Человеческий улей

— А с иммунными как?

— Все плохо по тем же причинам. Вот ты сейчас видел маму с дочкой. Допустим, мама переродится, а дочка останется иммунной. Как думаешь, дите долго протянет?

— Ей лет шесть если не меньше. Без шансов.

— Верно, шансов нет. Даже если эта пара пристроится к мужикам головастым, те тоже не все иммунные, быстро пойдет потеха, где ребенок или ценное мясо, или обуза. Редко кому из мелких везет, для такого должны все звезды сойтись.

— А почему никто не пробует как-то организоваться? Собрать народ, сходу окружить кластер, фильтровать тех, кто перенесся, зараженных валить на ранней стадии, не допускать их развития до опасных разновидностей.

— Ты как себе это представляешь? У нас тут нет государств. Хотя подальше от Удавки встречаются объединения стабов. Не Франция по размерам, но приличные территории держать ухитряются. Только даже у себя они перезагрузившихся не фильтруют.

— Не хватает сил?

— А откуда их взять, если нас тут горстка, а кластеры перезагружаются раз за разом? Я пока эти слова произносил, по Улью их могло четыре десятка обновиться, а может и вся сотня. Да и дело тут не в силах, а в принципе нашего существования.

— Что за принцип?

— Вот ты сам подумай, что будет, если зараженным вообще не давать развиваться? Я отвечу — не будет споранов, а без них мы передохнем быстро.

— Посадить их в загоны, пусть друг друга жрут, сильнейших валить, вырезать спораны.

— В неволе от них полезного выхлопа почти нет. Не растут, не дают почти ничего. Есть мнение, что им не только зараженное мясо требуется, а и свежее. Но кое-где пробовали коровами кормить, то же самое выходило. Говорят, паразит, который контролирует зараженных, сильно против такого обращения. Ему свобода и простор нужны. Но это только байки, за что купил, за то и продаю.

— Хреново…

— Девчушку ту жалеешь?

— А ты разве нет?

— Жалко, конечно, я же не совсем урод. А что делать? Вернуться и сказать ее мамке, чтобы лезла в лодку к чумазым пованивающим мужикам, потому как там вот-вот начнется конец света с ходячими зомби и чудовищами? Как думаешь, что она скажет на такое?

— Что-нибудь плохое…

— Вот-вот. Сами под раздачу попадем, и ничем никому не поможем. Так что не забивай голову, она и без этого пухнет. Тут о себе думать надо в самую первую очередь, и во вторую и в третью тоже. Сильно добрые не живут долго, Улей есть Улей.

— Понимаю.

— Все, убираем весла. Пора мотору поработать.

— А долго еще осталось?

— До вечера доберемся. Только не до стаба. Просто дальше сушей придется, водного пути нет. Или есть, но я о нем не знаю.

— На берегу будет где переночевать?

— Там карьер, а при нем рудоуправление. Серьезных бродячих ни разу рядом не видел. Может не работает там никто, а может работают в одну смену и перезагрузки попадают в ночь, когда никого не бывает.

— Я на тихом заводе вдали от всего на рубера нарвался.

— Бывает всякое, но говорю же — я там ни разу не нарывался. И человек, который мне этот путь показал, тоже ни разу не вляпался.

Мотор загудел, разговоры стихли.

* * *

Последний отрезок пути быстро превратился в пытку. С большой реки свернули в узкую протоку, где течения не было вообще, а борта то и дело терлись о густую поросль тростника. Дальше стало еще хуже, потому что мелело на глазах, то и дело чиркали днищем по дну, двигатель пришлось заглушить, шли на веслах. Иногда вставали, начинали отталкиваться ими будто шестами, потому что растительность поджимала с двух сторон, места для гребли не оставалось.

По суше можно передвигаться куда эффективнее, но Карат не предлагал сменить способ передвижения по очень простой причине — суши не было. Густой тростник с одной и другой стороны, иногда через прорехи в нем можно было разглядеть темную поверхность стоячей воды, почти на всей площади затянутой густой ряской. А дальше та же непроглядная поросль, но по ее виду понятно, что за ней твердой земли не найдешь.

Затем ситуация начала быстро улучшаться: протока расширилась, стала глубже. Рыбак вновь завел двигатель, пошли с ветерком, пугая разлетающихся с их пути птиц.

А потом лодка дернулась с такой силой, что Карат едва в ней удержался и успел ухватить за хвост взвывшего кота, который улетел с лавки будто получив пинка и неминуемо бы шлепнулся в воду впереди по курсу. Двигатель как-то нехорошо взревел, но привычные буруны за кормой не поднялись, и вообще, лодка встала будто вкопанная: никакого движения, лишь вибрация сотрясает.

Рыбак заглушил мотор, злобно выругался и почти спокойно пояснил:

— Все, приехали к чертям на танцы. Винт оторвало.

— Ты сильно гнал.

— Гонят самогон, да и кто знал?! Всегда так гоняли здесь, и ничего не случалось. Вот что это за винт такой?! Где его защита?! Я вообще-то бывший сибиряк, по каким только перекатам в молодые годы не гонял, и никогда такой ерунды не случалось. Бракоделы криворукие…

— Далеко еще?

— Фигня осталась, но теперь веслами придется. Хорошо, если за пару часов доберемся. Засветло уже никак не успеть, а это плохо.

— Может сушей?

— А где она, эта суша? Я вот не знаю. Сплошные болота в обе стороны. Бобровый рай. Хватай весла. А кота ты ловко поймал. Видал, как он летел? С ревом, будто ракета, очень не хотелось купаться. Гы-гы-гы!

* * *

Вожделенный твердый берег увидели уже в глубоких сумерках. К тому времени руки свинцом наливались устав грести и толкать, Карат уже думал, что придется заночевать на воде, к великой радости кишмя кишащих комаров. А еще гроза приближалась, сверкало, отдаленные раскаты грома доносились, надо срочно найти убежище от дождя.

Подробности в сгущающемся мраке разглядеть непросто, но кое-что получилось. Вон труба какая-то к небесам тянется, а вон башня квадратная, явно технического назначения, и от нее тянется наклонная галерея, где, наверняка, проложена транспортерная лента. Тут не просто карьер, а серьезное обогатительное оборудование, хотя точно Карат сказать не мог, разбирался в вопросе слишком слабо, да и темнота скрывала подробности. В общем, понятно, что объект не самый простенький, где три обшарпанных вагончика и два старых самосвала при ржавом погрузчике.

Куда ни глянь, хватает зелени, так что есть где укрыться даже днем, а уж ночью тебя каждый кустик замаскирует не хуже шапки-невидимки. Карату в последнее время начали нравиться местности где нет обширных открытых пространств.

— Заночуем прямо там, на комбинате этом, — предложил Рыбак.

— Условия нормальные?

— Не буду врать, что там пятизвездочный отель, и веселых девок вызвать тоже не получится, но кабинет с кожаным диваном имеется. Там сетки москитные на окнах, без духоты и комаров выспимся, в баре всегда найдется выпить, зараженных ни разу не видел. Не грузись, все нормально будет.

— А до стаба отсюда далеко?

— Вот ведь какой любопытный…

— Информация — жизнь.

— С этим в Улье не поспоришь. Нет, до стаба уже недалеко. В километрах не знаю, но не больше тридцатки, если по прямой. Строго на запад чесать надо, пока не увидишь вышку огромную. Она такая одна, вроде старой телевизионной, ее издали засечь можно. Ориентир из тех, какие трудно пропустить. Добираешься до нее и потом так же строго на север движешься, вот километров через пять и будет наш стаб. Там всего один поселок, древний как египетские пирамиды, но местами его кое-как облагородили. В общем, теперь мы не заблудимся.

— Достало уже бродить, хочется на месте посидеть.

— Не нравится такая житуха? А что ты вообще от паршивого стаба ждешь? Убогая окраина Внешки, ничего приличного в таких местах не найти. Первый стаб, держится на том, что ближе другого нет. Дыра дырой, нечего там ловить кроме триппера, но к иммунным зараза не пристает, так что и тут облом.

— Вообще ничего не пристает?

— Почти ничего. И это не только заразы касается. Я вот раньше постоянно желудком маялся, язва доставала. А теперь могу уксус стаканами глушить, и ничего мне за это не будет кроме изжоги.

— Ты тоже в стаб рвешься вообще-то. Так зачем же тебе такая дыра?

— Я там ногу подлечить хотел, а теперь даже не знаю… — Рыбак чуть замялся, будто что-то обдумывая, и продолжил гораздо бодрее: — Нога и сама заживает, так зачем тратиться лишний раз? Тем более хорошее лечение в дешевом стабе не найдешь. Так что подамся, наверное, куда-нибудь подальше. Что-то достала меня эта Внешка, сыт ею по самые гланды, сам не знаю, зачем вообще сюда понесло. У нашего брата такое случается, прокисшая моча в голову бьет, крышу рвет, вот и несемся одни одинешеньки непонятно куда и зачем. И вообще, если долго на одном месте сидеть, трясучку подцепишь, так что моча, может быть, не просто так бьет, а напоминает о том кто мы есть.

— Трясучку?

— Мы вообще-то почти не болеем, но трясучка — особое дело. От нее вроде бы никто еще не умер, но штука несимпатичная. Может со мной махнешь? Зачем нам этот дешевый стаб, дальше покруче будут.

— Мне знахарь нужен. И чем быстрее, тем лучше.

— А, ну это да, это ты правильно мыслишь.

— И осмотреться надо, дух перевести.

— Держись меня, всегда расскажу что и как, не придется осматриваться. Стаб там чахлый, гнилой, по краю Внешки ничего приличного не бывает. Ну и правильно, ведь сегодня он есть, а завтра разнесут. Тут долго ничего не стоит, ведь никакой стабильности, поганые места, нет смысла серьезную жизнь налаживать. Нам дальше надо забираться. Там кластеры крупнее, мелочи дешевой среди них мало, не мельтешат границы через шаг, чернота не стесняет, народ не такой дикий. Не рай конечно, но всегда можно выбрать спокойное местечко, работу подыскать хлебную. Допустим, заделаться поставщиком споранов для ксеров и тех, кто вокруг них трется. Прилепись к такой братии и всегда при делах будешь, при бабках, при уголке где можно отсидеться. Человеком будешь, а не хрен знает кем.

— Чем дальше от Внешки, тем лучше?

— Не совсем. Все гораздо сложнее. Далеко вообще никто никогда не забирался. Там такое… Ладно, молчу, не к ночи о некоторых вещах говорить, тем более мы сейчас не на стабе. Весло убирай, сам причалю. Ружье наготове держи, а то мало ли, в Улье даже если в танк заберешься расслабляться нельзя.

Подходы к берегу оказались удобными, нос лодки навис над травой, выбрались не замочив ног. Кот насторожено уставился на темнеющую на фоне небес башню и занял позицию за спиной Карата, семеня строго позади, будто конвоир. Тот не слишком из-за этого беспокоился, так как осторожное животное до этого не раз проявляло признаки беспокойства безо всякой причины. Кто знает, что на уме у серого? Может просто место новое чем-то не понравилось, или почуял запах ненавистной собаки.

Хотя насчет собаки не все так просто. Очень может быть, что Карату тоже стоит опасаться их запаха. Они ведь мясо уважают, а крупные зверюги перерождаются не хуже людей. Нарвешься на стаю каких-нибудь зараженных овчарок, и прощай.

Сверкнуло чуть ли не над головой, робко заколотили первые капли, кот огорченно мяукнул, водные процедуры его племя не уважает. Похоже, это только прелюдия, пугает перед солидным ливнем.

Рыбак подошел в дуплистой иве, зачем-то уставился на нее в упор, потом пощупал рукой кору.

— Ты чего? — не понял Карат.

— Тут гвоздь ржавый забит, я под ним зарубку сделал в прошлый раз.

— И что?

— Нет больше моей зарубки. Перезагрузился кластер.

— Давно зарубку делал?

— Да почти месяц назад.

— Я так понимаю, по местным меркам — прилично.

— Есть кластеры, которые раз в год грузятся. А то и в три года. Но на Внешке да, тут таких затяжных единицы. Быстро все крутится, народ толпами попадает, оттого и тянет сюда всякую шантрапу будто магнитом. Сейчас в стену уткнемся, а в ней будут ворота. В тот раз двери через проходную открыты были, хорошо если и сейчас так. Я и со здоровой ногой не полез бы через верх, а с такой плохой тем более.

— Вроде почти не хромаешь.

— Пару километров пройду, и опять инвалидом стану. Отлежаться мне бы надо, но где тут отлежишься с такой развеселой житухой.

— Ну до завтра полежишь на том диване, а там лучше будет.

— Нам потом пройти всего-то пару километров и надо. Деревня дальше будет, у крайнего дома всегда «Урал» стоит, ключи в кабине прямо на сиденье под тряпкой. По газам и ходу.

— На машине?

— Днем колесами нормально, хоть и не везде. Там можно, там один дикий кластер за другим и простора хватает. Ну в смысле, что сплошная природа, поселков нет, только мелочь деревенская очень редко, зеленка дорогу не подпирает. Народа попадает мало, серьезным тварям в таких местах неинтересно. Дороги мама не горюй, то грязь, то колдобина на колдобине, но «Уралу» это до одного места. До самой вышки с ветерком доедем. Можно и до стаба, но там у них посты мобильные на дорогах, и не только мобильные, никогда не знаешь, где именно стоят. Могут из РПГ[12] бабахнуть не разобравшись, нервные они, да и бардака хватает, стаб не из приличных.

Дверь через проходную оказалась незапертой и скрипучей настолько, что уключины оставленной лодки вспомнились с теплотой. Если неподалеку притаились твари, могли услышать. Спутнику этот шум тоже не понравился, он чуть слышно произнес:

— С этими перезагрузками никогда не угадаешь. Первый раз так же скрипела, потом вообще тихо было. Страшно становится от таких мелочей, а уж если по крупному что поменяется, так свихнуться можно. Давай быстрее, пока дождь не полил по настоящему. Нам бы главный цех обойти, там у них будет что-то вроде конторы. Нормально заночевать можно.

— Запах не чувствуешь?

— Какой?

— Да вроде мертвечиной потянуло.

— Ничего не чую. Может показалось?

— Может и так.

— Так показалось, или нет?!

— Да не знаю я. У калитки учуял на миг.

— Такой запашок — нехороший признак.

— Понимаю.

— Ладно, смотрим в оба. И без лишней спешки. Лучше промокнуть, чем подставиться.

Прошли через проходную, двигаться здесь пришлось медленно, чтобы ничего не задеть с грохотом. И так уже нашумели на всю округу.

Перед второй дверью, распахнутой настежь, Рыбак остановился, прошептал:

— Эта в прошлые разы закрыта была. Стой тут и ни звука. Я тихонько проверю.

Подкрался к двери, всмотрелся в мрак, постоял с минуту. Затем сделал еще один шаг, застыл в проеме, склонился, заглянул за левый косяк, выпрямился, еще немного постоял и то же самое проделал с правым.

Попытался проделать.