Помоги проекту - поделись книгой:
Вадим Бондаренко
Цивилизация 2.0
Выбор пути
Глава 1
Новая жизнь
Темнота… Только звон в ушах пульсирует в такт ударам сердца… Что со мной?
С хрипом вдыхаю, чувствуя резкую боль в горящих огнем легких. Ещё раз, втягивая в себя отвратительную смесь запахов трупного разложения, дерьма и пота… Очередной вдох, и тело дёргается, пытаясь согнуться в приступе кашля. Боль вспыхивает с новой силой, и сознание, сжалившись, покидает меня.
Не знаю, сколько прошло времени с той неудачной попытки очнуться, минута, час или неделя. Второй раз из темноты меня вывел звук. Тихий, повторяющийся раз за разом. Скулеж… нет, скорее плач. Детский плач. Сознание ухватилась за него, словно за маяк. Там ребенок, и ему плохо…
Встать! Нет, не буду ставить сразу настолько глобальную цель. Открыть глаза, это сделать легче. Веки с трудом разлипаются, разрывая сковывающую их корку. Темно… Проступившие слезы слегка успокаивают жжение, и несколько раз моргнув, я смог различить тусклый серый свет. Источник где-то сзади. И звук доносится оттуда же. Прямо передо мной каменная поверхность стены. Я лежу на земле, уткнувшись в мерзко воняющие, пропитанные потом и ещё черт знает чем, шкуры. Шкуры? Да, и, похоже настоящие. Мех явно не искусственный, частью вылез, обнажая грубую кожу, частью свалялся.
Теперь повернуться на другой бок. И снова приступ кашля болью раздирает лёгкие… Когда в голове прояснилось, вижу результат своих усилий — теперь я лежу на правом боку и могу осмотреться. Большое помещение, стены не обработаны. Пещера? Похоже на то… Я лежу на каменном выступе в небольшой нише в груде мокрых шкур, на высоте около полуметра над полом. Отсюда хорошо видно обширный, метров двадцать в диаметре, зал. Уступ тянется вдоль всех стен, над ним видны темные провалы. Входы в пещеры? Нет, скорее такие же грубо вырубленные в камне ниши, как и моя. На противоположной стороне смутно различимый силуэт человека, раскинувшего руки и свисающего к полу пещеры. Он не шевелится… Вряд ли живой сможет так лежать.
Перевожу взгляд ниже, выхватывая из полумрака новые детали. Огромная куча золы в центре. Вокруг нее вбиты колья, смутно различимые горы ветоши, и снова несколько неподвижных тел.
С трудом поворачиваю голову в сторону источника света. Там выход, и на фоне серого неба я наконец то смог различить источник звука, удерживающего меня в сознании. Девчонка, лет двенадцати на вид, обхватив ноги руками и уткнувшись носом в колени, тихо всхлипывала. Худая, под вымазанной сажей белой кожей проступают ребра. Из одежды — только изрядно потрепанная неказистая юбка с практически вытертым мехом. Длинные светлые волосы скрывают лицо, спина вздрагивает, то ли от порывов холодного ветра, задувающего в пещеру, то ли от горя, свалившегося на нее.
Так, нужно встать. Руки и ноги ощущаются плохо, словно чужие, мышцы ноют, как будто только что разгрузил фуру с мешками… Не спеша, стиснув зубы, чтобы не сбить дыхание на очередной приступ кашля, опираюсь на руку, и выпрямляюсь. Голова кружится, но я смог сесть. Теперь кругозор расширился, да и слезящиеся глаза немного привыкли к скудному освещению. Я смотрю на вытянутые ноги, обмотанную вокруг пояса шкуру, впалый живот, выпирающие под кожей жгуты мышц… и не узнаю свое тело. В голове ещё не рассеялся туман, но это точно не я. Не тот я, каким себя помню.
В этом молодом, больном и сильно исхудавшем подростке нет ничего общего с взрослым сорокалетним мужиком, каким себя помнил. На глаза свалилась прядь слипшихся мокрых от пота волос. Светлая… а я точно помню, что был брюнетом, и волосы никогда не красил. Медленно поднимаю руку, и смахиваю прядь со лба. Под ладонью чувствуются жёсткие брови, как то они сильно выступают… Воспаление? Ладонь привычно и непривычно одновременно меняет угол, и я провожу по горячему, мокрому от пота лбу. Плохо дело, болезнь явно не хочет сдаваться…
Ставшие уже привычными всхлипывания внезапно прекратились. Девчонка подняла голову и всмотрелась в темноту пещеры, явно услышав шорох от моих движений. Я опустил руку, опираясь о стену, и она тут же это заметила.
— Эн-ха? — голос звонкий, тут же сорвавшийся на кашель.
— Живой я… — пробую ответить, и из губ срывается едва различимый шепот.
Не думаю, что меня услышали, или, тем более, поняли. Пальцы крепче ухватывают выступ на стене, ноги упираются в пол. Держаться!.. Звон в ушах, в глазах темнеет. Я, пошатываясь, стою у стены. Шаг… мир вокруг покачивается, но не исчезает в темноте. Ещё шаг. Рука шарит по камням, пальцы цепляются за выступы и трещины. Ещё шаг… Порыв сквозняка разгоняет тяжёлый запах склепа, и чистый прохладный воздух наполняет горящие лёгкие. Как же хорошо…
Шаг, другой, третий, прочь отсюда, на свет, к солнцу! Зрение проясняется, выход уже рядом. Ещё шаг и я сползаю спиной по стене, с наслаждением подставляя лицо ветру. В сплошной череде затянувших пол неба облаков проглянуло солнце, и теплые лучи заставили зажмуриться…
Прошло, наверное, с полчаса, дыхание выровнялось, стало легче. Словно этот совсем небольшой переход заставил организм мобилизовать остатки сил на борьбу с болезнью. Наблюдая сквозь закрытые веки за игрой света и тени, я чувствовал, как кровь разгоняется по венам, вызывая покалывания в ноющих мышцах. Кашель периодически возвращался, но с каждым разом дышать становилось все свободнее. Воздух прогрелся, и теперь теплый ветер быстро высушивал спутанные волосы. Хорошо…
— Эн-ха, амг. Амг!
Что то прикоснулись к плечу и я открыл глаза. Девчонка отдернула руку, а другую протянула мне. На узкой ладошке лежал небольшой красноватый плод, круглый, наполовину покрытый зелёной плесенью, и две такие же мелкие, сморщенные груши. Амг — еда? Похоже на то…
Я перевел взгляд на девчонку. Правильный овал лица, подсохшие дорожки от слез на грязноватой коже, удивительно яркие голубые глаза… Красивое лицо. Или нет? Чувство несоответствия нарастало. Тонкие светлые брови, слегка выступающие вперёд, гладкий, округлый подбородок, широкая переносица. Где я мог видеть такое лицо? Память услужливо выдала иллюстрацию учебника по истории древнего мира, и вслед за тем — реконструкцию ископаемых черепов людей, живших в Европе тысячи лет назад. Я вздрогнул. Передо мной, пристально вглядываясь мне в глаза сидела самая настоящая жительница каменного века. Неандерталка…
Мне в ладонь упали плоды, и тонкие, удивительно сильные пальцы сжали ее.
— Амг.
Да, еда. Чтобы выжить и выздороветь, нужны силы и энергия. Нужна еда.
— Спасибо.
Девчонка повела плечом, явно не понимая. Указала на плоды, затем открыла рот и сделала жевательной движение.
— Да понял я… — слова складывались с трудом, губы кривились, язык заплетался.
Отправив груши в рот, разжевываю терпкую и кислую мякоть, осматриваюсь. Выход из пещеры был на склоне каменистого холма, поросшего редкими деревьями. Внизу они росли гуще, но вскоре исчезали, уступив полосе зелёного луга. Неширокая река, с поросшими кустарником и камышом берегами, тихо несла свои воды паралельно гряде холмов, а за ней, до самого горизонта простиралась степь. Настоящее зелёное море из трав, по которому ветер гнал волны. Вдалеке, плохо различимые, перемещались десятки темных точек. Стада животных?..
Да, от жареного мяса было бы гораздо больше толку, чем от фруктов. Я покрутил в руках подгнивший плод, по запаху узнавая в нем цитрусовое растение. Похоже, мы в южных широтах, или до ледникового периода ещё далеко …
Итак, первая задача — пропитание. Охота в моем состоянии невозможна, слишком слабое это тело. Взгляд снова остановился на реке. Удочку бы сейчас…
Мозг лихорадочно перебирал варианты. Кустарник на берегу выглядел знакомо, и, если я не ошибся, можно попробовать сделать ловушки для рыбы. День только начался, солнце поднималось все выше, сплести несколько вершей — дело не хитрое. Вот только смогу ли я туда дойти?
Прислушался к себе. Время, проведенное на свежем воздухе, явно пошло мне на пользу. Головокружение окончательно отступило, жар спал, и даже желудок, явно не довольный столь скромной трапезой, давал о себе знать голодным урчанием. Нужно вставать.
На этот раз я встал сам, не опираясь о стену. Постоял, привыкая. И, кивнув девчонке, стал медленно спускаться к реке. Идти было непривычно, центр тяжести тела явно отличался от привычного. Дважды пришлось останавливаться, обхватив рукой стволы деревьев, и отдыхая, но, в целом я всего за полчаса добрался до берега реки. И, разглядывая гибкие ветви с узкими серебристыми листьями, радостно улыбнулся. Я не ошибся, передо мной была ива.
Сломал первую ветку и протянул ее через сжатый кулак, очищая от листьев. Отбросил в сторону, потянулся за следующей. Краем глаза увидел, как моя спутница, с недоумением смотревшая на все это, развернулась, и пошла наверх, к пещере. Похоже, этот способ ловли рыбы тут не знаком … Продолжим, до вечера нужно много успеть.
— Эн-ха, орб! — за спиной раздался знакомый голос, и я обернулся.
Девчонка протягивала мне широкую каменную пластину, с острыми, покрытыми мелкими сколами, краями. Взяв в руки этот «орб», я покрутил его в руках, и он как то привычно лег в ладонь широкой частью. Мышечная память? Я ведь точно никогда в жизни не пользовался каменным рубилом…
С инструментом дело пошло быстрее, и вскоре охапка веток на берегу значительно увеличилась. Девчонка, понаблюдав, как я убираю листья, стала повторять мои действия. Она очень быстро учится…
Оставив ей оставшиеся ветки, сел за плетение вершей. Три широких бочонка, три конусных горла — крышки, длинные прутья вместо веревок. Когда работа была закончена, солнце начало клонится к горизонту. Эх, привады бы какой… Рыбы в реке было много, круги и всплески раздавались со всех сторон. Я поддел пласт черной, слежавшийся массы из опавших листьев и травы и корней на берегу. Есть! Множество червей извивались, стремясь снова скрыться под листьями. То, что надо! Срезав три таких куска дерна, я уложил их на дно корзин, закрепил крышки и, осторожно ступая по топкому дну, отнес их на несколько метров от берега.
Внезапно тихий солнечный вечер разорвал громкий звук, доносящийся из-за реки. Девчонка вздрогнула, испугано озираясь, а я стал быстро выбираться на берег. Нужно идти в пещеру, волчий вой, пока далёкий, не предвещал всем слабым жителям этого мира ничего хорошего…
На берегу было много упавших сухих веток, да и по дороге наверх удалось насобирать хорошую охапку. С приходом темноты болезнь снова попыталась перейти в наступление, меня бросало в жар, ноги стали заплетаться. Из последних сил дотащил дрова до входа и, сбросив свою ношу на пол, присел, прислонившись спиной к ещё хранящей солнечное тепло скале. Моя спутница держалась намного лучше, притащив охапку дров даже больше моей.
— Эн-ха, гэл. Гэл шша вуу, — она указала рукой во мрак пещеры.
Возвращаться в склеп, полный мертвецов, не хотелось, но и оставаться ночью без укрытия в мире, где цивилизация ещё не успела уничтожить всех хищников, было глупо. Подумав секунду, я выбрал компромисс — короткий коридор от входа до большого зала отлично подойдёт для ночёвки. Главное — зажечь костер, отгородившись ним от ночной темноты и скрывающихся в ней опасностей.
Огонь… Собирая дрова, таща их по склону вверх, я думал, как его разжечь. Для начала проверим самое простое решение, ведь ни добывать огонь трением, ни высекать искры я не умел.
Вдохнув побольше чистого воздуха, иду в темноту пещеры. Странно, но я видел в темноте, пусть плохо, контуры предметов не четкие, но и этого за собой раньше не помнил. Через десяток метров ноги проваливаются в мягкую золу. Осторожно передвигаю ступню, и пальцы чувствуют тепло. Ещё шаг, и ступня отдергивается от жара, а в темноте тускло зажигаются красным светом разворошенные угли. Чихая и кашляя от поднятой пыли, сгребаю это сокровище на широкий плоский камень, подобранный у входа, и бреду назад. Широко улыбаясь, показываю спутнице находку.
— Огонь!
— Гэл! — она тоже улыбается, и склоняется над грудой сухих веток, выхватывая тонкие палочки.
Раздуть тлеющие угли оказалось не таким простым делом. Через пару выдохов меня скрутил приступ кашля, пришлось пережидать. Вторая попытка была успешнее — нет, кашель снова не дал довести дело до конца, но наблюдающая за мной девчонка упала рядом на колени и стала раздувать все ярче светящиеся угли. Наконец, вспыхнули первые ветки, к своду пещеры потянулся лёгкий дымок, тут же подхваченный сквозняком. Отдышавшись, я подкидываю дрова в разгорающейся огонь, и, с наслаждением вытягиваюсь рядом. Веки сами закрываются, и уже сквозь дремоту я чувствую, как на меня падает охапка пахнущего солнцем и степью разнотравья. Перекатываюсь на эту перину, подставляя спину теплу, и, наконец, как награда за этот долгий день, приходит сон…
Проснулся я затемно. Костер ещё горел, рядом, свернувшись в клубочек, словно котенок, тихо сопела носом девчонка. Я несколько раз вдохнул ночной прохладный воздух, прислушиваясь. Лёгкие ещё болели, но хрипы пропали. Да и жара нет… Иду на поправку? Хотелось бы, здесь нет больниц, врачей и лекарств, помощи не будет.
Встал, голова не кружится. Уже хорошо… Несколько наклонов и приседаний, чтобы разогреть мышцы. Дыхание сбилось, выступил пот… но это нормально, просто тело слишком ослабело. Болезнь, уничтожившая обитавшее здесь племя, убивала быстро, но, не справившись с первого раза, так же быстро отступала.
Сажусь у огня, и внимательно рассматриваю спящую соседку. Да, я не ошибся — это совсем другая ветвь людей. В той, прошлой жизни, антропологи так и не пришли к единому мнению, почему они исчезли. Толерантная Европа отрицала причастность к этому кроманьонцев, десятками и сотнями движущихся из Африки. Но всего за две тысячи лет после их появления, неандертальцы исчезли. Просуществовав четверть миллиона лет, пережив несколько ледниковых периодов, научившись выживать в суровых условиях, они проиграли. И вымерли… Вот эта маленькая женщина, не имеет будущего. Или её дети и внуки. Или я…
Ладонь помимо воли снова потянулась к лицу, и я провел пальцами по выпуклым надбровным дугам. Странное ощущение… За этот день я словно привыкал к этому телу, мышечная память возвращалась, часто идя в разрез с привычными из прошлой жизни движениями.
Прошлой жизни… я ведь помнил, что умер. Нельзя выжить, когда рядом с закладывающим уши воем падает снаряд. Вспышка, оглушительный грохот, и темнота стали закономерный итогом необдуманной попытки вырваться из раздираемой войной страны…
За спиной, во мраке пещеры, что-то с глухим ударом упало. Я вскочил на ноги, вглядываясь в тускло освещенный зал с мертвецами. Крысы? Хорьки? Или кто то опаснее?
Девчонка моментально проснулась. Она с минуту прислушивалась, а затем решительно вытянула руку, указывая в дальний угол. Идти туда?
Я подхватил горящую палку из костра, и стараясь не вдыхать тяжёлый запах, пошел вглубь зала. Слева в стене высветилось одна ниша, другая… В третьей на ворохе шкур лежал мертвый старик. Палка зачадила, огонь замерцал, собираясь погаснуть.
Четвертая ниша тоже не была пустой. У входа лежала женщина. Возраст сложно определить, но вряд ли она была слишком старой. Глаза закрыты. Не дышит… Внезапно одна из шкур пошевелилась, и из под нее показалась детская рука. Маленькие пальцы пытались стянуть тяжёлую шкуру, но это не получалось.
Я нагнулся, потянул за мокрый вонючий мех, оттаскивая его в сторону. На меня смотрели дети. Двое детей четырех-шести лет от роду. Голые, худые, как узники Освенцима, на грязных лицах потёки от слез.
Факел погас, но свет не пропал. За моей спиной стояла маленькая неандерталка, сжимая в руках ярко пылающую ветку.
— Эн — и!
Дети поползли к ней, один мальчик попытался встать на ноги, но снова упал на четвереньки. Слабые… Я подхватил его на руки, вес совсем не чувствовался. Отнес к костру, вернулся за другим. Жестом указав спутнице на детей, взял у нее горящую ветку и пошел дальше, осматривая темные провалы ниш в стенах пещеры.
Всего я нашёл ещё четырнадцать взрослых, мертвых. И восьмерых живых детей. Четверо девочек, от трёх до пяти лет, двое мальчиков лет восьми, и ещё двое парней постарше, лет двенадцати, оба без сознания. Дышат тяжело, хрипло, тела блестят от выступившего пота. Борются за жизнь, не сдаются …
Я переносил детей к костру, стараясь не поддаваться нарастающей панике. Как сохранить эти угасающие жизни? В древнем мире детей поддерживали родители и все племя, род. В этой пещере как раз и жило такое племя — крупное и достаточно сильное, но болезнь убила всех взрослых людей. Без них дети были обречены на голодную смерть…
Небо стало светлеть, и я осторожно протиснувшись между стеной и догорающий костром, выглянул наружу. Река и степь были скрыты туманом, далеко на востоке красной полосой занимался рассвет.
Если сегодня не добыть еду, мы, все, кто выжил, умрем. Даже сейчас я с трудом верил, что истощенный болезнью и длительной голодовкой организм, может не только двигаться, но и выполнять довольно тяжёлую работу. Похоже, неандертальцы были гораздо выносливее своих родственников-кроманьонцев и тем более их далёких потомков.
Дождавшись, когда диск солнца показался над горизонтом, стал спускаться к реке. Туман поглощал звуки, едва заметная тропинка вилась между редкими деревьями и камнями на осыпи. Я безошибочно вышел к тому месту, где стояли верши. И, поежившись от утренней сырости, потянул ловушки на берег.
В первой было пусто, но вторая и третья были тяжёлыми и ощутимо дергались. И они не разочаровали — в одной было четыре крупные плотвы, каждая с полкило весом, и один упитанный рак, а в другой… Там была всего одна рыба, но какая! Щука около трёх килограмм едва уместилась в ловушке, и теперь отчаянно билась на берегу. Оглушив рыбу ударами камня, протянул через жабры гибкий прут, связав всю добычу. Затем, подобрал пяток палочек потолще, поспешил к пещере.
Когда я выложил перед уже проснувшейся девчонкой слабо трепыхающуюся рыбу, она радостно завизжала и бросилась мне на шею, обнимать. Совсем как ее сверстницы в той, прошлой жизни…
Найденные вчера дети спали, зарывшись в охапки травы у костра. Поискал было взглядом вчерашний инструмент, так выручивший меня при заготовке лозы. Но я явно недооценил сноровку девочки каменного века. Она исчезла в темноте пещеры, пару раз там что то стукнуло, упало, и вот она уже снова рядом с каменным ножом в руке. Этот инструмент явно отличался от «орба» — узкая пластина кремня, с острой гранью, покрытой десятками мелких сколов. Не говоря ни слова, она подхватила первую рыбу, и, немного отойдя от входа в пещеру, ловкими движениями выпотрошили ее. Вернулась, протянула мне тушку, и взяла следующую. Это вам не изнеженные детишки компьютерного века…
Я нанизал добычу на принесённый прут, расправил, чтобы лучше прожарились, и воткнул под углом над почти угасшим костром. Вскоре к первой присоединились остальные, и над костром потянулся изумительно вкусный запах жареной рыбы.
Конечно, никаких специй и соли не было. Сочное сероватое мясо таяло во рту, и вскоре щука была съедена полностью. Девчонка растормошила спящих детей, и вручила им по куску. Мелким было лучше, они, хоть и кашляли без конца, но уже активно двигались и с удовольствием набросились на еду. А вот старшие мальчики так и не очнулись. Их кожа приобрела желтоватый, восковой оттенок, дыхание стало прерывистым. Я оттянул одному веко — белки глаз красные, отекшие. Что же это за болезнь? Судя по симптомам, какая то разновидность пневмонии, поражающая в основном старшее поколение. Старики и взрослые умерли несколько дней назад, и в глубине пещеры скапливался тяжёлый трупный запах. Дети перенесли болезнь легче, и уже шли на поправку. Подростки… Я едва не умер. Двое старших мальчиков на грани. Но ведь девчонка, которую я увидел первой, старше их. И она практически оправилась, даже кашель пропал. Что могло ей помочь? Пол? Не думаю, тогда бы взрослые женщины племени продержались дольше. Лекарства? Смешно… До изобретения антибиотиков ещё тысячи лет. Внезапно я ухватился за ускользающую мысль. Антибиотики … Плесень, из которой их получают. Лежащий на маленькой ладони полусгнивший фрукт, с цитрусовым запахом. Пенициллин! Логическая цепочка замкнулась.
Я жестом указал своей спутнице на так и лежащий у стены вчерашний фрукт, затем открыл рот и сделал жевательной движение. Снова указал на фрукт. Поймет?
В голубых глазах мелькнуло понимание, и она исчезла в глубине пещеры. Вернулась, прижимая к себе груду таких же, заплесневевших плодов. Высыпав их передо мной, она вопросительно подняла брови, ожидая, что я буду их есть.
— Не для еды…
Я прошел в центр пещеры, и, косясь на лежащие вокруг кучи золы тела, стал искать любую тару. Глиняных изделий не было. Совсем. Но я нашел несколько мешков из кожи, в которые, похоже, раньше набирали воду. Да, до стерильности тут далеко…
Подобрав у входа несколько камней, я забросил их в горячие угли, и, подумав, отправил туда же оставшиеся дрова. Огонь вновь весело затрещал, а я поспешил к реке. Тщательно вымыв кожаный мешок, наполнил его водой. Напился сам, и, не выдержав, быстро окунулся в холодную воду, смывая с тела грязь. Зачерпнул пригоршню песка, и словно наждаком, растирал кожу. Мутное облако потянулось вниз по течению… К пещере я поднимался быстрым шагом, периодически переходя на бег. И согрелся, и новую проверку организму устроил. Тот держался, лишь изредка напоминая о перенесенной болезни болью в лёгких.
Теперь главное — вручив мешок с водой старшей девчонке, я изогнул гибкую палку на манер щипцов и выхватил разогретый камень из костра. С шипением он исчез в воде, за ним последовали остальные. Вода ощутимо нагрелась, от нее пошел пар. Нужно повторить это снова … До кипения воду я все же довел, и, затянув полоской кожи, поставил остывать.
Настала очередь подгнивших цитрусов, для себя назвал их апельсинами. На вкус остатки сохранившейся мякоти были кислыми, но я с удовольствием разжевал несколько долек. Я соскребал толстый слой плотной зелёной плесени на плоский камень. Неаппетитная горка быстро росла, и очистив последний фрукт, я удовлетворённо кивнул. Надеюсь, это поможет, и концентрации пенициллина хватит, чтобы помочь крепким неандертальским организмам победить болезнь.
Вскоре вода остыла, и, высыпав результаты своих трудов в воду, я с сомнением рассматривал мутную жидкость. Ладно, пусть немного постоит…
Все это время за мной внимательно следили множество глаз. И если младшие дети быстро потеряли интерес, то старшая девчонка явно пыталась понять происходящее. Смешно сморщив лоб, она указала на раствор, потом на меня:
— Эн-ой?
Понять бы ещё, что это значит… Имя? Нужно попробовать поговорить. Я указал на себя, и четко произнес:
— Дима.
Теперь указал на нее. Тишина, синие глаза смотрят на меня вопросительно. Повторяю свое имя, жду. Наконец она что- то решила, и, указала на меня:
— Эн — ой Дим — а, затем указала на себя.
— Эн-на Эри — Ка.
Теперь задумался уже я. Эн — скорее всего «человек». Эн — ой… пока не ясно. Эн-ха… будем считать, что это «человек — мужчина». Тогда Эн — на значит «человек — женщина». И последнее Эри — Ка — это ее имя.
Я улыбнулся, и прикоснулся рукой к ее плечу.
— Эрика! Прозвучало слитно, и совсем привычно, словно это имя пришло из прошлой жизни.
Она тоже заулыбалась. Значит, знакомство состоялось, и языковой барьер, хоть и не упал, но покрылся первыми трещинами взаимопонимания.
— Эрика, идём!
Я приглашающе махнул рукой, и пошел к реке. Нужно больше вершей, иначе всех не прокормить. Девчонка, уловив смысл фразы, через минуту догнала меня. По дороге она указала мне на деревья, под которыми валялись опавшие плоды. Вот откуда она брала фрукты…
Сегодня работа шла быстрее, и до вечера ещё семь ловушек были готовы. Добычи было меньше, из трёх затопленных вершей полной была только одна. Три крупные плотвы и пара окуней будут нашим ужином.
Поделиться книгой: