Гнев Тиамат

Элви

Вселенная всегда причудливее, чем вам кажется.

Любимая фраза одного профессора во времена ее учебы в аспирантуре. Профессор Эрлих, старый ворчливый немец с длинной седой бородой, напоминавший Элви садового гнома, повторял ее каждый раз, когда кого-то удивляли результаты лабораторных исследований. В то время она считала присказку банальной. Конечно, у Вселенной имеются для них сюрпризы.

Наверняка профессор Эрлих уже мертв. Он почти исчерпал возможности антивозрастных технологий, когда Элви было едва за двадцать. Ее дочь сейчас старше. Но будь он жив, Элви послала бы ему пространные и сердечные извинения.

Вселенная не просто причудливее, чем вам кажется, она причудливее, чем вы способны вообразить. Каждое новое чудо, каким бы невероятным оно ни выглядело, становилось лишь ступенькой к новому потрясающему открытию. Вселенная и постоянно изменяющееся определение того, что считается невероятным. Открытие того, что все сочли инопланетной жизнью, на Фебе потрясло человечество до глубины души, однако не так сильно, как то, что протомолекула оказалась не столько самой жизнью, сколько инструментом. Этакая инопланетная отвертка, превратившая астероид Эрос в космический корабль, захватившая Венеру, создавшая кольцо врат и внезапно подарившая доступ к тринадцати сотням миров за ними.

Вселенная всегда причудливее, чем вам кажется. Чертовски верно, профессор.

— Что это? — спросил ее муж Фаиз.

Они находились на мостике ее корабля, «Сокола». Корабля Лаконийской империи. Экран перед ними медленно заполнял так называемый «объект». Планетарное тело чуть больше Юпитера и почти прозрачное, похожее на огромный хрустальный шар едва уловимого зеленого оттенка. Единственная структура в системе Адро.

— Пассивная спектрометрия говорит, что это почти на 100% углерод, — ответил Тревон Бэрриш, не отрываясь от рабочего экрана, по которому бежали данные. Ну конечно, их сухарь-материаловед, как обычно, дал Фаизу буквальный ответ на вопрос. Элви знала, что муж спрашивал не об этом. Он спрашивал «почему оно здесь»?

— Упакованный в плотную решетку, — добавила физик Джен Ливли.

Она замолчала, и Элви закончила за нее:

— Это алмаз.

В семилетнем возрасте Элви Окойе вместе с матерью вернулась в Нигерию, когда умерла ее двоюродная бабка, которую она никогда не видела. Пока мать занималась похоронами, Элви слонялась по дому. Попытки восстановить образ покойной по оставленным ею после себя предметам превратились для нее почти в игру.

Снимок улыбающегося молодого мужчины с темной кожей и светлыми глазами на полке у кровати. Муж, брат или сын? В крохотной ванной, среди россыпи упаковок дешевого мыла и чистящих средств, красивый хрустальный флакон с таинственной зеленой жидкостью. Духи? Яд? Все вещи незнакомой женщины казались загадочными и значительными.

Спустя много лет она чистила зубы, и запах вдруг пробудил воспоминание. Элви поняла, что зеленая жидкость была всего лишь ополаскивателем для рта. Одной тайной меньше, но тут же родились новые вопросы. Почему она перелила ополаскиватель в такой красивый флакон, а не оставила в бутылке из перерабатываемого пластика? Откуда взялся хрустальный флакон? Она использовала его по назначению, или ополаскиватель имеет какие-то неведомые скрытые функции? Поскольку объяснить уже некому, это так и останется тайной. Кое-что можно понять только в контексте.

На экране зеленоватый алмаз с идеально гладкой поверхностью одиноко парил в солнечной системе, вращаясь вокруг гаснущего белого карлика. Бутылка ополаскивателя в резном хрустале, окруженная дешевым мылом на грязной полке в ванной. Фаиз прав. Единственный важный вопрос — это «почему?», но все, кто мог бы ответить, мертвы. Оставался только ответ профессора Эрлиха.

«Сокол» был разработан по личному приказу Первого консула Дуарте специально для нее, с единственной целью — отправиться в «мертвые» системы за вратами в поисках каких-нибудь следов безымянного врага, уничтожившего цивилизацию строителей протомолекулы, или этих странных нематериальных пуль, которые они — или оно, или любое другое местоимение, которое следует использовать для экстрамерных предшественников — оставили.

«Сокол» побывал уже в трех таких системах, и каждый раз это было чудом. Элви не нравилось словосочетание «мертвые системы». Люди начали их так называть из-за того, что там не было планет, пригодных для жизни. Элви считала классификацию раздражающе упрощенной. Да, никакой жизни в человеческом понимании не могло быть на алмазе размером с Юпитер, плавающем вокруг белого карлика. Но и никакой естественный процесс не мог создать подобный артефакт. Кто-то его сделал. Фантастическое инженерное искусство в буквальном смысле этого слова, вызывающее восхищение и страх в равной степени. Записать его в мертвые лишь потому, что на нем нет растений, означало, что страх победил.

— Они смели́ всё, — сказал Фаиз, листавший изображения солнечной системы, полученные с радаров и телескопов. — На расстоянии светового года от звезды даже пояса комет не осталось. Они собрали всю материю в этой системе, превратили ее в углерод и слепили из него этот чертов алмаз.

— Раньше люди дарили бриллианты перед тем, как сделать предложение, — заметила Джен. — Может, кое-кто хотел удостовериться, что ему не скажут «нет».

Тревон поднял голову, оторвавшись от консоли, и, моргая, уставился на Джен. Его жесткий буквализм означал также и абсолютное отсутствие даже подобия чувства юмора, и Элви не раз видела, как беспечная ирония Джен ставит его в тупик.

— Я не думаю, что... — начал Тревон, но Элви перебила его.

— Займитесь делом, народ. Нам нужно узнать об этой системе всё, прежде чем приведем в действие катализатор и начнем крушить.

— Вас понял, босс, — отозвался Фаиз и незаметно подмигнул ей.

Остальные члены ее команды, самые лучшие ученые и инженеры, отобранные по всей империи лично Первым консулом, вернулись к своим дисплеям. В научных вопросах, касавшихся текущей миссии, ее приказы имели силу закона империи. Никто из команды ни разу их не оспорил.

Жаль, что не все входили в ее команду и не каждый вопрос считался научным.

— Сама скажешь ему, что мы откладываем развертывание, или я?

Она с тоской посмотрела на экран. В алмазе наверняка имелись структуры. Следы, бледные чернила мертвого манускрипта, которые могли бы привести их к новой тайне, новому открытию, новой невыразимой загадке. Она не хотела никому и ничего говорить, она хотела исследовать.

— Я позабочусь об этом, — сказала Элви и двинулась к лифту.

***

Адмирал Мехмет Сагале, человек-гора с угольно-черными глазами на плоском как блин лице, командовал военной частью их миссии. В основном он не вмешивался в дела ученых, но, если вопрос касался области, которой распоряжался он сам, адмирал становился неумолимым и недвижимым, соответственно своим размерам. Сидеть в его спартанском кабинете — почти что наказание, как оказаться у директора школы за списывание на экзамене. Элви ненавидела играть роль просителя перед военным начальством. Но в Лаконийской империи военные всегда находились на вершине власти.

— Доктор Окойе, — адмирал Сагале потер переносицу пальцами-сосисками и воззрился на нее с той же смесью нежности и раздражения, как она смотрела на своих детей, когда они делали какую-нибудь глупость. — Как вам известно, мы жестоко отстаем от графика. Мои приказы...

— Эта система просто невероятна, Мет. — В использовании прозвища крылась легкая агрессия, но он ее стерпел. — Слишком невероятна, чтобы просто отбросить ее из-за спешки. Нужно уделить время изучению этого артефакта до того, как вы расчехлите катализатор и посмотрите, не взорвется ли что-нибудь.

— Майор Окойе, — Сагале использовал ее звание в качестве толстого намека на разницу в их положении в иерархии. — Как только ваша команда закончит предварительный сбор данных, мы приведем в действие катализатор и проверим, имеет ли эта система какую-то ценность для военных нужд, в соответствии с нашими приказами.

— Адмирал, — сказала Элви, понимая, что сейчас, когда он в таком расположении духа, агрессия не пройдет, и стараясь продемонстрировать уважение. — Мне просто требуется еще немного времени. Мы можем наверстать его на пути обратно. Дуарте дал мне самый быстрый научный корабль за всю историю человечества, чтобы я могла уделять больше времени науке, а не полётам. Именно об этом я и прошу.

Напомнить Сагале, что она имеет прямой доступ к Первому консулу, и он ценит ее работу настолько, что специально для нее построил корабль. Не слишком тонкий ход.

Сагале не впечатлился.

— У вас двадцать часов на завершение сбора данных, — сказал он, сложив руки на необъятном животе, как Будда. — И ни минутой больше. Сообщите своей команде.

***

— Вот из-за такого ограниченного мышления и невозможно нормально заниматься наукой под правлением Лаконии, — пожаловалась Элви. — Надо было мне стать деканом биологического факультета в каком-нибудь университете. Я слишком стара, чтобы мной командовали.

— Согласен, — ответил Фаиз. — Но мы здесь.

Они заскочили в ее каюту, чтобы принять душ и наскоро перекусить, прежде чем Сагале и его штурмовики достанут живой образец протомолекулы и рискнут уничтожить древний артефакт, просто чтобы посмотреть, не взорвется ли он с пользой для дела.

— Конечно, если из него не выйдет бомба получше, то не жалко и расколотить его!

Она резко обернулась к Фаизу, и он отступил на полшага. Элви поняла, что еще держит в руке свою тарелку.

— Я не брошу ее, — сказала она. — Я не кидаюсь посудой.

— Кидаешься. — Фаиз тоже постарел. Некогда черные волосы стали почти совсем седыми, вокруг глаз появились смешливые морщинки. Элви не возражала, ей нравилось, что он больше улыбается, чем хмурится. Вот и сейчас он улыбался. — Кидалась.

— Я никогда... — начала она, пытаясь понять, действительно ли он испугался, что она от злости швырнет в него тарелкой, или просто дразнит ее для поднятия настроения. Даже после проведенных вместе десятилетий она не всегда понимала, что происходит у него в голове.

— Бермуды. Сразу после того, как Рик уехал учиться в университет, мы отправились в первый за много лет отпуск, и ты...

— Там был таракан! На моей тарелке сидел таракан!

— Ты мне чуть голову не снесла.

— Ну, я испугалась.

Она засмеялась, и Фаиз расцвел, будто выиграл приз. Значит, он хотел ее рассмешить. Элви поставила тарелку.

— Слушай, я знаю, что, получая ученую степень, мы не планировали отдавать честь и выполнять приказы, — сказал Фаиз. — Но такова новая реальность, пока Лакония стоит у руля. Так что...

То, что ее занесло в Директорат по науке — лишь ее собственная вина. Лакония в целом предоставила людей самим себе. Планеты выбирали себе губернаторов и представителей в Ассоциацию миров. Они могли устанавливать собственные законы, если те прямо не противоречили законам империи. И, в отличие от большинства диктатур, Лакония не ограничивала высшее образование. По всей галактике университеты работали так же, как раньше. А порой и немного лучше.

Но Элви совершила ошибку, став ведущим экспертом по протомолекуле и по создавшей ее исчезнувшей цивилизации. В молодости ее отправили с научной экспедицией на Илос, исследовать инопланетную биосферу. До того ее специализация в экзобиологии оставалась теоретической, в основном сфокусированной на жизни в толще льда и подводных глубинах, на бактериях, которые могли быть найдены под поверхностью Европы.

Бактерий на Европе так и не нашли, но открылась сеть врат, и внезапно экзобиология стала реальной и получила тысячу триста биомов, требующих исследования. Элви отправилась на Илос, собираясь изучать аналог ящериц, а вместо этого оказалась лицом к лицу с артефактами галактической войны древнЕе, чем ее подопытные. Ее охватила одержимость познания. И неудивительно. Дом размером с галактику, комнаты которого набиты удивительными вещами, чьи хозяева мертвы уже тысячи лет. Остаток профессиональной жизни она посвятила их изучению. И потому, когда Уинстон Дуарте пригласил ее возглавить команду по исследованию этой тайны и выделил бездонный грант, она не могла отказаться.

На тот момент она имела представление о Лаконии только из новостей. Невероятно могущественная, непобедимая империя, но при этом не заинтересованная в этнических чистках и геноциде. Возможно, даже пекущаяся об интересах человечества. Элви не сильно сомневалась, принимая деньги Лаконии для науки, тем более, что другие варианты отсутствовали. Когда король призывает тебя служить ему, не так много возможностей сказать «нет».

Сомнения пришли позже, когда она оказалась в их армии и узнала, откуда у Лаконии такое ошеломительное технологическое превосходство.

Когда встретилась с катализаторами.

— Нужно возвращаться, — сказал Фаиз, заканчивая убирать посуду. — Часики тикают.

— Одну минуту, — ответила она, скрываясь в крошечной ванной, которую они делили друг с другом. Одна из привилегий ее статуса. Из зеркала над раковиной на нее смотрела пожилая женщина. В глазах женщины застыла тревога из-за того, что она собиралась сделать.

— Ты скоро? — крикнул Фаиз.

— Иди, я догоню.

— Боже, Эл, ты же не собираешься снова на это смотреть?

Это. Катализатор.

— Это не твоя вина, — сказал Фаиз. — Не ты планировала это исследование.

— Я согласилась его курировать.

— Милая. Дорогая моя. Свет моей жизни. Как бы мы ни называли Лаконию на публике, под оберткой это диктатура. У нас не было выбора.

— Я знаю.

— Тогда зачем себя мучаешь?

Она не ответила, поскольку не могла объяснить, даже если бы хотела.

— Я догоню.

***

Катализатор содержали в самом сердце «Сокола», окружив со всех сторон толстым слоем обедненного урана и самой замысловатой клеткой Фарадея в Галактике. Довольно быстро выяснилось, что протомолекула общается со скоростью выше световой. Главной теорией стало квантовое сплетение, но каков бы ни был механизм, протомолекула побеждала пространство примерно так же, как созданная ей система врат. Кортасару с командой понадобились годы, чтобы понять, как предотвратить общение образца протомолекулы с остальными, и за десятилетия они в конце концов придумали комбинацию материалов и полей, заставлявшую звено протомолекулы потерять связь с другими.

Звено. Оно. Катализатор.

Дверь охраняли двое морпехов Сагале в синей силовой броне, скрипевшей и щелкавшей при движении. У каждого имелся огнемет. Просто на всякий случай.

— Мы собираемся использовать катализатор, я хочу его проверить, — сказала Элви в пространство между двумя охранниками. Несмотря на полученное воинское звание, она зачастую не могла определить старшего офицера среди присутствующих. Ей не хватало курса молодого бойца и практики длиной в целую жизнь, имевшейся у всех лаконийцев.

— Конечно, майор, — сказала та, что слева. Слишком молода, чтобы быть старшим офицером, но среди лаконийцев такое встречалось часто. Большинство из них выглядело слишком молодо для своих званий. — Вам требуется сопровождение?

— Нет, — ответила Элви. — Нет, я всегда делаю это в одиночестве.

Женщина тронула что-то на запястье своей брони, и дверь скользнула вбок.

— Дайте знать, когда соберетесь выходить.

Комнатой катализатору служил куб. Четыре метра в каждом измерении. Ни кровати, ни раковины, ни туалета. Только цельный металл и решетка стока. Один раз в день помещение заливали растворителем, а затем жидкость откачивали и сжигали. Лаконийцы одержимо соблюдали протоколы обеззараживания, когда дело касалось протомолекулы.

Катализатор когда-то был женщиной под шестьдесят. В официальных записях, доступных Элви, отсутствовали сведения о ее имени и причине, по которой ее отобрали для заражения протомолекулой. Но, оказавшись в лаконийской армии, Элви быстро узнала о Загоне — месте, куда отправляли приговоренных преступников для намеренного заражения, чтобы у империи был неограниченный запас протомолекулы.

Этот катализатор оказался особенным. Благодаря действиям Кортасара или какой-то особенности генетики, женщина была только носителем. Она демонстрировала ранние признаки заражения — изменения в коже и скелете — но за месяцы, проведенные на «Соколе», эти изменения нисколько не прогрессировали. И она так и не дошла до фазы, которую все называли «блюющий зомби», когда инфицированного тошнило протомолекулой в попытках распространить инфекцию.

Элви знала, что находиться в одном помещении с катализатором абсолютно безопасно, но все равно каждый раз содрогалась, входя туда.

Зараженная женщина посмотрела на нее пустыми глазами и пошевелила губами в беззвучном шепоте. Пахла она в основном ежедневной ванной из растворителя, но к этому примешивалось кое-что еще. Запах гниющей плоти, как в морге.

Нормально приносить в жертву животных. Крыс, голубей, свиней. Собак. Шимпанзе. Биология всегда страдала когнитивной двойственностью, доказывая, что люди лишь подвид животных, и в то же время заявляя о моральных отличиях. Нормально убить шимпанзе во имя науки. Но ненормально убить человека.

Очевидно, за некоторым исключением.

Может, катализаторы сами соглашались. Может, перед ними стоял выбор — либо это, либо более жестокая смерть. Если таковая существует.

— Мне жаль, — сказала Элви, как делала каждый раз, когда приходила в эту комнату. — Мне так жаль. Я не знала, чем они занимаются. Я бы никогда не согласилась.

Голова женщины качнулась, будто карикатурно выражая согласие.

— Я не забуду, что они с тобой сотворили. Если я когда-нибудь смогу это исправить, я это сделаю.

Женщина оттолкнулась руками от пола, будто хотела встать, но в руках не хватало силы, и они безвольно повисли. Просто рефлексы, сказала себе Элви. Инстинкт. Мозг женщины умер или превратился в нечто, что нельзя назвать мозгом. Под этой кожей по-настоящему нет жизни. Больше нет.