Казачий край

  - Откуда?

  - Ах, да, - девушка всплеснула руками. - Вчера вечером в город пробился казачий отряд с Дона.

  - А что за полк и кто командир?

  - Не знаю, - Машенька растерянно пожала плечами, - но утром я видела их флаг. Очень страшный, черного цвета, череп с костями и какой-то девиз по обводам.

  - Анархисты!? - удивленно спросил ротмистр.

  - Нет, - рассмеялся я, - это донские казаки, а черный флаг с адамовой головой, полковой значок 17-го Донского генерала Бакланова полка и командиром у них полковник Власов.

  - А девиз? - ротмистр был заинтересован.

  - Чаю воскресение мёртвых и жизни будущего века. Аминь.

  Повернувшись к девушке, я вопросительно кивнул подбородком:

  - Милое создание, так, где почта и газеты?

  - Сейчас, - наша медсестра умчалась из комнаты и спустя минуту, я держал в руках небольшую тканевую сумку пропахшую запахами конского пота и степной пылью.

  Сразу приняться за прочтение новостей не получилось, появился доктор и устроил нам осмотр. Все неплохо, мы оба идем на поправку. Дальше привели себя в порядок, и пришла пора завтрака, каша, сладкий чай и белый свежеиспеченный хлеб, запасы которого в Царицыне были весьма велики. Освободились часикам к десяти и под грохот канонады, накрывающей город, мы с ротмистром приступили к чтению газет, которые оказались месячной подборкой "Донских ведомостей". Письма на потом, это личное и их необходимо читать сосредоточенно, а информация из газет это в первую очередь новости, которые могут утолить наш информационный голод.

  Только начав просмотр "Донских ведомостей" сразу же заметил, что за последние месяцы газета резко изменилась. Отлетела вся шелуха и славословие, а остались только конкретные факты и события, подробные репортажи с мест событий и интервью с различными людьми, слово и мнение которых интересно обществу. Для меня это показатель того, что атаманы Войска Донского продолжают закручивать гайки и жестко контролируют поступление информации в народ.

  Итак, основные мировые события, которые по-прежнему вершатся на западе, где все так же полыхает Великая война. Недавно германцы закончили вторую наступательную операцию на реке Эна, и результаты ее были для них неплохими, даже не смотря на потери в сто двадцать тысяч только убитых. Союзники потеряли гораздо больше, и немцам достались пятьдесят пять тысяч пленных, семьсот орудий, множество запасов и две тысячи пулеметов. Сейчас германцы начинают наступление на Компьен и третью Марнскую наступательную операцию. От Парижа их отделяет всего семьдесят километров, еще один хороший натиск, еще одно сверхусилие, и Франция будет вынуждена пойти на мирные переговоры на условиях немцев. Вывод прост, если планы германского Генштаба сбудутся, немцы, может быть, и не окажутся победителями, но смогут достойно окончить войну, а дальше, именно они станут той державой, на которую всей Европе придется равняться в ближайшие десятилетия.

  Остальные новости более мелкие и касаются всего остального мира. Аргентина, Австралия, Африка и Азия, это мне не интересно, главное, что поблизости творится. Румыния окончательно вышла из войны с Центральными державами, отказалась от Добруджы, уступила Австро-Венгрии Карпатские проходы, открыла немцам судоходство по Дунаю и готовится к аннексии оставшейся бесхозной Бессарабии. Гады! Пользуются тем, что империя распалась, и откусывают от ее территории куски. Ну, ничего, мы еще будем в силе, и тогда посмотрим, кто кого. Далее. Бои в Турции и Персии, ничего значительного.

  Переходим к делам России. Антанта высаживает десанты в Мурманске, Архангельске и Владивостоке. Готовится экспедиционный корпус для захвата Баку и кавказских нефтепромыслов. Понятно, под красивые лозунги о защите мирных жителей и своих инвестиций в российскую экономику, союзники решили погреть руки и что-то для себя поиметь. Хоть как, а в их добрые намерения и альтруизм мне не верится, слишком уж явно они показали все свое двуличие перед и во время Великой войны.

  В Сибири произошло восстание Чехословацкого корпуса, который занимает города вдоль железнодорожных магистралей. Пока чехи бьют красных, но и местным белогвардейцам, достается мимоходом. В Томске сформировано Временное Сибирское правительство, по сути, это те самые говоруны, которые сидели в Петрограде и отдали власть большевикам. Кроме них, объявился адмирал Колчак, который назвал себя Верховным правителем России, еще один спаситель отечества. Что хочет, пока неясно и твердой программы не имеет, но воюет с большевиками и собирает армию для похода на Москву. Нам это в помощь, а дальше видно будет. А есть еще и Комитет Учредителей Народного Собрания в Самаре - Комуч, и это правительство тоже имеет некие вооруженные формирования. Жаль, карты под рукой нет, но и без нее могу себе представить, что творится в бывшей Российской империи, от которой остались лоскуты и ошметки, и из которых кроятся новые государства, республики, союзы и среднеазиатские ханства.

  Ничего, Бог даст, еще соберем страну в одно целое, а пока, перейду к новостям местным. В Ростов прибыл полномочный германский представитель майор фон Кохенхаузен, и с ним были подписаны торгово-экономические договора о сотрудничестве. Теперь в Германию пойдет наш хлеб, масло, рыба, нефть и уголь, а взамен, мы уже получили десятки тысяч винтовок, несколько аэропланов, два десятка гаубиц, броневики, много пулеметов, обмундирование и боеприпасы. Так мало того, германцы расщедрились на мощную радиостанцию, и вскоре Новочеркасск сможет общаться со всем миром без всяких особых препон. Как сообщала газета, цена за вооружения вполне приемлемая, новенькая винтовка с двумя обоймами и тридцатью патронами стоит всего один пуд пшеницы. Насчет остального ничего не говорилось, но думаю, что наши правители не должны прогадать, и закупают только то, что действительно необходимо.

  Вторая основная новость, весь месяц не сползавшая со страниц основного печатного органа Донской республики, это самороспуск Добровольческой армии, которая все же дошла до Ростова, остановилась лагерем на левом берегу Дона, и обнаружила, что ее здесь никто не ждет. Города были заранее очищены от всех нежелательных элементов, и те, на кого Деникин мог опереться в своей борьбе против атаманов, находились в исправительных дружинах. Что касается купцов и промышленников, то после Ростовских облав, они осознали, что далее с ними никто церемониться не будет, затихли и денег на пропитание Добровольческой армии не дали ни рубля. То же самое касается и политиков, которые или резко сменили политический окрас, или как господин Родзянко со своими близкими помощниками и соратниками были высланы за пределы Дона, и не абы куда, а в Советскую Россию.

  Деникин и его окружение простояли в нерешительности целую неделю, посылали в Новочеркасск Африкана Богаевского, но сами на поклон в столицу Войска Донского идти не хотели. Наша власть реагировала соответственно, то есть, делала вид, что не замечает добровольцев. Горячие головы в окружении белых генералов предлагали провести в Новочеркасске переворот и силой взять то, что им необходимо, но против добровольцев стояли, как минимум, пять до зубов вооруженных конных полков и Молодая армия, так что такой вариант среди офицерского состава поддержки не нашел. Другие ратовали за новый поход, теперь уже в сторону России, но таких было совсем мало. Как итог, не переборов свою гордость и, не желая сотрудничать с "немецкими подстилками", продавшими Родину за рейхсмарки, вся верхушка Добровольческой армии подала в отставку, сложила с себя полномочия и, бросив своих офицеров на произвол судьбы, отправилась в Новороссийск. Дальнейший их путь лежал в сторону Антанты, где они собирались пожаловаться англичанам на Краснова, Назарова и неблагодарную Кубанскую Раду, которые не поняли их порывов и не пошли под их командование.

  Остатки добровольцев, полторы тысяч отличнейших воинов, остались один на один со своей судьбой. Они начали покидать свои полки и вступать в ряды Донской армии, и так славная история корниловцев и закончилась бы, но у них появился новый командир. Им оказался начальник штаба Шкуровского корпуса, полковник Яков Слащев. Именно он стал тем человеком, который устроил всех, и добровольцев, и Донскую республику. Благодаря его кипучей энергии и хорошим организаторским способностям, Добровольческая армия как птица феникс воскресла из пепла. Только за неделю, при помощи дроздовских вербовщиков, вернувшихся из Киева, и атаманского правительства, добровольцы превратились в полноценную двухполковую бригаду, готовую подчиняться Новочеркасску и драться с большевизмом до конца, и это было только началом их восстановления.

  В остальном, жизнь нашего молодого Доно-Кавказского Союза была почти мирной и на большей части территории, происходили летние полевые работы. На Дону генерал Денисов и возглавивший 2-й Донской корпус генерал Фицхелауров крепко держали границу, а на Кубани окончательно задавили сопротивление красных войск в Черноморской губернии. Что касается Ставрополья, то там действовал Шкуро, и этот, ставший комкором, лихой партизан, наводил на большевиков такой ужас, что от одного только вскрика: "Волчьи сотни идут!", они бежали не чуя под собой ног. Был еще и Кавказ, и там были братья терцы, которые насмерть резались с вайнахами Гоцинского и Узун-Ходжы, но вскоре им на помощь подойдут Бичерахов и казаки Покровского и, зная методы молодого командующего Кубанской армией, в том кто останется победителем, я не сомневался ни минуты.

  Такие вот дела творятся и вершатся за пределами осажденного города Царицына. Дело тем временем уже к вечеру, прошел ужин, перестрелка с канонадой стихли и, открыв окно в сад, обвеваемые свежим ветерком с Волги, за пузатой бутылочкой шустовского коньяка, мы с жандармом разговорились за политику и жизнь. После третьей рюмочки, мы уже вполне приятельски перешли на ты, и неожиданно, Зубов сказал:

  - Константин Георгиевич, у меня к тебе просьба будет.

  - Какая, Николай Николаевич?

  - Ты мой саквояж видел? - он кивнул в угол, где в небольшом шкафчике хранились его вещи.

  - Разумеется, ведь не слепой, и уже заметил, как ты его оберегаешь.

  - А что в нем, знаешь?

  - Расскажи, если хочешь.

  - Там документы, которые изобличают заговор против Российской империи, - ротмистр понизил голос до полушепота, и наклонился ко мне поближе.

  Чуть не рассмеявшись, и с большим трудом сдержав усмешку, я так же, как и Зубов, полушепотом, спросил:

  - Чей, германский, масонский или жидовский?

  - Шутить изволите, господин полковник? - ротмистр, принял обиженный вид и откинулся на спинку диванчика, на котором он сидел.

  - Да, Николай Николаевич, шучу, и не обижайся на такое мое отношение к теории заговора. Просто за последний год их было столько, что голова кругом шла и теперь я уже мало чему верю.

  - И, тем не менее, он был, а я, остался единственным человеком, который может рассказать о нем полностью и пролить свет истины на февральские и октябрьские события 17-го года.

  - Кому и что вы хотите рассказать, господин ротмистр? Никто не хочет об этом знать, и для меня, все февральские и последующие события видятся очень просто. Народ устал от войны, а власть оказалась несостоятельной и проговорила Российскую империю.

  - Это не совсем так, - не согласился Зубов.

  - Тогда, - я разлил еще по рюмке коньяка, - сейчас мы с вами выпьем, и вы мне все расскажете. Ведь, насколько я понимаю, ваша просьба касается именно этих самых документов, которые вы оберегаете?

  - Да, мне нужно избавиться от них, а вы, Константин Георгиевич вхожи в кабинеты ваших правителей, и собранные мной бумаги, могут им помочь в отношениях с Антантой.

  Не чокаясь, молча выпили, и я спросил:

  - Так, значит, заговор Антанты?

  - Именно, - закусив коньяк кусочком осетрины, ответил Зубов, - а точнее, Великобритании. Впрочем, расскажу обо всем по порядку.

  - Ну, что же, внимательно слушаю тебя, Николай Николаевич.

  - В конце декабря 1916-го года я находился в Казани, выявлял местную революционную организацию, но неожиданно для себя, был вызван в Петербург. По прибытии, меня пригласили на прием к министру внутренних дел Александру Дмитриевичу Протопопову, который находился в своем кабинете не один, а с бывшим министром Маклаковым. Сам понимаешь, такие люди, вершители человеческих судеб и я, простой ротмистр Отдельного Корпуса Жандармов. Естественно гадал, в чем же дело и чем я провинился, но вскоре помимо меня прибыли еще девять офицеров, и у всех, чин был невелик. Министр поставил нам задачу, в течении месяца создать боевые группы из преданных монархии офицеров, и быть готовыми к тому, чтобы арестовывать вражеских агентов, работающих на нашей территории, революционеров и распоясавшихся внутренних врагов России. За дело мы принялись быстро и вскоре, наши офицерские отряды были сформированы. Жили мы все за городом и ждали только сигнала к действию. Однако его все не было, а в прессе началась травля министра внутренних дел.

  - Это история, что он болен сифилисом, а оттого и не адекватен? - спросил я.

  - Да, она самая.

  - И что дальше было?

  - Так вот, приказа не поступило, произошла Февральская революция и отречение царя. Наши группы распались, и только в моей оставалось семь, все еще на что-то надеющихся и преданных монархии офицеров. Так прошло еще два месяца и в начале мая, на нас вышел личный порученец Бориса Владимировича Штюрмера, который знал о том, кто мы и где находимся.

  - Штюрмер, который премьер-министром был?

  - Угу, премьер-министр, обвиненный в том, что совместно с Распутиным он готовил сепаратные переговоры с Германией. За порученцем была погоня, полтора десятка революционных матросов из отряда Дыбенко, хотя, матросами они только казались, поскольку бойцами оказались знатными. Между нами произошел бой, почти всех преследователей мы уничтожили, но и нас осталось только трое и умирающий человек Штюрмера.

  - А саквояж, значит, от него?

  - Точно так.

  - И что за документы в нем?

  Ротмистр помедлил, и ответил:

  - Копии писем Керенскому, расписки в получении денег, обязательства о сотрудничестве с британской разведкой людей из высшего света, самых влиятельных особ империи, революционных лидеров, больших чиновников, генералов и даже членов царской фамилии, - у меня невольно вырвалось недоверчивое хмыканье, а Зубов хмыкнул в ответ и спросил: - Имена назвать?

  - Давай.

  - Убийцы Распутина Юсупов и Пуришкевич, между прочим, убивавшие святого старца вместе с британским шпионом Освальдом Рейснером, Великий Князь Дмитрий Павлович, Керенский, Родзянко, Милюков и многие другие, не считая целой армии сочувствующих. Там, - ротмистр кивнул на шкаф, - есть все, и про революцию, и про Ленина с Бронштейном, и про то, как у нас за спиной, наши союзники Российскую империю к развалу приговаривали. Конечно, в большинстве своем это все копии, собранные неизвестными мне агентами охранки и сотрудниками премьер-министра, но верить им можно.

  - Допустим, документы подлинные и не фальшивки... Что с ними делать и как доказать их подлинность вышестоящим начальникам, ведь в измену союзников поверить сложно?

  - Молод ты еще, Константин Георгиевич, - улыбнулся ротмистр, - хороший воин, но политик плохой. Вашим атаманам и не надо ничего доказывать, так как люди они опытные и далеко не глупые. Уверен, они сами разберутся, что к чему. Главное, чтобы эти документы попали к ним в руки, и они их прочли, а дальше жизнь сама все по своим местам расставит. В любом случае, Назаров и Краснов должны знать о тех людях, которые пока еще рядом с ними, но в любой момент, по приказу своих хозяев, ударят им в спину. Предупрежден - значит, вооружен, говорили древние греки, и они были правы. Так как, возьмешь документы?

  - Давай поступим проще. Когда Царицын деблокируют и осада будет снята, сам все доставишь в Новочеркасск, а я сделаю так, что тебе не придется по приемным мыкаться и в очередях стоять.

  - И рад бы, Константин Георгиевич, но опасно это, и боюсь, что не доеду я до Новочеркасска, ведь погоня за мной все равно идет, и из всех офицеров моей группы, только я один и остался. Всех остальных уже догнали, одного красные убили, и я это видел, а двое других еще в прошлогодних боях под Ростовом погибли, когда добровольцы отступали.

  - Так война ведь... Всякое случается...

  - Случается всякое, согласен, но так, что два бывалых офицера после боя застрелены в спины, заставляет задуматься и бежать от опасности как можно дальше и быстрее.

  - Хорошо, документы возьму на хранение, а после того, как красные отступят, к войсковому атаману вместе поедем. Договорились?

  - Да, - после недолгого раздумья ответил ротмистр.

  После такого разговора, мне имелось над чем подумать, а все услышанное, следующим днем необходимо было подтвердить прочтением документов, за которыми якобы охотится британская спецслужба. Ну, это все завтра, а в тот вечер, мы допили отменный коньяк, еще некоторое время поговорили о благословенных минувших годах и, понукаемые просьбами Машеньки Лавровой соблюдать режим, легли спать.

Глава 22

Царицын. Август 1918 года.

  Конец лета. Дни по-прежнему стоят знойные и жаркие, дождей нет, а воздух раскален до такого предела, что в степи, им даже дышать тяжело. Другое дело у Волги, ветерок с реки поддувает свежий и, стоя на берегу, можно представить, что ты находишься не в осажденном городе, а где-то на Черном море. Однако, море где-то далеко, и здесь не пляж, а поле боя, на котором решается, кто и кого переборет в битве за Россию. Ни более и ни менее, а для нас вопрос стоит именно так.

  Вот уже два месяца, не прекращаясь ни на один день, вокруг Царицына кипят ожесточенные и кровопролитные бои. Большевики стремятся отбить город у Волги, вернуть под свой контроль великую русскую реку, а мы не сдаемся и стоим здесь до конца. Хрена им, а не Царицын! Только таким, должен быть настрой наших воинов, и он именно таков.

  В день красные наступают, и мы, бывает, отдаем им окраины, а в ночь, против них выходят пластуны и дроздовцы, и вновь занимают свои оставленные позиции. Враги подтаскивают орудия и начинают с прямой наводки громить оборонительные траншеи и блиндажи, и тогда звучит команда Мамантова: "Конница, в атаку!" и приходит черед моей бригады, баклановцев, гундоровцев и кубанских полков. Стремительный налет, лихая рубка, пена у рта, кровь врагов и неизбежные потери своих боевых товарищей в обмен на большевистские орудия и боеприпасы. Тогда, вступают в бой красные бронепоезда, и наступает черед нашей артиллерии и трех железных монстров: "Кавкая", "Таманца" и "Екатеринодарца", которые досель, не проиграли ни одной схватки, и за это, экипажи дивизиона неоднократно поощрялись медалями, наградным оружием и отличительными знаками.

  Впрочем, вскоре битва за Царицын станет достоянием истории, а не жестокой реальностью. Сегодня генерал Мамантов, как всегда молодцеватый и бодрый, собрал весь командный состав нашей оборонительной группировки на военный совет и мы, командиры подразделений, шесть полковников, понимаем, о чем пойдет речь. Ночью, просочившись через кольцо блокады, в город проник один из кубанских пластунов Андрея Шкуро, и принес нам радостные вести о том, что завтра его, высводившийся после очищения Ставрополья корпус, при поддержке нескольких регулярных конных полков и развернутого в дивизию Корниловского полка, нанесет удар по врагу. Думаю, что наверняка, Мамантов предпримет встречное наступление на соединение со шкуровцами, а потому, все командиры в сборе и готовы получить боевую задачу на завтрашний день.

  Мы сидим за столом в новом штабе Мамантова, комнате для совещаний правления "Грузолеса" на берегу Волги, а генерал-майор ходит вдоль стены, на которой висит карта города с окрестностями и, не спеша, говорит:

  - Господа, как вам известно, сегодня красные прекратили свое наступление на город, и причину вы все знаете. К нам идет помощь, и у Андрея Шкуро, не менее десяти тысяч штыков и пяти тысяч сабель, при сорока орудиях и двух бронепоездах. Завтра он атакует противника и наш долг, помочь ему разгромить красных и отбросить их от Царицына как можно дальше. Возражений нет?

  В ответ генералу, только молчание. Все согласны, что да, пора прекращать свое осадное положение и надо выбираться в чистое поле. Мамантов оглядел всех собравшихся и продолжил:

  - Раз возражений нет, излагаю завтрашнюю диспозицию боя. У красных в направлении на Тингуту двенадцать тысяч пехоты, полторы тысячи сабель, полсотни пулеметов и около двадцати пяти орудий. Личный состав, в основном китайские и мадьярские батальоны, отряды ЧОНовцев и коммунары из центральных областей России. Как нам доносит разведка, командующий вражескими войсками Киров поспешно перебрасывает к Тингуте знаменитые Стальную и Коммунистическую дивизии при поддержке полка латышей. Видимо, он считает, что этих сил достаточно для удержания нас и Шкуро на месте, но он ошибается. Он думает, что мы ударим навстречу Ставропольскому корпусу, а мы нанесем удар в направлении на Ерзовку, Пичуженскую и Дубовку, то есть, пойдем не на юго-запад, а на север, вдоль Волги.

  Присутствующие на совете были удивлены, и первый вопрос задал полковник Дроздовский:

  - Кто идет в атаку?

  - На первом этапе вы, Михаил Гордеевич и пластуны. Начинаете операцию в три часа ночи, а к шести часам утра к вашим силам присоединятся конники Черноморца и Власова, которые должны как клещами обогнуть вражеские части, согнать их в Дубовку и там прихлопнуть. Таким образом, атакующая пехота будет представлять из себя давящий на противника пресс, а конница стенки этого пресса.

  - А Шкуро, он в курсе?

  - По сути, это его план, а не мой, - не стал юлить Константин Константинович, - и наступление Шкуро будет направлено не на восточную или южную группировку врага, а на западную, которая базируется своими основными силами на Кривомузгинскую. Враг станет держаться за Тингуту, а там ему будут противостоять только бронепоезда и небольшие конные соединения. Вопросы?

  - Да. Кто командует Корниловской дивизией?

  - Полковник Кутепов, который оставил Деникина, вернулся из Новороссийска и вновь принял командование Корниловским полком. Этот поступок оценили, и корниловцы первыми из добровольцев были развернуты в дивизию.

  С места привстал Жебрак-Русакевич:

  - Есть опасение, что красные могут заметить уход наших самых лучших и боевых частей с линии обороны, и если так случится, то они быстро сориентируются и начнут новый натиск на Царицын, который ополченцы и полки бывших "исправленцев" могут не выдержать.

  - Будем надеяться на Бога и удачу, - ответил Мамантов, - а так же бронепоезда Демушкина, артиллерию и наших агитаторов, которые с утра пройдут по окопам и объяснят бойцам, что это их последний бой в осаде.

  - Какие силы против нас на северном направлении? - теперь вопрос задал я.

  Мамантов заглянул в небольшой блокнот, куда, насколько я знал, он записывал самые свежие разведданные, и ответил:

  - После ухода Коммунистической и Стальной дивизии, два полка интернационалистов, полк китайцев, Камышинская, Курская, Тамбовская и Саратовская красногвардейские дивизии при тридцати пяти-сорока пулеметах, двадцати пяти полевых орудиях и шести, так нам досаждающих, восьмидюймовых гаубицах "Виккерса". Кроме того, у них имеется два аэроплана и два бронепоезда. Однако опасаться их не стоит, бронепоезда после столкновения с комендорами вашего "Кавкая", до сих пор стоят на станции Качалино и ремонтируются, а аэропланы доставлены без некоторых запчастей и к взлету пока не готовы.

  На этом военный совет был окончен, а следующим днем, началось то, что потом назовут "Царицынским побоищем". В три часа утра, молча, без всякой артподготовки и без поддержки пулеметов, поредевшие полки Дроздовского и мой пластунский батальон перешли в наступление, и тактика Михаила Гордеевича была неизменна, все силы в кулак и стремительный прорыв вражеской обороны на одном небольшом участке. Наши саперы ножницами по металлу в считанные минуты перекусили проволочные заграждения, и не успели красные прочухаться и подняться по тревоге, как бой шел уже на их позициях. Затем, дроздовцы двинулись дальше, занимать Ерзовку, а во вражеских окопах остались пластуны и учинили на позициях вражеской Саратовской дивизии такую резню, что потом даже многое повидавшие в своей жизни санитары бледнели.

  В шесть утра, казачья конница перешла линию фронта, разлилась широким полноводным потоком по привольной степи и разделилась на две части. Власов с гундоровцами, баклановцами, екатеринодарцами и запорожцами идет вдоль Волги, а я со своими двумя полками, забираю влево и обхожу вражескую группировку по флангу.

  С передовой сотней я впереди. За мной полки Зеленина и Шахова. Мы готовы рубить и кромсать, резать и крошить тех гадов, которые два месяца осаждали нас в Царицыне. Вперед! Без остановки! Без сомнений! Без колебаний и всякой жалости к противнику!

  Проносимся около трех верст, и вот он, первый наш сегодняшний бой и первые наши жертвы, двигающиеся по пыльной дороге орудийные упряжки с четырьмя тяжелыми гаубицами. Охрана небольшая, всего рота стрелков из китайских наемников. Винтовочная трескотня, краснокитайцы пытаются отстреливаться и пара казаков падает с лошадей, но остальные, волной накрывают дорогу и этот небольшой вражеский отряд. Всадники проносятся через него и двигаются дальше. Позади живых нет, только трупы, и начало сражения можно считать удачным.

  Вместе с охранной полусотней оттягиваюсь в центр полкового строя, и вперед высылаются дозоры. В версте от нас небольшой хутор, там стоят интернационалисты и вспомогательные подразделения большевиков. Разворачиваемся в лаву и, совершенно неожиданно для красногадов, сверкая сотнями обнаженных клинков, сквозь огонь в последний момент заговорившего пулемета, берем хутор сходу, и никого не жалеем, поскольку сегодня нам не до жалости и пока нам пленные не нужны.

  На этот хутор, названия которого я так и не запомнил, уходит час. Снова в седла и по полуденной жаркой степи, продолжаем свою скачку. Часам к трем пополудни, выходим к Пичуженской, в которой уже полным ходом идет бой. Здесь несколько сотен отважных гундоровцев, считающихся одними из лучших воинов Тихого Дона, совместно с одной ротой дроздовцев, дерутся против всей Тамбовской дивизии красных. Наша помощь, как нельзя кстати. Быстрота, натиск, злость и напор моих казаков, без промедления атаковавших коммунаров с тыла, делают свое дело, и к вечеру, толпы красной пехоты, бросающей свое оружие, устремляются к Дубовке. Давайте, драпайте, все равно там уже наша конница, так что найдется, кому вас встретить.

  Полки останавливаются на ночлег. Подсчитываем потери, снаряжаем винтовочные обоймы и выправляем затупившиеся шашки. Лихих дел мои казачки за сегодняшний день натворили много, будет, что в старости вспомнить. Однако на этом останавливаться нельзя и уже следующим утром, по новому приказу от Мамантова, мы снова седлаем своих коней и направляемся в сторону Качалино. Разумеется, станцию, скорее всего, не возьмем, далековато и без поддержки не справимся, а вот хуторок-другой вокруг нее, вполне можем успеть от красных очистить.

  Вскоре идет боевое соприкосновение. Нас встречают дружным ружейным и пулеметным огнем. Смотрю в бинокль, посреди степи, несколько десятков наспех вырытых окопчиков и в них около двух сотен вражеских солдат. Коль судить по виду, то это вчерашние разбитые тамбовцы. Если с ними сейчас заратиться, то мы их изничтожим, но потери будут большими, а мне этого не надо. Пусть коммунары на месте сидят, здесь воды нет, и деться им некуда, так что все равно позицию бросят и будут вынуждены к одному из населенных пунктов или Волге выйти.

  - Первый полк, по-вод вле-во! Второй полк, по-вод впра-во! - разносятся над степью мои команды и, не принимая боя, конница обтекает готовых стоять насмерть большевиков и идет дальше.

  Вновь скачка и вновь под копытами моего жеребца проносится серая пожухлая трава. Полки смыкаются и полторы тысячи казаков в едином порыве идут по тылам коммунаров, которые сейчас растеряны и не знают где свой, а где чужой. Версты, степь, пыльная дорога, холмы, припекает жара и, неожиданно, моя бригада сталкивается с вражеским конным полком, который идет в походных колоннах и совсем не ожидает встречи с нами. Кто против нас, мы не знаем, но шашки наголо и лава накрывает строй красноконников.

  Вскрики, хрипы, ржание коней, брызги крови на лице, и наше торжествующее: "Ура!". Враги пытались повернуть лошадей, выскочить из боя, но куда там, в родных степях от нас от нас просто так не уйдешь, и падают в пыль тела красных бойцов, которые в бою оказались чрезвычайно слабы.

  Против меня противника нет, выиграна очередная битва и, привстав на стременах, я выкрикиваю: