Выбор пути

Переправляемся по одному, лёд иногда потрескивает, но держит. Вот прошла первая волокуша, вторая, третья… Все равно выдыхаю с облегчением, только когда все собрались на противоположном берегу Тихой. Делаем привал, но огонь не разжигаем. Пожевав по пригоршне сухих фруктов, с полчаса отдыхаем. И снова в путь, на этот раз повернув строго на север.

Горы остались позади, и перед нами раскинулась бесконечная заснеженная степь. Местность не идеально ровная, невысокие холмы чередовались с впадинами, но идти это не мешало. Зимний день короток, и, через несколько километров, едва небо стало темнеть, мы остановились. Мужчины быстро собрали юрты, выстроив их по кругу, за ними ставим бок о бок груженые волокуши. Женщины уже внутри, разжигают огонь. Горячий чай и бульон — то, что надо уставшим и замёрзшим людям. Топливо бережем, и вскоре почти все, завернувшись в шкуры, спят. Снаружи, у небольшого костра всю ночь, сменяя друг друга, будут дежурить охотники, охраняя нас и наши вещи.

В первый день, по моим прикидкам, прошли около двенадцати километров. Вполне достойный результат!

Следующие три дня походили друг на друга, как две капли воды. С рассветом мы завтракали, сворачивали лагерь, и шли до вечера, лишь в обед давая ногам и плечам небольшой отдых. Люди стали втягиваться в походную жизнь, стало меньше суеты и лишних движений. Колонна двигалась медленно, но уверенно, оставляя за собой широкий, утоптанный десятками ног след. Зверей вокруг практически не было. Только раз на горизонте появилось стадо бизонов, но и они, решив держаться от нас подальше, вскоре исчезли.

Трижды мы пересекали небольшие, промерзшие почти до дна ручьи, иногда долго шли по дну неглубоких оврагов, иногда по склонам низких холмов. И вот, идущий впереди Дар останавливается, и над равниной разносится крик:

— Впереди большая вода!!

Вскоре и мы различаем серое и неприветливое Азовское море — озеро, наш первый ориентир. Даю команду готовить лагерь к ночёвке, а сам вместе с близнецами иду вдоль волокуш, осматривая их. Пока все держаться, разве что светлые полозья потемнели и слегка разбухли от влаги. Сходил к воде, попробовал ее на вкус — пресная, это и близко не рассол, который был в мое время. Значит, озера Сиваш ещё не существует, как и Арабатской стрелки.

Неудобства и тяготы походной жизни неандертальцы переносят легко. Даже грудные и совсем маленькие дети, большую часть времени спящие за спинами матерей. Не изнеженные благами цивилизации, эти люди пока даже насморк не подхватили, на ходу утоляя жажду пригоршней снега.

Пытаюсь посчитать пройденный путь — выходит около пятидесяти километров. Значит, в среднем 13 км в день, из намеченного графика не выбиваемся! Расстояние я измерял по количеству своих шагов первые три дня, приняв их длину за 60 см. Конечно, все приблизительно, но хоть что-то…

Теперь Дар, получив указание не терять берег из виду, шел слегка отклоняясь на запад, срезая, где это можно, выступающие далеко в море песчаные косы и мысы. Местность стала ниже, справа все чаще появлялись заросшие тростником озера и болотца, замёрзшие заливы и лиманы. Мы их старались обойти, но несколько раз пришлось и переходить напрямик. Обошлось, лёд был крепкий, погода не подводила, и оттепелей пока не было. Один раз ненадолго остановились — Дар заметил у крохотного озерца семейство оленей, крупного самца и двух самок. Мы, оставив волокуши, широким кольцом окружили добычу. Вырываться было поздно, в зазевавшихся животных полетели копья, и на вечер у нас было свежее мясо. Туши разделали, они пополнили запасы пищи. Да и вместо дров мы стали жечь сухой тростник, хоть его и требовалось намного больше.

Так прошла неделя, и, наконец, мы вышли на узкую полосу земли, с двух сторон окружённую водой — десятки болот и озёр сливались в сплошной лабиринт. Кое-где она была подтоплена, и приходилось выписывать петли, обходя участки мокрого, пропитанного водой снега. Волокуши вязли в грязи, и наше движение сильно замедлилось. Так продолжалось долгих шесть дней, пока местность не стала повышаться. И наконец, на седьмой день блуждания в тростниковых зарослях, измученные люди увидели справа и слева, до самого горизонта, широкую полосу сухой земли. Из последних сил мы дотащились до твердого берега, и разбили там лагерь.

Чонгарский перешеек был пройден, мое племя вышло на материк!

Обычно под вечер все выматывались настолько, что падали у едва тлеющих костров, едва вкинув в желудок порцию рыбы или мяса. Я был не лучше других, и, если меня не будили для ночного дежурства, отключался до утра.

Мне уже давно не снились сны. Вообще, после увиденной в пламени костра пещеры, как отрезало. И вот они вернулись… Сначала смутные, туманные, и под утро с трудом вспоминалось, что там было. Но с каждым новым днём похода они сны становились все чётче, реалистичнее.

Мне снова снились неандертальцы. Новые и новые лица стариков. Они что то пытались мне сказать, иногда спокойно, но чаще я чувствовал неприкрытую злость и ярость. Я изо всех сил пытался разобрать слова, но их смысл постоянно ускользал. Просыпался в остывшей юрте и, вдыхая холодный воздух, пытался успокоить дыхание и бешено колотящееся сердце. И затем весь день шагал, стиснув зубы от ноющей головной боли.

Сегодня я увидел того самого старика, отца Канга. Он, словно все ещё живой, пытался что-то мне сказать, и как ни странно, улыбался, хоть и грустно. Это настолько удивило, что я смог сосредоточиться и разобрать неясные, больше похожие на шелест травы слова:

— Дим… пещера… предки… ты должен … прийти.

Кажется, он понял, что услышан. Призрак, морок или что это там было, беззвучно растворился в красноватом тумане. А я, впервые за много дней, смог выспаться…

Утро было просто прекрасным — ничего не болело, вождь племени Солнца снова был бодрым и в отличном настроении.

Мои люди уже второй день отходили от рывка через Чонгар. И я не стал им мешать, понимая, что нужно хоть немного восстановить силы. Вот только здесь, на открытом со всех сторон Азовском побережье, было опасно долго находиться, тут проходят маршруты миграции и диких животных, и кроманьонцев. Сегодня охотники уже просыпались среди ночи, разбуженные криками часовых — к лагерю подошла большая стая волков, и до самого утра кружила вокруг волокуш. Звери, привлеченные вкусными запахами еды, тоскливо выли, но боялись костров, вспыхнувших вдоль всего периметра стоянки.

Утром стая отошла, но не слишком далеко. Волки сидели и лежали на снегу, наблюдая за нашими сборами в дорогу. И только когда в другой стороне показалось огромное стадо туров, хищники ушли. Спокойная жизнь закончилась…

Мы повернули на восток, двигаясь вдоль цепочки болот. То, что Чонгар был намного выше, означало, что многие, знакомые мне в будущем ориентиры могли измениться. И действительно, береговая линия сильно отличалась от той, что я помнил — Федотовой косы и Бирючего острова не было, похоже, они стали частью материка. Азовское море сильно обмелело, и сейчас представляло собой заболоченную низину. На месте Молочного лимана, к которому, по моим расчетам, мы подошли на двадцать четвертый день похода, был узкий, теряющийся в болотах залив, в который с северо- востока впадала одноименная река.

Вечером, чтобы хоть немного подбодрить людей, я объявил, что половина пути пройдена. За это время три волокуши развалились, их пустили на дрова, а груз переложили на запасные. Самих дров тоже осталось всего ничего, их приходилось экономить. Хорошо, хоть здесь, у залива, снова появились заросли тростника. Его мы и жгли теперь, пытаясь согреться перед сном.

Не всем людям нравилась такая жизнь, они уже успели пожить в относительном комфорте. Я все чаще замечал недовольные взгляды женщин…

Но пока до открытого бунта дело не дошло. Меня поддерживали мужчины, успевшие потерять всех своих родичей в стычках с кроманьонцами. Дойти до места, где будет все, чтобы не только от них отбиться, но и создать первый в этом мире ГОРОД — ради этого они ещё и не столько готовы прошагать…

Новое слово словно магнитом притягивало к себе все разговоры. Я рассказывал, как мы создадим новые пещеры среди степи, окружим их высокими стенами, станем не охотиться на животных, а выращивать их рядом с собой… Для них это было настоящее волшебство, ведь только могущественные духи могли создать такое. А тут — человек…

Но мне верили. Так, как верят дети взрослым, не сомневаясь в их словах. Странное это было чувство — ощущать веру в себя стольких людей. Только бы дойти, не подвести их…

Я рассказывал о большой реке Днепр, посреди которой находится скалистый остров Хортица. К нему мы и должны дойти, чтобы понять, куда идти дальше.

— Сколько дней ещё идти, Дим? — это Эрика, она тоже устала, но виду не подаёт.

Сложно сказать… Если будем проходить по десять — двенадцать километров в день — то две недели точно. Волокуши стали чуть полегче, мы съели треть запасов пищи. Световой день медленно увеличивался, так что вполне возможно, что пройдем и больше. Ещё раз все прикинув, уверенно отвечаю:

— Двенадцать дней. Нужно попытаться идти быстрее. Если снег начнет таять, мы застрянем.

Пока держится минусовая температура, стало даже холоднее. Но уже середина февраля, и когда точно начнется весна, я не знал. Чем севернее, тем позже, на это и была надежда.

Недаром говорят — хочешь рассмешить богов, расскажи им о своих планах. Мы сделали рекордный дневной переход, отойдя от берега моря километров двадцать, когда стал срываться снег. Ветер дул все сильнее, температура упала и мы бросились укреплять наши юрты, огораживая каждую волокушами. Вскоре началась метель, видимость упала настолько, что мы в двух метрах едва различали друг друга. Убедившись, что все семь юрт стоят надёжно, я нырнул в задымленное убежище — ветер мешал нормальной тяге. Неандертальцы нервничали, прислушиваясь к вою непогоды, в таких условиях наши временные жилища ещё не испытывались. Бизонья кожа, натянутая на жёсткий каркас из длинных жердей, вздрагивала, иногда гулко хлопала под очередным, особенно сильным порывом ветра, но держалась крепко. Через некоторое время, убедившись, что опасности нет, люди успокоились, завернулись в шкуры и стали дремать.

Наутро я с трудом раскопал выход, занесённый снегом. Метель немного притихла, но ни о каком продолжении похода не могло быть и речи. Обойдя лагерь, и убедившись, что в каждой юрте есть дрова и относительно тепло, вернулся к своим охотникам. Мы стали ждать…

Пользуясь свободным временем, я размышлял о главной загадке этого мира и странностях неандертальцев. Это я влез со своим уставом в чужой монастырь, до этого ни женщинам, ни тем более детям никаких особых вольностей не полагалось. Их ценили, даже любили, особенно детей — но все равно взрослые мужчины-охотники были и законом, и силой в одном лице. Вот, к примеру, Рауг — я же вижу как его корежит, когда с ним спорят мои дети и девчонки. Аж желваки на скулах играют… Но сдерживается, держит данное слово. И медленно, неохотно, этот гигант изменяется. Он стал все чаще ставить под сомнение «заветы предков» — те привычки и обычаи, что не менялись на протяжении сотен и тысяч лет. Теперь ему было с чем сравнивать…

Иногда, сквозь осыпающуюся каменную броню запретов, табу, непонятных правил в нем проглядывал ребенок, весёлый, любознательный, с живым и цепким умом. И в эти моменты я едва мог узнать могучего охотника. Может, в этом их проблема, всех неандертальцев? Ведь все новое сразу принималось в штыки, объявлялось злом, противным предкам. За этим пристально следили мужчины и старики, мне уже не один раз рассказывали и Эрика, и пришедшие позже женщины. Так сотни лет сознательно тормозился любой прогресс, поставивший этот вид людей на грань вымирания…

Но зачем это им?

Я вспомнил слова Арики, о том, что в этой мистической пещере предков она получала какие-то знания, информацию, и смогла их использовать во благо детей. Что это, тоже правило, или исключение? С тех пор она наотрез отказывалась говорить на эти темы, а других таких неандертальцев я не знал.

Мне уже несколько раз показывали будущее — и этот поход, и какое-то сражение с кроманьонцами, и удар ядерного оружия, разработанного их нынешними врагами через десятки тысяч лет… Вот откуда они все это знают? Можно только гадать. Способ узнать больше есть, да и отец Канга о нем говорил, но повторять эксперимент с огненным гипнозом я не решался — потеряв литр крови, стану намного слабее, а у нас каждый мужчина на счету. Дойдем, обустроимся — тогда рискну. Но не сейчас…

Метель продолжалась три дня. И только на четвертый стала стихать. К вечеру снег прекратился, ветер ослабел, и мы стали откапывать скрытые под сугробами волокуши. Снег отгребали руками, высвобождая свои вещи. Степь стала абсолютно ровной, метель скрыла все неровности и препятствия. Только у самого горизонта я заметил несколько темных точек. Животные? Стоят неподвижно, в сгущающиеся сумерках не разглядеть.

Завтра выясним…

Сегодня ровно месяц с начала похода. Мы все так же идём на север, иногда по колено утопая в снегу. Снегоступы помогают слабо, снег ещё не слежался, да и вес мы тащим немалый. Скорость движения ещё больше замедлилась — скоро полдень, а мы хорошо, если прошли пять километров. Дар, маячивший впереди, идёт спокойно, опасности нет. Да и не было — темные точки увеличились, их стало больше и я узнал в них заметенные снегом кусты и деревья.

Привал, и новый рывок… Даже у неандертальцев есть предел, пробивающие колею гиганты все чаще сменяют друг друга, и когда мы добрались до небольшой рощи, командую разбивать лагерь. Степь вокруг стала напоминать африканскую саванну — деревьев, одиночных и растущих группами, становилось все больше. С одной стороны, это несомненный плюс — не нужно тащить запас дров. С другой — как бы дальше нам через лес не пришлось продираться…

Внезапно до меня долетают громкие крики, и уже полузабытые звуки. Точно, это же лошадиное ржание! Близнецы, закончив устанавливать юрту, решили обследовать всю эту рощицу, и нашли соседей. Два десятка невысоких коренастых лошадей, глубоко, иногда по грудь проваливаясь в снег, пытались сбежать в степь. К братьям уже бежала подмога, охотники тоже заметили неожиданную добычу. Засвистели брошенные в догонку копья, и крупный жеребец, всхрапнув, заваливается в снег. Встать ему уже не дают…

Когда добычу притащили в лагерь, я смог получше их разглядеть. Оба животных, и убитый Тором жеребёнок, и взрослый самец желтовато — бурой масти, с большой головой, и жёсткой, стоящей щеткой гривой. Внешне больше похожи на зебру или осла, чем на лошадь, разве что габариты покрупнее. Дикие предки лошадей? Либо тарпаны, либо лошади Пржевальского, я не помнил, чем они отличались друг от друга в мое время. Но заметку на будущее сделал — нам такой транспорт очень нужен. И мы обязательно вернёмся сюда, чтобы поймать этих животных!

Похоже, небольшой табун спрятался в этой роще от непогоды, а затем там и остался, обгрызая кору и молодые ветки деревьев. К вечеру лошади легли в снег, вот тут их и увидели неандертальцы.

Конина оказалась вкусной, меньшую тушку съели сразу, а большую разрубили на куски и оставили на морозе, будет запас на пару переходов. Остатки дров также перестали беречь, теперь было где пополнить запасы. Наутро перераспределили часть груза, и колонна снова тронулась в путь. Деревья и рощи чередовались с обширными полянами, стали чаще попадаться следы зверей. Несколько раз замечали зайцев и лисиц, иногда вдалеке слышался волчий вой. Кое где стали подниматься невысокие холмы, местность постепенно повышалась. Взобравшись на очередную такую возвышенность, идущий впереди Дар вдруг замер, всматриваясь вперед. Мы не останавливаемся, сигнала опасности нет, и колонна медленно подтягивается к нему.

Ещё издали я услышал странные, ни на что непохожие звуки — то ли громкое фырканье, то ли хриплое дыхание каких то больших существ. Сбрасываю с плеч ремни волокуши, подхожу к нашему разведчику. И замираю…

Впереди, всего в паре сотен метров от нас, в небольшой низине проходили мамонты. Не узнать этих огромных животных было сложно — похожие на слонов, но крупнее, покрытые длинной бурой шерстью звери поразили даже меня. Мое племя, собравшееся рядом, в немом восхищении провожало взглядами этих величественных гигантов. Об охоте или нападении никто и не вспомнил… Звери неспешно брели на восток, на ходу разрывая снег и вырывая с корнем сухую траву, иногда останавливались и ломали ветви с деревьев и кустов. Стадо было большое, животные шли и шли, в основном самки с детёнышами. Огромные самцы брели в самом начале, то и дело оглашая округу трубным ревом.

Совсем недавно я представлял, как посажу неандертальцев на лошадей. Но сейчас, увидев это живое чудо, меня захватила новая идея — приручить этих гигантов…

Мамонты давно прошли, а мы все ещё стояли, под впечатлением от встречи. И только когда на руках одной из женщин разревелся ребенок, стали возвращаться к волокушам. Тема для разговоров была обеспечена на несколько дней вперёд!

Снег стал чуть плотнее, и сегодня мы прошли больше, около пятнадцати километров. Теперь, разбивая лагерь, мы сразу направлялись к ближайшим кустам и деревьям, иногда рубили, а чаще ломали сухие ветки для костров.

Половина взятой в путь провизии уже исчезла, но я не беспокоился по этому поводу — если сильно припрет, начнем охотится, зверья вокруг полно. Ещё две волокуши сломались и отправились в огонь, одну из юрт пришлось спешно ремонтировать, связывая переломившиеся жерди. Все чаще зашивали начавшую рваться одежду. Одна из женщин подвернула ногу, оступившись, и не могла идти, теперь она ехала на своих же санях. Мелких проблем, поломок, становилось больше с каждым днем…

Погода наладилась, морозы отступили, и мы уже несколько дней ставили рекорды скорости, наверстывая упущенное время. Снег слежался, стал плотным, и ноги в снегоступах больше не проваливались. Деревьев вокруг становилось все больше, наш путь вместо прямой линии стал изгибаться из стороны в сторону. Теперь каждое утро я задавал направление не строго на север, а западнее, опасаясь промахнуться мимо Днепра. Все больше новых следов оставляли на снегу местные обитатели, а иногда мы издали замечали и их самих. Кабаны и волки, олени и лоси, след крупной кошки, скорее всего рыси, различная звериная мелочь — зайцы, куницы, ласки, жизнь вокруг кипела.

Так мы прошли неделю. На утро я остановил людей, сворачивающих лагерь, и, объяснив, что мы могли отклониться в сторону, решил провести разведку. Две пары молодых охотников пошли на север и на запад, а мы занялись ремонтом, поправляя, что было можно.

К обеду вернулись Тенак с Даром, по их словам впереди все такой же редкий лес, разве что стало больше новых колючих деревьев — и мне протянули сосновую ветку.

Ещё через два часа вернулись и близнецы. Ещё издали по их довольным лицам я понял, что сходили они не зря. И оказался прав — Тор радостно доложил, что всего в четверти дневного перехода лес обрывается на берегу очень большой реки. Правда, никакого острова они не видели.

Короткая отрывистая команда, и наша колонна направляется на северо — запад. Вечером мы разбили лагерь на левом берегу Днепра…

Хортицу мы обнаружили на следующий, тридцать восьмой день похода. Ещё издали Дар увидел невысокие скалы посреди реки, и вернулся к нам с радостной новостью. А вскоре и весь отряд расположился напротив острова, рассматривая второй важнейший этап нашего пути.

Восточный берег Днепра был невысоким, на всем его протяжении тянулись камышовые плавни, длинные языки отмелей и песчаных кос доходили до самого острова. Сама Хортица постепенно повышалась на северо — запад, где древние гранитные скалы подымались вверх на полсотни метров. Остров весь покрыт густым лесом, только с юго- востока деревьев становилось меньше, там берег был болотистым, заросшим тростником.

Ещё немного, и все это пространство затопят разлившиеся талые воды, февраль заканчивался. Сегодня температура впервые повысилась до нуля, солнце все ощутимее пригревало. Оттепели среди зимы в этих широтах были не редкостью в будущем, но сейчас я не знал, что и думать — хоть ледник и отступил далеко на север, но такая температурная аномалия была явно не типичной для этого времени. Арика подтвердила это предположение, оставалось надеятся, что скоро опять станет холоднее.

Сегодня отдыхаем, а завтра отправимся на восток, по моим прикидкам осталось пройти около сотни километров.

Впрочем, отдыхали не все — пользуясь тем, что сегодня прошли намного меньше обычного, часть охотников отправилась прочесывать прибрежные плавни. Цепочки кабаньих следов уходили в прибрежные заросли, снег вокруг был разрыт, обнажая целые пласты вывернутой почвы и прошлогодней листвы. Остальные собирали дрова, женщины уже начали разжигать большой костер снаружи — готовить на свежем воздухе было удобнее.

Я как раз приметил небольшое упавшее дерево и направился было к нему, чтобы потащить к лагерю, как со стороны реки раздался визг, и почти сразу — крик боли. Отбросив уже собранные сучья, со всех ног бегу назад. Схватить копьё — секунда, и вот уже оставшиеся мужчины бегут к реке.

Сегодня Тенаку не повезло — он сидел на земле, зажимая руками разорванную на ноге штанину, руки его уже стали красными от крови. Причина раны лежала тут же — не очень крупный, но вооруженный острыми клыками кабан. В нем торчало сразу два копья, одно лишь вскользь располосовало черную, покрытую грубой щетиной шкуру на шее зверя, а второе вошло в глазницу, поразив мозг. У Дара рука была точнее…

Чуть в стороне близнецы вытаскивали из камышей троих упитанных поросят, а увязавшиеся за ними Слав и Вит деловито приматывали к кривоватой палке ещё одну хрюшку, побольше.

Дёрнуло же их полезть к секачу!.. Я со злостью сплюнул, и мы вместе с Даром подхватив пострадавшего парня под руки, потащили его к лагерю. Тенак был бледным как мел, за ним по снегу тянулся темный красный след.

Забираю у женщин горшок с кипящей водой, и кричу, чтобы тащили мешок с иголками, и моток веревки. Мы положили Тенака сверху на одну из волокуш, укрытую грубой бизоньей кожей. Разрываю ему штанину до пояса, и снова ругаюсь — похоже, чертов свин задел артерию, из располосованного бедра все так же стекает кровь. В мешке с веревками нахожу широкие полосы из кожи, мы из таких лямки на волокушах делали, туго стягиваю ногу парня выше раны. Сую ему в зубы кусок деревяшки, чтобы не орал, и вымыв с мылом руки, такой же мыльной водой промываю рану. Большая, с ладонь длинной… Клык кабана вспорол кожу и частично разорвал мышцу. Кровь перестала бежать ручьем, но не останавливается. Пока моток тонкой веревки и костяная игла приваривается в кипятке, осторожно свожу края раны вместе, и удерживаю их так. Вроде получается, кровь хоть и просачивается мелкими каплями, но это уже намного лучше того, что было в начале. Рядом собралось почти все племя, кричу Эрике, чтобы тщательно мыла руки, будет мне помогать. Тенак в сознании, явно хочет что-то сказать, и пытается встать.

— Рауг, прижми его!

Эрика уже рядом, и я, вытащив горячую иглу, начинаю накладывать шев. Шрам будет жуткий… Игла прокалывает кожу, оставляя грубые отверстия, и я стягиваю края раны веревкой. Один узел, другой, третий… Парень перестал дёргаться, отключился от боли, но дышит. Пятый узел, теперь ещё раз промываю рану горячей водой, и обматываю ногу полосками меха. Вместе с Раугом переносим Тенака в юрту, и я снимаю жгут, присматриваясь к ране. Вроде кровь не бежит… Все, что мог — сделал. Укрываем парня шкурами, и, поручив подросткам развести огонь, выходим.

Люди не расходятся, столпились у входа в юрту. Одна из девчонок, отбитых у дикарей в прошлом году, выходит вперёд, и заглядывая мне в глаза, путая русские и неандертальские слова, спрашивает:

— Дим, ты защитишь Тенака от злых духов?

Хотел бы я знать… У меня даже спирта нет, одна надежда на иммунитет и стойкость молодого организма.

— Я их отогнал, пока он слаб и без сознания. Но дальше Тенак должен сам с ними бороться.

И, уже обращаясь ко всем собравшимся:

— С этого дня никакой охоты на крупных зверей. У нас уже двое не могут самостоятельно идти. Ещё несколько таких случаев, и мы просто не дойдем до ГОРОДА! Рауг, я прошу тебя объяснить доходчивее, если кто-то опять вздумает пойти на охоту!

Тот молча кивает, затем обводит хмурым взглядом молодежь. Тор, подбивший остальных на эту вылазку, втягивает голову в плечи и отводит глаза.

— Сейчас готовим еду, и ложимся спать. Завтра продолжаем поход. Тор, переложи свой груз на другие волокуши. Ты повезешь Тенака.

Парень не спорит, и, ссутулившись, выходит из толпы… Ничего, пусть осознает свою вину — кабаны встречались в Крыму, иногда они появлялись вблизи пещеры. Близнецам уже скоро четырнадцать стукнет, а ума нет. Знали ведь, насколько опасны взрослые секачи, и все равно полезли, ещё и других за собой потянули…

Наутро погода испортилась. Поднялся сильный ветер, температура стала быстро снижаться. Колонна неандертальцев длинной змеёй петляла между деревьями, двигаясь на восток. Иногда они сгущались, образуя практически непроходимый лес, заваленный буреломом, иногда напротив, практически исчезали, и мы несколько километров шли по заснеженной равнине.

Низко надвинув капюшоны, люди упрямо тащили волокуши по затвердевшей корке наста. Пошел снег, мелкий, колючий, он, казалось, проникал во все щели — и таял, вместе с потом стекая по щекам и спине. Шаг за шагом, словно ты не живое существо, а робот. Никаких мыслей, впереди только гора шестов и шкур, которые тянет идущий впереди. Испугавшись возвращения оттепели, расстроенные вчерашней неудачной охоты, мы молча брели до глубоких сумерек. И лишь когда идущий впереди Дар вернулся, заявив, что больше может идти в нужную сторону, мы стали разбивать лагерь. Сытный ужин и, наконец, такой желанный сон…

Через два дня снег и ветер стихли, небо прояснилось, опять выглянуло солнце. Мороз по прежнему держался, даже усилился, обрадовав и меня, и осознавших опасность застрять в грязи, почти добравшись до цели, людей.