Помоги проекту - поделись книгой:
Этого «Ёжика» многие ветераны по всей России вспоминают до сих пор. В последние годы Ёжик, куда то запропастился. По старой памяти юмористы-неудачники пытаются имитировать по радио этот сверхсекретный позывной, но получается жалкое подражание и пародия. Абсолютно не тот колор.
Из Кизляра дежурный по штабу «мобилы» посылает сигнал: «Ураган-111». Что в переводе означает «Внимание, — боеготовность номер один». Ему там гораздо виднее, чем постовым на вышках блока, что происходит в степи. Но, возможно, и войсковая разведка разнюхала, что где-то рядом продвигается отряд боевиков. И такое бывает.
Пост начинает лихорадить. Старики через пару минут уже на своих закреплённых местах во всеоружии и, покуривая, наблюдают, как молодняк бегает, суетится, толкая друг друга, разбирают со стола в штабе стоящие на зарядке радиостанции, затем одновременно не могут выскочить из дверей штаба.
Узкие двери вагончиков не дают возможность толпе протиснуться к своим кроватям, на спинках которых висят автоматы с пулемётами и разгрузки.
Взволнованные, жаждущие горячего боя молодые организмы, какое-то время пытаются попасть ногами в рукава и руками в штанины камуфляжной одежды.
Конечно, если бы начался внезапный обстрел, никто про наведение порядка в своём гардеробе и не подумал бы. А тем более, не задавался бы вопросом: «А во что бы сегодня одеться?»
Наконец, все на позициях у бойниц на вышках и в окопах. Старшина отряда Сергеич с доктором Болеком деловито снуют по ходам сообщений и разносят цинки с патронами и ящики с гранатами:
— А кому гранаты?
— Патронтшыки имеются!
— Бери, бери!
— Не увиливай!
Владик Богомольцев, когда не спит, всё продолжает точить на кого-то свой большой железный нож. Особые чистюли начищают обувным крэмом высокие шнурованные чёрные ботинки. Через час-полтора изучения в бинокли и оптические прицелы голой степи все расходятся.
Жизнь на блоке продолжается.
Вечером, когда стемнело возле посёлка Сары-Су, это в десяти-пятнадцати километрах от блока, происходит бой. Слышна канонада, видны висящие осветительные мины. Судя по радиосообщениям, там хулиганят боевики, в количестве ста штук. Обычно в такие моменты посторонние переговоры не ведутся, наступает режим радиотишины. Болельщикам противоборствущих сторон интересно — чем всё это закончится. В отряде объявлена боеготовность за номером два, что означает «расслабьтесь, но не спите!».
Снайпер Серёжа Васюков, подавая весьма положительный пример другим, и с полного, молчаливого одобрения командира решает почистить свою винтовку. Устроившись удобно и со вкусом в своем кубрике на кровати, ставит напротив себя стульчик, разбирает любимое оружие, снимает и протирает оптику.
С помощью тряпицы и оружейного масла долго и тщательно чистит всю материальную часть. Иной раз прищурившись, даже спичечкой где ковырнёт. И так это он всё смачно делает, что просто хочется тоже взять своё оружие и так же, со смаком, почистить.
Доведёнными до полного автоматизма движениями собирает все части в единое целое. Элегантным щелчком профессионально присоединил прицел. Положил винтовку себе на колени. Нежно, как талию любимой девушки, разок погладил деревянный приклад ладонью. Последним, заключительным штрихом Серёжа загоняет магазин, передёргивает затвор и нажимает на спусковой крючок.
Раздаётся выстрел.
У всех, находящихся в помещении, лёгкие наполняются пороховыми газами и одновременно выдыхается: «Воблянах!!!».
Пуля калибра 7.62 пробивает две железные стены вагончиков, разрезает ровненько, как ножницами, простыню на пустой кровати местного прикомандированного милиционера-водителя Рапи в соседнем кубрике и со злости, оттого, что мало пролетела, расплющиваясь, застревает в стенке. У обалдевшего, оглушенного Серёжи отвисает челюсть и по настоянию командира он со своей любимой винтовкой моментательно отправляется жить на двое суток в окоп. Персонально по боеготовности номер два.
При этом Птицевский добавляет:
— … А если у кого увижу гранату без чеки, — отберу! И до конца командировки не отдам!
Из туалета возвращается дагестанец Рапи. Все на него смотрят, как на воскресшего из мёртвых. Гордый аварец, польщённый общим вниманием, спрашивает у окружающей обстановки:
— Что за шумоток?
Окружающая обстановка разъясняет ситуацию.
Хоть у дагестанцев и не принято пользоваться нюансами «великого и могучего», Рапи, которому всегда не нравилось упоминание о «маме», всё же выражается:
— Бляхмух! Второй раз от смерти ухожу! — И опять возвращается туда, откуда пришёл.
Дело в том, что буквально два месяца назад семеро якутских милиционеров с местным водителем Костей Суворцевым, всего в восьмистах метрах от поста попали в бандитскую засаду, в живых остался только один из якутян. В тот день, один из погибших — Костя, добровольно вызвался ехать вместо Рапи.
Светало.
Из динамика рации кто-то тоскливо выл:
— Йо-о-жи-ик
Здесь хулиганов нету!
Чечня. Веденский район, посёлок Дарго.
Воскресное утро. Выходной. С утра можно сходить на рынок в Дарго. В посёлке тоже выходной и население собирается на рынке, на центральной площади, с целью купить-продать что-нибудь друг другу. Да и Доктору нужно идти в село, местные звали лечить ребенка. Доктор — человек всегда востребованный. В любой передряге поможет не только своим, но и другим отрядам. Поселковые всегда безбоязненно обращались к нему за помощью и советом.
Желающих сходить сопровождающими уважаемого всеми Доктора, а затем на рынок, собралось десять человек.
Спустившись вниз по всем правилам, по одному, перешли железный мостик через речку. Прошли мимо остова подбитого и уже разобранного танка. Когда проходили двор местного школьного учителя по фамилии Фирдоус, тот, после приветствия, говорит:
— Да вы не бойтесь, у меня вас никто не тронет.
Кто-то из омоновцев попросил у учителя попить водички. Тот взял в левую руку кружку, наполнил её из родничка бьющего здесь же, прямо во дворе, студёной водой, переложил в правую и протянул кружку, ручкой в сторону просившего. Движения были, как в японском чаепитии выверенными, быстрыми и отточенными. Гаврила, который с интересом наблюдал все эти непонятные действия, спросил Фирдоуса:
— А что означают эти операции? — И жестами повторил действия хозяина.
— Ну, как же, из уважения. — Просто ответил тот.
После посещения Доктором больного ребенка, быстро оцепили маленький пятачок рынка и, меняясь, по двое, стали ходить среди изобилия разложенного на земле товара. Деревенское население привычно и довольно тактично стало делать вид, что не видят явного оцепления и продолжают заниматься своими коммерческими делами.
Рынок расположен недалеко от красивой поселковой мечети, возле которой, с полгода назад, отрезали головы девяти пленным пермским омоновцам. Молодой парень торгует аудиокассетами, из его магнитолы какой-то чеченец хриплым голосом в взбесившемся ритме исполняет песню на мотив «миллион алых роз» на чеченском языке, но определенно не про розы.
Рядом, тоже молодой парень в идеально чистой белой рубашке, очень быстро и профессионально отрезает голову безропотной овечке с чистыми невинными глазами.
На цветастых коврах и покрывалах, расстеленных прямо на земле, красивые чеченки, с пяток до головы, несмотря на неимоверную жару, укутанные одеждами и платками, торгуют всем. В буквальном смысле — всем. Все, что есть в любом супермаркете больших городов, есть и здесь.
Зрелые мужчины степенно разговаривают-беседуют. Старики, в изгрызанных молью папахах, опираясь на посохи, гордо стоят обособленно, отдельной кучкой. У многих молодых, бородатых парней штанины, откровенно по-ваххабитски, заправлены в носки.
А вот пива нет. И водки нет. Кто-то вспоминает по прошлым командировкам некоего Ису, живущего на краю поселка, — вот у него пиво есть. Приторговывает.
Бойцы снялись с площади, прикрывая друг друга, прошли через поселок. Через лесок. Опять же, оцепив красивый дом Исы, купили парочку батарей двухлитрового «Очаковского». Отошли метров пятьдесят, навстречу попалась женщина в годах, по одежде и по виду ни дать, ни взять классическая, добрая учительница из далекого советского прошлого:
— Здравствуйте, ребята!
— Здравствуйте!
— А что вы здесь делаете то? Здесь хулиганов не-ет.
Вернувшись «домой» узнали новость: к командиру приходили самарцы, сообщили, что за лысой горой на юге примерно в километре от группировки они обнаружили свежий, обезображенный труп с раскинутыми в диаметре пяти метров фрагментами черепа и конечностей.
Док, не спеша и с достоинством отобедав, под прикрытием выезжает на БМД. Выяснил, что этот местный парень семнадцати лет от роду нашел заложенную у дороги мину. Стал её ковырять, да и подорвался. Получается, своей гибелью чеченский подросток спас от смерти нескольких самарских милиционеров.
Кунак — это такой человек…
«Если друг оказался вдруг…»
«Кунак» — это друг, но можно сказать и побратим. И понятие это чисто кавказское, многогранное. Хотя в современном мире слово это означает всего лишь упрощённое определение — друг.
С древних времён установился мудрый обычай, если один кунак гостит у другого, его угощают самыми лучшими явствами или, по крайней мере тем, что есть в доме. В его распоряжение предоставляется все, что есть лучшего у хозяина дома. В старину гостя снабжали всем, что ему было необходимо, а в случае, если он не в состоянии удовлетворить нужду кунака, хозяин приглашал его на грабеж и отдавал ему все, что только сможет украсть. Это обыкновение оказывать помощь своему кунаку за счет третьего лица существует с самых древних времен и лежит в основе горских взаимоотношений.
Каждый старается иметь кунака где-нибудь подальше от своих родных мест, к помощи которого он может прибегнуть в случае необходимости. Следовательно, посредством этих персональных связей, самые отдаленные народы сближены, или имеют потенциал для этого. «Тот кунак», благодаря таким связям, тоже уверен в «этом кунаке».
Конечно же это делается с перспективой на будущее. Мало ли что в жизни может случиться. Когда много кунаков — это своего рода гарантия продления своей жизни здесь — на земле. Лучший способ для горца пересечь внутренние районы Кавказа и не быть при этом ограбленным — это выбрать себе доброго кунака, которого всегда можно найти за некую оплату и который проведет его повсюду, отвечая за его жизнь и скарб.
Несмотря на то, что существует большая разница между кунаком верным за деньги и прочными дружественными связями, традиция требует, чтобы кунак приобретённый ценою денег, защищал того, кто ему доверился, ценой собственной жизни, если он конечно не хочет потерять своё реноме, что являлось бы просто махровым позором.
Также и гостеприимство является одной из широко известных достоинств кавказских народностей. Они добросердечно принимают не только своих друзей но и любого другого, даже совершено незнакомого человека. Приход гостя — это очень приятное, радостное событие для всех в доме. Согласно Корану гость — святой человек. Все стараются быть ему полезным. С того момента как гость входит в дом, он пользуется там всеми правами самой уважаемой персоны. То есть находится под особым покровительством хозяина дома, который должен накормить гостя, положить его спать, позаботиться о его лошади и проводить его по надежной дороге, или в случае опасности укрыть его у своих кунаков. Нередко бывает, что гость после этого превращается в друга. И они становятся кунаками. К примеру, чеченский джигит, должен провести своего гостя или, опять же, кунака, в Грузию. Он вспоминает о своём ингушском кунаке, беспрепятственно проходят по Ингушетии. Ингушский кунак, при отсутствии у чеченского кунака-друга в Грузии, припоминает грузинского кунака. Передаёт тому и т. д.
Но такая «идиллия» была в старину. В наше время неправильный джигит, нередко, в поисках новых кунаков, найдёт самые изощрённые способы чтобы влезть во все мыслимые щели простой души случайного гостя или нового знакомого. При этом постарается всё сделать так, чтобы угощал именно наивный гость. Гость при этом остаётся совершенно уверенным в том, что угощает хозяин дома. А если и угостит хозяин его, то чаем без заварки и сахаром вприглядку. Даже может на совершенно безвозмездной основе научить танцевать лезгинку. И до такой степени заплетёт все извилины мозга свежеприобретённому кунаку, что тот ещё и по гроб жизни будет считать себя должником. И при первой же возможности приложит все силы и средства для того, к примеру, чтобы сын кунака поступил в Йельский университет. Или бандит, скрываясь от правосудия, не то что без паспорта, а вообще без каких-либо документов, с помощью кунаков, на перекладных самолётах (!) покидает родную Чечню и благополучно оседает на Северах. Таким образом древний горский закон куначества срабатывает на все сто процентов.
Часто бывало так, что для того чтобы проехать по территории нелояльного к официальным властям населения, в машину российских милиционеров сажали либо знакомых чеченцев, либо просто попутчиков. Никто не осмеливался напасть на такую машину чтобы не заиметь кровников.
Но с другой стороны, если этот же гость в дальнейшем встретится ненароком с тем, кто совсем недавно был так любезен он может стать его пленником, или ограбленным. И выкамаривается все это без излишней щепетильности.
Обычно в своих разговорах они очень учтивы, корректны и уравновешенны. Сохраняют благопристойность до тех пор, пока не начинаются оскорбления, а тем более угрозы. Затевается поединок, который после убийства оппонента превращается в затяжную кровную месть на долгие годы и даже десятилетия.
В горах Джейраха до сих пор ходит легенда о том, как в пятнадцатом веке один джигит за короткий промежуток времени отправил на тот свет аж более десятка своих кровных обидчиков. Так как жаждущих отведать ответной кровушки набралось неимоверно большое количество, невзирая на то, что каждому досталось бы в случае удачи, всего лишь грамм по двести, этому человеку пришлось скрываться высоко в горах, в совершено неприступных местах окрестностей древнего шёлкового пути. Так он и дожил благополучно в полном одиночестве до самого момента своей естественной смерти.
Но в то же время, его достойный подражания образ, в памяти потомков жив как видно и по сей день.
Быль нового времени, давшая обильную почву для перезвона по всем газетам и эфирам — на ингушском блокпосту произошло кровопролитие чеченских милиционеров из-за взаимных упрёков и оскорблений. А вот что скрыто за кадром — сразу же появились как жаждущие крови, так и желающие укрыться от фамильных мстителей.
Получилось так, что проживающий в Дарго один работяга-водитель по имени Джамал, постоянно оказывал дружеские знаки внимания именно якутскому отряду. Возможно в его уме, как и у всякого южанина, сработала некая ассоциация и выстроилась стройная цепочка Якутия-Север-золото-бриллианты. На своём грузовике ГАЗ-66 он довольно часто возил и самих бойцов и, по необходимости, различные грузы, даже иногда в составе войсковой колонны. Что только повышало федералам фактор безопасности при передвижениях. Эти знаки внимания конечно не были совершено бескорыстными. По обоюдному согласию ему давали деньги, бензин и изредка какую-то долю продуктовых излишков. Для нищего и полностью безработного посёлка такое вознаграждение было очень даже недурственным подспорьем для его большой семьи. А для отряда необременительно и дёшево. В некотором роде он был своеобразным кунаком якутского спецподразделения.
Джамалу крайне подфартило что со времён далёкого стабильного прошлого у него сохранилась машина, на которой он худо-бедно и занимался перевозками. На фоне полного безденежья населения, федеральные войска свалились на него как манна небесная. В буквальном смысле — небесная. Даже однажды подбитый в горах военный самолёт принёс ему барыш. Опередив безлошадных и лошадных конкурентов он собрал весь уцелевший цветной металл и выручил, вероятно, с этой операции какую-то определённую сумму.
Мужик он был средних лет, высокий, умный, рассудительный и очень весёлый. Умел быстро налаживать нужные связи и полезные для своего бизнеса контакты. Имел простые грустные глаза и большой красивый дом с крепким хозяйством.
Бойцы часто к нему захаживали в гости, предварительно оцепив по наружному периметру весь его двор. Как истинный горец Джамал тактично делал вид что ничего особенного в этом не происходит. Да собственно эти меры предосторожности были направлены не против хозяина дома, а против нежелательных «гостей». Усадив за стол, обязательно чем нибудь угощал, ревнительно следя за тем, чтобы гости были всем довольны. Невидимой тенью по своим кухонным делам суетилась красивая жена, на которую бойцы, чтобы не обидеть хозяина, старались совершенно не обращать внимания. Во время разговоров с гостями Джамал изредка давал какие-то короткие указания супруге, на своём языке, которые она молча и безропотно исполняла. И любопытные детишки сновали где-то рядом, как будущие воины, норовя потрогать у интересных якутских омоновцев разное оружие.
Водил свою машину он мастерски. И по горам, и по размокшей после долгих ливней слякоти, где чуть ли не по самые борта застревали такие же машины, водимые солдатами. Но никто и никогда его не видел абсолютно трезвым. Но и совершенно пьяным он тоже не бывал. Какая-то правильная серединка. В посёлке он пользовался уважением, к его мнению прислушивались, советовались.
Судя по всему, бандитов он совершенно не боялся. В то время как в Ведено или в Центорое сутками находились отряды боевиков в количествах по сто-двести голов, которые за ночь полностью вырезали семьи лояльных к федералам администраций и простых людей, он совершенно спокойно ездил там по своим мелкокоммерческим делам. Когда похищали людей, его не трогали. Вполне может статься, что в этом сыграло свою роль именно куначество.
Были моменты любопытных расспросов на эту тему, но Джамал всё сводил к тому, совершенно без стыдобы, что ему всё это до… лампочки. И никаких лютых бандитов для него просто не существует. Но вполне может быть и такое, что человек либо устал от войны, либо привык ко всему этому бардаку или просто попивает чтобы быть похрабрее. Кто его знает, чужая душа — потёмки. Кромешная тьма.
Воспринимался он всеми бойцами уже как неотъемлемая часть пейзажа — Джамал, ну и Джамал. Но относились всё-таки к нему в неких пределах не бросающейся в глаза осторожности и здравого недоверия.
Очень интересный человек был этот Джамал. Ну вот к примеру, какому мужику придут в голову такие рассуждения.
На речке, возле разрушенного моста на краю селения, отряд набирает воду. Двое бойцов суетятся в кузове с водяным насосом. Человек десять рассредоточились для прикрытия трудового процесса в прилегающей рощице и их не видно.
Герасимыч завёл дырчик, сидит на большом камне неподалёку от машины и бдительно любуется пейзажем с помощью автомата. Пока вода засасывается в цистерну, двое валяются на боковых скамейках вдоль завешанных бронежилетами бортов и вспоминают древние анекдоты. В посёлок, на огромной скорости, вонзается Джамал на своём обляпанном грязью авто. Увидел знакомый «Урал», не поленился, разбрызгивая колёсами мелкие камни, резво, чуть ли не боком, игнорируя пологую объездную дорогу, съехал вниз по крутому склону:
— Здоров, якуты!
Над бортами возникли любопытные пошарпанные каски:
— Салям, дорогой!
— Здорово, братан!
Видя, что ничего интересного не происходит, каски исчезли.
Джамал встал рядом с Герасимычем, закурил, постоял. Посмотрел на бурлящий поток, полюбовался высокими скалами в ореоле белых облачков на фоне голубого неба, прислушался к упоительно сладкому пению птиц и спрашивает:
— Гаврила, а ты что, свою жену совсем не любишь что ли?
Гавриле совершенно не до лирики — башка раскалывается после вчерашнего. Да к тому же привыкший к бесконечным взаимным приколам своих соратников, ожидая розыгрыша, аккуратно прощупывает цели и поставленные вопросом задачи:
— Чё к чему? Ну ваще-то если бы… голову погладила бы — вот это в самый раз… А что?
Выдувая тонюсенькую струйку дыма и внимательно её изучая, горец серьёзно отвечает:
— Да у нас говорят: «кто сидит на холодном камне — жену не любит».
Через некоторое время смысл сказанного всё-таки допёр. Герасимыч, у которого ещё не всё потеряно, делая вид что уже вполне отдохнул после тяжёлого физического труда, встаёт, театрально потягивается, аж на носочки привстаёт:
— Да-а… Вот если бы моя сейчас ещё и спинку почесала бы… — Кивнул в сторону товарищей. — А то от энтих дождёшьси.
Джамал, заразившись спиновытягиванием, тоже изогнулся. Даже в позвоночнике смачно хрустнуло:
— Вот эт-точно!
Постояли, доверительно по-мужицки помолчали. В голову Герасимыча, вконец измотанному без бабьих ласк, сентиментальным ужом вползает незабвенный образ дражайшей, благоверной супруги, которая нежно массирует ему больную голову:
— А вот, Джамал, почему мужику всегда хочется чтоб жена спинку чесала? — И с грохотом зашвыривает в кузов валявшееся рядом с ним ведро. Карканье птиц усилилось, послышались неразборчивые упоминания какой-то матери.
— Ну-у… вот, Гаврила… — Джамал на секунду задумался. Отвечает, — Когда собаку за ухом там или морду чешешь, она же балдеет?
Герасимыч, чесанув свой затылок, представил картинку, как он скребёт какого-то шелудивого пса и тот от удовольствия, пуская обильную слюну, ажно жмурится. И полностью соглашается:
Поделиться книгой: