Помоги проекту - поделись книгой:
Я думаю, мало в живых осталось ребят из нашего эшелона. Я выжил совершенно случайно. Мы шли добровольно. И присягу свою все мы выполнили.
Продажа шевроле спарк
Елизавета Александрова-Зорина -- Идеология неравенства
Каждый вечер невидимое большинство смотрит на ярко освещённое меньшинство. Телевизор — это религия, он заставляет молиться на попавших в луч его прожектора, а иконы заменили политики и шоумены. В телевизор помещается не больше тысячи, а по ту сторону — миллионы. Кто их замечает? В СССР практиковали интервью с пастухами и доярками, косноязычию которых умилялась вся страна. Однако для огромного большинства они были своими. Сейчас голоса народа не услышишь, лишенное эфира большинство безмолвствует, его не существует. Агрессивное меньшинство ежедневно осуществляет телеинтервенцию. Оно навязывает свои вкусы, мировоззрение, мораль, ее отсутствие. Смысл ток-шоу сводится к тому, чтобы показать себя, политические обозреватели, критики и искусствоведы, словно возродив древнегреческое искусство, состязаются в риторике, сначала доказывая, что черное — белое, потом — прямо противоположное. Сегодняшняя Россия — это страна для богатых, которые, как иностранцы в чужой стране, не стесняются говорить громко. Они рассуждают о своих проблемах, делясь новостями своего круга, им не ведомо стеснение, как римским матронам, обнажавшимся при рабах. Они ведут себя, как веселые туристы на пикнике, отводя остальным роль безмолвных наблюдателей. За ширмой развивающейся демократии у нас осуществилась власть подавляющего меньшинства, которое существует, как вещь в себе — для себя живет, в угоду себе правит, под себя принимает законы. "Элита" процветает, об остальных нет и речи. Им оставляют лишь иллюзорную возможность пробиться наверх, вероятность меньшую, чем выиграть состояние в лотерею. О каком возрождении можно говорить, когда вместо Гагарина эталоном для подражания стали абрамовичи и дерипаски? О какой борьбе с коррупцией? Коррупция — болезнь духа, победа над ней напрямую связана с оздоровлением общества. А пораженное метастазами безнравственности, оно демонстрирует во власти все признаки вырождения. Впрочем, Россия не исключение, во всем западном мире на верхних ступенях — мелкие приспособленцы, демократия фильтрует харизматические личности. Все эти чиновничьи съезды ЕС, ассамблеи ОБСЕ и слеты бизнес-элиты в Давосе напоминают об интернационализации буржуазии, о сближении высших классов под лозунгом: "Богатые всех стран, объединяйтесь!" Так что иногда кажется, будто опять звучит клятва благородных родов враждующих древнегреческих полисов, заключавших тайный союз: "Обещаю вечно быть врагом народа и вредить ему, сколько хватит моих сил!"
Сегодня семейная клановость стала нормой, в массовом сознании укоренилось, что сын миллионера — миллионер, сын режиссера — режиссер. Почему бы и нет, если ребенок талантлив? Но сегодня экран заполонили детки, на которых природа отдыхает. Какой родитель не желает пристроить отпрыска? Но почему в ущерб остальным? Должно ли государство подавлять родительский инстинкт? Должно ли оно идти наперекор природе, или надо пустить всё на самотек?
Платон в своем идеальном государстве, допуская разницу между бедными и богатыми не более чем в два раза, призывает уравнивать стартовые возможности, воспитывая детей в общих интернатах. Спартанцы, смягчая эту радикальную меру, начиная с семи лет, ограничивали общение ребенка с родителями. Крайняя форма обратного, базирующегося на либеральном попустительстве биологии — наследственное обожествление фараонов, абсолютная монархия, феодализм. На протяжении своей истории человечество колеблется между этими принципами общественного устройства, и сегодня мы, похоже, склонились к последнему. В сущности, Россия вернулась к дореволюционному положению вещей. В ее общественном устройстве все явственнее проступают знакомые атрибуты самодержавия, и даже возникшая из небытия церковь служит традиционной опорой сложившейся власти, как повелось на Руси еще с Иосифа Волоцкого. В социальном плане мы переживаем безусловный регресс, попрание общественных институтов, подмену их кровным родством, принципом утробы. При разглагольствовании о свободе сегодня торжествует животное начало — что естественно, то не запрещено: проституция, гомосексуализм, семейная протекция. Но в СССР, где они преследовались в уголовном порядке или порицались, общество в целом было здоровее.
Олигархи порождают микроолигархов, те — челядь из менеджеров, клерков, юристов, несущих взятки чиновничеству, вирус наживы выстраивает пирамиду, в основании которой — миллионы нищих. И они навсегда останутся таковыми, при любых заоблачных ценах на нефть, иначе пирамида рухнет.
Конечно, люди по природе не равны, Господь или природа изначально награждает их разными талантами, но зачем закреплять неравенство в денежном эквиваленте? Зачем передавать по наследству? А ведь малейшие попытки ограничить права "хозяев жизни" тиражируются СМИ как посягательство на священный принцип частной собственности.
Даже мертвый СССР вызывает ужас, осквернить его память стало хорошим тоном. И дело вовсе не в ГУЛАГе и голодоморе, нынешние правители отнюдь не сентиментальны, — здесь кроется страх возрождения идеи социального равенства.
Нас пугают смутными временами, бунтами, при которых станут "отнимать и делить". Но пролетариям (кстати, в Риме так называли тех, у кого, как у среднего россиянина, не гарантирован завтрашний день) нечего терять. Им предоставляют наблюдать, как испанцы, "пытаясь очернить Россию", отбирают виллу у зарвавшегося российского депутата, их призывают болеть за английский футбольный клуб, приобретенный на их же деньги, им осталось следить за адюльтером "великосветских" нуворишей, восхищаться их роскошными яхтами и дворцами. Им дозволяют прикоснуться в "красивой" жизни с той стороны экрана, помечтать, посудачить, чтобы на мистическом уровне питаться их завистью и тайным поклонением. Их презирают даже не как плебеев, у которых были в защитниках выбранные, неприкосновенные трибуны, а как бессловесных, бесправных рабов.
У самовыдвиженцев 90-х нет сдерживающих начал, а ждать, что их дети обретут аристократические манеры, превратившись в Мамонтовых и Морозовых, вряд ли приходится — генетика, если исправляется вообще, исправляется на протяжении не одного поколения.
Продажа опель инсигния
Роман Багдасаров -- Факты... Символы... Ключи...
"ЗАВТРА". Как же появился популярный автор Роман Багдасаров, какие цели и задачи ставил перед собой? Почему возникли именно такие темы как, например, христианская символика?
Роман БАГДАСАРОВ. Моя цель — популяризировать то, что сделано поколениями других исследователей. В советской науке, к примеру, масса интересного происходило: выпускались замечательные труды Отдела древнерусской литературы, был накоплен колоссальный пласт знаний, но он никак не доходил до людей, интересующихся русским православием. На этом пути имелось множество препон. В частности, православие никогда не изучали как часть народной культуры, ведь оно считалось официальной религией. Этнографы старались выискать что-то жареное, экзотическое, и не воспринимали православие как базу культуры русского этноса. В советский период, по понятным причинам, с православием тоже никто не хотел возиться; легче было вообще рассечь древнерусскую культуру. И объявить, что там половина христианского, а половина языческого. Так была создана теория двоеверия, главным апологетом которой был академик Рыбаков. Эта теория оказалась научно не состоятельной, потому, что искусственно расчленяла феномены народного сознания. Но у неё до сих пор остаются приверженцы.
Я начал заниматься этнографией как участник семинара "Православие и русская народная культура" при Институте этнологии и антропологии РАН, который до сих пор ведёт Марина Михайловна Громыко. Она впервые стала изучать православие в системе народной культуры. Сначала это вызвало полемику, с Мариной Михайловной спорили, но впоследствии многие поменяли свою позицию. Мои занятия проходили в русле семинара, я участвовал в его сборниках, сейчас они трансформировались в журнал "Традиции и современность", который редактирует Олег Кириченко.
На занятия символикой меня подвигнул историк архитектуры Михаил Петрович Кудрявцев, я достаточно был с ним близок в последние годы его жизни, это был мне подарок судьбы. Кудрявцев рассказал мне, что лучшим дореволюционным специалистом по символике был граф Алексей Сергеевич Уваров, который составил "Символический словарь" (до сих пор неопубликованный, кстати). В своём понимании символики Уваров опередил современников лет на пятьдесят. Он работал сравнительно-интегративным методом, напоминающим то, к чему в 1920-1930-е годы пришли Мирча Элиаде, Жорж Дюмезиль, французская школа символоведов. Причём, в отличие, скажем, от Генона, Уваров стоял не на эзотерических позициях, а на церковно-христианских. Вообще, граф был очень религиозным человеком: останки людей, которые откапывал, — он отпевал и потом перезахоранивал. Советские археологи любили пинать его за то, что тот "перепутал слои". Но Уваров воздавал должное усопшим, а советские археологи, которые "не путают слои", всё просто сгребали в отвал как мусор.
Уварова я прочёл всего, включая неопубликованное. И долго ничего не печатал, просто изучал. Параллельно занимался Оптинским архивом. Меня интересовало русское старчество в его лучших проявлениях. Здесь я упомяну покойного Алексея Червякова, который раньше описывал фонды в Отделе рукописей Ленинки, он ввёл меня в изучение оптинской проблематики.
И третий момент: ещё будучи студентом Историко-архивного института, я захотел понять древнерусскую историософию, по которой тогда, в конце 1980-начале 1990-х годов ничего толком не было написано. Стал внимательно читать русские летописи, сверяя их с Библией. И тогда я осознал, что древнерусская культура мыслила себя как непрерывное продолжение библейской традиции. Регулярно посещая богослужение, я обнаружил там все эти отражения. Так у меня сложилось некое объёмное видение. С определённого момента я словно получил некий ключ к дешифровке тех средневековых посланий, которые не утратили своей актуальности до нашего времени. Долгие годы меня совершенно не волновали собственные идеи, мне хотелось узнать "как на самом деле", актуализировать то, что неадекватно понимается в силу многочисленных аберраций. Постепенно я стал публиковать разные тексты, которые теперь складываются в книги.
"ЗАВТРА". Каков метод работы? Ты поднимаешь проблему и углубляешься в неё или же работаешь на стыке, параллельно занимаясь несколькими темами?
Р.Б. Узкие специалисты теряют ясность зрения, перестают учитывать контекст, в котором существуют, перестают замечать связи. Темы раскрываются в их культурном бытии, для чего их нужно охватывать в целом. Для этого необходимо переключаться с одной темы на другую, потом возвращаться к прежней и смотреть на неё уже новыми глазами. В этом мой метод: заниматься многими вещами, но периодически.
Символика — ключ к духовному опыту. Невозможно адекватно интерпретировать духовный опыт других людей, тем более, давно ушедших поколений, если ты не знаешь, как живёт символ, как он обогащается новыми смыслами. Ведь духовный опыт постоянно меняется. Очень быстро стало ясно, что символы зависят от контекста. Для того, чтобы истолковать маленькую деталь, ты должен целиком понять композицию. Но ты не можешь охватить всё, если хотя бы в одном не достиг дна. Другого пути, чтобы понять традиционную религиозную культуру, нет.
"ЗАВТРА". А как возник интерес к Запорожской Сечи?
Р.Б. Запорожская тема существует для меня как часть воинского сознания. Сейчас модно рассуждать о связи Церкви и Армии, но никто почему-то не говорит о связи христианства и воинской практики. Христианство мыслит себя сегодня как пацифистская религия. Солдат должен каяться после участия в войне, — и это солдат, а не убийца какой-нибудь! — отсюда делается вывод, что само по себе занятие войной греховно и неблагочестиво. Это большая ошибка. Солдат-христианин действительно должен каяться, но лишь потому что на любое занятие человека накладывается его привычка к греху. И чем бы он ни занимался — написанием икон, пением в церковном хоре, помощью бедным, грех всё равно присутствует. Сама же по себе война — духовная практика, которая доступна абсолютно всем. Если человек занимается аскетикой, творчеством, образованием, ему требуются специальные условия, ничто не должно его беспокоить, иначе процесс может прерваться. С войной противоположная ситуация — её участники (а ими в условиях тотальной войны становится всё население) испытывают такое раскрытие сознания, которое не требует от них особой подготовки. Однако платой за это является риск потерять свою жизнь. Во время боевой операции у человека всё начинает работать по-другому, и, самое главное, снимается противостояние между сознанием и животным началом в человеке. Чтобы выжить на войне, солдат должен обрести цельность, в нём больше нет "плохих" или "хороших" черт, чтобы победить противника в дело идёт абсолютно всё. Если такого объединения "я" не произойдёт — солдат проиграет, его просто-напросто убьют.
И эта целостность никак не противоречит христианскому евангельскому учению. Христос с большой теплотой относился к воинам. Для нас это символизирует фигура сотника Лонгина, который, я убеждён, был тайным последователем Христа, ещё до того, как увидел Его распятым. Участие Лонгина в Крестных страданиях Спасителя было сознательным, в этом состояла миссия, возложенная на него близким окружением Христа. Люди, которые принимали Христа как Мессию, допускали возможность Его смерти, но они верили, что Мессия воскреснет. Было только важное условие в ветхозаветных пророчествах: не должны были повредиться кости Мессии. Лонгин, как посвящённый в тайну Воскресения, должен был проследить, чтобы добровольно принятые Христом муки не перешли определённой границы, когда мог быть повреждён костный состав.
"ЗАВТРА". Одна из важнейших формул книги "Творцы Священной истории": "Желание Евангельской простоты не состыкуется с духом Евангелия и заумными метафорами, исходящими от Христа". Но ведь эта "простота" в некотором смысле тождественна универсальности христианской проповеди. Те же, кто начинали усложнять — зачастую уходили далеко за пределы ортодоксии. Как можно обрести сложность, но не уйти в лже-мудрствование?
Р.Б. Простота Евангелия — ложное впечатление, которое проистекает от удивления его радикализмом. Чем внимательнее мы вчитываемся в Евангелие, тем меньше там простоты. "Творцы Священной истории" родились из моих собственных размышлений над текстом Евангелия, над историей в целом. Это попытка как-то уяснить для себя, в чём же всё-таки смысл исторического существования человечества. Да, я толкую Евангелие, не будучи дипломированным богословом при этом. Но свобода суждения нужна мне не для выпендрёжа, а для того, чтобы будировать поиск истины в моих собратьях, православных, прежде всего. Возможно, кому-то из них откроется гораздо больше и он объяснит свою точку зрения более фундировано. Буду только рад.
Священная история — это верх понимания истории в принципе, это понимание конечных целей истории. Это требует и знаний, и психологического напряжения. Наши благочестивые предки всю жизнь читали Библию, размышляли над персонами священной истории. Потому невозможно это по-быстренькому усвоить и дальше побежать.
Каждому человеку священную историю надо переоценивать в разные периоды жизни. Человек должен прожить все свои возрасты и в каждом из них кардинально задуматься над целью собственного существования, над целью существования той традиции, к которой принадлежит.
И моя задача как современного интерпретатора — дать такой предмет для размышления. Чтобы читатель получил некий минимум, который позволял бы возвращаться к этому лицу, и, самое главное, чтобы он понял, как житие святого соотносится с ним самим. Поэтому каждого из персонажей я раскрывал через отдельную область человеческого опыта: родового, воинского, медицинского, коммерческого и т.д. Поскольку Христос это Слово, Логос, я попытался говорить о Нём через термины филологии, науки о слове.
Говоря кратко, я пытался наметить новый, актуальный образ Христа. Вот почему начало в нарушение линейной хронологии, посвящено евангельскому кругу лиц, а очерки о праотцах и пророках идут следом.
Обычно земной путь Иисуса рассматривают как непрерывную реализацию его Предназначения. Но это, при всей благочестивости, лишает нас шанса понять Иисуса-человека. А ведь это единственное, что мы действительно можем понять в этой истории… Жизнь любого человека лишена целостности. И это часто не из-за него самого, а из-за недостроенности социальных отношений вообще. Да, Иисус был "человеком без греха", но это не распространяется на общество, в котором он жил. Человека делает общество, без общества его просто не бывает. Чтобы не выпасть из "человеческой матрицы", Иисус шёл таким же дискретным путём как остальные. Так же, как все дети, он переходил от ситуативного мышления к эмпирическому. Да, конечно, коранический Иса уже в колыбели изрекает сентенции, достойные старца, убелённого сединами, но это, напомню, в Коране. Христианский Иисус — другой. Богочеловечность Христа по-разному проявляла себя в младенчестве, отрочестве, зрелом возрасте. И дело не только в апокрифическом "Евангелии детства", это принципиально для христианской антропологии, учении о спасении человека. Так, давайте делать выводы отсюда, а не только заниматься бесконечным цитированием Святых Отцов.
Кроме того, дискретность жизни показана в книге через ремарки к мессианскому сценарию, который время от времени пересматривался Христом. Так, в стратегии Иисуса многое изменилось после ареста, а затем казни Иоанна Предтечи. Последний пытался возвести Христа на трон в буквальном, а не аллегорическом смысле, как мы привыкли думать, благодаря позднейшим аберрациям.
"ЗАВТРА". Очерк, посвящённый Христу, называется "Дейктор". Что стоит за этим странным определением?
Р.Б. Дейктор, значит "загадывающий", тот, кто указывает на что-то. Здесь лучше читать сам текст, где я использую теории наших выдающихся филологов Виктора Топорова и Бориса Успенского. Я реконструирую портрет Христа, исходя из его манеры говорить, общаться, изрекать притчи и моделировать парадоксальные ситуации… Теперь бы я написал даже проще. Для наших современников это удобнее всего объяснить через фигуру Игрока. Игра — то немногое серьёзное, что признаётся миром постмодерна. Игроками являются все представители мировой правящей элиты. И то, что Евангелие до сих пор не было интерпретировано в их логике, одна из причин маргинализации христианства.
Легче всего представить себе земной путь Христа как ряд последовательных партий азартной игры. Азартной потому, что в этой игре далеко не всё поддавалось расчёту, было место и для случайности и для неизвестности. Соперником Христа выступал Дьявол. Вызов Сатане был брошен после троекратного отказа поклониться ему во время искушения. Это очень интересный момент Евангелия. С одной стороны, Иисус не отрицает того, что он — Сын Божий. С другой — отказывается от привилегий, положенных ему по статусу, "не раскрывается". Дьявол вправе счесть игру Иисуса блефом. Однако по правилам вынужден играть до конца, т.е. до смерти.
Теперь о самих правилах. Представьте преферанс, где сдающий имеет право в какие-то моменты менять значение той или иной карты, уже находящейся в колоде. Или же часть карт на руках у игрока на какой-то момент становятся видимыми. Вот это, примерно, и проделал Дьявол с изначальными законами мироздания. Пользуясь правом "смотрящего", он ввёл "лишние правила", не изменив игру в корне. На это он не имел полномочий. Он максимально усложнил жизнь, в каких-то вопросах слишком ограничив выбор человека, а в других, наоборот, ввёл избыточную свободу. Не вся свобода от Бога.
Чтобы подрезать Смотрящего, нужен был супергениальный Игрок, который сумел бы втянуть его в игру по максимуму, поставив на кон даже больше, чем собственную жизнь. Христос и пошёл по этому пути. Играя с Дьяволом, он постоянно повышал ставку. Вначале сделал заложниками своей победы ближний круг, потом — апостолов, потом — Израиль, а в конце концов — всё человечество, включая мертвых и будущие поколения. Дьявол соглашался на эти ставки, поскольку был заинтригован действиями Христа, ему было интересно заполучить такого наглого игрока, к тому же он до самого конца не верил, что кто-то способен его победить.
Обыграв Дьявола, Иисус доказал, что игра, в которой тот мнил себя мастером, не его игра, что правила, которые измыслил враг рода человеческого, все равно не могут исказить благого источника Творения. Вот, приблизительно какая аллегория вырисовывается сегодня за шокирующими рассуждениями святителя Григория Нисского об обмане Дьявола и той жертве, которую принёс ему Христос.
Поделиться книгой: