая Библией.
В середине Второй мировой войны (в 1942 г.) в Палестине возникла антирелигиозная группа, именующая себя «кнаанеями». Ее основали евреи, требовавшие от своих собратьев сменить свое самоназвание «евреи» на «иври-кнаани». За свою недолгую историю эта группа успела оказать заметное воздействие на ивритскую литературу и искусство (куда меньше повлияв на политику). Особенно они стремились отказаться от ивритской лексики, возникшей уже в диаспоре, и вводили в современный иврит архаические термины, восходящие к библейским временам. Назвать кого-нибудь «хананеем» в сегодняшнем Израиле — значит определить его как сторонника радикальной ассимиляции, ненавидящего себя еврея (см.).
Глава 33
Пророчица Двора. (Шофтим, 4:5)
Большинство великих женщин Библии — жены или родственницы великих мужей. Сара известна главным образом как жена Авраама, а Мирьям — как сестра Моше. Даже Эстер, спасающая еврейский народ от геноцида со стороны Гамана, действует по указаниям своего наставника и кузена Мордехая. Редкое исключение и, пожалуй, самая знаменитая женщина Библии — это пророчица и судья Двора / Дебора.
Двора обязана своей известностью исключительно собственным достоинствам. Единственное, что мы знаем о ее личной жизни, — это имя ее мужа (Лапидот). «Она судила Израиль в то время, — сообщает Библия _ Она обычно сидела под пальмою… и поднимались к ней на суд сыны Израиля» (Шофтим, 4:4).
Она жила спустя примерно столетие после вступления евреев в Кна-ан. Долиной, где поселилось ее племя, правил в те годы кнаанский царь Явин. Двора призвала еврейского воина Барака и от имени Б-га повелела взять десять тысяч воинов, собрать их на горе Тавор и выступить против царского военачальника Сисры и его девятисот железных колесниц.
Ответ Барака Дворе свидетельствует о глубоком уважении, с которым относились к этой пророчице: «Если ты пойдешь со мною, то я пойду, а если не пойдешь со мною, я не пойду». — «Готова я пойти с тобою», — согласилась Двора, но не удержалась, чтобы не уязвить Барака напоминанием о пренебрежительном отношении их современников к женщинам: «Только ведь не твоей будет слава на этом пути… ибо в руки женщины предаст Г-сподь Сисру» (4:8–9).
Решающая битва пришлась на сезон дождей, и колесницы Сисры тотчас завязли в грязи. Сисра же «пеший убежал» к кочевникам-кенея-нам, где Яэль, жена их вождя, приглашает его остаться. Он засыпает в ее шатре, а Яэль молотом забивает ему в голову кол от шатра.
Знаменитая «Песнь Дворы» (Шофтим, 5) воспевает крушение власти кнанеев по всей стране. «Так да погибнут все враги Твои, Г-споди!» — восклицает в конце Двора.
Но подлинная победа евреев была не над Сисрой и его колесницами. Согласно Талмуду, раби Акива (одна из ключевых фигур в еврейской истории) был прямым потомком Сисры. И то, что потомок злостного врага евреев стал их величайшим вождем, свидетельствует о бесповоротной победе евреев над их древними соперниками.
Глава 34
Шимшон и Длила. (Шофтим, 13:16)
Имя Шимшона / Самсона стало синонимом невероятной силы, а имя Длилы/Далилы, которую он любил, — синонимом предательства. Родители Шимшона долго не имели детей, но однажды ангел Г-спода сообщил его матери, что у нее родится сын, и велел ему исполнять обеты назорейства, особой формы служения Б-гу: мальчик никогда не должен был пробовать спиртное и стричь свои волосы. «И он начнет спасение Израиля от руки филистимлян», — предсказал ангел; филистимляне тогда уже без малого сорок лет правили израильтянами.
Хотя еврейская традиция причисляла Шимона и к судьям, и к пророкам, он очень отличался от тех и от других. Судьи стояли во главе целых еврейских общин — Шимшон всегда действовал в одиночку; пророки сообщали Б-жьи указания — Шимшон не оставил после себя никаких пророчеств. Но у него было одно уникальное качество, ниспос-1анное Б-гом: «физическая сила, настолько превосходившая обычную, что это безусловно свидетельствовало об ее Б-жественном происхождении», — отмечает Адин Штайнзальц. Однажды Шимшон голыми руками убивает льва, в другой раз сокрушает ослиной челюстью тысячу преследующих его филистимлянских воинов.
Еврейского Геркулеса погубила не превосходящая сила филистимлян, а его страстное влечение к нееврейским женщинам. Его первой женой была филистимлянка — Библия считает, что на это была воля Б-га (Шофтим, 14:1), после ее смерти он спит с филистимлянскими блудницами и, наконец, влюбляется в Длилу.
Вожди филистимлян подкупают Длилу: «Уговори его и выведай, чем велика сила его и чем нам одолеть его; и мы свяжем его, чтобы мучить его; а тебе дадим каждый тысячу сто серебряных (шекелей)» (16:5).
Длила соглашается и немедленно начинает донимать Шимшона, чтобы он открыл тайну своей силы. Ее слова звучат очень современно: «Как же говоришь ты: «Люблю тебя», а сердце твое не со мною (т. е. ты мне не доверяешь)?» (16:15). Шимшон долго отмалчивается, но наконец «стало это душе его смертельно несносным, и рассказал он ей все: «Бритва не касалась головы моей, ибо я назир Б-жий от чрева матери моей. Если бы я был обрит, то покинула бы меня сила моя, и я бы обессилел и стал бы, как все люди» (16:16–17).
Длила немедленно сообщает это вождям филистимлян. Получив серебро, она убаюкивает Шимшона, тот засыпает у нее на коленях, она зовет воина обрезать его волосы, а затем с садизмом будит Шимшона: «Филистимляне (напали) на тебя!» Шимшон вскакивает, готовый дать им отпор, но обнаруживает, что силы его иссякли. Филистимляне выкалывают ему глаза и отправляют работать на тюремной мельнице.
Спустя несколько недель они решают торжественно отметить пленение и унижение своего величайшего врага, однако не придали значения тому, что волосы Шимшона снова отросли. Три тысячи мужчин и женщин собираются в пиршественном зале, Шимшона приводят из тюрьмы и велят плясать перед гостями. Закончив танец, он останавливается между столбами, на которых покоился дом. Шимшон молится: «Г-спо-ди Б-же, прошу, вспомни меня и укрепи меня, прошу только на этот раз, о Б-же, и я отомщу филистимлянам местью (хотя бы) за один из двух моих глаз!» С криком «Да умру я с филистимлянами!» Шимшон обрушивает оба столба: в своей смерти он сразу убил больше людей, чем за всю свою жизнь.
Была ли среди них Длила, радовалась ли она унижению того, кто ее любил? — Библия об этом умалчивает: предав Шимшона, Длила исчезает из истории.
В последние годы в Израиле употребляется выражение «комплекс Шимшона», подразумевающее, что если Израиль будет терпеть поражение в войне, то прибегнет к ядерному оружию, следуя последнему возгласу Шимшона: «Да умру я (вместе) с филистимлянами!»
Глава 35
Шмуэль. (Шмуэль I, 1–16, 28:3–19)
«Царь будет над нами, тогда будем и мы как все народы».
Подобно многим другим великим людям Библии, Шмуэль / Самуил ¦— сын женщины, до того бездетной. Его мать Хана страстно мечтала родить ребенка и ходила молиться в храм Г-сподень в городе Шило. «Если Ты… дашь рабе Твоей дитя мужского пола, — молча молилась Хана, — то я отдам его Г-споду на все дни жизни его» (1:11). Первосвященник Эли заметил, как губы женщины двигались, но так как не слышал ее слов, то решил, что она пьяна, и грубо прогнал ее. Когда же Эли наконец понял всю глубину страданий Ханы, он благословил ее, сам попросив Г-спода исполнить ее просьбу.
В соответствии с обетом матери детство Шмуэля прошло под руководством Эли, готовившего мальчика к служению Б-гу.
Затем Шмуэль возглавил израильтян в качестве пророка и судьи в особенно несчастливый для них период. Все 12 колен израильских находились под оккупацией филистимлян, а в их духовной жизни распространились идолопоклонство и язычество. В период пребывания на посту судьи Шмуэль возвращает евреев к Б-гу и содействует по меньшей мере одной крупной победе над филистимлянами.
К сожалению, сыновья Шмуэля, наследовавшие было его пост судьи, «не ходили… по его пути, а склонились к корысти и брали взятки и кривили судом». Когда Шмуэль состарился, представители колен Израиля приходят к нему с просьбой, которая терзает его сердце: «Поставь над нами теперь царя, чтобы он судил нас, как (это) у всех народов» (8:5). Мотивы, по каким евреи хотят иметь монарха — чтобы ими управляли, как и любым другим народом, — показывают Шмуэлю, сколь поверхностно их возвращение к Б-гу.
Шмуэль пророчествует израильтянам, как они будут страдать под правлением царя: «сыновей ваших возьмет он и приставит их к колесницам своим… а (другие) будут пахать пашни его и жать жатву его… А дочерей ваших возьмет в составительницы (благовоний), в стряпухи и булочницы. А лучшие поля ваши и виноградники возьмет он… и сами вы будете ему рабами. И возопиете вы в тот день из-за царя вашего, которого вы избрали себе, но не ответит вам Г-сподь в тот день» (8:10–18).
Но евреи настаивают на своем: «Нет, только царь пусть будет над нами, тогда будем и мы как все народы; и будет судить нас царь наш… и вести войны наши» (8:19–20). По повелению Б-га Шмуэль назначает бросание жребия, в результате чего царем становится Шауль из колена Беньямина. Шмуэль представляет этого юношу народу, и евреи кричат: Ихи гамелех — «Да здравствует царь!» (10:24).
Однако позже Шауль не повинуется прямому повелению Б-га (см. гл. 36), и Б-г велит Шмуэлю передать ему, что так как «ты отверг слово Г-спода, и Г-сподь отверг тебя, чтобы не быть тебе царем над Израилем» (15:26). Затем Б-г велит Шмуэлю разыскать Давида и провозгласить его новым царем. Пророк боится, как бы Шауль не узнал об этом и не убил его, Б-г советует Шмуэлю сказать, что пророк уходит для принесения жертвы. Это может показаться двусмысленным и исходящим от Б-га повелением солгать или, по меньшей мере, не сказать всей правды: ведь Шмуэль действительно приносит жертву, хотя цель его путешествия не в этом. Но перед Шмуэлем стоит вопрос его собственной жизни или смерти.
Шмуэль провозглашает царем Давида. Но проходит много лет, прежде чем он действительно начинает править как царь. А Шмуэль больше не появляется в Библии, если не считать одного странного случая.
Спустя много лет еще царствующий Шауль подвергается нападению огромного войска филистимлян. Он находит волшебницу, которая умеет вызывать мертвых, и требует от нее призвать тень умершего Шмуэля, чтобы посоветоваться с пророком. Пророк действительно «поднимается из земли», но не приносит утешения испуганному царю. «Зачем ты потревожил меня?.. Завтра же ты и сыновья твои (будете) со мною у стен Израильских. Г-сподь предаст (вас) в руки филистимлян» (28:15–19). Беспрецедентное в Библии явление умершего Шмуэля — явное свидетельство веры в загробную жизнь.
Глава 36
Шауль. (Шмуэль I, 9–13)
На наших глазах Шауль становится из скромного и приятного молодого человека сперва храбрым воином и царем, а затем жалким и мстительным.
Шауль был первым царем Израиля: повинуйся он слову Б-га, царство, по-видимому, оставалось бы в руках его потомков, а не было бы передано Давиду и его наследникам. Но у Шауля был роковой длч лидера недостаток — страстное желание всем нравиться. Пророк Шмуэль советовал ему начать тотальную войну против исконных врагов Израиля __ амалекетян, уничтожить всю их собственность и стереть их с лица земли. Вместо этого, когда битва кончилась, Шауль наградил награбленной добычей своих воинов: «согрешил я, что преступил повеление Г-спода… так как боялся я народа (собственного войска) и послушался голоса его» (15:24), — оправдывается Шауль. Он пощадил и жестокого царя амалекетян Агага, скорее всего из уважения к собрату-монарху.
Шмуэль, возмущенный нарушением повелений Б-га, сообщает Шаулю от Его имени, что царство у него отбирается; затем пророк вызывает Агага и говорит ему: «как меч твой женщин лишал детей, так мать твоя среди жен лишится сына», и собственноручно убивает Агага (15:33).
С этого момента Шауль, слишком «мягкосердечный», чтобы убить Агага, становится безжалостным. Боясь, что его престол перейдет к Давиду, он убивает восемьдесят пять жителей города Нов, разрешивших Давиду переночевать в своем городе и даже не подозревавших о неприязни Шауля к Давиду. Еврейская традиция сопоставляет отношение Шауля к убийствам Агага и невинных жителей Нова таким образом: «тот, который милостив, когда должен быть жесток, в конце концов становится жестоким, когда должен быть милостив» (Когелетраба, 7:16).
В сравнении с последними днями Шауля жизнь шекспировского короля Лира кажется сплошным празднеством. Одержимый страхом перед Давидом, Шауль метает копье в своего сына Йонатана за его дружбу с Давидом (см. Давид и Йонатан) и обвиняет своего ближайшего советника в заговоре (22:8).
На последнюю битву с филистимлянами Шауль выходит, лишенный всякой надежды победить. Но Шауль не бежит с поля битвы. По-видимому, он предпочитает смерть жизни. Раненый Шауль боится, что филистимляне захватят его в плен и будут унижать, и бросается грудью на меч, став до этого свидетелем гибели троих сыновей.
Глава 37
Давид и Голиаф / Гольят. (Шмуэль I, 17)
Среди 42 царей и цариц, правивших Иудеей и Израилем, Давид — самая важная фигура. По сей день, спустя 3000 лет со дней Давида, евреи поют на иврите о «Давиде, царе Израиля, который жил и процветал». Именно он сделал Иерусалим столицей, религиозным центром евреев. Еврейская традиция гласит, что Машиах будет прямым потомком Давида.
Поскольку Библия рассказывает о Давиде подробнее, чем о ком-либо другом, остановимся только на пяти самых известных событиях его жизни.
Годы юности Давида пришлись на период унизительного для евреев владычества филистимлян. Когда евреи и филистимляне сошлись у узкой долины, ни одна сторона не хотела нападать первой, поскольку ее воины стали бы хорошей мишенью для стрелков на противоположном склоне долины.
Предводитель филистимлян предложил решить спор поединком двух самых лучших воинов каждой из сторон. Он выслал Гольята — великана ростом в три с лишним метра (по меньшей мере таким он показался израильтянам), вооруженного дротиком, мечом и луком. «Выберите у себя человека, и пусть он сойдет ко мне, — крикнул Гольят. — Если он сможет со мной сразиться и убьет меня, то мы будем вам рабами; если же я одолею его и убью его, то будете вы нам рабами и будете служить нам». Но никто из евреев не решился стать «камикадзе» и сразиться с Гольятом.
В то время Давид, младший из своих восьми братьев, служил пастухом. Он был слишком юным, чтобы идти на войну, но, когда отец послал его в израильский лагерь отнести еды троим старшим братьям, юноша устыдился за евреев, испуганных видом Гольята. Давид пытался вдохновить воинов. Царь Шауль услышал об этом и позвал его к себе; Давид сказал царю, что сам примет вызов великана-филистимлянина.
Шауль предложил ему свой щит и меч, но они оказались слишком тяжелы для юноши. Давид вышел на бой с Гольятом, оснащенный лишь палкой, пращей и пятью гладкими камнями. «Разве я собака, что ты идешь на меня с палкой?» — возмутился Гольят. В ответ Давид поднял пращу и метнул камень, поразив Гольята в лоб. Видя, что их самый сильный воин пал от руки юноши, филистимляне в панике бежали. Давид отсек голову гиганта и поднес ее царю.
Благодарность Шауля не была долгой. Когда царь услышал, как израильские женщины поют: «Поразил Шауль тысячи свои, а Давид — десятки тысяч», он стал видеть в Давиде потенциального соперника.
Глава 38
Давид и Йонатан. (Шмуэль I, 18 — Шмуэль II, 1)
Библия содержит два образца подлинной дружбы: дружбы женской (Рут и Наоми) и мужской (Давид и Йонатан).
Дружба Давида и Йонатана даже более примечательна, потому что, в отличие от Рут и Наоми, друзьям было за что соперничать. Йонатан — старший сын царя Шауля и наследник престола; Давид — лучший воин Шауля, общепризнанный народом претендент на царство.
Потенциальное соперничество не вредит их дружбе. Когда Йонатан убеждается, что Давид станет лучшим царем, чем он сам, это лишь подогревает его желание быть в будущем главным помощником своему другу: «Ты будешь царствовать над Израилем, а я буду вторым после тебя» (Шмуэль I, 23:17).
Йонатан дорого платит за эту дружбу: она отдаляет его от отца, Шауля, который видит в Давиде угрозу для своего трона. Шауль делает все, чтобы убить Давида, но ему постоянно мешает Йонатан, предупреждающий друга о планах отца. Шауль осуждает сына: «Разве не знаю я, что ты предпочел (Давида)… на позор себе и на позор наготы матери своей» (Шмуэль I, 20:30)^ Однажды он даже метнул в сына копьем.
Тем не менее Йонатан по-прежнему чтит своего отца и даже сопровождает его в последнем самоубийственном походе против превосходящих сил филистимлян. Возможно, Йонатан опасался, несмотря на дружбу с Давидом, лишиться места у престола Давида; наследнику не просто стать даже важнейшим из сановников. Все это, конечно, лишь предположения: мы не знаем, о чем думал Йонатан во время своей последней битвы, в которой он и погибает вместе с отцом и двумя младшими братьями.
Посланец, который спешит к Давиду с вестью о гибели царской семьи и хвастается, что лично помог Шаулю уйти из жизни, явно ожидал щедрой награды. Вместо этого разгневанный Давид убивает его, вскричав: «Как не побоялся ты поднять руку свою, чтобы погубить помазанника Г-спода?» (Шмуэль II, 1:14). Затем оннежно прощается с дорогим другом: «Больно мне за тебя, брат мой Йонатан, очень ты был мне дорог; любовь твоя ко мне была сильнее женской любви» (Шмуэль И, 1:26).
Этот пассаж вместе с некоторыми другими описаниями отношений Давида и Йонатана часто вызывает клеветнические домыслы об их любовной связи. Фредерик Бюхнер заметил: как «грустно, мягко говоря, жить в эпоху, когда почти повсеместно двое мужчин не могут обняться, или поплакать вместе, или признаться в любви друг другу без того, чтобы не вызвать подозрение в плотской связи».
Глава 39
Давид и Вирсавия / Батшева. (Шмуэль II, 11)
В тот миг, когда Давид увидел с крыши своего дворца прекрасную купающуюся женщину, началась самая некрасивая история в его жизни. Дворец царя был самым высоким зданием в Иерусалиме, но женщина не думала, что кто-то может увидеть ее оттуда. Батшева была женой одного из начальников царского войска. Давид приглашает ее к себе и «лежал с нею». Тем самым царь сразу нарушает две из Десяти заповедей — запрет «домогаться жены ближнего своего» и запрет прелюбодеяния — и готовит почву для нарушения еще более серьезной заповеди «не убивай». Ведь очень скоро Батшева сообщит царю, что она беременна. Давид мгновенно понимает, в сколь ужасное положение он попал. Возможно, царь опасался, что стоит его воинам узнать, как он обходится с их женами, пока идет война, — и они поднимут мятеж.
Догадливый царь немедленно вызывает мужа Батшевы Урию с поля битвы, задает ему несколько незначительных вопросов и посылает домой отдохнуть. Давид явно рассчитывал, что после проведенной с женой ночи Урию не удивит, если через несколько месяцев Батшева родит. Но Урия был слишком благороден, чтобы наслаждаться с супругой в то время, когда его товарищи сражаются. На следующий день Давид узнает, что Урия провел ночь «у ворот царского дома».
Так нарушение, казалось бы, незначительного запрета не домогаться чужого поставило Давида в безвыходное положение, толкая его на всё большие грехи. Он отсылает Урию назад с секретным письмом к своему главному военачальнику Йоаву: «Поставьте Урию туда, где самое жестокое сражение, и отступите от него, чтобы он был поражен и умер». Едва ли можно представить себе чувства Йоавы, когда он прочел письмо царя, а Урия, наверное, стоял перед ним.
Йоав тотчас отправил Урию туда, где его ждала верная гибель, и вскоре сообщает царю «счастливую новость». Совесть Давида была столь затуманена желанием во что бы то ни стало избавиться от Урии, что царь не думал и о других солдатах, тоже погибших в этой бессмысленной схватке. Он наконец почувствовал себя в безопасности.
Когда минуло положенное «время скорби» Батшевы по мужу, Давид берет ее в жены. Но этим история не кончилась: «Дело, которое сделал Давид, злым было в очах Г-спода. И послал Г-сподь к Давиду (пророка) Натана» (см. гл. 40).
Несмотря на трагическое начало их связи, Батшева потом станет матерью самого знаменитого сына Давида, его будущего преемника — Шломо.
Глава 40
Давид и Натан
«Ты — тот человек!.. / Ата гаиш!..».
Предлог, под которым пророк Натан добился аудиенции у царя, был незначительным — посоветоваться по поводу такого происшествия. В одном городе были два человека: один богатый, а другой бедный. У богатого было очень много мелкого и крупного скота. А у бедного… ничего, кроме одной маленькой овечки, которую он купил и выкормил; и она выросла… вместе с его детьми; один кусок хлеба она с ним ела, и из чаши его пила, и на груди его спала… «И пришел гость к тому богатому человеку, и тот пожалел взять что-либо из своего… скота, чтобы приготовить для гостя… и взял овечку того бедного человека, и приготовил ее для человека, который пришел к нему».
Давид разгневался: «Человек, сделавший это, достоин смерти!». «Ата гаиш, — ответил Натан. — Ты — тот человек!» — и перечислил все, что Б-г сделал для Давида, который ответил на Его доброту тем, что убил Урию и отнял у него жену.
До этой встречи Давид, несомненно, нашел бы не один способ оправдать свое поведение в истории с Батшевой. Фрейд недаром заметил: «Когда дело доходит до самооправдания, тут все мы гении». Но перед лицом обличившего его Натана Давид тотчас раскаялся: «Согрешил я перед Г-сподом».
Важнее всего в этой истории не поведение Давида: оно не редкость для монархов как древних, так и недавних. Уникально другое: библейские пророки могли осуждать царей именем высшего закона, не рискуя своей жизнью, а цари — признавать свои грехи и раскаиваться. Более того, именно пророки, а не цари оставили нам свои свидетельства, где цари предстают такими, какими были в действительности, не исключая самых постыдных страниц их жизни.
Глава 41
Давид и Авшалом. (Шмуэль II, 13–19)
«Сын мой, сын мой Авшалом!»
Насколько удачливым монархом был Давид, настолько и несчастливым отцом. Его старший сын Амнон обесчестил собственную сестру. Третий сын, Авшалом, был очень красивым — и избалованным — ребенком. Библия почти не уделяет внимания мужской красоте, но для Авшалома сделано исключение: «Во всем Израиле не было мужчины столь славного красотою… от стопы его до темени не было в нем изъяна» (14:25).
Но у Авшалома был душевный изъян: он вырос властолюбивым лицемером. Когда евреи просили Давида рассудить их споры, Авшалом каждому намекал, что, будь он царем, он бы вынес решение непременно в его пользу. Неудивительно, что Авшалом быстро смог «вкрасться» в сердца всех израильтян (15:6).
Авшалом сумел даже склонить на «сильный заговор» отцовского советника Ахитофеля, после чего провозгласил себя царем в городе Хевроне, откуда направился в Иерусалим с большим войском. Застигнутый врасплох, Давид был вынужден бежать.
Ахитофель дает Авшалому наилучший в его положении совет — немедленно схватить Давида, пока тот не успел собрать свои силы. Но другой советник, Хушай, тайно остававшийся на службе у Давида, убеждает Авшалома подождать до тех пор, пока он лично не сможет повести против Давида огромное войско. Совет Хушая льстит самолюбию Авшалома, и Давид выигрывает время.
Собрав силы, Давид отдает приказ перед заключительной битвой: взять Авшалома живым. Но когда Авшалом бежал с поля сражения, его длинные волосы запутались в ветвях дерева. Царский военачальник Йоав находит его и, разгневанный изменой, убивает юношу.
Давиду эта победа принесла больше горя, чем радости. Он рыдал и содрогался: «Сын мой Авшалом! Сын мой, сын мой Авшалом! О, если б я умер вместо тебя, Авшалом, сын мой! Сын мой!» (19:1).
Ведь, подобно многим отцам до него и после него, Давид любил не разумом, но сердцем.
Глава 42
Шломо
Еврейская традиция считает Шломо / Соломона, сына царя Давида, мудрейшим из людей. Наслышанная о его блестящем уме, из Эфиопии в Страну Израиля приезжает царица Шва, чтобы проверить это труднейшими вопросами; Шломо с блеском отвечает на все из них. «Не было ничего незнакомого царю, чтобы он не изъяснил ей», — резюмирует Библия эту встречу (10:3). В другом месте Библия сообщает, что Шломо сочинил три тысячи притч и свыше тысячи песен, а цари со всего света направляли к нему гонцов, чтобы узнать его мудрые речи (5:12, 14). Традиция приписывает Шломо авторство трех библейских книг: Песни песней (Шир гаширим), Притчей (Мишлей), Екклесиаста (Когелет).
Репутацию Шломо-мудреца больше всего укрепил такой случай. Пришли к царю две блудницы и попросили рассудить их. Одна рассказала, что несколько дней назад обе они родили сыновей. Но прошлой ночью ребенок другой женщины умер, и та подменила своего умершего ребенка на ее живого. Встав утром покормить младенца, она тотчас поняла — мертвый ребенок у нее на руках — не ее сын. Другая женщина настаивала, что живой ребенок — ее, а первая блудница лжет.
Поделиться книгой: