Если это любовь.
Пальцы смяли фотографию с пятном у лица Вероники и взяли другую.
Погрешности аппаратуры. Такой аппаратуры?!
На втором снимке она прекрасна, чиста и безмятежна.
Так стоит ли спасать этих людей? Если они сами хотят гибели и делают все возможное для последнего шага в пропасть…
Он спасет только ее. И пусть это будет любовь.
За это его накажут. И Ангел-спасатель будет обречен выполнять только черную работу.
Но пока этого не произошло, и светлого лица нежной красавицы еще не коснулась тень смерти, он останется Ангелом-спасателем, тем, кем должен быть по праву возрождения в этом мире.
Пальцы мягко дотронулись до лежавшего рядом с фотографиями Вероники снимка распластанной на полу Инги Стебловой.
Этой уже не помочь. Она сама, по кирпичику, выстроила себе дорогу в ад. Пресыщение — тяжкий грех. Ее наказали, но палач остался недосягаем. Пока, он еще свое получит.
Раздался звонок колокольчика. Тонкие мужские пальцы схватили снимок Вероники и спрятали в карман пиджака.
— Фотографироваться? Анфас? Профиль? Портрет?
Глава 6
Женщины отдаются Богу, когда дьявол
уже не желает иметь с ними дело.
Софи Арну
На свете нет ничего прекраснее шума павильона, в котором снимается кино! Там и тишина, спокойная, рассудительная, когда снимают мелодраму; восторженно-сдерживаемая, когда рождается комедия; проникнутая духом сражения, когда берутся за боевик. Вероника впервые оказалась на съемочной площадке «там, где место не для массовки», где накрыты столики для вип-персон, за которым она сидела вместе с Лилит. Лилит брезгливо морщила маленький носик, двумя длинными пальцами с ярко алым маникюром беря из вазочки хрустящее печенье. Кофе ей тоже не понравился. Она варила гораздо лучше, Вероника с этим фактом согласилась. Вот только ей самой нравилось здесь все!
И как на нее поглядывают любопытные помощники известного режиссера, и как крутится вокруг нее сам Константин Шубин, да что там Шубин! Веронике казалось, что вокруг нее крутится целый мир кинематографа, и перед ее изящными ножками расстилается красная ковровая дорожка. Еще минута-другая и грянут овации, музыка и вдали смутным призраком Победы замаячит Оскар. Нет, сначала будет наша Ника. Ей понравилась игра слов: Веронике — Ника! Замечательно! Восхитительно! Так будут кричать благодарные зрители, облепившие со всех сторон красную ковровую дорожку, и бросать ей вслед букеты.
— Замечательно, восхитительно, — повторял Константин Шубин, просматривая тут же на мониторе только что отснятые пробы. — Я и не сомневался, что все получится. Другой Зулы, кроме Вероники Ветровой, я не видел сразу, как прочитал сценарий! Пробы — чистая формальность, извини, Ника, что отнял у тебя драгоценное время.
— Да, ладно, — пожала та плечами, — все равно делать было нечего…
И осеклась под взглядом Лилит.
— Разумеется, делать было нечего, пришлось все бросать и ехать к тебе.
— Ветрова, та самая Ветрова, будет играть Зулу…
Вероника повернулась на звук голоса и заметила двух толстых девчонок, с которыми вместе мокла под дождем из брандспойта, едва не свалившего ее с ног. Она кивнула девчонкам и улыбнулась, но те не узнали несчастную жертву в облике вполне успешной и стильной будущей звезды экрана. Шубин нахмурил брови, проследив за взглядом Ветровой, прикрикнул, прибежала одна из его помощниц и вытолкала любопытных девиц из вип-зоны.
Вероника вздрогнула, она чуть не опустилась ниже плинтуса, собираясь заговорить с девчонками из массовки. Только этого ей не хватало! Лилит это не понравилось бы, а уж про Шубина и говорить нечего. Этот сноб почище Максима Замятина, чтобы получить у него массовку со словами, нужно так постараться, так постараться, чтоб глаза вылезли из орбит и руки-ноги отваливались. Впрочем, все это должно быть от нее так далеко! Нет, нельзя встречаться с прошлым, нельзя, оно навевает грустные мысли, а хочется думать только о хорошем.
Веронику Ветрову любит камера! Всего пару дублей, и Константин Шубин в восторге.
Да, Вероника талантлива, иначе, как призналась Лилит, она не стала бы иметь с ней дело.
— Партнером будет Олег Капитонов…
Донеслась до Вероники фраза, и она вновь не сдержалась:
— Тот самый Капитонов?!
— Неужели? — скривилась Лилит, наступая Ветровой на ногу. — Тот самый Капитонов, который совсем недавно выкрал дочь у гражданской жены и потом скрылся с чадом за границей? Его еще ищут?
— Он вернулся, — виновато ответил Константин. — Я подумал, что лишние разговоры только помогут нам раскрутить фильм. Пиар он и в Африке пиар…
— Капитонов бегал в Африку?! — удивилась Лилит и громко расхохоталась.
Вероника позволила себе улыбнуться, представив героя-любовника бегущим к крокодилам и жирафам. Ребенок в эту юмористическую картинку никак не вписывался.
— С другой стороны это хорошо, — махнула Лилит, успокоившись, — Максим тебя не будет ревновать.
— А что, — засуетился Шубин, — господин Замятин и Вероника того?
— Что того, — недовольно прервала его Лилит. — заметь, Костик, отныне она для тебя госпожа Ветрова.
— Естствно, — промямлил тот, — раз уж нас господин Замятин ревнует. Нет, — он встрепенулся, поняв, что увлекся, — я ничего! Я все понял, госпожа Ветрова, так госпожа Ветрова.
— Можно просто по имени, — нахмурилась Вероника.
— Ну, если ты разрешаешь, — пожала плечами Лилит. — Да, что еще хотела сказать, Константин. Надеюсь, ты понимаешь, что наши планы не должны совпадать со съемочными днями.
— Естствно, — кивнул Шубин, — никаких проблем.
Вероника усмехнулась, не такой уж этот Костик покладистый. Неизвестно, как он поведет себя с ней без Лилит. Впрочем, имя Максима Замятина его явно заставило хорошенько задуматься. Вероника представила, как Максим на шикарной машине подъезжает к павильону… Нет, лучше пусть это будут натурные съемки, чтобы класс его автомобиля оценили все. Сзади него семенят двое посыльных, один — с цветами в длиной, узкой коробке, другой — с яблоками. Широким жестом Вероника отдает яблоки девчонкам в массовку, им приходится сидеть ночами напролет вечно голодными…
— Ты согласна работать с Капитоновым?
Вероника очнулась от резкого голоса Лилит. Мечты растаяли липким мороженым и уплыли розовой дымкой.
Она кивнула. Какая разница с кем ей придется работать! Хоть с чертом, хоть с дьяволом, хоть самим сатаной, только бы сниматься, сниматься и сниматься ради успеха, славы, признания. Больше ей ничего не надо.
На соседней площадке стояла траурная тишина. Режиссер Корзун поругался с актрисой, такое иногда случается, и все присутствующие боялись повысить голос, чтобы не вызвать новую волну яростной схватки. Солидный лысый мужчина с возрастным брюшком и печальным отсветом в близоруких глазах — режиссер — не согласился со Светланой Надеждиной по пустячному вопросу в выборе костюма. Звезда взъелась на режиссера, разметала половину съемочной площадки и ушла, громко хлопнув дверью. Далеко уйти она не могла, Надеждина не водила автомобиль, а водителя с машиной не потребовала. Значит, как предположил Корзун, закрылась в гримерке и начала рвать и метать. Или метать и рвать, что в ее случае совершенно идентично. В гневе звезда страшна и неуправляема. Лишь новый любовник Иван Молохов знает, как управлять этим вулканом страстей.
Не приведи Господь брать ее в новую картину, Корзун вытирал носовым платком потный лоб и тяжело вздыхал. Закончить бы работу над этой и не видеть стервы Надеждиной хотя бы год! Лучше два. Еще лучше всю оставшуюся жизнь, благо режиссеру уже далеко за пятьдесят.
Она обвинила его в том, что он не Шубин! Не мальчишка Шубин, который разрешает ей все.
Где Молохов?! Обычно он отирается на площадке рядом с ней, сегодня его нет. Загулял! Вот еще один мальчишка! Окружила себя детским садом, и от Корзуна, как от пацана, требует беспрекословного подчинения. Бесится. Словно он один виноват в том, что Шубин взял на роль не ее, а безвестную Ветрову. Да какая Ветрова безвестная! Столько деньжищ угрохано в эту девицу, уму непостижимо. Вчера вечером смотрел «Итоги», ее упомянули как открытие года! Сегодня утром жена включила радио, так и там говорят о новой восходящей звезде экрана. Еще ничего не сделала, а уже говорят. И анонсируют роль Зулы, как будто ее сыграет Мэрлин Монро! Да у этой тощей куклы ничего общего с голливудской красавицей. Корзун гневно откинул газету, где с первой полосы на него приветливо смотрела Вероника Ветрова.
Сука Надеждина, нашла из-за чего ругаться!
И черт бы с ней, пусть бы рядилась в красный цвет, чего он полез к ней, бес попутал…
Пойти, помириться что ли? Надо завершать съемки.
И где этот Молохов?
— Ксения! — режиссер позвал помощницу, — найди мне номер телефона Ивана Молохова.
Та скромно опустила глазки, вытащила свой мобильник и протянула режиссеру.
— Не зря целыми днями здесь ошивается. Изменяет ей, подлец, — в сердцах бросил Корзун и позвонил.
Молохов пообещал, что как только освободится, обязательно приедет. Попросил без него к Светлане не соваться и ждать. Говорил он все это нахально и довольно грубо, Корзун разозлился еще больше.
— Сопляк, — нахмурился он, поднимаясь из-за стола, — будет мне указывать. Ксения, пойдем в гримерку к звезде. Если она раздета, то тебе придется ее оттуда вытаскивать. Мне ждать некогда! Люди тоже ждать не будут, фильм нужно снимать, чтоб ее разорвало и подкинуло.
Комната, временно отведенная для гримерки Надеждиной, была закрыта.
Корзун громко постучал в дверь. От стука ключ выпал и упал на пол с обратной стороны двери.
— Спать, что ли, залегла, корова? — пробурчал режиссер и покосился на помощницу. — Священное животное — корова, однако. Скажи ей, что все ждут.
— Светлана Леонидовна, — постучала помощница, — там народ собрался, вас видеть желает.
— Царица ешть твою меть, — тихо ругался режиссер.
За дверью стояла гнетущая тишина.
— Ксения, — напрягся режиссер, — бабы в ее возрасте храпят? Моя храпит.
— А сколько Светлане Леонидовне? — поинтересовалась Ксения.
— Хрен ее знает, — признался режиссер, — все в девочек играет да в любовь. Надеждина! — прокричал Корзун, изводясь у закрытой двери, — давай поговорим как профессионалы!
Ксения тоже попробовала соврать.
— Светлана Леонидовна, там Иван приехал, у него что-то с машиной, просил вот вам передать…
— Нет, это не женщина, — прокричал режиссер, — это исчадие ада! Сука! Стерва!
И он со всей злости ударил дверь ногой.
Дверь распахнулась, и Корзун с Ксенией замерли на пороге.
Светлана Надеждина лежала посреди комнаты в неестественной позе с широко раскрытыми, полными изумления глазами и не дышала. Ее шикарный бюст не вздымался, приоткрытый рот, четко обрисованный красной помадой, замер в положении полного недоумения. Роскошные пряди рыжих волос разметались по плечам и полу, словно вырвавшиеся на свободу змеи. Руки Надеждиной были раскинуты в сторону, одна из них сжимала… пистолет.
На высоком мраморном лбу чернела маленькая дырочка с запекшейся струйкой крови.
— Кто же тебя так? — озадачено вздохнул режиссер, в некоторой степени понимая убийцу.
— А-а-а-а-а-а! — заголосила Ксения и опрометью кинулась вон.
— Молчи, дура! Зови охрану! — успел прокричать ей Корзун и осел у порога.
Что дальше делать, он не знал, это был первый случай самоубийства в его творческой жизни. Если Надеждина застрелилась из-за их ругани, то он себе этого никогда не простит!
Режиссер схватился за голову. Стерва, она отравила ему жизнь и после смерти. Теперь все будут говорить, что это он довел ее до самоубийства!
— Убил бы, — простонал Корзун, и скупая мужская слеза оросила двухдневную щетину.
На крик сбежались все, кто услышал истерический вопль Ксении, в павильонах гуляло прекрасное эхо. Не удержался от любопытства Шубин, следом за ним побежала Лилит, схватив за руку Веронику. Они прибежали на место происшествия, когда толпа сгрудилась у дверей, а вход перекрывала жалкая фигура режиссера Корзуна.
— Она сама застрелилась, — стонал тот, указывая на лежащую Надеждину, — сама пустила себе пулю в лоб…
— Гримерки становятся опасными для жизни, — печально произнес Шубин. — Вы проверяли ей пульс? Может быть, она еще дышит.
— Я прикладывал зеркальце к губам, — признался Корзун, — она мертва.
— Кто ее? Кто ее так? — шептались вокруг.
— Ой, смотрите, это же Ветрова, наверняка теперь она ее заменит. Инги нет, Надеждиной вот тоже…
Вероника автоматическим жестом полезла в сумочку за очками. Нужно было спрятаться за темными линзами раньше, чем ее узнали и принялись показывать пальцами.
Очки вновь показали страшную картину действительности параллельного мира.
На лбу Светланы Надеждиной красовалась яркая звезда, в центре которой зияло отверстие. Рядом с лицом витало серо-фиолетовое облачко, которое без линз исчезало из поля зрения. Облачко металось из стороны в сторону, создавая иллюзию того, что погибшая дышала.
Вероника внезапно уловила странный запах, исходящий из комнатки.
Так благоухали духи первой-единственной-женщины-фараона Хатшепсуп, смешанные с легким бризом дорогого мужского парфюма. Она обвела глазами комнату, но ничего похожего на глиняный флакон не нашла.
— Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Светлане и Джульетте, — продекламировала Лилит и повела прочь от грустного зрелища потрясенную Веронику.
Ветровой показалось, что она услышала дыхание смерти прямо у своего лица. В памяти услужливо всплыл тот разгульный вечер на яхте, две женщина, сражающиеся за внимание одного мужчины, цунами ненависти, ревности и отчаяния Кристины Валевской, после того, как Иван уехал с Надеждиной. Вероника нисколько не сомневалась, что совершено убийство, только не знала, как это доказать.
— Ты не обязана ничего доказывать, — нахмурилась Лилит, обнимая девушку за талию и ведя ее по длинному коридору к выходу. — Хотя главное доказательство видно всем без вооруженного глаза: Надеждина была левшой, а пистолет ей вложили в правую руку. Сразу понятно, что ее убил посторонний человек. Но к нам это происшествие не имеет никакого отношения. Жизнь продолжается, и она прекрасна!
— Да, жизнь продолжается, — вяло подтвердила Вероника и прищурилась.
Навстречу Лилит и Ветровой широкими шагами уверенного в этой полной неприятностей жизни мужчины к ним двигался Максим Замятин. Он хмурился, по всему было заметно, что печальная новость ему была известна. Вероника поймала в его глазах сочувствие и понимание, отошла от Лилит и бросилась на шею Замятина.
— Это так страшно, так страшно, и оно так близко, — зарыдала она.
— Ничего страшного, девочка, мы с тобой, — обнял ее Максим и ласково погладил по голове. — Там действительно все так плохо? — поинтересовался он у Лилит.
— Пистолет в правой руке, — сказала та, — но дверь была заперта с внутренней стороны.
— Понятно, — помрачнел Замятин. — Когда эта сволочь успокоится?!