Помоги проекту - поделись книгой:
Собственно, творились они и раньше, но замечены были лишь локально. Дом, а точнее какая-то его часть – квартира или лестница – как бы начинал иногда сходить с ума, что приписывалось обычно особому нервическому состоянию какого-нибудь домочадца. Об этом и книжки были написаны, и фильм снимали.
Но дом никогда не обнаруживал желания сойти с ума целиком, как вдруг кто-то первым заметил, что он выпирает из земли – день за днем, месяц за месяцем – по сантиметрику, по два. Через полгода уже и окна цокольного этажа, полу-утопленные ранее в специальные колодцы, вылезли на свет Божий целиком, и обнажилась серая бетонная полоска фундамента, которая все увеличивалась.
По ночам перепуганные домочадцы слышали потрескивания и шорохи, кто-то улавливал голоса, которые что-то отдаленно скандировали, но это, скорее всего, нервические домыслы.
Дом пробудился ото сна.
Надо было срочно что-то предпринимать, а для начала исследовать – на чем, собственно, стоит это сооружение столетней давности?
Стали копать и быстро докопались до огромного гранитного валуна, на котором и покоился фундамент, привязанный к валуну весьма грамотно стальными стяжками и шпунтами. Дом и валун составляли единое целое, точнее, фундамент и валун, потому как связь фундамента с самим домом была не столь прочна.
Геодезические исследования показали, что огромный валун этот, в свою очередь, покоился в песчано-глинистой породе, прорезанной подземными ручьями, весьма изменчивой и склонной менять со временем свои формы и перемещаться.
Это то, что геодезисты и гидротехники называют
Иными словами, гранитный неколебимый валун веками был впечатан в тело плывуна, а сейчас что-то разладилось в природе, и его стало выносить наверх вместе с покоящимся на нем домом.
Вскоре, лет через несколько, стало уже невозможно не замечать, что дом стоит на неровном гранитном постаменте высотою до метра, что придает ему сходство со странным памятником.
Жителей из дома – кто хотел, а хотели почти все – расселили. И решили в угаре нового энтузиазма создать в доме Музей перестройки. В логике такому решению не откажешь. Перестройка сама была людским плывуном – неизвестно куда вынесет.
Но вскоре потихоньку, сантиметр за сантиметром, дом снова стал врастать в землю. Через год уже и постамента заметно не было, встал на место цокольный этаж, но на этом дело не остановилось – дом продолжал проваливаться тихо, методично и неуклонно.
Впрочем, заметно это было лишь специалистам. В повседневной жизни убывание высоты дома на какой-нибудь сантиметр в сутки совершенно не улавливалось жильцами, но за год под землей оказывался целый этаж!
Снова провели срочные исследования и выяснили, что исчез гранитный валун со скрепленным с ним фундаментом дома – как сквозь землю провалился, в прямом смысле этого слова!
То есть дом теперь опирался своими стенами на плывун – зыбкую породу, подверженную катаклизмам и влиянию подземных вод. Иными словами, мог рухнуть в любую минуту или провалиться в тартарары.
Конечно, срочно стали подводить под кирпичную кладку стальные листы и бетонные блоки, как-то скреплять, но основы не было. Создать нечто подобное гигантскому валуну инженерная мысль была не в состоянии.
И тогда дом и участок земли, на котором он стоял, а точнее, в который он впивался, как хоботок комара в кожу, продали предпринимателю Джабраилу неизвестной кавказской национальности.
Инвестиционная политика Джабраила была простой: если с одного конца убавляется, с другого должно прибавляться. Поэтому по мере врастания дома в родную почву и перехода очередного этажа в подземное состояние, сверху мгновенно воздвигался новый этаж. Таким образом, внешне дом был всегда одной и той же высоты, хотя этажность его росла за счет невидимых глазу подземных этажей.
Уже к концу года ожидался перевод цокольного этажа в состояние минус первый с соответствующим пересчетом всей цепочки этажей на одну единицу вниз.
Общественность, как всегда, пыталась бить тревогу, но тревога уже была бита и перебита по более серьезным поводам, да и внешне все было в порядке: дом стоял новенький, отремонтированный, время от времени достраивался лишь последний этаж.
– Так что вы имейте в виду, Владимир Николаевич, – закончил свой рассказ Геннадий. – Если начались подвижки, то скоро здесь будет минус четвертый, а там и минус пятый. Но ничего, лифты хорошие да и вентиляцию делают на совесть.
– А почему бы с появлением нового этажа всем арендаторам не сдвигаться вверх одним махом? – подал рационализаторское предложение Пирошников.
– Ну вы подумайте – каждый год переезд. Кому это надо? У многих здесь какое-никакое производство, оборудование, машины. И все это перетаскивать регулярно. Да и чего ради? Цифирки? Когда углубимся по-настоящему, всем будет решительно все равно, какой там – минус двенадцатый или минус двадцатый!
Пирошникова тут поразил даже не масштаб предполагаемого «отрицательного небоскреба», а вот это: «углубимся по– настоящему». Чем-то неистребимо родным повеяло от этого оборота. Он почти не сомневался, что бизнес-центр такой конструкции уже является предметом патриотической гордости домочадцев.
– Ну, и до каюк пор будем проваливаться? – спросил он, когда Геннадий закончил.
– Владимир Николаевич, я вас прошу воздержаться от терминов «проваливаться» и «тонуть». Мы не проваливаемся и не тонем. Происходит контролируемое перемещение этажей на новые уровни. Я обязан просто по должности не допускать пораженческих настроений.
Пирошников проникся. Здесь все было серьезно, по старинке.
– Но вот толчки нежелательны. Разовые смещения более десяти сантиметров являются подвижками. Причину подвижек будем искать.
И он ушел, оставив Пирошникова размышлять. Впрочем, размышлял он недолго, вскочил со стула и направился к Деметре, рассудив, что эзотерика – именно то, что может ему сейчас помочь.
Она открыла ему, ничуть не удивившись визиту, и пригласила в квартиру.
Жилище Дины-Деметры поражало резким несоответствием всему, что видел пока Пирошников в этом доме. Ни официальный мраморно-никелевый стиль первого этажа, ни убогий вид коридора в минус третьем никак не вязались с этим уютным, располагающим к отдохновению интерьером. С первого взгляда непонятно было, чем создано это впечатление, но приглядевшись можно было заметить, что здесь не было ни единой вещи или детали интерьера моложе семи-восьми десятков лет, а то и целого столетия.
Несмотря на то, что мебель в гостиной вся была старинная, общий вид не создавал впечатления антикварного магазина, как это иногда бывает у нуворишей, накупивших дорогого старья. Все было подобрано с большим вкусом и служило удобству, а не демонстрации роскоши.
Стены были однотонные, кофейного цвета, а вся мебель темного дерева. Несколько картин в старинных рамах можно было не проверять на подлинность – и так было видно, что это оригиналы, писанные давным-давно. Среди них выделялся портрет молодой женщины, похожей на Дину, в национальном костюме с украшениями.
– Моя бабушка, – пояснила Дина, заметив взгляд Пирошникова. – Это армянский национальный наряд.
На полу были прихотливо разложены тонкие персидские коврики ручной работы, по ним было мягко ступать. Резная темная дверь с медной ручкой вела из гостиной в другую комнату, по– видимому, спальню.
– Садитесь, – указала Дина на диванчик с выгнутыми и тоже резными подлокотниками, перед которым находился низкий стол темного дерева. – Хотите чаю?
– С удовольствием…
Пирошников присел на диванчик, продолжая разглядывать комнату, а хозяйка скрылась за дверью. Вдруг он заметил боковым зрением какое-то движение в углу, будто в комнате еще кто– то был. Он повернул голову и увидел себя в напольном зеркале, которого он поначалу не заметил, настолько искусно оно было поставлено в углу, так что увидеть свое отражение можно было, только сидя на диване. Пирошников почувствовал свою неуместность здесь, среди антиквариата.
Дина вернулась с подносом – конечно, не простым, расписанным национальными армянскими узорами, – на котором стояли пиалы, серебряный чайник с выгнутым тонким носиком и тарелочка с печеньем.
Она расположилась напротив Пирошникова на атласном пуфике с кривыми ножками. Чаепитие началось.
– Владимир Николаевич, чувствуйте себя как дома. Расслабьтесь, – сказала хозяйка улыбаясь, и Пирошниковым вновь овладело беспокойство. Лет пятнадцать назад у него не было бы сомнений, что его соблазняют.
– Не бойтесь меня, я вас не съем, – добавила она и рассмеялась.
– Кто вас знает, – проворчал Пирошников и отхлебнул глоток.
Он почувствовал, что беспокойство исчезло.
– Скажите, если это не секрет, что вас заставило снять квартиру в этом доме, да еще в подвале? Судя по обстановке, вы женщина обеспеченная… – спросил Пирошников.
– Да, у меня есть, где жить. Квартира отца в Ереване и здесь, в Питере, однокомнатная. Я тут по профессиональным соображениям…
– Каким же? – удивился Пирошников.
– Они связаны с этим домом. Это непростой дом…
Пирошников поежился. Уж он-то знал, насколько непрост этот дом!
– Здесь чрезвычайно сильное магическое поле. Оно взаимодействует с живущими в доме людьми… – начала Дина.
По ее словам, это взаимодействие разной силы, проявлялось тоже по-разному. Легенды рассказывают об удивительных случаях. Еще в конце позапрошлого века, когда дом был построен и заселен арендаторами, его хозяин, промышленник Стрижевский, построивший дом чисто как доходный, внезапно забросил все дела, оставил семью в своем особняке на Каменно– островском близ Карповки, а сам переселился сюда в одну из квартир.
– И что? – вырвалось у Пирошникова, который с чрезвычайным вниманием следил за ее рассказом.
– Говорят, он сошел с ума. Но при этом и его квартира, как бы это сказать… тоже тронулась. Говорят, в ней можно было летать, то есть в каких-то местах отсутствовала сила тяжести… В этой квартире собирались до революции большевики и плавали там в невесомости. Стрижевский к ним примкнул. Еще что-то подобное говорили…
Пирошников слушал, затаив дыхание.
– Правда, когда он умер, эти явления исчезли, – продолжала Дина. – А сравнительно недавно в этот дом случайно попал молодой человек, с которым связывают целый ворох чудес. Причем происходили они не только в той самой квартире Стрижевского, где он обосновался, но и на лестнице этого дома. Это было тридцать пять лет назад…
– Сорок, – сказал Пирошников.
– Ну вот видите. Значит, вы тоже знаете эту историю…
– Да уж… – вырвалось у него.
– Ну и в новейшие времена дом вел себя странно, в результате чего мы и сидим на минус третьем этаже.
– А в этом кто виноват? – недоуменно спросил Пирошников. – Ведь молодой человек из этого дома давно выехал?
– Об этом история умалчивает, – ответила она. – Но магия определенно осталась. Я это чувствую по своим клиентам. Результаты превосходные.
Пирошников помолчал. У него на языке вертелся вопрос, но он не решался его задать, боясь обидеть. И все же решился.
– А скажите, Дина, насколько велик среди представителей вашей профессии процент… непрофессионалов? Обманщиков, попросту говоря.
– Вы хотели спросить – не шарлатанка ли я? – улыбнулась Дина. – Дайте ваши руки.
– Руки? Зачем?
– Лучше один раз увидеть. Давайте. Обе.
Пирошников нерешительно протянул ей обе руки. Дина мягким движением уложила их на стол и повернула ладонями кверху. Затем она сделала движение ногой, что-то щелкнуло, и откуда– то сверху ударил снопом белый свет, ярко осветивший лежащие на столе ладони Пирошникова.
– Хиромантия, что ли? – догадался он.
Дина не отвечала. Она сосредоточенно разглядывала ладони Пирошникова, изредка дотрагиваясь и проводя по ним пальцами.
– Однако… – сказала она. – Вы разносторонний человек. Много наклонностей и талантов… Но линии не развиваются.
– И какие же это таланты? – чуть насмешливо спросил Пирошников.
– В деловой сфере ваше предназначение лежит в области политики. Но вы родились в такое время, что заниматься политикой в полном смысле слова было невозможно. Ведь членом партии вы так и не стали… Правда, вот тут, видите? – она указала на едва заметную морщинку на ладони Пирошникова. – Вы пробовали уйти в политику в начале девяностых, но это продолжалось недолго.
Пирошников с усмешкой вспомнил анекдотический эпизод в своей биографии, когда по настоянию общественности он выдвинул свою кандидатуру на выборах в городскую Думу от партии «Правое дело» и тусовался в их штабе. Партия тогда была на коне, выражение «когда мы придем к власти» было в большом ходу. Но через пару месяцев Пирошников сбежал оттуда, свою кандидатуру снял и более никогда в политику не лез.
Потому он с удивлением узнал сейчас о своем предназначении, которое так занимало его в тридцать лет.
– В творческой области вам следовало стать композитором… – продолжала Деметра. – У вас определенный талант композитора. Вот здесь, видите.
Вот тебе и на! А он стихи писал, как дурак. Когда нужно было сочинять песни и симфонии, как предписывала эта закорючка на его ладони.
Хиромантия давала явные сбои.
– Перейдем к биографии, – проговорила прорицательница.
И она ровным голосом, продолжая легко прикасаться пальцами к ладоням Пирошникова, словно играя неслышимую мелодию, начала рассказ про его жизнь.
Ладони Пирошникова, а точнее их капиллярные линии, содержали бездну информации о прошлой жизни их обладателя, причем зачастую информации тайной, которую не хотелось бы делать достоянием окружающих.
Так, лет до тридцати судьба Пирошникова складывалась ни шатко ни валко, зацепиться не за что: школа, полтора курса института, служба в армии, потом различные занятия то тем, то этим – творческая, ищущая натура, которая так ничего и не нашла и до творчества не добралась.
Но в тридцать лет случилось из ряда вон выходящее событие…
Тут Дина вгляделась в ладонь Пирошникова внимательнее и проговорила:
– А ведь это случилось сорок лет назад, вы были правы.
– Что случилось? – безмятежно спросил Пирошников.
– Вы стали жильцом этого дома. Боже мой, все сходится. Как я не догадалась сразу!
Пирошников молчал.
– Вы прожили здесь четырнадцать лет с женщиной и ее сыном. Брак вы не оформляли, – читала Дина по ладони. – Работали в двух местах, что-то такое, близкое к творчеству…
– Редактором, – подсказал Пирошников.
– Гражданской жене изменяли. Вижу два романа, внебрачных детей нет. А потом, в середине восьмидесятых, у вас случился еще один роман. Родилась дочь, я правильно говорю?
– Правильно, – подтвердил Пирошников, волнуясь. – Зовут Люба.
– Молодец, Дина, молодец… – похвалила себя гадалка. – И вы ушли в эту семью и оформили брак. Но тут… – она сделала огорченное лицо, – случилось непредвиденное. Ваша молодая жена сама влюбилась… Нечетко вижу. Военный?
– Да. Военный врач, – уныло согласился Пирошников.
– И вы ушли. Это случилось… ага! Семнадцать лет назад. Но вот уже четыре года вы живете один. Все правильно?
– Нет слов! – восхищенно воскликнул Пирошников.
– И теперь вы снова вернулись в свой дом… – задумчиво проговорила Деметра. – Как блудный сын.
– Дина Рубеновна, я беру свои слова назад. Извините, – сказал Пирошников. – Никогда не думал, что хиромантия столь сильна. Вы кудесница.
– Нет, Владимир Николаевич, кудесник – это вы, – покачала она головой. – Надо же, как мне повезло. Я практически буду в эпицентре.
Поделиться книгой: