Журнал Наш Современник №7 (2003)

— Нет. Продолжительность ночи всего семь часов. Мне придется на день заводить танковые колонны в леса, а к вечеру выводить их из лесов, которых, кстати сказать, на пути мало...

— Но вас в светлое время будут бомбить.

— Да, возможно. Поэтому прошу вас дать указание авиации надежно прикрывать армию с воздуха.

— Хорошо… Ваша просьба будет выполнена. Сообщите о своем марше командующим Степным и Воронежским фронтами.

Двигаясь своим ходом, 5-я танковая армия успела к раннему утру 12 июля занять исходные рубежи в районе Прохоровки, что явилось полной неожидан­ностью для немецкого командования, войска которого уже двигались в северном направлении…”

Рано утром 12 июля началось танковое сражение под Прохоровкой. На небольшом пространстве, зажатом между рекой Псел и железнодорожной насыпью, сближались две танковые лавины. Наши машины на полном ходу врезались в боевые порядки противника. На поле боя перемешалось огромное количество танков. Снаряды, посылаемые с близких расстояний, пробивали броню, взрывались боеприпасы, башни танков от удара отлетали на несколько метров...

Чтобы понять характер боя, надо вспомнить, что в то время новейшие гитле­ровские танки “тигр”, “пантера” и самоходные орудия “фердинанд”, для устрашения разрисованные желто-коричневыми полосами, имели более мощную броню и преимущество в артиллерийском вооружении. Победить такую технику наши танкисты могли только в ближнем бою. Расстреливать танки врага артиллеристы могли тоже только с близкого расстояния. Именно так и действовали наши танкисты, артиллеристы и бронебойщики.

*   *   *

У нас, корреспондентов дивизионных, корпусных, армейских и фронтовых газет, были свои трудности на войне, и главная из них состояла в отсутствии средств передвижения. Мы не располагали никаким транспортом (он был очень нужен для других, более важных целей), а поспевать должны были всюду. Во всяком случае, обо всем важном и интересном, что происходило в частях и подразделениях, мы должны были узнавать чуть ли не первыми. И не только узнавать, а вовремя сообщать в редакции своих газет. И надо было еще найти способ оперативной доставки этого добытого с трудом и опаснос­тями материала в редакцию, которая находилась на почтительном удалении; особенно это касалось газет, являвшихся печатным органом Военного совета фронта, каковой и была газета “За честь Родины”. Она отстояла от линии фронта более чем на сотню километров. По этой причине за все пять месяцев спецкоровской деятельности под Белгородом я побывал в редакции всего два раза. Главным образом из-за смены сезонного обмундирования.

Но были в нашей корреспондентской работе к свои плюсы. Широкие права и обязанности журналиста фронтовой газеты давали нам возможность беспрепятственно передвигаться из одной части в другую, с одного участка боев на другой, а значит, и возможность видеть и знать больше обычного командира и даже генерала. Так, к кульминационному моменту боев я оказался под Прохоровкой: сначала в расположении одного из танковых корпусов, а потом с офицером-направленцем штаба 5-й гвардейской танковой армии добрался до командного пункта генерала Ротмистрова. Выругал он меня, помню, очень крепко (на КНП не должно быть лишних людей, да и строгая маскировка необходима), но разрешил взглянуть через стереотрубу на поле боя, которое потом вошло в историю как Прохоровское танковое сражение. Перед моими глазами простиралось желтеющее пшеничное поле. Просмат­ривалось оно на сравнительно небольшое, километра полтора-два, расстоя­ние. Дальше все тонуло в черном непроглядном дыму, в котором, словно молнии, очень часто сверкали огненные вспышки орудийных выстрелов. Советские танкисты действовали не только огнем, скоростью и маневром своих “трид­цать­четверок” и КВ, но и их ударной массой, часто идя на таран. Над полем боя среди орудийных выстрелов различались душераздирающий скрежет брони и стали, глухие, как тысячепудовый молот, удары огромной массы металла. И это продолжалось с раннего утра до самого заката. Металл плавился, а люди стояли, держались, боролись, стремясь пересилить, сломить танковый напор врага, обратить его вспять, одержать победу. Лишь с наступлением сумерек гул боя стал постепенно стихать. В гигантском “смерче” боя трудно было различить действия отдельных экипажей, и тем более людей. Героизм здесь был как нигде (не считая боев за Москву и Сталинград) массовым. Сражались все, кто мог видеть, двигаться, стрелять, бросать гранаты и бутылки с зажигательной смесью да бить прикладом… Сражение под Прохоровкой, по утверждению военных специалистов, характе­ризовалось частым и резким изменением хода событий на разных направ­лениях, небывалой активностью и решительностью советского командования. На одних участках велись встречные бои, на других — оборонительные, на третьих — наступательные, с отражением контратак противника. “…Поле сражения клубилось дымом и пылью, земля содрогалась от мощных взрывов. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавли­вался с перебитыми гусеницами. Но и подбитые танки, если у них не выходило из строя вооружение, продолжали вести огонь”. Так характеризовал ход самого сражения Павел Алексеевич Ротмистров в своей книге “Время и танки”, которую он любезно подарил мне как участнику тех незабываемых событий, с автографом: “Семену Михайловичу Борзунову в память о Великой Отечест­венной воине на добрую память — от автора. П. Ротмистров. 25.9.72 г.”.

В этой книге Главный маршал бронетанковых войск приводит много примеров героизма, мужества и самоотверженности советских воинов, участвовавших в прохоровском сражении. Горя священной любовью к Родине и жгучей ненавистью к врагу, совершили подвиги лейтенант Бондаренко, механик-водитель сержант Мухамадеев, гвардии майор Филатов и другие. Нельзя без волнения читать строки о героизме и мастерстве танкистов роты, которой командовал гвардии старший лейтенант Калинин. В бою эта рота уничтожила 19 вражеских танков, два броневика, 20 пушек, истребила до 400 гитлеровцев. Автор показывает танкистов не изолированно, а во взаимо­действии с нашими доблестными пехотинцами, артиллеристами, занитчи­ками, связистами…

Убедительно характеризует он решительное превосходство наших танкистов над врагом в мастерстве, приемах и способах ведения боя. Успех сражения был достигнут благодаря огромной работе, которую постоянно вели командиры и политработники по воспитанию у наших воинов высоких мораль­но-боевых качеств, неукротимого наступательного порыва. Этот опыт нельзя забывать, он может принести большую пользу для укрепления дисциплины и морального духа наших вооруженных сил.

Но вернемся к 1943 году. В крупнейшем встречном танковом сражении в районе Прохоровки, в котором с обеих сторон участвовало 1200 танков и самоходных орудий, победу одержали советские войска. Враг, потеряв до 400 танков и более 10 тысяч солдат и офицеров, вынужден был остановиться, а затем повернуть вспять.

…Страшно было смотреть на поле отгремевшего сражения. Оно напоми­нало гигантскую свалку покореженных танков: ведь только с немецкой стороны были выведены из строя сотни боевых машин и множество другой техники. Под Прохоровкой, по выражению маршала Г. Жукова, состоялась настоящая “танковая сечь”. На довольно большой территории всюду валялись обгорев­шие, искореженные танки, раздавленные орудия и минометы. Движение по полю боя на обычном транспорте, помнится, то и дело преграждали воронки и бесконечное множество лежащих в разных позах человеческих тел. Многие еще были живы и просили о помощи…

Уже к исходу 12 июля, когда силы гитлеровцев истощились, стало ясно, что сражение ими проиграно. Нo на Прохоровском поле и в направлении на Яков­лево, на Сторожевое и совхоз “Комсомолец” — на несколько десятков квадратных километров в округе — долго еще гремели взрывы и полыхали зарева пожарищ.

Вот свидетельство рядового очевидца, старшего сержанта — политработ­ника 25-й танковой бригады Леонида Решетникова, с которым меня в те дни свела судьба, выраженное в поэтической форме:

 

И стихла битва,

словно истощила

Все силы.

И умолкло все кругом,

Как в час,

когда гроза теряет силы

И катится за холм утихший гром.

И то железо,

что весь день визжало,

Стреляя и моторами звеня,

Сейчас на поле грудами лежало

И догорало в отблесках огня…

 

После июльских боев Леонид Решетников был переведен на работу в газету 5-й гвардейской танковой армии. Тогда-то я и привлек его к сотрудничеству с нашей редакцией: он время от времени посылал в газету “За честь Родины” свои заметки о людях своей армии и, конечно, свои стихи. В 1947—1951 годах мы вместе учились в Военно-политической академии имени В. И. Ленина и много лет работали в военной печати, находясь на одних и тех же рубежах литературного фронта. Он выпустил несколько поэтических сборников и стал известным поэтом, лауреатом Государственной премии РСФСР имени М. Горького. В конце 80-х годов тяжело заболел (сказались фронтовые раны) и вскоре умер в Новосибирске, где много лет возглавлял писательскую организацию. В дни 60-летнего юбилея Прохоровского сражения очень хочется вспомнить добрым словом этого отважного воина, талантливого писателя и автора журнала “Наш современник”.

 

Планируя новый мощный танковый удар с прохоровского рубежа через Обоянь на Курск, намецкое командование стремилось любой ценой добиться реванша за сталинградскую катастрофу, переломить ход войны в свою пользу и тем самым открыть себе путь на Москву. Перелом действительно произошел, но не в пользу немецких, а наших, советских войск. Была окончательно сорвана попытка противника пробиться к Курску с юга. К этому времени значительные успехи были достигнуты на Центральном фронте в районе Орла. К активным действиям перешли войска Западного и Брянского фронтов. Все это означало окончательный провал гитлеровского плана “Цитадель” (кодовое наименование операции лета 1943 года в районе Курского выступа). 3 августа началось контрнаступление Воронежского и Степного фронтов на Белгородско-Харь­ковском направлении. Сломив оборону противника, наши войска освободили Белгород и одновременно Орел.

*   *   *

Каждый раз, когда мы, участники тех исторических событий, бываем на местах былых сражений или встречаемся с однополчанами, с фронтовыми побратимами, воспоминаниям не бывает конца. И уж во всяком случае, никогда не забудется тот радостный, светлый августовский день 1943 года. В тот день в Москве прозвучали артиллерийские залпы первого в Великой Отечественной войне победного салюта. Таким традиционным русским ритуалом наша страна отметила подвиг своих верных сынов, освободивших от немецко-фашистских захватчиков Орел и Белгород, разгромивших отборные гитлеровские войска в гигантской битве на Курской дуге. В ходе обороны, а затем контрнаступления наши войска разгромили до 30 отборных дивизий, из них семь танковых и моторизованных. Противник в общей сложности потерял более полумиллиона человек, до 1500 танков, 3000 орудий, а также более 3700 самолетов.

Так победоносно завершились бои, начатые под Воронежем зимой 1943 года. Но война Великая Отечественная, война всенародная грозно и долго еще будет греметь над полями и городами нашей Родины, пока фашист­ская армия не подвергнется сокрушительному разгрому в собственном логове и над поверженным Берлином не взметнется алый флаг нашей полной и окончательной Победы. Его с гордостью водрузят мужественные воины Совет­ских Вооруженных Сил, вынесших на своих плечах основную тяжесть войны и сыгравших решающую роль в разгроме гитлеровской Германии и милита­ристской Японии.

Все дальше в прошлое уходят события Великой Oтечественной войны. Зарубцевались раны кровавых схваток. Перепаханы траншеи и окопы на полях сражений. Но не предается забвению ратная доблесть героев. Она хранится в памяти народов, живет в бронзе и граните монументов славы. Ее как боевую эстафету надлежит принять нынешнему поколению защитников Отечества, если они дорожат всем, что создано народом для блага всех тружеников Россий­ского государства.

 

 

 

Дмитрий Ильин • Что нам делать с марксизмом? (Наш современник N7 2003)

ДМИТРИЙ ИЛЬИН

ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ С МАРКСИЗМОМ?

 

(Размышление по поводу книги С. Кара-Мурзы

“Истмат и проблема Восток — Запад”)

 

Творчество С. Кара-Мурзы — яркое явление в современной публицистике: неординарный строй идей, жажда диалога, откровения, что будоражат мысль оппонента, постоянно держат ее упругой и напряженной. И дело здесь не в банальной полемике, хотя и она органично дополняет остро-ритмический рисунок творчества С. Кара-Мурзы. Тут не спор важен сам по себе, а движение мысли, им заданное. С. Кара-Мурза подвигает нас к собору мнений, через спор к со-творчеству.

Разговор об истмате как о тактической задаче оппозиции может пока­заться просто абсурдным: да кто ж его, “бедолагу”, знает сегодня? Пять с половиной ученых? Будем справедливы, основной массой людей он забыт напрочь (да и был-то в свое время для студентов “нагрузкой”, как неходовой товар в предпраздничном продовольственном наборе). Во всяком случае, истмат (а шире — марксизм) не является сегодня политической идеей, которая бы “овладела массами”.

Но С. Кара-Мурза не политик. Он ученый, а шире — крупный мыслитель. Из тех, кто исследует, активно воздействует и движет вперед дремотное сознание русской нации. Поэтому он мыслит объемно, стратегически, опережая политическое время. Сегодня, как никогда, важно именно ДВИЖЕНИЕ мысли, чтобы в будущем она могла “выйти” на конкретные политические идеи, которые “овладеют массами”. И, конечно, только тогда (на это впервые указал марксизм) мы сможем рассчитывать на успех.

Русский народ ждет этих спасительных идей. Он ждет их, страдая. А страдания эти — от Величайшей Смуты. От нее же — очищение и воскрешение.

Все смуты на Руси от одной беды — это плата за самоотречение от своего самобытного пути как при монархии, так и при социализме. Уроки смут не идут на Руси впрок. Значит, Высшей Судьбе была угодна другая, более действенная школа, более жестокий урок. И история подарила его! Быть может, и впрямь клин клином вышибают.

Это бесконечное терпение Иова в сознании русского народа, очевидно, можно “выбить” клином самых жесточайших испытаний. Чтобы навсегда отбить ТОТАЛЬНУЮ охоту к либеральной заразе.

Да, судя по всему, это Божий промысл. Великое переустройство русского ума началось! Господи, благослови. Воскреси память народа.

Ведь в том и состоит величайшая и судьбоносная роль советской истории, что она доказала историческую НЕОБХОДИМОСТЬ и BOЗМОЖНОСТЬ социализма на Руси. Есть много веских объективных причин крушения социализма, но это был воистину ИСТОРИЧЕСКИЙ УРОК — из тех, что не исчезают никогда, но повторяются на новом витке диалектической спирали в обновленной и более жизнестойкой форме. Ибо социализм явил СУЩНОСТЬ русского бытия в государственной практике России — единство в братстве и справедливости, — точно так же, как Запад в социальной жизни утвердил свою сущность — капитализм.

Вот почему заслуга С. Кара-Мурзы поистине неоценима. Он, по сути дела, ставит вопрос ребром: без решения коренной проблемы — определения места и роли истмата в русском социализме — плодотворное развитие идей социализма невозможно.

“Истмат, — напоминает С. Кара-Мурза, — основан на системе постулатов, которые вместе создают целостную и УБЕДИТЕЛЬНУЮ (выделено мною. — Д. И. ) картину развития общества — наподобие евклидовой геометрии”.

Кратко это выглядит так: смена общественных формаций — первобытный строй, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм — закономерна . А сам закон формулируется следующим образом: уровню производительных сил (человек плюс техника) должен соответствовать характер производст­венных отношений (экономические отношения между людьми и способ распределения общественного продукта).

Обнаружив закономерность в смене общественных формаций, Маркс пришел к выводу, что на смену капитализму придет более прогрессивный строй — коммунистический.

Капитализм “подвел” Маркса. Он оказался более гибким и более сложным явлением, он “неоправданно” затянулся. Будем, правда, иметь в виду, что история не вчера началась и не завтра кончится.

С. Кара-Мурза ревизует истмат достаточно широко и основательно. Однако основной вектор критики направлен не в сторону классиков, а в сторону советской идеологии, которая всецело опиралась на истмат.

“Не так прочитали”, “исказили”, “не на том сделали акцент” — это классическая терминология в компании разномыслящих интерпретаторов. Не составляет в этом смысле исключения и полемика С. Кара-Мурзы с советским истматом.

Мы не касаемся теоретических аспектов полемики и рассматриваем только те важные пассажи его критики, которые затрагивали практическую сторону советской жизни и которые дают еще один повод для осмысления недавнего прошлого.

Тезис первый.

По мнению автора, вина советской власти в “беззащитности сознания людей” в большей степени “в том, что в головы нескольких поколений внед­ряли искажающий реальность способ понимать общество в его развитии — так называемый “вульгарный исторический материализм”.

Что же такое “вульгарный” истмат? Это тот, оказывается, который “с классиками марксизма, а тем более с Лениным... имеет мало общего”.

Вот такой убийственный приговор. Мало того, что “вульгарный”, так этот истмат еще всех советских людей идейно разоружил и сделал беззащитными.

Вольный тезис. Он вызывает мгновенную недоуменную реакцию: а если бы изначально советский истмат “сделали” “правильным”, то прошлая жизнь, надо полагать, была бы слаще и державу сберегли. Так? Вопрос, как мне кажется, позволяет создать первичное ощущение от заявленной в книге темы — ощущение какой-то упрощенности, обманчивой простоты.

Однако все по порядку. “Вульгарный”... Когда выше излагались постулаты истмата, я, цитируя С. Кара-Мурзу, выделил прописными буквами слово “убедительную”. Этим словом автор предвосхитил описание постулатов истмата, повторюсь, как “убедительную картину развития общества”. Так вот, такой (и никакой другой!) “убедительный” истмат изучал я сорок лет назад (а значит, и все мое поколение). Я помню эти постулаты, как “Отче наш”.

Свой искренний и оправданный гнев С. Кара-Мурза обрушивает на авторов учебника 80-х годов по истмату В. Келле и М. Ковальзона, которые не только вольно и бездарно преломляли постулаты истмата на советскую действительность, но и в “перестройку” оболгали советский строй. Ну и что? Таких холуев, особенно из бывших идеологов, — тьма.

Мне кажется, С.Кара-Мурза как-то уж очень “заоблачно”, излишне рафинированно судит о восприятии истмата студентами, в основе своей людьми молодыми, малоискушенными в премудростях науки, оторванной от жизни.

Самое важное: любые “брехуны” по типу “келлековальзонов” не могли отменить или исказить тот “убедительный истмат”, который кратко описал сам С. Кара-Мурза. Ведь в этом и суть этой придуманной проблемы,— все, кто изучал истмат, в полной мере были ознакомлены с его каноническими постулатами, которые “убедительны”.

Так они, эти постулаты, и воспринимались, они единственно и помнятся, поскольку значительны по смыслу. А все остальное — “творчество” “келлеко­валь­зонов” — сдавалось на экзамене, как в утильсырье: “вываливалось” из памяти и ...забывалось напрочь.

И потому “вульгарный истмат”, вопреки мнению С. Кара-Мурзы, на сознание людей никакого влияния не оказывал. Не “вооружал” сознание, не “разоружал”.

Тезис второй.

В идеологическом истмате с самого начала был, по мнению С. Кара-Мурзы, сделан “фатальный шаг”: в своем учебнике “Теория исторического материализма...” автор Н. Бухарин разделил философию марксизма “на два почти не связанных раздела” (С. Кара-Мурза) — истмат (исторический материализм) и диамат (диалектический материализм).

И вновь сознание “сверлит” недоумение: вот не раздели Бухарин марксизм в учебнике, и все наши советские проблемы, надо думать, разрешились бы без развала СССР. Так?.. Курьез.

Ай да Бухарин! Ну, шельма! То-то его имя так обхаживают нынче либералы! Знать, ему было ведомо, какую мину он подложил аж в 21-м году под советскую власть, доведя в конце концов до беззащитности наше советское сознание.

Суть содеянного проста: из истмата как бы “изымается” диалектика, и он превращается в застывшую догму. Beдь не случайно С. Кара-Мурза как бы мимоходом бросает: истмат и диамат “почти не связаны”. (Очень забавно здесь выглядит слово “почти”.) Но автор не только констатирует, он еще и язвит в адрес Бухарина: “... советский истмат был слеплен в партийных “лабораториях”... на потребу дня... для оправдания практики”.

Пафос автора понятен: Бухарин — русофоб, гонитель Есенина. В патриотических кругах это хорошо известно. Но вот незадача! Идею Бухарина о “разделении” подхватил Сталин, который в 38-м году даже опубликовал работу “О диалектическом и историческом материализме”. Что же получается? Неужели сам Иосиф Виссарионович — вольный участник развала СССР, изначально и последовательно формировавший “беззащитность” советских людей?

Из чего исходит автор книги, настаивая на “несвязанности” истмата и диамата? Где эта “несвязанность” декларируется, аргументируется, реализуется, наконец? (Давайте условимся, — речь пока идет только о декларациях, о практике разговор впереди.) Не могу взять в толк, откуда такие сведения, этот “фатальный” взгляд, это беспочвенное пророчество? Я мог бы понять озабоченность уважаемого ученого, если бы “изъятая” диалектика объявлялась “вне закона”, как, скажем, в свое время “генетика” и “кибернетика”. Напротив! Слово “диалектика” — дежурное в советской идеологии. Читаем в “Философском энциклопедическом словаре”: “Научный диалектический метод познания (в рамках диамата. — Д. И. ) является революционным, ибо признание того, что все изменяется, развивается, ведет к выводам о необходимости уничтожения всего отжившего, мешающего историческому прогрессу”.

Ведь это тоже нам “вбивалось” в голову, как и, по мнению С. Кара-Мурзы, “вульгарный истмат”. “Все течет, все изменяется” — под этот рефрен мы изучали марксизм, и в частности истмат. И не было недостатка в декла­рациях на всех уровнях о диалектике, о трудной, но всепобеждающей борьбе новаторов с консерваторами. А уж как осуждали, высмеивали, язвили по поводу замшелого консерватизма и догматизма! Разве это не прививало сознанию понимание диалектики? Больше того, разве смена общественных формаций, по истмату, — это не высший “пилотаж” диалектики?

Мне кажется, Бухарин разделил истмат и диамат просто с методоло­гической точки зрения, как разные предметы по содержанию, которые в таком виде проще изучать. Истмат — наука об изменении общественных формаций, а диамат — диалектический метод познания мира. И нигде — ни звуком, ни словом о том, что истмат должен изучаться вне рамок диалектики. И вполне вероятно, что сам Маркс дал повод к такому “разделению”, когда объявил о “своем диалектическом методе”: “Мой диалектический метод по своей основе не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью”. (Еще раз повторюсь: речь пока идет только о декларациях.)

Тезис третий.

Как мне представляется, самый важный, базисный тезис книги.

Начинается он неожиданно и даже странно: вдруг выясняется, что постулатов-законов в истмате вовсе и нет. Можете себе представить: их, оказывается, просто в природе не существует. Такие “законы”, утверждает С. Кара-Мурза, — это “вера, никаких доказательств их существования нет”,

Прочитав это, я, признаюсь, опешил. Вот так “удар” по истмату! Да такой, что мгновенно вышиб из памяти ставшее для меня клише-утверждение С. Кара-Мурзы об “убедительности” постулатов-законов.

“Так что же есть?” — вконец теряюсь я.

А есть, оказывается, “метод”. Классики, как известно, от “законов” не отказывались, но в нескольких своих оговорках обмолвились о “методе”. Что, дескать, их истматом нельзя пользоваться “как шаблоном”, а именно как “методом”, как “руководящей нитью при исторических исследованиях” (Маркс). Энгельс: “Весь подход Маркса к рассмотрению вещей есть не доктрина, а метод. Он не дает готовых догм, а только лишь отправные точки для исследования и метод для такого исследования”.

И все же. Маркс открыл законы истмата. Вдумаемся — ЗАКОНЫ истори­ческого развития! То есть развития, происходящего с необходимостью по правилам, описанным законом. В этом ведь и смысл самого понятия “закон”. И вдруг на тебе — не закон, а метод: если годится для анализа конкретного исторического развития — применяй, не годится — не применяй. Братцы, помилосердствуйте: ведь это две абсолютно противоположные по смыслу идеи истмата!

Противоречие. С. Кара-Мурза разрешает его изобретательно.

Он и принимает “законы” как “простую и убедительную модель истории” для пролетарской революции (правильней сказать, принимает по умолчанию — не протестует и не оценивает упрощение истории, сделанное Марксом “под” законы), и одновременно автор отказывается от “законов”: это “вера, никаких доказательств их существования нет”.

Итак, нам предлагается к рассмотрению “метод”.

Если “законами” Маркса мы худо-бедно сможем объяснить смену общественных формаций, то что можно объяснить “методом”? Кто объяснил хоть что-то с помощью “метода”? Кто “видел” хоть раз эту шаманскую “руково­дящую нить”? Что? Где? Когда? Применялся “метод”? Как им пользоваться? Где те разящие примеры, в которых “метод” практически и убедительно явил торжество гибкой диалектики в укор прямолинейному догматизму “законов”?

(Здесь необходимо заметить, что С. Кара-Мурза во многих своих работах и в книге тоже очень часто ссылается на идеи итальянского коммуниста Антонио Грамши. Причем частота обращений и ссылок так велика, что впору говорить о том, что главный интерпретатор марксизма в текстах С. Кара-Мурзы, видимо, и есть Грамши, а автор книги обрамляет его идеи смысловой каймой и, безусловно, добавляет, развивает их.)

Молчит С. Кара-Мурза, безмолвствует Грамши.

И в этой красноречивой тишине что-то вдруг проясняется. “Метод”! Ведь это же есть не что иное, как TBOРЧЕСKOE исследование исторической конкретики. Иначе говоря, творческое применение марксизма в практике. Так, по сути дела, “метод” трактуют классики.

О, эта песнь! Знакомая до слез, до “припухлых желез”. Уж мы напелись и наслушались их всласть! Ведь все постановления всех пленумов ЦК, все решения съездов партии, все речи вождей всегда считались и деклари­ровались как “творческое применение и развитие марксизма-ленинизма”. Дело в этом направлении доходило до курьезов, до абсурда, до дикости неописуемой.

Весьма выразительно иллюстрируют эту тему давние роковые события нашей истории, непосредственными участниками которых были мои близкие друзья (из первых рук!). О них почти ничего не известно широкой публике. (Допускаю весьма незначительные неточности в хронологии.)