Возвращение государя

Возвращение государя

КНИГА ПЯТАЯ

Глава 1.

МИНАС-ТИРИТ

Пиппин выглянул из-под плаща Гэндальфа, не очень-то понимая, проснулся он или все еще пребывает в затянувшемся сне. В ушах свистел ветер, мимо проносился погруженный во тьму мир. Хоббит видел только мелькающие огоньки и убегающие назад смутные тени и ведать не ведал, что это звезды и остававшиеся по правую руку высокие горы юга. Еще в полудреме Пиппин попытался припомнить, давно ли он скачет и далеко ли умчался.

Кажется, конь мчался с немыслимой скоростью, пока впереди не блеснуло золото: они прибыли в молчаливый полупустой город, где на вершине холма высился дворец со сверкающей крышей. Едва хоббит оказался в этом пристанище, как над городом пронеслась крылатая тень и людей вокруг обуял ужас. Но Гэндальф что-то тихонько прошептал хоббиту на ухо, и тот задремал в уголке просторного зала. Временами он просыпался, видел входивших и выходивших воинов, слышал, как Гэндальф отдавал какие-то распоряжения, однако и эти воспоминания могли оказаться всего лишь сном.

Потом снова бешеная скачка в ночи. Вероятно, сейчас вторая… нет, третья ночь с тех пор, как он заглянул в камень — попытался сообразить хоббит, и пережитый тогда страх заставил его проснуться по-настоящему.

Все оставалось прежним: и ветер, и темнота, но где-то впереди разгоралось желтое пламя. Подумав с перепугу, что Гэндальф везет его в какие-то жуткие места, Пиппин снова юркнул под плащ, а когда высунулся снова — понял, что видит восходящую над окоемом полную луну. Стало быть, ночь только начиналась и скакать предстояло не один долгий час.

— Где это мы? — спросил хоббит, пошевельнувшись.

— Во владениях Гондора, — ответил маг. — Это Анориэн.

Пиппин затих, но через некоторое время дернул Гэндальфа за плащ.

— Смотри, огонь! Красный огонь! Здесь что, водятся драконы? Глянь, еще один!

— Вперед, Светозар! — крикнул Гэндальф коню. — Вперед, друг! Мы должны спешить! Это не драконы, — пояснил маг Пиппину — а сигнальные огни Гондора, призывающие на помощь. Видишь, они разгораются один за другим — на Эмон-Дин и на Эйленах и дальше на запад: Нардол, Эрелас, Мин-Риммон, Каленхад и Халифириэн у границ Рохана.

Но конь неожиданно замедлил бег, перешел на шаг и, вскинув голову, заржал. Из темноты донеслось ответное ржание, потом стук копыт, и мимо них, едва различимые, как призраки в лунном свете, промчались на запад трое всадников. Светозар подобрался, рванул галопом, и летящая мимо ночь снова засвистела в ушах ураганным ветром. На Пиппина вновь напала сонливость, и он лишь краешком уха слышал рассказ Гэндальфа: как правители Гондора приказали воздвигнуть на вершинах пограничных холмов сторожевые башни с маяками, чтоб быстрее пересылать сообщения из края в край. На каждом таком посту держали свежих коней и постоянно дежурили гонцы, готовые скакать в Рохан на севере или в Белфалас на юге.

— Давно уже на северных рубежах не зажигали этих огней, — сказал маг, — а в древние времена в них и нужды-то не было, ибо тогда Гондор обладал семью палантирами.

При упоминании о страшных камнях Пиппин заерзал.

— Спи и ничего не бойся, — успокоил Гэндальф. — Ты ведь направляешься не в Мордор, как Фродо, а в Минас-Тирит, и это самое безопасное место, какое только может нынче быть. Конечно, если Враг завладеет Кольцом, Гондор падет. Но тогда от беды не укроешься и в Хоббитании.

— Ты, как всегда, утешил, — пробормотал Пиппин, по его все равно неудержимо клонило в дрему. Он успел приметить поблескивающие в лунном свете заснеженные пики, высившиеся над облаками, как острова, подумал о том, что где-то сейчас Фродо, жив ли он, и провалился в сон.

А Фродо в этот самый час смотрел на ту же самую луну, клонившуюся к закату над Гондором.

Разбудили Пиппина голоса. Прошел еще один день, который хоббит с магом переждали в укрытии, и еще одна ночь, проведенная в бешеной скачке. Вокруг клубился холодный туман, близился сумрачный рассвет. Светозар стоял, горделиво вскинув голову: от шкуры его валил пар, но он не выказывал ни малейших признаков усталости. Пиппин огляделся: впереди толпились рослые, закутанные в плащи люди, а позади смутно вырисовывалась в тумане полуразрушенная каменная стена. Там, в тусклом свете факелов, шла работа: стучали молотки, позвякивало железо, скрипели какие-то колеса. Гэндальф разговаривал с людьми в плащах, и Пиппин, прислушиваясь, понял, что речь идет о нем.

— Верно, Митрандир, тебя мы знаем, — молвил предводитель рослых воинов. — К тому же тебе ведомы пропускные слова Семи Врат, так что ты волен ехать дальше. Но вот твой спутник — он кто таков? Не иначе как гном с северных гор. Время нынче беспокойное, и чужакам путь в нашу страну закрыт — кроме, разве что, могучих воителей, на чью отвагу и верность мы можем положиться.

— Я поручусь за своего спутника перед троном Дэнетора, — отвечал маг. — А что до отваги, Инголд, то не суди о ней по стати. Битв и опасностей он повидал больше, чем ты, хотя и вдвое уступает тебе ростом. Вот и сейчас мы едем из Айсенгарда, где разразилось великое сражение. У нас важные новости. Мой спутник устал, не стоит будить его, чтобы представиться страже. Зовут его Перегрин, сын Паладина, и уж поверь мне, человек он весьма отважный.

— Человек? — с недоверием переспросил Инголд.

Некоторые воины рассмеялись.

— Скажете тоже, человек, — промолвил окончательно проснувшийся Пиппин. — Я хоббит, вот кто. И нет во мне никакой особой отваги, разве что когда припечет.

— Многие прославленные герои не могли бы сказать о себе большего, — улыбнулся Инголд. — Но что это за птица — хоббит?

— Хафлинг, — пояснил Гэндальф. — Нет, — поспешно добавил он, приметив на лицах людей тревожное удивление. — Не тот, о котором говорилось в пророчестве, но его родич.

— Родич, друг и соратник, — продолжил Пиппин. — Мы проделали вместе долгий путь. А коли вы гондорцы, то должны знать Боромира: он тоже путешествовал с нами, спас меня в снегах севера, а потом пал, сразив множество врагов…

— Помолчи! — воскликнул Гэндальф. — Эту скорбную весть первым должен был услышать его отец.

— Об этом мы уже догадывались, — сказал Инголд. — Нам были явлены печальные знамения. Но проезжайте, больше я вас не задерживаю. Владыка Минас-Тирита непременно захочет услышать вести о сыне, принесет их человек или…

— Хоббит, — докончил Пиппин. — Боюсь, пользы от меня вашему господину будет немного, но в память об отважном Боромире я сделаю все, что в моих силах.

— Проезжайте, — повторил Инголд, и стражники расступились, пропуская Светозара в узкие, прорубленные в стене ворота. — Если сможешь, Митрандир, то помоги Дэнетору и всем нам добрым советом. Впрочем, ты всегда приносишь недобрые вести…

— Это потому, что я всегда появляюсь в час великой нужды, — откликнулся Гэндальф. — Но совет могу дать прямо сейчас. Вы припозднились с починкой стен Пеленнора, теперь вашей защитой будет не камень, а лишь собственное мужество. Мужество и надежда, о которой я ведаю, но пока сказать не могу. Отложите мастерки и острите мечи.

— Мы завершим работу до вечера, — заметил Инголд, — хотя надеемся, что этот участок стены нам защищать не придется. Ведь он смотрит на север, а там Рохан, там наши друзья. Кстати, ты слыхал что-нибудь о них? Придут ли они к нам на помощь?

— Непременно придут, хотя выдержали уже немало битв за вашей спиной. Но будьте бдительны — эта дорога теперь тоже небезопасна. Безопасных больше не осталось. Когда бы не Гэндальф Горевестник, вы бы увидели со стороны Анориэна не роханских конников, а полчища врагов. И такое еще может случиться, так что не смыкайте глаз. Прощайте.

Светозар ступил на равнину за пределами Раммас-Эккор, как называли гондорцы внешнюю стену, возведенную с немалыми трудами после того, как Враг овладел Итилиэном. Стена тянулась лиг на десять: начинаясь у подножия гор и возвращаясь обратно, она опоясывала поля Пеленнора. Прекрасные плодородные угодья длинными пологими склонами спускались к долине Андуина. На северо-востоке от Великих Ворот города до стены было четыре лиги. За стеной лежали приречные равнины, и там стену возвели особенно высокой и крепкой, ибо она защищала дорогу от мостов и бродов Осгилиата, проходившую сквозь могучие ворота с зубчатыми башнями. На юго-востоке стена подходила к городу ближе всего, между ними пролегало не больше лиги. В этом месте Андуин, широкой петлей обегавший холм Эмин-Арнен, резко уклонялся к западу: стена тянулась чуть ли не по самому берегу, а ниже ее лежали пристани Харлонда, где швартовались суда, шедшие вниз по течению.

Окрестности выглядели возделанными и ухоженными: повсюду виднелись нивы, сады, навесы для сушки хмеля, крепкие амбары и просторные загоны для скота. Но жили здесь лишь немногочисленные землепашцы да пастухи: основная часть гондорцев селилась в семи кругах самого города, или в Лоссарнахе, у подножия гор, или еще дальше на юг, в орошаемом пятью потоками прекрасном Лебеннине. Там, между горами и Морем, обитал крепкий народ смешанного происхождения, хоть и причислявший себя к гондорцам, но сохранивший в жилах кровь давних предков — смуглого, низкорослого племени, владевшего землями в тени холмов еще в Темные Лета, до прихода королей. А еще южнее, в Белфаласе, стоял Дол-Амрот, замок высокородного князя Имрахила. Подданными его были рослые горделивые люди с глазами цвета морской волны.

Пиппин снова задремал и проснулся, когда уже снова забрезжил рассвет. Слева колыхалось море тумана, а справа вздымались вершины гор, обрывавшихся так неожиданно, словно во дни творения мира река сокрушила каменную преграду, образовав широкую долину, ставшую в грядущие дни предметом раздоров и полем кровопролитных сражений. Как и обещал Гэндальф, там, где кончались Белые горы, хоббит увидел темную громаду Миндоллуина, глубокие тени высоких ущелий и белевшую в свете зари вершину. А на выдававшемся вперед отроге исполинской горы стоял Город Бдящих, обнесенный семью каменными стенами, столь крепкими и древними, что, казалось, их высекли великаны из костей земли.

Прямо на глазах Пиппина серевшие в рассветном сумраке стены сделались белыми и даже слегка порозовели, а когда над затянутым тучами востоком взошло солнце и его лучи высветили лик города, хоббит ахнул от изумления, ибо взору во всем своем лучезарном великолепии предстала высившаяся в кольце укреплений башня Эктелиона. Она казалась отлитой из серебра и усыпанной жемчугами, а вершина ее сверкала, словно огромный кристалл. Над башнями города гордо реяли на утреннем ветру белоснежные знамена, а к небесам возносился звонкий и чистый зов серебряных труб.

Едва Светозар приблизился к Великим Воротам, кованые створы распахнулись.

— Митрандир! — воскликнули стражи. — Митрандир явился! Видно, и впрямь близится буря.

— Она уже здесь, — крикнул в ответ Гэндальф. — Я прилетел на ее крыльях. Пропустите меня, мне нужно увидеть Дэнетора, пока он еще правит городом. Буря грянула, и чем бы все ни закончилось, Гондор уже не останется прежним. Пропустите!

В голосе старца звучала такая мощь, что стражники расступились, не задавая вопросов, хотя многие недоуменно поглядывали на хоббита, а кое-кто косился и на Светозара. Конечно, гондорцы держали на подставах лошадей для гонцов правителя, но в стенах города их почти не было, а уж этакого коня и подавно никто не видел.

— Вот так скакун! — сказал кто-то из воинов. — Не иначе как из табунов короля Рохана. Может быть, скоро на подмогу нам явятся рохирримы?

Гэндальф не ответил, копыта Светозара уже звенели по каменным мостовым, поднимавшимся от одного яруса города к другому. Минас-Тирит располагался на семи уровнях, причем каждый был обнесен стеной. Все стены прорезали ворота, но они находились не на одной линии друг с другом: нижние, или Великие, помещались в восточной части стены, вторые были смещены на полкруга к югу третьи на полкруга к северу, и так выше и выше, к центру города и цитадели. Мостовая поворачивала то в одну, то в другую сторону, и всякий раз, пересекая ось Великих Ворот, ныряла в прорубленный в скале сводчатый тоннель, деливший надвое все круги города, кроме первого. Древние строители мастерски воспользовались творением природы, оставив за воротами скальный массив с острым краем, выступавшим на восток, словно форштевень гигантского корабля. Он вздымался до самого верхнего круга города, неся на себе могучую цитадель с зубчатыми стенами, вознесенную над Великими Воротами на добрых семьсот локтей. К Седьмым Воротам вел пологий, вырубленный в сплошном массиве, освещенный лампами подъем. Лишь таким путем можно было попасть на Высокий Двор, к Фонтану у подножия Белой Башни. Вид ее поражал соразмерностью, высота составляла не менее пятидесяти локтей, а на верхушке, почти в тысяче локтей над равниной, плескалось на ветру знамя наместников.

Мощь цитадели делала ее неприступной до тех пор, пока внутри оставались хотя бы несколько защитников. Правда, враг мог подступить сзади, взобравшись по подножиям Миндоллуина на узкий отрог, соединявший Холм Бдящих с Великой горой, однако и этот путь преграждали могучие валы. Здесь, меж горой и Башней, в великолепных, увенчанных куполами гробницах, покоились былые короли и правители Гондора.

С изумлением и восторгом созерцал Пиппин великий каменный город, какого прежде не мог себе и представить. Даже Айсенгард не сравнился бы с ним прочностью укреплений и уж тем более красотой. Однако то здесь, то там проглядывали признаки упадка, Минас-Тирит пустел, в городе жили вдвое меньше людей, чем он мог вместить. По обеим сторонам дороги высились прекрасные здания, роскошные дворцы, украшенные гербами и девизами своих бывших владельцев, но на улицах не попадалось прохожих и даже любопытные детишки не выглядывали из окон.

Прошло немало времени, прежде чем они одолели весь путь и приблизились к Седьмым Воротам. Солнце, то самое, которое в этот час освещало путь Фродо по лугам Итилиэна, озарило гладкие стены, могучие колонны и высокую арку с замковым камнем, высеченным в виде головы, увенчанной короной. Всадников в цитадель не допускали, поэтому магу и Пиппину пришлось спешиться. Повинуясь ласковой просьбе Гэндальфа, Светозар позволил увести себя в стойло.

Стражи носили черное платье с серебряным шитьем на груди — изображением белого дерева под сенью короны и звезд. То был герб наследников Элендила, и ныне во всем Гондоре этот символ использовали лишь стражи цитадели. Головы стражей покрывали необычайной формы шлемы — высокие, с длинными, до щек, пластинами и крыльями морской чайки по бокам. Шлемы пламенели серебром, ибо были сработаны из мифрила, наследия славы былых времен.

Видимо, весть о прибытии спутников уже достигла цитадели: их пропустили молча, не задав ни единого вопроса. Они вступили на вымощенный белым плитняком двор, в центре которого зеленела трава, плескался, искрясь на солнце, фонтан, а рядом, склонившись над чашей, стояло мертвое, иссохшее дерево, и капли воды стекали с его поникших голых ветвей, как слезы.

Пиппин подивился было, с чего бы это старую корягу оставили торчать в таком прекрасном месте, но ему вспомнились слышанные от Гэндальфа слова — что-то насчет Семи Звезд, Семи Камней и белого дерева. Он повернулся к магу, чтобы задать вопрос, но они уже вступили под своды дворца, и Гэндальф заговорил первым.

— Следи за языком, Перегрин, — тихо промолвил он. — Здесь не место для хоббитской похвальбы. Тейоден добр, а вот Дэнетор человек совсем иного склада. Он гораздо могущественнее и знатнее, хотя и не король, а только Наместник. Проницательность его под стать гордости, а та весьма велика. Расспрашивать он будет по большей части тебя, ты ведь можешь поведать ему о Боромире. Правитель очень любил сына, может быть, даже слишком сильно. Тот мало походил на отца, но это лишь укрепляло отцовскую любовь. И помни: как бы Дэнетор ни страдал, как бы ни был безутешен, он наверняка попытается разузнать у тебя то, что ему не вытянуть из меня. Ни слова о Фродо и его поручении! Да и насчет Арагорна лучше помалкивать.

— Насчет Бродяжника? — удивился Пиппин. — А с ним-то что не так? Он ведь все равно сюда собирался и скоро, наверное, будет.

— Может быть, может быть… — задумчиво пробормотал маг. — Но его появление будет здесь неожиданностью для всех, даже для Дэнетора. И так, по моему разумению, лучше. Я, во всяком случае, никого предупреждать не собираюсь, — они уже подошли к высокой двери. — У меня нет времени наставлять тебя в истории Гондора, тем паче ты сам должен был изучить ее в малолетстве, чем шалопайствовать да по чужим садам лазить. Сделай, как я прошу, вот и все. Не очень-то разумно сообщать могущественному правителю о гибели наследника и о скором прибытии претендента на престол.

— Как претендента? — охнул Пиппин. — Это что же?..

— Да уж то! — проворчал маг. — Коли ты все это время то ли спал, то ли уши заткнул, так хоть сейчас пораскинь умишком, — с этими словами Гэндальф постучал.

Дверь распахнулась мгновенно и беззвучно, словно сама собой. За ней открывался огромный зал, из окон в широких нефах по обе стороны струился свет. Своды поддерживали два ряда колонн черного мрамора с капителями, украшенными причудливыми резными изображениями животных и растений. Высоко вверху поблескивал позолотой и самоцветами потолок. Здесь не было места ни занавесям, ни гобеленам, ни резному дереву — только холодный камень. Пиппин с трепетом взирал на застывшие между колоннами величественные изваяния давно усопших королей, которые напоминали ему каменных стражей Аргоната. В дальнем конце зала на ступенчатом возвышении стоял высокий трон под навесом в виде увенчанного короной шлема. За ним, на стене, поблескивало выложенное драгоценными каменьями изображение цветущего дерева. Трон был пуст. У его подножия, в установленном на широкой ступени простом, без резьбы, черном каменном кресле сидел старик и держал в руке белый жезл с золотым навершием. Он рассматривал что-то у себя на коленях и не поднял глаз на вошедших.

Гэндальф и Пиппин приблизились и остановились в трех шагах от кресла.

— Приветствую Дэнетора, сына Эктелиона, правителя и наместника Минас-Тирита, — торжественно произнес маг. — В сей мрачный час я явился к тебе с вестями и советом.

Старец поднял наконец взгляд, и Пиппин увидел словно вырезанное из кости лицо. Длинный, с горбинкой нос и темные, глубоко посаженные глаза напомнили ему не столько Боромира, сколько Арагорна.

— Час воистину мрачен, — отозвался Дэнетор. — Но именно в такие времена мы привыкли видеть Митрандира. Знамения предвещают Гондору скорую погибель. Горько думать о грядущих утратах, но свою главную утрату я уже понес. Мне доложили, что ты приведешь с собой того, кто видел гибель моего сына. Это он?

— Он, — ответил Гэндальф. — Их было двое. Другой сейчас у Тейодена Роханского и, возможно, явится позднее. Оба хафлинги, но ни один из них не тот, о котором говорило пророчество.

— Хафлинги, — угрюмо промолвил старик. — Полуростки… Вовек бы не слышать мне этого слова! Оно внесло смятение в наши умы и увлекло Боромира в это безумное путешествие, навстречу безвременному концу. Боромир, мой Боромир, как же нужен ты нам сейчас! Нет чтобы пойти Фарамиру…

— Фарамир вызывался и пошел бы с радостью, — возразил Гэндальф. — Даже в горе не забывай о справедливости. Боромир сам избрал свой жребий и не уступил бы его никому. Он был сильным человеком, всегда добивался желаемого и не терпел соперников на стезе чести. Я проделал с ним долгий путь и успел понять, каков его нрав. Но ты уже знаешь о его смерти — откуда? Ты получил донесение?

— Я получил вот это! — Дэнетор отложил жезл и поднял с колен две половины большого, оправленного в серебро рога.

— Рог Боромира! — воскликнул Пиппин.

— Верно, — печально кивнул Дэнетор. — А раньше им владел я, а еще раньше каждый старший в нашем роду: так повелось с незапамятных времен, когда еще при королях Ворондил отец Мардила охотился на диких быков в степях Руна. Я слышал зов этого рога: его слабый зов донесся с севера тридцать дней назад, а потом Река принесла его ко мне разрубленным. Никто больше не протрубит в него! — повисло тяжелое молчание. Неожиданно Дэнетор пристально поглядел на Пиппина. — Что скажешь об этом, хафлинг?

— Тридцать дней… да, — сбивчиво заговорил Пиппин. — Пожалуй, так оно и есть. Я стоял рядом с ним, когда он протрубил в рог. Но помощь не пришла, одни только орки…

— Значит, — Дэнетор сверлил Пиппина взглядом, — ты был рядом? Рассказывай, рассказывай все! Почему не пришла помощь? И как вышло, что ты спасся, а он, могучий воитель, пал, хотя против него были только орки?

Пиппин покраснел и, задетый за живое, забыл о своем страхе.

— И самого могучего воителя может сразить одна стрела, а Боромира пронзило великое множество. Когда я видел его в последний раз, он рухнул у дерева и пытался вырвать из груди одну из стрел — с черным оперением. Больше мне рассказать нечего: меня оглушили и захватили в плен. Он погиб, спасая нас, меня и моего родича Мериадока, и живой ли, мертвый ли — всегда будет мне дорог.

Воспоминание оказалось столь ясным, сильным и волнующим, что хоббит, поддавшись внезапному порыву, воскликнул:

— Наверное, замена ничтожна, но коли жизнь хоббита из Хоббитании может хоть что-то значить для повелителя могучих людей, я вручаю ее вам, ибо хочу уплатить долг отважному Боромиру! — с этими словами он обнажил клинок и положил его к ногам Дэнетора.

В печальных глазах старца, словно солнечный лучик в холодный зимний вечер, промелькнула улыбка. Он отложил рог и протянул руку.

— Подай мне свой меч.

Пиппин с поклоном подал меч рукоятью вперед.

— Откуда он у тебя? — с легким удивлением спросил правитель, рассматривая узорчатую сталь. — Он очень, очень древний, но, несомненно, выкован нашими северными сородичами. Где ты его раздобыл?

— Он найден в одном из курганов неподалеку от границ моей страны. Но ныне там обитает только Могильная Нежить и… мне не хотелось бы вспоминать об этом.

— Вижу, тебя прямо-таки оплетают странные истории, — промолвил Дэнетор. — Что лишний раз доказывает: по внешности неразумно судить о человеке… о хафлинге. Я принимаю твою службу. Вижу, тебя не смутить словами, да и сам ты мастер на учтивые речи, хотя говор твой для нас, южан, звучит непривычно. Клянись!

— Ты решился? — спросил Гэндальф.

— Решился, — уверенно ответил хоббит.

— Тогда возьми меч за рукоять и повторяй за правителем его слова.

Дэнетор положил клинок на колени, а Пиппин, держась за рукоять, стал медленно вторить ему, произнося присягу.

— Здесь и сейчас приношу я клятву верности и служения Гондору и наместнику государства. Обязуюсь говорить и молчать, делать и способствовать, идти и стоять в нужде и изобилии, во дни войны или мира, в жизни и в смерти, от сего часа и пока не освободит меня от службы мой повелитель, смерть или конец мира. Так сказал я, Перегрин, сын Паладина, хафлинг из Хоббитании!

— А я, Дэнетор, сын Электиона, правитель Гондора и наместник короля, слышу твою клятву, принимаю ее и не премину вознаградить верность — любовью, измену — отмщением!

Пиппин получил обратно свой меч и вложил его в ножны.

— А теперь, — промолвил Дэнетор, — слушай мое первое повеление. Сейчас ты расскажешь мне о моем сыне все, что сможешь вспомнить. Все без утайки!

Он ударил в звонкий серебряный гонг, и тут же появились слуги, стоявшие, как оказалось, в затененных альковах по обе стороны дверей.

— Принесите гостям сиденья, — распорядился правитель. — Подайте нам вина, и пусть никто не беспокоит нас в течение часа. Уделить тебе больше времени я пока не смогу, — добавил он, обращаясь к Гэндальфу, — слишком уж много неотложных дел, хотя порой они представляются мне не столь уж важными. Но, может быть, вечером мы увидимся снова.

— Надеюсь, что раньше, — отозвался маг. — Я примчался из Айсенгарда, одолев сто пятьдесят лиг не для того, чтобы пополнить твое войско одним воином, пусть даже храбрым и учтивым. Неужто тебе безразлично то, что Тейоден одержал большую победу. Айсенгард разрушен и я сломал посох Сарумана?

— Нет, Митрандир. Все это очень важно, но о многом мне уже известно, — наместник взглянул на Гэндальфа в упор, и Пиппину показалось, что в глазах обоих старцев тлеют уголья, готовые вспыхнуть пламенем.

Хоббит кожей чувствовал напряжение в воздухе.

На первый взгляд Дэнетор походил на могущественного мага больше, чем Гэндальф. Правитель казался благообразнее, величественнее и старше. Однако чутье подсказывало хоббиту, что сила Гэндальфа выше, а мудрость глубже, но его истинное величие сокрыто. И он старше правителя, гораздо старше.

«Интересно, насколько? — гадал Пиппин, удивляясь тому, что никогда прежде ни о чем таком не задумывался. Древобрад как-то поминал о магах, но тогда Пиппин не связал эти слова с Гэндальфом. — Кто же такой Гэндальф на самом деле? Когда и зачем явился он в этот мир и когда его покинет?»

Хоббит встряхнул головой, отгоняя неуместные при таких обстоятельствах мысли, и увидел, что маг и наместник по-прежнему глядят друг другу в глаза, словно стараясь прочесть мысли другого. Но первым отвел взор Дэнетор.

— Да… — произнес он, будто отвечая на какой-то вопрос. — Говорят, что палантиры утрачены, но правители Гондора по-прежнему видят дальше и знают больше других. Прошу садиться.

Слуги принесли стулья, маленький столик и серебряный поднос с кувшином вина, кубками и закусками. Пиппин уселся, но украдкой поглядывал на старого правителя и чувствовал себя неловко. Ему чудилось, будто, помянув палантиры, Дэнетор косится на него со странным блеском в глазах.

— Ну, мой рыцарь, — не то ласково, не то насмешливо промолвил Дэнетор. — Теперь повелеваю тебе начать рассказ. Я всегда рад послушать друга моего сына.