Она молчала.
Чип сел, в отчаянии глядя на ее неподвижную спину.
— У меня вырвалось нечаянно, — сказал он. — Прости, пожалуйста.
Она не ответила.
— Это всего лишь слова, Анна, — сказал он.
— Ты болен, — сказала она.
— О, гнусь! — воскликнул он.
— Ты понимаешь, Ли, что я имею в виду?
— Послушай, Анна, — сказал он. — Забудем об этом. Забудем весь разговор, ладно? Забудь, и все.
Он начал было ласкать ее между бедер, но она сомкнула их, преградив путь его руке.
— Ах, Анна, — сказал он. — Ну перестань же. Я ведь попросил прощения, верно? Перестань, давай еще разок займемся любовью.
Чуть погодя она расслабила ноги и позволила ему ласкать ее. Затем повернулась, села и уставилась на него.
— Ты не заболел, Ли?
— Да нет же, — произнес он, с усилием рассмеявшись. — Конечно же нет!
— Мне никто никогда ничего такого не говорил, — объяснила она. — «Самим определять свой класс, профессию»! Как бы могли мы это сделать? Откуда нам взять столько знаний?
— Это как раз то, о чем я иногда размышляю, — сказал Чип. — Не очень часто. Даже довольно редко.
— Это такая… такая необычная мысль, — сказала она. — Звучит так несовременно, прямо-таки до-У.
— Больше я не стану об этом думать, — заключил он и поднял правую руку. Браслет съехал по ней вниз, к локтю. — Любовь Братства! — произнес он формулу верноподданнического благочестия. — Ладно, давай ложись, и я тебе…
Она легла на одеяло, но вид у нее был встревоженный.
На следующее утро без пяти десять Мэри СЗ позвонила Чипу и попросила его зайти.
— Когда? — спросил он.
— Сейчас.
— Отлично, — ответил он. — Сейчас спущусь.
Мать недоумевала:
— С чего она вдруг захотела тебя видеть в воскресенье?
— Не знаю, — сказал Чип.
Однако он знал: Анна ВФ доложила своему наставнику.
Он ехал все вниз, вниз и вниз по эскалатору, гадая, что могла Анна рассказать и что теперь должен говорить он; и тут ему захотелось расплакаться и сказать Мэри, что он болен и эгоистичен и лжив. Номеры на встречных эскалаторах улыбались, были расслаблены и довольны в соответствии с веселой музыкой, льющейся из громкоговорителей; все, кроме него, не чувствовали за собой вины и были счастливы.
Кабинеты наставников были почему-то безлюдны. В нескольких кабинах наставники вели консультации, но большая часть пустовала; на столах порядок, стулья в чинном ожидании. В одной кабине номер в зеленом балахоне склонился над телефоном и ковырял в нем отверткой.
Мэри стояла на стуле, украшая рождественской лентой картину «Вэнь выступает перед химиотерапевтами». На столе лежал еще ворох украшений, а также мотки красной и зеленой ленты, раскрытый телекомп Мэри и ее фляжка с чаем.
— Ли? — спросила она, не поворачиваясь. — Быстро ты явился. Садись.
Чип сел. Зеленые строчки светились на экране телекомпа. Клавиша ответа была прижата сувенирным пресс-папье из РУС81655.
— Держись! — сказала Мэри ленте на раме картины и, не спуская с нее взгляда, спрыгнула со стула. Лента держалась.
Она повернула стул и улыбнулась, двигая его под себя. Поглядела на дисплей телекомпа, взяла фляжку с чаем и отпила из нее. Поставила фляжку на стол, посмотрела на Чипа и улыбнулась.
— Один номер считает, ты нуждаешься в помощи, — сказала она. — Это — Анна. Девочка, с которой ты вчера спал, — она взглянула на экран, — 'ВФ35Н643.
Чип кивнул.
— Я употребил дурное слово, — сказал он.
— Два слова, — сказала Мэри, — но дело не в этом. Во всяком случае, не только в этом. Гораздо важней кое-что другое — то, что ты наговорил насчет профессии, которую ты выбрал бы, не делай это за нас Уни-Комп.
Чип перевел взгляд с Мэри на мотки красной и зеленой рождественской ленты.
— И часто ты об этом размышляешь, Ли?
— Не так уж часто, — ответил Чип. — Иногда в свободное время или ночью; но не в школе и не на ТВ-сеансах.
— Это тоже считается, — не согласилась Мэри. — Ведь ночь предназначается для сна.
Чип поглядел на нее, но промолчал.
— Когда это случилось в первый раз? — спросила она.
— Не знаю, — сказал он, — несколько лет назад. В Евре.
— Твой дед? — спросила она.
Он кивнул.
Мэри посмотрела на дисплей и опять на Чипа, успокоено.
— А тебе никогда не приходило в голову, что эти «решения» и «выборы» всего лишь проявления эгоизма? Акты себялюбия?
— Да, наверно, — сказал Чип, глядя на письменный стол, водя пальцем по его краю.
— Ах, Ли! Скажи, для чего я здесь? Для чего нужны наставники? Помогать нам, не так ли?
Он утвердительно кивнул.
— Почему ты мне сам не рассказал? Или своему наставнику в Евре? Почему ты ждал и недосыпал и разволновал Анну?
Чип пожал плечами, глядя на свой палец, елозящий по поверхности стола, на темный ноготь.
— Это было интересное занятие, — сказал он.
— «Интересное занятие», — передразнила его Мэри. — Столь же интересно было бы поразмышлять о Пред-У-хаосе, который снова мог бы наступить, начни мы в действительности сами подбирать себе профессию. Ты об этом подумал?
— Нет, — сказал Чип.
— Так подумай. Представь, как сотни миллионов номеров стремятся стать актерами на телевидении и ни один не хочет пойти работать в крематорий.
Чип поднял глаза на свою наставницу.
— Я очень нездоров? — спросил он.
— Нет, — сказала Мэри, — но дело могло принять и плачевный оборот, если бы не помощь Анны. — Она сняла пресс-папье с клавиши «Ответ» на телекомпе, и зеленые значки исчезли с экрана.
— Дотронься, — сказала она.
Чип тронул браслетом панель телекомпа, и Мэри стала нажимать клавиши ввода.
— С твоего первого школьного дня тебе были предложены сотни тестов, — сказала она, — и результаты всех до единого были введены в Уни-Комп. — Ее пальцы пробежались по дюжине черных клавиш. — Ты сотни раз встречался с наставниками, и об этих встречах тоже известно Уни-Компу. Он знает, какие есть должности и кто их должен занять. Он знает все. Стало быть, кто же может лучше выбрать тебе профессию, ты или Уни-Комп?
— Уни-Комп, Мэри, — сказал Чип. — Я это знаю. Я же вовсе не хотел делать этого сам; я просто… просто подумал, а что, если?.. Вот и все.
Мэри перестала стучать по клавишам и нажала кнопку ответа. На дисплее появились зеленые символы. Мэри сказала:
— Ступай в процедурную на лечение.
Чип вскочил со стула.
— Благодарю вас, — сказал он.
— Благодари Уни, — ответила Мэри, выключая телекомп. Она закрыла крышку и щелкнула застежками.
Чипу хотелось спросить ее о чем-то, но он колебался.
— Со мной будет все в порядке? — наконец решился он.
— В полном, — сказала Мэри и ободряюще улыбнулась.
— Мне жаль, что заставил вас работать в воскресенье, — сказал Чип.
— Не огорчайся, — сказала Мэри. — Зато хоть раз в жизни я управилась с рождественскими украшениями до двадцать четвертого декабря.
Из помещения наставников Чип отправился в процедурную. Работал только один аппарат, но ожидающих было всего трое. Когда подошел его черед, он засунул в обрамленное резиной отверстие свою руку, насколько мог глубоко, и благодарно ощутил контакт со сканером и теплое прикосновение инфузионного диска. Ему хотелось долго-долго ощущать щекотно-жужжащее целительное жальце, которое сделает его навечно здоровым, но все произошло даже быстрее обычного, и он забеспокоился, не произошла ли авария в канале связи между аппаратом и Уни. А может быть, на него не хватило препарата? Или была допущена оплошность в обслуживании аппарата в это спокойное воскресное утро?
Тем не менее он перестал волноваться, и когда ехал вверх на эскалаторе, все казалось ему намного лучше — и он сам, и Уни, и Братство, и вся вселенная.
Первое, что он сделал, вернувшись домой, это позвонил Анне ВФ и поблагодарил ее.
В пятнадцать лет он был классифицирован как 663Д — генетик-таксономист четвертого класса — и был переведен в РУС41500, в Академию Генетических Наук. Он изучал элементарную генетику и технику лабораторных экспериментов, а также теорию модуляции и трансплантации. Он катался на коньках и гонял в футбол, посещал музей Пред-У и музей Достижений Братства; у него была подружка из Япы по имени Анна, потом еще одна из Авст, ее звали Пиис. В четверг 18 октября 151 года он и все остальные в Академии сидели до четырех часов утра, наблюдая запуск «Альтаира», потом спали и слонялись полдня без дела.
Однажды вечером неожиданно позвонили родители.
— У нас плохие вести, — сказала мать. — Сегодня утром скончался Папа Ян.
Печаль охватила Чипа и, должно быть, отразилась на его лице.
— Ему было шестьдесят два, Чип, — сказала мать. — Он прожил свою жизнь.
— Никто не живет вечно, — сказал отец.
— Да, — сказал Чип. — Я забыл, какой он был старый. А как вы? Пиис уже прошла классификацию?
Когда разговор окончился, он вышел прогуляться, несмотря на то что шел дождь. Было почти десять вечера. Он отправился в парк, хотя тот уже закрывался.
— Осталось шесть минут, — вежливо улыбнулся ему один номер.
Чип не обратил на это внимания. Ему хотелось ходить под дождем, промокнуть до нитки. Ему так хотелось, вопреки всякому здравому смыслу.
Чип сел на скамью. Парк был безлюден — все ушли. Он думал о Папе Яне, о его высказываниях, диаметрально противоположных его мыслям; вспоминал, как, завернувшись в синее одеяло, там, в подземелье Уни, дед говорил то, что на самом деле думал.
На спинке скамьи кто-то красным мелком коряво вывел «ВОЙНА УНИ!». Кто-то другой — может, тот же самый заболевший номер, устыдясь, — перечеркнул надпись белым. Дождь стал смывать надпись; белые и красные потоки мела смешивались в розовое и капали со спинки.
Чип поднял голову, и заливавший ему лицо дождь должен был вернуть чувство, как от хлынувших из глаз слез.
Глава 4
В начале своего третьего, последнего, года в Академии Чип принял участие в замысловатых переселениях и обменах спальными боксами, предпринятых ради приближения каждого к своей девушке или же, наоборот, девушки — к ее кавалеру. Его новое обиталище в общежитии располагалось через два бокса от Айин ДВ, а через коридор помещался ненормально низкорослый номер, Карл ВЛ, который частенько носил с собой альбом для рисования в зеленой обложке и который, хоть и был из тех, кто не лез за словом в карман, тем не менее редко начинал разговор первым.
У этого Карла ВЛ взгляд был всегда сосредоточен, как будто он уже нащупал путь к решению сложного вопроса. Однажды Чип заметил, как тот улизнул из холла после начала первого часа ТВ-сеанса и незаметно вернулся обратно перед самым концом второго, а однажды ночью в общежитии, после того как было выключено освещение, он видел тусклый свет, пробивавшийся сквозь одеяло на койке Карла.
Как-то раз, в ночь с субботы на воскресенье, точнее, уже под утро, когда Чип тихонько возвращался к себе от Айин ДВ, он застиг Карла сидящим на краешке кровати в пижаме и держащим раскрытый альбом перед стоявшим на углу стола фонариком. Рука его совершала быстрые мелкие движения. Линза фонаря была прикрыта, так что лишь узкий лучик вырывался наружу.
Чип подошел поближе и сказал:
— Эту неделю без девочки?
Карл вздрогнул и закрыл альбом. В руке у него был уголь для рисования.
— Извини, что напугал тебя, — сказал Чип.