Дороги смертников

- А как у вас насчет аванса?

- А никак. Нерегулярщики до конца месяца не получат ни медяка. И это правильный приказ - ведь многие еще в первую неделю разбегутся. Но вы не волнуйтесь - голодать не будете. Кормежка у нас отдельная, жрать будете не хуже чем я. Видали мое брюхо? На гнилой свекле такое не наешь. Все выбрали? Ну теперь выбирайтесь, я опять к дороге пойду - может еще кого-то вроде вас перехвачу, нам люди нужны.

* * *

Тим, сидя в тени от палатки, полировал меч суконкой, выпрошенной Апом у Фола. Рядом, прислонившись к стенке палатки, стояло копье - его он уже немного подточил, придав более-менее боевой вид. С луком и вовсе не пытался возиться - без тетивы и стрел он бесполезен. Но отказываться от него тоже не стал - когда еще выпадет шанс подержать в руках легендарное оружие загадочных зайцев?

Тиму было скучно. Не так он представлял себе армию материковых стран. Больше похоже на шайку разбойников, напавшую тогда на становище вместе с железной машиной. Да и слова Фола наводили на размышления. Выходит, в армии воюет лишь малая часть, а остальные должны обеспечивать охрану тылов? А если придется идти далеко вглубь вражеской земли? Нерегулярщиков не хватит, чтобы удерживать все, они сумеют лишь охранять узкую полосу, по которой идет снабжение армии. Легионы воинов удаляются, полоса эта становится все тоньше и тоньше, превращается в ниточку, рвется и...

В чем сила такой стратегии? Армия остается независимой от внешних условий. Ее всегда обеспечат едой, водой и фуражом, тыл у нее крепкий и лояльный. В случае осады крепостей, она может стоять очень долго, так как не зависит от быстро истощаемых ресурсов округи. В чем слабость? Маневренность ограничена из-за постоянной оглядки на тылы и ожидания подтягивающихся обозов. Глубина ударов тоже ограничена - может не хватить вспомогательных войск, чтобы обеспечить линию снабжения.

А как у степняков? Да пока никак - такие войны они еще не вели. Но накх без всякого обоза может продержаться неделю или больше на запасах седельных сумок. Главное напоить и накормить коня. А уж скорость переходов в сравнении с армией Ании будет немыслимая. Орда кочевников способна автономно пронестись по стране, не заботясь о тылах. Если находить себе провиант на вражеской территории, то можно месяцами воевать, не отягощая себя обозами. Правда, без обоза не взять крепость и не утащить громоздкую добычу... Да и что делать с ранеными? А если попадется местность без богатых пастбищ? Видимо Тим увлекся - глупые ошибки в рассуждениях стал допускать.

Эль не возвращалась - Фол увел ее посмотреть больных солдат. Ап сходу нашел общий язык с пятеркой солдат, что валялись под навесом, и сейчас сидел среди них, играя в кости. Впрочем, уже не играл - им надоело то, что здоровяк постоянно выигрывает. Тим не мог вот так, сходу, запросто начать общаться с совершенно чуждыми ему людьми и отсиживался в сторонке. Но следил за ними внимательно - с этими вояками ему придется провести немало времени, надо знать о них все.

Глипи - низенький крепыш с бегающими глазами. Не доверял Тим людям с такими глазами - вороватые они, как правило. Свернутый нос и расплющенные костяшки кулаков выдавали в Глиппи заядлого драчуна. Проигрыши в кости приводили его чуть ли не в бешенство, но ругать Апа он остерегался, хотя видно было, что ему этого очень хотелось. Одет скромно, но не в рванье - штаны из потертой кожи, крепкая куртка с широким воротом, аккуратная шапочка из овчины. Помимо неказистого копья и топора на поясе держит огромный нож. Вряд ли Фол такой выдал - из своих запасов ножичек, не иначе.

Отонио - толст до безобразия, но при этом резок в движениях и подвижен. Из тех редких силачей, что лишь издали могут показаться расплывшимися от жира увальнями. Лицо будто у откормленной свиньи украл и вечная улыбка идиота его ничуть не облагораживает. Одет в сомнительную рвань, из оружия булава и копье, выданные Фолом. Непонятно, зачем интендант вообще его взял. Оценил скрытую силу?

Маста и Торк - два близнеца. При знакомстве сказали, что пришли в столицу из горной деревеньки, но на кретинов совсем не похожи. Одежда крепкая, домотканая, явно крестьянская, но при этом у одного кожаная кираса, хоть и ветхая, но выглядит серьезно, а на втором бронзовый шлем. Амуницию Фол не выдавал - ребята свою принесли. Правда, оружие явно выделено интендантом - те же иззубренные топоры и копья.

Последний солдат за все время ни слова не сказал. И в кости не играл. И вообще внимания ни на кого не обращал. Глипи, когда все знакомились, представил его странно - Рубака. Вряд ли имя - явное прозвище. Причем прозвище ему очень даже подходило - чем-то он внешне на топор походил. А еще все это время он занимался одним и тем же - без устали полировал свою широкую секиру. Топор этот явно выдан не Фолом - отличное стальное изделие на окованной железом рукояти. Ни малейших украшений, но даже Тим, не слишком знакомый с этим видом оружия, не мог не оценить его совершенство. Секире Апа до него очень далеко.

Из разговоров солдат Тим знал, что где-то в лагере бродит еще один боец их группы, по прозвищу Унылый. Тим его не видел, но, по ассоциации с Рубакой, догадывался, что это за человек. Еще у палатки командира иногда маячил денщик Пагс. Но он держался заносчиво, с солдатами-нерегулярщиками общаться не стремился, и всем своим видом демонстрировал превосходство над ними.

Не выдержав, Тим подсел поближе к Рубаке. Занимаются они одним и тем же делом, так почему бы не заниматься этим вместе? Может хоть поболтать получится, коротая время за полировкой оружия.

Рубака на маневр Тима не отреагировал. Он вообще ничего не замечал кроме своей секиры. Такое впечатление, что собрался ее полировать до тех пор, пока не сточит до состояния бумажного листа. В планы Тима это не входило, и он попытался инициировать беседу:

- Я вижу, ты в топорах разбираешься?

Ответом ему было молчание - будто стену спросил. Но Тим не сдавался:

- А я в этом оружии ничего не понимаю. Я из Эгоны, мы там сражаемся копьями, пиками и мечами, ну и еще по мелочам разным. Луки само собой. Топоры не используем. Хотя у южан, вроде бы, топорщики есть. Но я с ними не сталкивался. Вот ты в этом деле все знаешь, может подскажешь, что мне делать в бою против парня вроде тебя, который умеет обращаться с секирой?

Рубака нехотя, цедя каждое слово, ответил:

- Успеть помолиться перед смертью своим богам. Если их немного, то шанс успеть есть.

- Ты считаешь, что я не смогу победить?

- А ты чувствуешь свой меч?

- Не понял?

Рубака, мгновенно оживившись, пояснил:

- Посмотри на мое оружие. Это не просто дерево и металл - это продолжение моей руки. Смотри на изгиб рукояти. Вот я берусь за середину, чуть поворачиваю кисть, разжимаю пальцы, и все - секира сама прыгает мне в ладонь и тянет меня за собой, пытаясь ударить. Это не я бью - она бьет. Я просто не мешаю ей рубить. Видишь, как легко она совершает оборот? Полированное лезвие отбрасывает солнечные зайчики, ослепляя врагов. Даже без замаха она способна пробить крепкую кирасу или вдавить глубоко в мясо отличную кольчугу. А если я позволю ей ударить с размахом, она может расколоть щит. Крепкий шлем удар отразит, и лезвие соскользнет вбок, снеся по пути руку вместе с плечом. Жалкие мечи или сабли бессильны перед окованной железом рукоятью. Я даже не почувствую силы их ударов - секира их вбирает в себя. А вот принять на тонкий клинок ее удар, это страшно - сталь меча может не выдержать, или руки меченосца разожмутся, и он заорет от обжигающей боли, иссушившей кожу на ладонях. И последнее что он услышит - свист рассекаемого воздуха. Эта песня моего топора уже немало народа проводила в загробные миры, и он готов петь ее неустанно. А можешь ли ты сказать такое о своем мече?

Тим, затрудняясь с ответом, покачал головой.

- Если тебе попадется парень вроде меня, сразу начинай молиться - иначе не успеешь.

После такого монолога, Тиму перехотелось общаться с Рубакой. И вообще, он стал относиться к нему с некоторой опаской. Неизвестно, чего можно ожидаться от человека, полностью свихнувшегося на почве топоров.

Глипи, не упустивший ни одного слова из монолога Рубаки, с ухмылкой добавил:

- В третьей роте есть парень по прозвищу Топор. Мне кажется, он брат-близнец Рубаки. Полностью глухонемой человек, покуда речь о топорах не зайдет.

Тима известие о наличие в отряде сразу двух сумасшедших топорщиков не слишком обрадовало. Красочный монолог Рубаки его впечатлил - он стал продумывать варианты способов борьбы против таких бойцов. Хотя какие тут способы - лука нет, доспехов тоже нет. Если противник будет в броне, надо просто убегать. Если без брони... Секира штука тяжелая, и инерция у нее значительная. Можно сыграть на скорости меча, главное, не подставиться под сокрушающий рубящий удар. Тут верная смерть, или, если сумеешь отбить, на землю рухнешь от такого толчка. Плохо, что секира еще и длиннее намного - на дистанции не сыграешь. Не будь этот Рубака таким странным, можно было бы попробовать с ним провести несколько учебных боев, чтобы на практике прочувствовать, каково это. Но с этим не стоит - может запросто позабыть, что бой учебный, а Тим не горит желанием потерять пару конечностей.

* * *

Эль вернулась только в сумерках. Тим уже даже начал испытывать негативные эмоции, представляя, что она пропадет неизвестно куда на целую ночь. Фол, появившийся перед ней, сразу начал хлопотать насчет ужина, приставив к котлу Глипи и Отонио, так что к приходу девушки почти подоспела перловая каша, приправленная костлявым изюмом. Интендант вытащил из своих закромов дюжину огромных луковиц и мешок сухарей, после чего радостно заявил, что сегодня ужин исключительно удачный. Тим так не считал - по пути в столицу Ании он питался несравненно лучше. В нищей стране за простой медяк можно было купить десяток свежих яиц, а на вторую монету пышный каравай горячего хлеба и кусок овечьего сыра, приправленного горными травками. Обжора Ап не уставал хвалить местные продукты - по его словам, здесь все гораздо вкуснее, чем имперское.

Сплевывая косточки из разжеванного изюма, Тим внимательно слушал нескончаемую болтовню Фола. Тот, в отличие от денщика, утащившего полную миску в палатку, снобизмом не страдал, и с нерегулярщиками общался охотно. Для начала интендант долго расхваливал Эль. По его словам, выходило, что она не просто знахарка, а магичка ничуть не уступающая в силе лучшим имперским магам (чему Тим не удивился). Солдат, загибавшийся от воспаления в раздувшейся брюшине, уже через час после ее лечения пришел в себя и попросил воды. Другому, пострадавшему в драке, она вправила расплющенный нос и вывихнутую руку. С третьим возилась очень долго - бедняга расшибся, упав с лошади, и второй день лежал без сознания. Но и он пошел на поправку - впервые открыл глаза.

Фол так же поведал о смутных слухах, что в Тарибели не все ладно. То ли Фока рискнул перейти границу, то ли нурийские бандиты окончательно обнаглели, но имперским воякам там, похоже, несладко приходится. А раз так, то вряд ли придется долго ждать отправки. Гавань забита кораблями - хватит, наверное, перевезти всех. Князь посылает на войну около десятка тысяч своих отборных воинов и дворян-ополченцев, плюс тысяч пятнадцать нерегулярщиков. Учитывая остальных союзников, сила, собранная против агрессора, выйдет колоссальной. Пособники некромантов ничего не смогут поделать - скорее всего, уже до конца лета силы Альянса дойдут до северной границы Хабрии, захватив всю страну.

Попытки Тима выведать какие-нибудь подробности успехом не увенчались - Фол знал немногое, да и то из слухов. Никто из высших офицеров не считал нужным делиться с ним важной информацией.

Слухи о том, что у имперцев в Тарибели какие-то неприятности, Тима сильно заинтриговали. Что же там сейчас происходит? Ворочаясь на плаще, расстеленном поверх соломенной подстилки, он долго не мог уснуть, размышляя над этим.

А еще он почему-то начал подозревать, что повоевать все же придется. Если бы конфликт был пустяковым, никто бы не стал из захудалой Ании гнать в такую даль больше двадцати тысяч солдат.

В Тарибели происходит что-то необычное.

* * *

Пробуждение вышло резким. Визгливый, дергающийся голос, по громкости не уступающий брачной песне кашалота, чуть ли не в ухо проорал:

- Подъем! Все подъем! И ротам подъем! Поднимайте роты! Бегом дармоеды!!!

Тим, вскочив, спросонья чуть не завалил навес, под которым спал между Апом и Рубакой. В предрассветном сумраке различил источник шума - плюгавенький толстячок в алом кафтане брызгая слюной настойчиво требовал всем немедленно подняться.

Первое желание Тима было вполне естественным - подойти к этому недомерку и с хорошего замаха вбить ребро ладони в разинутый рот, с наслаждением прочувствовав, как зубы, освобождаясь из тисков десен, с треском влетают в визгливую глотку. Увы - здесь не Эгона, где все просто и понятно, и где первое желание обычно самое правильное. Если кто-то рискнул орать посреди спящего лагеря, он или самоубийца, или имеет на это право. Судя по яркому кафтану, скорее всего последнее - слишком дорогая одежда для простого самоубийцы.

Фол, выскочив из палатки, подтвердил неприятное предположение Тима:

- Господин ценатер - один миг и все будет исполнено! Глипи! Маста! Торк! Бегом поднять роты и выстроить всех!

Тим понял, что наблюдает большое начальство - явился командир нерегулярщиков. В лагере ценатер Хфорц сидеть не любил - целыми днями пропадал в городе. По словам Глипи он там постоянно стоял в очередях на самых толстых шлюх - ввиду наплыва солдатни столичные бордели не успевали обслуживать всех страждущих вояк. Причем другие офицеры, понаглее, часто проходили перед ним, не считаясь с его правом первоочередника и вообще никак с ним не считаясь. Постоянное унижение приводило его в бешенство, которое он вымещал на своих подчиненных, так как духу вызвать обидчиков на бой у него не хватало. Да и какой из него вояка - каплун в панталонах.

Неужели его опять обидели, и он ни свет, ни заря решил сорвать свою злость на солдатах?

Ценатер, не дожидаясь, когда соберутся все роты, начал изрекать уже более конкретные фразы:

- Бегом собирайте свои лохмотья и марш к гавани! Там, у причала, вас ждет корабль! Хватит вам княжеский хлеб впустую жрать - пора его отрабатывать! И не пеняйте на то, что у нас некомплект - работать придется, будто у нас полный состав! Все, дармоеды, закончился ваш отдых - мы отплываем к берегам Империи!

Глава 12

Сеул пробился из низов. Сыну мелкого лавочника сделать карьеру непросто, а уж получить дворянство, пусть даже и негербовое, и вовсе немыслимо. Но он получил. И получил честно - не предавал, не расталкивал локтями товарищей по пути в гору, не вылизывал начальству зады и не подставлял свой. Он просто выполнял свою работу. И выполнял ее так, что его частенько замечали те, кто это мог оценить. Бывали у него, конечно, и падения, но взлетов все же побольше случалось.

И бывали в его работе случаи, когда жизнь висела на тончайшей нити. Однажды нож подосланного убийцы скользнул по горлу, но даже кожу не поцарапал - спас хитрый воротничок с вшитой стальной полоской. Стилет мелкого торговца итисом, которого Сеул хотел задержать просто как свидетеля, сломался, ударив в ребро. Ребро тоже сломалось, но рана оказалась пустяковой, хотя негодяй явно метил в сердце. В Сеула стреляли из арбалетов и луков, его пытались удушить удавкой, недавно он попал под магический удар и обстрел из пороховых трубок, а однажды под ним даже лошадь ухитрились убить. Везение было на его стороне - ни разу увечья серьезного не получил. Ну, если откровенно, то не только везение - дознаватель умел за себя постоять. Регулярно брал уроки фехтования, меняя мастеров для постижения секретов разных школ, выучился отлично носиться верхом и управлять экипажем, у старых сыщиков узнавал секреты предугадывания поступков человека по едва заметным жестам, движениям, взглядам.

Поступки человека, перед которым Сеул сейчас сидел, он предугадать не мог. Вообще не мог - даже приблизительно. Живая скала - абсолютно непроницаемая. Его можно смело использовать вместо надгробия - никто и не заподозрит, что это живой человек.

Когда дознаватель спустился в селение, его встретила четверка невероятно угрюмых горцев, вооруженных от мизинцев на ногах до верхушек высоких шапок. Их намерения предугадать мог даже дурак - они неистово мечтали убить Сеула особо злодейским способом. Мучительным способом. Кроваво-зрелищным. Так как человека нельзя убить дважды, такие ребята ухитряются из одного раза сделать спектакль, достойный десятка смертей. Но лишь полный дурак не понял бы, что убивать дознавателя не будут - что-то им мешало в осуществлении своих желаний.

Непроницаемый человек, встретивший Сеула на пороге низкого домика с плоской крышей, кивнул горцам, и те, сохраняя мрачный вид, остановились, пропуская "столичного гостя" вперед. В дом они не вошли.

Опытный Одон, инструктируя Сеула перед походом в селение, предупредил, что в домах горцев можно делать что угодно, за единственным исключением - нельзя притрагиваться к еде или питью. Но если хозяин предложит сам, отказываться нельзя ни в коем случае. Это не вежливость - это жизненно важная вещь. Если ты попробовал то, что тебе предложили, ты становишься полноправным гостем. А гостя нельзя резать ни в доме, ни на территории селения. Хочешь его зарезать - тащи за околицу. А ведь за околицей дожидаются егеря, и они негативно отнесутся к такому делу. Так что Сеул поневоле стал испытывать чувства голода и жажды, ожидая, когда же ему предложат пожрать и попить.

Но хозяин не предлагал.

Да и хозяин ли? Не слишком этот человек похож на горца. Горцы ведь по внешней и внутренней сути шакалы или волки. Налететь, укусить, отскочить. Загрызть слабого, или толпой сделать это с сильным. Не уважать никого и ничего кроме правил стаи и вожака. Их образ жизни отражается у них в глазах - взгляни в них, и увидишь агрессивный мрак.

Этот человек был одет как горец. Выглядел как горец. Но в глазах его было два бездонных черных омута - ничего не прочитать. И держался он неправильно. Хотя Сеул с горцами близко знаком не был, но наблюдательность подсказывала - нормальные горцы так не держатся. Они постоянно тянутся к поясу, постукивают пальцами по рукояткам кинжалов, смотрят исподлобья, чуть повернув голову. И постоянно жуют какую-то дрянь, сплевывая жмых под ноги. И несмываемая печать какой-то подавленной униженности в сочетании с готовностью принять в любой миг самый жестокий удар судьбы, маскируемая агрессивной гордостью, временами доходящей до абсурда.

Этот, усевшись по другую сторону стола, вообще не шевелился. Просто смотрел на Сеула парой черных омутов. Не было в нем ни гордости, ни обреченности, ни униженности вечно притесняемого народа - в нем не было ничего. И дознаватель понимал - тот может сделать что угодно. Сейчас, не моргнув глазом, прикажет гостя посадить на кол. Или предложит ему провести ночь со всеми женщинами селения. И Сеул никак не догадается о его намерениях.

Молчание длилось долго - неприлично долго. Но Сеул в эти игры кого хочешь обыграет и сам - не раз так на задержанных воздействовал. Не отворачиваясь и не отводя взгляд смотрел на странного горца, сидя так же неподвижно. Если начинаешь копировать манеру поведения собеседника и его движения, это часто выводит из равновесия.

Этого Сеул не вывел. Ничем себя не выдав, тот заговорил внезапно, заставив дознавателя невольно вздрогнуть - уж слишком его завораживал этот непроницаемый взгляд.

- Наместник сказал тебе, что твоя миссия выполнена. Ты мог сидеть в Тионе - пить вино, ходить в бордель, спать на перине. Но ты пошел в эти горы. Почему?

Голос у горца оказался под стать взгляду - будто список товаров в таможенной ведомости перечитывал. Ни одной лишней нотки - полностью непроницаемый голос. Ни грустный, ни веселый, ни безразличный - просто никакой. Сеул даже не удивился информированности незнакомства - обладатель такого взгляда просто обязан знать то, о чем другие не догадываются.

- Слова наместника отчасти верны, но я все же не считаю, что моя миссия выполнена. В Тионе я потерял хорошего человека - немало времени с ним проработал. У меня к этой шайке теперь свой счет. Да и сомневаюсь, что наместник смог бы закончить дело лучше чем я.

- Я спросил не это. Я спросил, почему ты променял комфорт и безопасность на это?

- А, так вот вы о чем... Знаете - комфорт это хорошо. Когда ты стар и немощен. И, укрываясь теплым пледом, вспоминаешь время, когда был молодым. Хорошо, если тебе есть что вспомнить. А если кроме комфорта и безопасности у тебя ничего не было, это плохо. Тебе нечего будет вспоминать. Я видел немало стариков, которые даже имя свое забывали. Возможно, к этому привела как раз комфортная молодость.

- Ты сказал не все. Не надо недоговаривать - в твоих интересах давать мне полные ответы.

Проклятье - этот непонятный горец мысли читает, что ли?!

- Да, вы правы. Есть еще причина. Но мне сложно ее выразить словами... Я вам сейчас это покажу - так будет понятнее.

Сеул вытащил из широкого кармана маленькую книжицу в толстом кожаном переплете, раскрыл, извлек лист бумаги, скрытый меж страниц, протянул горцу:

- Вот. Это портрет принцессы Вайиры. Сделан с наброска, созданного двадцать лет назад великим Этчи. Вы, думаю, знаете эту печальную историю. Древний хабрийский род, уничтоженный почти полностью, последние представители, бежавшие из страны. Знаменитый род - подарил миру немало знаменитых людей. Нынешний император, по распространенной в народе легенде, полюбил дочь герцогини - вот эту девушку, что на портрете. Но на пути к сердцу и руке красавицы было немало трудностей...

- Я знаю эту легенду, - перебил горец.

- Хорошо - не буду пересказывать. Но я на этой легенде вырос. Император жив до сих пор - это более чем легенда, раз затрагивает ныне живущих. Возможно, это пережиток романтических детских переживаний... Мне хочется притронуться к этой сказке... Не просто прикоснуться - я хочу раскрыть тайну и наказать злодеев, это сотворивших. Вам не понять... Глупое желание - его исполнение не принесет мне ничего. Но так даже лучше - такое нельзя делать ради выгоды, или придется стесняться этого всю оставшуюся жизнь.

- Тебя прислал принц Монк.

Да откуда этот живой памятник все знает?!!!

- Нет. Точнее не совсем он.

- Все ваше тайное братство это его инструмент. И ты это понимаешь. Хоть и пытаешься себя обманывать. Хорошо - я принял твои ответы. Я услышал то, что должен был услышать. И готов к твоим вопросам. Я знаю, что ты хочешь спросить, но хорошенечко подумай - ведь ты, возможно, ухватишься за медную монету, не заметив бочонка с золотом. Ты неглуп, и прекрасно понимаешь, что я не полудикий горец. Мне известно многое. Очень многое. Твой вопрос, даже самый сокровенный, может увенчаться исчерпывающим ответом. Я решаю - отвечать или нет. Не упусти свой шанс - задавай правильные вопросы. Я даю тебе выбор: или ты задаешь мне три вопроса, на которые я дам ответ. Хоть какой-нибудь, но ответ. Или ты можешь до самого полудня задавать свои вопросы, но я могу отвечать молчанием, или многими словами. Сам решаю. Подумай над выбором. Я тебя не тороплю. По левую руку от тебя стоит кувшин с охлажденным вином и чаша с водой. Ты можешь выпить чистого вина, или разбавить. Если ты голоден, отведай сладких абрикос. В этом году они первые - нигде еще не созрели, лишь на северном склоне холма, что тянется за рекой.

Сеул, помня наставления Одона, отказываться от предложения не стал. Не рискуя пить сомнительное вино неразбавленным, почти наполовину смешал его с водой, отпил, одобрительно кивнул, достал из корзины мелкий абрикос, надкусил. Фрукт был недозрелый и сильно кислил, но дознаватель ничем не выдал своего недовольства. Все - он выпил и поел предложенное, теперь его здесь резать не станут. Хотя с этого странного горца станется...

Что же спросить? Вариант с разговором до полудня Сеул отбросил сразу - этот собеседник непредсказуемый, и может вообще не сообщить ничего полезного. Значит, три вопроса.

Как же это мало...

Ладно - начинать надо с главного дела, а там видно будет.

- Я хочу, чтобы вы дали ответ на три моих вопроса.

- Это твой выбор - я готов отвечать.

- Вы знаете, кого мы здесь ищем. Я хочу, чтобы вы рассказали об их логове в ваших горах - где оно находится, численность похитителей, расположение дозоров и вообще вся информация, которая поможет нам незаметно к ним подобраться.

- Твой вопрос длинный, и, его можно счесть целой кучей вопросов.

- Нет - он касается одного. Я просто подробно все описал и жду такого же ответа.