Помоги проекту - поделись книгой:
— Куда ты а ночь глядя? Оставайся. Утром поедешь. Решила цыганка остаться. А наутро поехала обратно в свой табор. Путь не близкий был. Полдня она ехала, а когда вернулась, видит: табор, как улей потревоженный, гудит. Бегают цыгане, шумят.
— Что случилось? — спрашивает цыганка. Кинулась к ней навстречу ее мать и со слезами на глазах кричит:
— Горе у нас, беда великая. Пропали дети твои! Утром, только рассвело и только проснулся табор, пришла из леса старая горбатая женщина с клюкой. Принесла корзину с яблоками и говорит мне: “Ты эти яблоки не трогай и внукам не давай. Они для твоей дочери предназначены”. Поставила я эту корзину с яблоками под телегу, да не углядела. Дети твои подбежали и схватили по яблоку. А только надкусил каждый из них по кусочку — так сразу и исчез. Уж мы их искали, искали, так и не доискались. Потом к нам приехал мужик из деревни, сено привез, мы его расспрашивали, мол, не видел ли он двоих детей: мальчика и девочку. А он отвечает: “Видел, к лесу шли…” — “Что же ты их не остановил, не вернул? Ведь они из табора бежали…” Да какой спрос с мужика?
Сразу поняла цыганка, что это месть колдуна за долг ее. И еще поняла она, что бесполезно его умолять о прощении, потому что, если нечистая сила что-нибудь решит, на своем стоит крепко.
Долго искали цыгане детей, весь лес обшарили. Так и лето промелькнуло. Осенью, уже к самым приморозкам, два мужика и пастушка, что пасли деревенское стадо, видели этих детей. Первою увидала их пастушка. Сидели цыганята на камешке, скрючившись, прижавшись друг к другу, спали. Потихоньку пошла пастушка к мужикам, а те уже знали о пропаже детей в таборе и сразу же побежали к цыганам. Прибегают и говорят, что видели детей, нашлись они, мол, спят себе на камне. Кинулась цыганка к тому месту, увидала детей своих, да не выдержала, как крикнет! Вскочили дети, увидели свою мать, прыгнули в сторону и как сквозь землю провалились…
— Что ты наделала, несчастная? — сказала цыганке старая таборная гадалка, когда та пришла к ней со слезами. — Надо было детей за волосы хватать. Ведь они же заколдованные! А теперь плачь не плачь — не вернуть тебе детей своих!
Правду сказала гадалка. С той поры детей своих цыганка больше не видела.
Жил-был цыган-колдун. И была у этого колдуна заколдованная лошадь — чистокровный арабский рысак. Таких красивых лошадей нигде не сыщешь. На скачках эта лошадь всегда первые призы брала. Да и не только на скачках наживался колдун. Известное дело: завистников у него было много. Ведь цыгане часто лошадей уводили, а такую лошадь украсть — почетное дело для цыгана. Эту лошадь у колдуна не меньше ста раз пытались увести, да только все было бесполезно.
Вот украдут у колдуна лошадь, а он сразу по базарам да по ярмаркам ходить принимается — лошадь разыскивает. Уж ее и красили, и перекрашивали, уж что только цыгане над ней не проделывали, чтобы ее не отыскали, — ничего не помогало. Стоит только колдуну на базаре появиться, как его заколдованная лошадь сразу на дыбы становилась и бегом к хозяину.
— А ты почем знаешь, что это твоя лошадь, ведь твоя другой масти была? — начинают накидываться на колдуна конокрады, а тот спокойно отвечает:
— Есть у меня одна заметка своя…
— Какая заметка? Зачем напраслину на нас возводить? — с кулаками кидаются на колдуна конокрады, начинают себя в грудь бить, божиться, призывать свидетелей. А когда на шум подходил урядник, колдун спокойно вспарывал ножом кожу на шее лошади и доставал оттуда свой знак — три золотые монеты. Понятное дело: конокрадов сейчас же в тюрьму отправляли, а колдун со своей лошадью домой уходил.
Только так это по первоначалу было, а потом поумнели цыгане, ведь кому охота в тюрьме сидеть? Поймает их колдун, а они от него деньгами откупаются. Колдуну только этого и надо было. Поняли цыгане, что трудно украсть эту заколдованную лошадь, несчастье она им приносит, а все равно души цыганской не переделать: тянет к заколдованной лошади. И год от года росла дурная слава об этой лошади и ее хозяине.
И вот наступил срок колдуну умирать. Прослышал об этом Граф, известный в округе вор-конокрад, и тут же к колдуну отправился:
— Продай, колдун, мне свою лошадь, я тебе хорошо заплачу!
— Зачем мне деньги, если я помирать собрался? А детей у меня нет! Нет, не продам я лошадь, никому она не достанется.
Так и ушел ни с чем Граф из дома колдуна. А на следующий день колдун умер. Колдуна еще в гроб кладут, а Граф уже около конюшни вертится. Вывел лошадь, санки запряг и поехал. Да только не успела лошадь двух шагов ступить, а колдун приподнимается в гробу и кричит:
— Не тронь мою лошадь, Граф! Если надо, иди в другое место лошадей воровать.
Не послушал Граф колдуна и помчался себе. Едет он, едет, снег летит из-под копыт у лошади, полозья санок скрипят. Вдруг, откуда ни возьмись, рядом с Графом мужичок какой-то объявился. Еще минуту назад никого не было, а тут — на тебе! Граф был не из пугливых, размахнулся да как даст тому мужику кулаком по шее. Глядь, а мужика-то и нет никакого. А у самого шея болит нестерпимо. А потом этот мужичок опять появился. Рассердился Граф да как хватит его кулаком в глаз. Смотрит: опять никого нет. А у самого синяк под глазом здоровенный и глаз оплыл. В третий раз появился мужичок. Тут уж совсем Граф взбесился. “Ну, — думает, — сейчас я тебя прикончу!” Со всего размаха как двинет мужика по зубам. Опять исчез мужик, а Граф от боли по саням принялся кататься. Пощупал пальцем — двух зубов как не бывало. А тут за поворотом мостик показался. Только лошадь на мостик вступила, как мгновенно исчезла. Нет ни лошади, ни санок. Стоит Граф один на мосту и никак понять не может, что же произошло.
— Что же это такое? — подумал Граф вслух. — Чертовщина какая-то. Не может же быть такого, чтобы от мертвеца лошадь нельзя было взять! От живого не могли цыгане-конокрады взять, так неужели и от мертвого ничего не выйдет?
Приходит Граф обратно во двор к колдуну, а лошадь эта, запряженная в санки, как ни в чем не бывало стоит себе во дворе. И хомут тот же, и дышло.
Опять вскочил Граф в сани и опять поехал, и все повторилось снова. И так три раза повторялось, пока не прибежал Граф во двор к колдуну и не вскричал:
— Да будь ты проклята, дьявольское отродье, чтоб я еще хоть раз к тебе подошел!
Плюнул Граф и ушел ни с чем. А когда на следующий день похоронили колдуна и цыгане собрались в его дворе, чтобы решить, кому все же заколдованная лошадь достанется, вышел Граф вперед.
— Чявалэ, — сказал он, — многим из вас эта лошадь несчастье принесла, и я от нее пострадал. Так пусть же она не достанется никому!
С этими словами Граф взял ружье и выстрелил в заколдованную лошадь.
Давно это было. Стояла дождливая погода: осень, слякоть. Выехал старый цыган в дорогу: где поменять, где продать, чтобы денег скопить, а то поди зима на носу, надо и к дому прибиваться.
Погрузил цыган на телегу свои пожитки, детей посадил, а сам уселся вожжами править. И жена рядышком сидит. Едут они, а тут и ночь подступает. Надо где-то деревню искать, чтобы переночевать остановиться. Смотрит цыган: невдалеке ручеек показался, мостик через ручей. Только цыган лошадь к мостику направил, чувствует, она спотыкаться начала, словно у нее в ногах кто-то путается. А перед самым мостиком и вовсе лошадь остановилась. Разозлился цыган, дал жене вожжи в руки, спрыгнул с телеги и говорит:
— Подержи-ка лошадь, я вижу, она с ума сошла ну-ка я ее сейчас кнутом…
— Погоди на лошадь злиться, зачем зря ее трогать. А может, там что-нибудь есть, а может, она волков чует?
Подошел цыган к лошади и видит: в ногах у нее маленький баранчик путается. Подивился цыган:
— А ну-ка слезай, жена, посмотри, что я тут нашел Баранчик живой. Да еще какой хороший.
— И вправду баранчик. Видать, заблудился.
— Знаешь, жена, наверно, здесь деревня неподалеку Давай-ка мы его возьмем, а завтра зарежем— будет у нас и мясо, а можно и пироги испечь с начинкой. А вдруг до деревни еще далеко — так мы хоть сыты будем.
Только захотел цыган баранчика схватить, а тот — прыг в сторону! И бежать. Отбежит немного, остановится и смотрит на цыгана. Цыган за ним, а баранчик от него. Сел цыган на телегу, стегнул коня и поскакал за баранчиком. Уж больно не терпелось ему поймать его. А баранчик в самую гущу леса поскакал, из леса выскочил и давай по болоту бежать. Как заехала лошадь в болото, так сразу по самое брюхо и увязла. Хлещет цыган лошадь кнутом, да все без толку. Ругался цыган, молитвы читал — ничего не помогало. А баранчик стал неподалеку и блеет тихонечко, будто смеется над цыганом. До утра промучился цыган, а утром, как только петухи пропели, пропал баранчик, словно его и не было. Взошло солнце, кое-как выбрался цыган из болота, глядь, а дорога-то рядом и деревня вот она, рукой подать.
Жила в деревне женщина, и пользовалась она недоброй славой. Поговаривали люди, что колдунья она, и все в округе побаивались к ней ходить. Как-то раз зашла к ней цыганка просить, а старуха подошла, закрыла за цыганкой дверь, воткнула иголку в притолоку и усадила цыганку рядом с собой поговорить. Так три дня они и проговорили, хочет цыганка встать и уйти, но только до порога дойдет, а переступить не может, словно ее сила какая-то держит. Так и мучилась, пока не сжалилась над ней старуха-колдунья, пока не вытащила иголку из притолоки и не отпустила бедную цыганку.
А еще вот что вытворяла ведьма: как праздник какой, шмыгнет она в подворотню и тут же оттуда выскакивает в виде козы и давай рогами мотать — людей разгонять. Разбегутся люди, и праздник весь кувырком.
Захотели ее выгнать из села, да нашлись люди, которые не поверили в то, что она колдунья. Вот как-то раз на праздник собрался весь народ в церкви, и колдунью притащили. Стал поп молитвы читать, а потом велел всем к иконе приложиться. Только первый мужик подошел, как кто-то все свечи в церкви задул. А поп кричит:
— Никого из церкви не выпущу, пока к иконе не приложитесь!
Так и стали прикладываться по очереди к иконе в полной темноте. Начал народ потихонечку из церкви выходить. Смотрят люди друг на друга и смеются: у всех лица в саже. Оказывается, это была не икона, а закопченная доска. И только у одной колдуньи лицо чистым осталось. Побоялась нечистая сила к иконе приложиться. Все поняли люди и прогнали колдунью из деревни.
Прокляла в сердцах цыганка свою дочь. За что прокляла — бог ее знает, только крикнула цыганка дочери:
— Чтоб ты утонула, чтоб тебя черти в ад утащили, чтобы ты горела там адским огнем!..
Заплакала девушка от обиды и в лес пошла. Но не успела она и несколько шагов от табора ступить, как, откуда ни возьмись, появились черти. В барабаны бьют, пляшут, а впереди — старший черт, такой страшный, что и взглянуть нельзя: шерстью оброс, на голове рога, хвост по земле волочится. Схватили черти девушку и потащили через лес. Вдруг земля перед ними задрожала, расступилась, и черти вместе с цыганкой в пропасть полетели. Долго летели, пока дна не достигли. Видит цыганка: пещера огромная, а в ней людей полным-полно. В пещере огонь горит, а над огнем люди жарятся, на колесах распятые. Перепугалась цыганка:
— Господи, спаси меня, не дай в аду сгореть. Только она произнесла эти слова, как подхватили ее черти и на землю вместе с ней вылетели. Подтаскивают ее к морю, на шею камень привязали, а потом давай раскачивать, чтобы выбросить в воду и утопить.
— Господи, — взмолилась цыганка, — не дай в море утонуть.
Только сказала она эти слова, как черти сняли с ее шеи камень и потащили на кладбище. Видит цыганка: могила разрытая стоит и хотят ее черти в эту могилу бросить и закопать.
— Господи, ну сделай что-нибудь, никак я не могу от нечистой силы отвязаться, — в третий раз вскричала цыганка.
И только сказала она эти слова, как пропел в деревне петух и разбежалась нечистая сила кто куда.
Жил бедный цыган. Настолько он был беден, что и сказать невозможно. Задумался как-то цыган о жизни своей. “Что делать? — думает. — Как от этой бедности избавиться? Надо идти лошадей воровать”.
Пошел цыган на воровское дело. Выбрал ночку потемней, отъехал от табора подальше, видит: табун пасется. Одну лошадь посмотрит цыган, другую — нет ничего подходящего, все такие клячи, что за них ничего не возьмешь. Что делать? “Пойду, — думает цыган, — в деревне переночую, а наутро осмотрюсь, глядишь, что-нибудь и подберу”.
Стучится цыган в крайнюю избу:
— Пустите, хозяева, переночевать.
Выходит женщина на крыльцо и говорит:
— Знаешь что, цыган, я бы тебя пустила, да только муж у меня ревнивый, да к тому же с нечистой силой связь имеет. Убьет он тебя.
— Пусти, милая, ведь ночь-то не год. Что он мне сделает? Я на печку залезу и буду лежать себе спокойно, а утром встану, поблагодарю и пойду своей дорогой.
— Ну ладно, заходи, ночуй, если не боишься. А в ту пору муж этой бабы домой возвращался. Был праздник какой-то, вот он шел по деревне и песни горланил под гармошку. Подошел он к избе своей и кричит жене:
— Открывай!
Та, бедная, трясется, но открывает. Зашел мужик:
— А это кто на печке лежит? Ну-ка повернись! Посмотрел мужик на цыгана, оскалился:
— А, морэ! Ну, вставай, морэ, вечерять будем. Думает цыган: “И чего это баба сказала, что мужик у нее плохой? Плохой угощать не станет”.
Стала жена из печки чугуны с едой вынимать. Поест мужик, цыгана угостит, а остатки в котел сливает: и борщ и кашу — все. Поели, попили мужик с цыганом.
— Ну спасибо тебе, хозяйка! Говорит мужик цыгану:
— А где, парень, твой мешок?
— Да вон там.
— А ну надевай мешок на плечи. Испугался цыган. “Сейчас, — думает, — он меня выгонит…”
— Надевай, надевай, — кричит мужик, — не мешкай! Надел цыган мешок на плечи, а мужик подошел сзади, развязал узел и — бултых! — вылил ему за спину все горячее в этот мешок.
Взял мужик гармошку в руки и говорит:
— А теперь, цыган, давай пляши!
У цыгана спина огнем горит, что ни говори, а здорово обварил его мужик, да только испуг страшнее боли. Хотел было цыган из дома выскочить, а мужик его не пускает:
— Пляши, говорят! И все тут… До тех пор цыган плясал, пока с ног не свалился. А тут и утро наступило. Открывает мужик дверь и говорит:
— Ну вот тебе, цыган, порог, а вот — дорога. С тем и прогнал.
Идет цыган по дороге, и проняла его горькая обида. “За что же, — думает цыган, — ты меня так покалечил? Ну уж я тебе отомщу”.
Дождался цыган вечера и опять в деревню возвращается. Подходит к самому краю деревни и видит: кони мужика-колдуна пасутся: один — серый, другой — вороной.
“Украду-ка я коня у этого мужика”,— решил цыган. Подошел он к вороному коню, вскочил на него, хлестнул кнутом и был таков. Сколько он ехал — бог его знает. Только приезжает он снова к этой деревне, к самому ее краю, к дому колдуна, рядом с которым серый конь пасется. “Что такое? — думает цыган. — Столько времени ехал, а приехал на то же самое место, наверное, я с дороги сбился”.
Снова хлестнул цыган коня по бокам, и снова повозил конь цыгана, повозил и привез на старое место, к дому колдуна. Удивился цыган: “Если бы я сел на дворового хозяина, то он бы меня убил, в грязи затоптал. Значит, и вправду мужик этот колдун! Значит, и вправду кони его заколдованные! Дай-ка, — думает цыган, — я на серого коня пересяду. Может, он меня домой вывезет?”
Пересел цыган на серого коня и поехал. Час едет, другой. И завез его серый конь в такую глушь непролазную, в такое болото, что ему не выйти и не выкарабкаться. Взмолился цыган:
— Господи, спаси ты меня, помоги выбраться из этого болота, клянусь, никогда больше с колдунами не тягаться.
Кое-как к утру насилу выбрался цыган на дорогу, да так и вернулся в табор ни с чем.
Жила на свете цыганка. Была она такая старая, что уже не могла кочевать, а жила в деревне. Денег у нее не было, а потому ютилась она на чердаке, под самой крышей. Жил вместе со старухой ее сын — дурачок. Каждое утро цыганка побираться ходила: где хлеба выпросит, где погадает. Так и перебивалась. А дурачок дома оставался, в дурацкие игры свои играл. Придет старуха домой да всю провизию, что за день набрала, за окошко вывесит, чтобы ветерком обдувало, а то жарко на чердаке, ни ветерка, того и гляди, хлеб зачерствеет да сало испортится. А под коньком этого дома свили себе гнездо ласточки. Известное дело, ласточка — птица домовая и для дома священная. Не дай бог кому ласточкино гнездо разорить — жизни в доме не станет. А тут, как на грех, повадились птицы бабкину еду склевывать. Что с птицы взять? Никакого спроса с птицы. Терпела старуха, терпела да не вытерпела. “Как же так, — подумала она, — из последних сил я эту еду добываю, а тут птицы неразумные ее уносят?!” Взяла старуха палку и разорила гнездо ласточек.
На следующее утро, не успела еще старуха уйти в деревню, как на чердак влетела ласточка, упала на землю и в домового превратилась, в человечка маленького. Подходит домовой к старухе и говорит:
— Ты, старуха, это гнездо на место поставь, а то не будет тебе житья на этом свете!
Испугалась старая цыганка, лицо руками закрыла, а как открыла, глядит: нет никого. Позвала старуха сына-дурачка.
— Сынок, так и так, так и так, сделай милость, поставь ласточкино гнездо на место.
Рассмеялся дурачок. Не поверил он словам матери, не стал гнездо вешать. На следующее утро повторилось то же самое: снова прилетела ласточка, о землю ударилась и в домового превратилась:
— Говорил же я тебе, старая, чтобы ты гнездо повесила на место. А ты меня не послушала.
— Миленький, просила я своего сына, чтобы он повесил, да не слушает он меня. Ты прости его, дурачка.
— Хорошо, только в последний раз тебя предупреждаю: не повесишь гнездо на место — худо будет.
Сказал так домовой и сгинул. Взяла старуха гнездо и попыталась было сама подвесить его к коньку, да только чуть было не сорвалась с крыши. Выпало у нее гнездо из рук, упало на землю и рассыпалось.
На следующее утро снова прилетает ласточка, снова она оборачивается маленьким человечком и говорит:
— Предупреждал я тебя, старая, да не послушалась ты меня. Вот и знай теперь свой срок: осталось тебе жить на белом свете всего одну неделю!
Побежала старуха в церковь, попу все рассказала Опечалился поп и говорит:
— Ничего тебе, старуха, не поможет. Это судьба твоя. Так и случилось: умерла старуха-цыганка через неделю.
Жил на свете молодой цыган. Был он из богатого рода и занимался тем, что продавал на ярмарках лошадей. Как-то раз поехал он на ярмарку, сделал с выгодой свое дело и возвращался домой. От города до дома путь ему не близкий. Застигла цыгана в пути ночь. Только собрался он на ночевку устраиваться, как вдруг услышал неподалеку пение цыганское — так и разливаются голоса по ночной росе. Повернул цыган на голоса и через некоторое время к табору подъехал. Стоял этот табор на большой поляне возле реки. Вокруг костры горели, а у костров сидели цыгане и песни пели. И до того хорошо пели, что аж заслушаешься. Остановился цыган неподалеку, стреножил лошадей, однако близко к кострам подходить не стал. Решил приглядеться сначала. Цыгане-то чужого табора: что, мол, за люди, какого рода-племени? А сам все ближе и ближе подбирается. Вдруг заметил он около костра одну красивую цыганку, так хорошо она пела да плясала, что сердце зашлось у цыгана, огнем загорелось. Был этот парень холостым, и решил он во что бы то ни стало познакомиться с этой девушкой, что так поправилась ему. Дал себе слово цыган жениться на этой красавице. А раз дал слово, надо держать его!
Поделиться книгой: