Помоги проекту - поделись книгой:
Роберт ван Гулик
ЗНАМЕНИТЫЕ ДЕЛА СУДЬИ ДИ
Подлинный китайский детективный роман XVIII века «Ди Гун Ань»
Предисловие Роберта ван Гулика
1
Многие годы западные писатели детективной литературы время от времени пытались вводить в свои книги «китайский элемент». Тайны самого Китая или китайских кварталов в некоторых зарубежных городах зачастую использовались как средство для привнесения в сюжет мистической и экзотической атмосферы. Суперпреступники, такие как доктор Фу Манчи Сакса Ромера, или суперсыщики, подобные китайскому полицейскому Чарли Чену Эрла Д. Биггерса, стали почти так же известны нашим читателям, как гроза полиции великий лорд Листер или сам бессмертный Шерлок Холмс.
Поскольку китайцев в большинстве случаев в нашей популярной детективной литературе представляли в ложном свете, то будет вполне справедливым на сей раз дать им возможность самим поведать свои истории, тем паче что данное направление в литературе было прекрасно развито в Китае за десятки столетий до того, как на свет родились Эдгар Аллан По и Артур Конан Дойл.
Короткие новеллы о таинственных злодеяниях и разоблачениях преступников создавались в Китае уже более тысячи лет тому назад, а знаменитые сыщики, фигурировавшие в них, воспевались в рассказах бродячих сказителей и в театральных пьесах на протяжении многих веков. Более крупные образцы китайского детективного жанра появились позднее, около 1600 года, расцвет их пришелся на XVIII и XIX столетия. Длинные детективные истории были и до сих пор остаются популярными в Китае. Даже сегодня имена великих сыщиков древних времен знает и любит вся страна, они хорошо знакомы как старикам, так и молодежи.
Насколько мне известно, ни одна из таких китайских детективных историй даже не была полностью опубликована на английском языке. Случайные выдержки или переводы фрагментов появлялись в китаеведческих журналах, и несколько лет назад Винсент Старретт опубликовал краткий, но очень недурной обзор нескольких наиболее известных из этих романов под названием «Праздник книгочея» (Bookman’s Holiday, New York, 1942). Отсюда следует, что западным студентам китайский детективный роман малодоступен; хотя наиболее известные китайские исторические новеллы и «romans de moeurs»[1] изданы в прекрасных и полных переводах.
Причина такого положения дел, наверное, в том, что эти китайские детективные романы не слишком привлекательны для широких слоев западных читателей, хотя, как правило, они хорошо написаны и весьма интересны для студента-китаиста. За свою долгую историю китайский детективный роман приобрел характерные черты. Эти романы, разумеется, вполне удовлетворяют вкусы местных читателей. Но китайские требования, предъявляемые к детективной истории, весьма сильно отличаются от европейских, и поэтому эти романы могут разочаровать наших любителей детективных историй, которые ценят их как развлекательное чтение.
Китайские детективные истории имеют пять основных признаков, малоприемлемых для нас.
Во-первых, преступник, как правило, официально представляется читателю в самом начале книги: дается его полное имя, история жизни и причина, побудившая его совершить преступление. Китаец хочет получить от чтения детективного романа такое же чисто интеллектуальное наслаждение, какое он получает, наблюдая за игрой в шахматы: поскольку изначальная позиция обеих сторон известна, то интерес представляют каждый ход сыщика и контрмеры, предпринимаемые преступником, а в конце этой игры неизбежно следует «шах и мат», то есть полное поражение преступника. Мы же, напротив, любим строить догадки, а для этого личность преступника должна быть окутана тайной до последней страницы книги. Таким образом, в большинстве китайских детективов элемент подозрения отсутствует. Читатель с первых страниц узнает ответ на вопрос, который представляет для нас основной интерес: «Кто совершил преступление?»
Во-вторых, китайцам присуща некая врожденная любовь к сверхъестественному. Духи, призраки и демоны привольно разгуливают по страницам большинства китайских детективных историй; животные и кухонная утварь могут представать свидетелями в суде, а сыщик порой не отказывает себе в удовольствии совершить небольшую экскурсию в царство мертвых, дабы обменяться мнениями с судьями китайского Загробного мира. Это противоречит нашему принципу, предполагающему, что детективный роман должен быть как можно более реалистичным.
В-третьих, китайцы привыкли жить размеренно и неторопливо, в силу чего они проявляют огромный интерес к деталям. Отсюда и все их романы, включая детективные истории, написаны в пространном повествовательном стиле, уснащенном длинными стихами, философскими отступлениями и тому подобным, не говоря уже о том, что все официальные документы, касающиеся преступления, должны быть процитированы полностью. Вследствие сказанного большинство китайских детективов представляют собой объемистые тома, содержащие более сотни глав, и каждый из них при переводе может составить несколько печатных томов.
В-четвертых, китайцы обладают удивительной памятью на имена и неким шестым чувством относительно семейных связей. Образованный китаец способен без малейших усилий с ходу назвать порядка семидесяти или восьмидесяти родственников, безошибочно упомянув их имена, фамилии, звания и точную степень родства, причем словарный запас китайского языка в этом отношении является удивительно богатым. Китайскому читателю нравятся «густонаселенные» романы, и в итоге список действующих лиц одного романа достигает пары сотен, а то и больше персонажей. Наши современные детективные романы в основном имеют всего около дюжины основных героев, и тем не менее с недавних пор издатели стали считать необходимым выводить список действующих лиц в начало книги для удобства читателя.
В-пятых, у китайцев весьма своеобразный взгляд на то, что должно быть описано в детективном романе и что вполне может быть оставлено на воображение читателя. Нам во всех подробностях необходимо знать, как совершалось преступление, однако нас мало волнует, какое именно наказание вынесут преступнику. Если он не падает на своем самолете в море, или не срывается с отвесной скалы в автомобиле, или не удаляется со сцены каким-то иным путем, то мы оставляем его в конце книги, смутно подозревая, что его ожидает палач или электрический стул. Китайцы же, напротив, ожидают полного отчета о казни преступника со всеми страшными и ужасными подробностями. Зачастую также китайский писатель вводит своеобразное «дополнение» — полное описание наказания, полученного несчастным преступником в Загробном мире уже после его земной казни. Такое окончание, необходимое для удовлетворения китайского чувства справедливости, совсем не нравится западному читателю, поскольку он твердо знает, что лежачего не бьют[2].
Если в добавление к вышесказанному вспомнить, что китайский автор, естественно, считает само собой разумеющимся отличное знакомство своего читателя с местными законами, обычаями и традициями, то станет понятным: перевод китайского детективного романа для широкой западной аудитории подразумевает его значительную переделку, и даже тогда страницы такого перевода будут изобиловать сносками и примечаниями. Справедливо заметить, что изредка встречающиеся сноски придают детективной истории вящую достоверность, как, например, в романе Вана Дайна, описывающего подвиги Фило Вэнса, однако читателю вряд ли понравятся многочисленные и длинные сноски на каждой странице.
Таким образом, поскольку я решился представить на суд западных любителей детективной литературы полный перевод китайского детективного романа, то моей основной задачей было достижение того оптимального сочетания чисто детективного расследования, представляющего общечеловеческий интерес, с минимизацией оговоренных выше особенностей, свойственных китайской литературе.
Я полагаю, что мне удалось найти такой баланс при переводе «Ди Гун Ань», китайского детективного романа XVIII века, написанного неизвестным автором.
Этот роман соответствует нашим привычным требованиям, то есть личность преступника выясняется далеко не сразу, и в сюжете отсутствуют излишне фантастические или сверхъестественные элементы, число персонажей ограничено, сюжетная линия не обременена неуместными подробностями, что позволило этой истории остаться относительно короткой. В то же время сам сюжет весьма оригинален, а роман написан в хорошем стиле с разумным сочетанием трагических и комических элементов и с использованием хорошо знакомых нам приемов, которые позволяют держать читателя в напряжении. Роман вполне соответствует нашим современным требованиям, действующий в нем сыщик обладает редкостным умом и изобретательностью, и мы с увлечением следим за его приключениями. Кроме того, в этом романе вводится один новый литературный прием, который, насколько мне известно, не использовался в нашей популярной детективной литературе, и суть этого приема в том, что сыщик одновременно расследует три разных преступления, совершенно не связанных между собой, каждое из которых имеет свою предысторию и своих действующих лиц.
Далее, автор «Ди Гун Аня» проявляет редкостную сдержанность в отношении нравоучительных лекций. В сущности, мы встречаем лишь одно такое отступление, и то в самом начале, во вступительных авторских замечаниях. И было бы непростительным оскорблением многовековой китайской литературы, если бы это авторское размышление на тему морали было опущено.
Самым слабым местом китайских романов, на наш европейский вкус, все-таки остается наличие сверхъестественных событий. Однако в «Ди Гун Ане» подобные элементы появляются всего лишь дважды, и в обоих случаях их можно назвать вполне приемлемыми, поскольку подобные явления часто обсуждаются в парапсихологической западной литературе. К тому же они не являются решающим фактором в раскрытии преступлений, ибо просто подтверждают дедуктивные умозаключения, уже сделанные сыщиком, и побуждают его к анализу преступлений. В первом случае мы встречаемся с появлением духа убитого мужчины около его могилы. Даже в западных странах широко распространена вера в то, что душа насильственно убитого человека остается рядом с телом и может тем или иным путем заявлять о своем присутствии. Второй случай представляет собой вещее сновидение, которое посещает сыщика в то время, когда он в крайней тревоге и озабоченности размышляет над загадками двух преступлений. Сон подтверждает его подозрения и помогает ему увидеть некоторые известные факторы в правильной связи. Этот отрывок из главы 11 может заинтересовать наших студентов, изучающих психологию снов.
В данном романе мы также находим весьма страшное описание пыток, которым подвергаются обвиняемые во время заседаний суда. Читателю придется смириться с их существованием. Сцена казни в последней главе, наоборот, представлена в значительно более сжатом и не обремененном натуралистическими подробностями виде, чем во многих других китайских детективных романах.
Особое внимание привлекает короткая интерлюдия, вставленная в середину романа, между главами 15 и 16; на первый взгляд эта пьеса не имеет абсолютно ничего общего с основным сюжетом. Такая весьма интересная черта присуща большинству более коротких китайских повестей. Интерлюдия всегда пишется в форме одной сцены из китайской театральной пьесы: появляются несколько актеров и начинают диалог, сопровождаемый песнями, как это обычно бывает на китайской сцене. Актеры обозначены только специальными сценическими терминами, такими как «молодой мужчина», «благородный отец семейства» и так далее. В данном случае сам читатель должен проявить сообразительность и догадаться, каких персонажей романа они изображают. Интересно также, что в такой интерлюдии нам дается некое непосредственное представление о подсознательных желаниях основных персонажей. Они перестают сдерживать и подавлять свои чувства. В некотором смысле подобные китайские интерлюдии являются аналогом краткого описания психологических особенностей характеров в наших современных романах. Древние китайские писатели никогда не увлекались психологическим анализом героев, которых они описывали, но давали читателю возможность заглянуть в сокровенные мысли и чувства своих персонажей именно с помощью таких театральных интерлюдий или сновидений. Такой прием «сна во сне» или «пьесы в пьесе» также с давних времен использовался и западными писателями, в качестве примера можно привести всем известного «Гамлета», акт 2, сцена 2.
Хотя в нашем романе не слишком сильно проявляются некоторые специфические черты традиционных китайских повествований, тем не менее «Ди Гун Ань» остается безусловно китайским по характеру. В нем достоверно описаны методы работы древних китайских сыщиков и те проблемы, с которыми они сталкиваются в ходе расследования преступления, а также указаны пути и окольные дорожки, по которым бродят китайские преступники. Эта повесть в то же самое время дает читателю хорошее представление об обеспечении правопорядка в Древнем Китае, знакомя его с основными статьями древнего Уложения о наказаниях (т. е. китайского Уголовного кодекса) и, наконец, с китайским образом жизни в целом.
Говоря о содержании этого романа, можно заметить, что в нем описываются три преступления.
Первое уместно назвать «Двойным убийством на рассвете». Это грубое убийство, совершенное с целью наживы. Данное дело знакомит нас с теми рисками, которые подстерегали бродячих торговцев. Они дешево покупали шелк-сырец во время сезона его сбора в провинции Цзянсу и затем выгодно продавали его, странствуя по северным провинциям. Эти бродячие торговцы были выносливыми и сильными людьми, расчетливыми дельцами и отличными бойцами, знакомыми со всеми опасностями больших дорог. Вместе с ними читатель отправится странствовать по знаменитому шелковому пути провинции Шаньдун, познакомится с хитрыми владельцами шелковых складов и хозяевами гостиниц, повстречается с бандами грабителей и другими персонажами, которым эта дорога обеспечивает средства к существованию.
Участниками и свидетелями второго дела — «Странный труп» — являются жители маленькой деревни. Это преступление, спровоцированное страстью, оказывается необычайно трудным для расследования. Реалистичнее всего здесь выписан образ женщины, которую подозревают в совершении убийства. Хотя она всего лишь жена скромного лавочника, но своей железной волей и огромной силой духа напоминает одну из вдовствующих императриц последних лет империи, а также других женщин, сыгравших выдающуюся роль в китайской истории. Помимо этого, мы узнаем об обязанностях и заботах деревенского старосты; заглянем в общественные бани, которые служат жителям деревни местным клубом, и поприсутствуем на эксгумации и последующем вскрытии трупа.
Третье дело «Отравленная новобрачная» затрагивает круг местной городской знати. Это очаровательная юная девушка, дочь бакалавра искусств, которую ужасная смерть настигла во время брачной ночи, и ее молодой супруг — сын старого провинциального судьи, который, выйдя на пенсию, живет в большом имении с бесчисленными внутренними дворами и галереями. В довершение сей достойной картины подозреваемый является кандидатом на вторую литературную степень.
Таким образом, в нашем романе представлен своего рода поперечный срез китайского общества. Но все эти преступления имеют одну общую черту, а именно: все они происходят в одном округе, и раскрывает их один и тот же детектив.
Роман «Ди Гун Ань» представлен здесь в полном переводе. Возможно, он имел бы больший успех, если бы был переделан в соответствии со вкусами наших читателей. Однако тогда из него исчезла бы своеобразная китайская атмосфера, и в итоге от такой переделки проиграл бы не только китайский автор, но и западный читатель. Одни главы могут показаться западному читателю менее интересными, чем другие, но я также уверен, что полный перевод этого романа гораздо более увлекателен и убедителен, чем та явная бессмыслица, что навязывается многострадальной публике в фальшивых «китайских» историях, созданных писателями, которые изображают такой Китай и таких китайцев, какие существуют исключительно в их богатом воображении.
Центральной фигурой и главным детективом этого романа является судебный наместник округа, или попросту судья, что, впрочем, характерно для всех китайских детективных историй. С давних времен и до создания в 1911 году Китайской республики такой правительственный чиновник совмещал функции судьи, присяжных заседателей, прокурора и сыщика.
Территория, находящаяся под его юрисдикцией, — некий округ или уезд был самой малой административной единицей в сложной китайской управленческой системе. Обычно такой округ включал в себя один сравнительно большой, обнесенный стенами город и прилегающую к нему сельскую территорию в радиусе, скажем, 20 — 30 ли[3]. Судебный наместник округа представлял высшую гражданскую власть в этом районе, он отвечал за управление городом и окрестными селениями, в его ведении были судебные дела, сбор налогов, записи актов гражданского состояния, и одновременно он также был ответственным за поддержание общественного порядка во всем округе. То есть судья практически управлял всей жизнью людей своего округа, которые поэтому его часто называли «чиновным матерью-отцом». Он отчитывался только перед вышестоящими властями, а именно перед судьей или губернатором провинции.
Наместник округа, исполняя функции судьи, должен был проявлять свои детективные таланты. В связи с этим мы обнаруживаем, что в китайской детективной литературе человека, раскрывающего любые загадочные преступления, всегда называют судьей, но никогда — сыщиком. Героем настоящей истории является человек по фамилии Ди, также называемый Ди Гун — «Судья Ди». Китайское слово «ань» переводится как «криминальное дело», поэтому оригинальное название этого романа — «Ди Гун Ань» — в дословном переводе означает «Криминальные дела, раскрытые судьей Ди».
Это традиционное название всех китайских детективных романов. Нам известны «Бао Гун Ань» — «Криминальные дела, раскрытые судьей Бао», «Бэн Гун Ань» — «Криминальные дела, раскрытые судьей Бэном», и так далее.
Неизвестный автор «Ди Гун Аня», очевидно, какое-то время сам исполнял обязанности окружного наместника. И это не удивительно, ведь большинство писателей романов являлось вышедшими в отставку чиновниками, которые сочиняли их для собственного развлечения и предпочитали оставаться неизвестными, поскольку в прежние времена любые романы в Китае рассматривались как низкопробная литература. Слова «роман» по-китайски означает «досужий разговор» (или малые, «пустячные» речения), причем романы никогда не ставили в один ряд с трудами по истории, философии, с поэзией и прочими поучительными сочинениями. В действительности данный роман показывает, что его автор был отлично знаком с судопроизводством и с китайским Уголовным кодексом. Я проверил и убедился в том, что судья Ди вел эти дела, ни на йоту не отступая от соответствующих статей; заинтересованные лица могут обратиться к послесловию в конце книги, где процитированы относящиеся к этим делам статьи закона.
Наш роман в полной мере показывает, какие обширные обязанности были возложены на наместника округа, которому одновременно приходилось исполнять функции председателя в окружной управе. Судье непосредственно докладывали о преступлениях, и именно ему надлежало собрать и тщательно проанализировать все показания, найти преступника, арестовать его, заставить признаться и назначить наказание за совершенное преступление.
Обязанности окружного судьи были очень обременительны, и постоянные служащие управы могли оказать ему лишь незначительную помощь. Стражники, писцы, палач, тюремный надзиратель, судебный врач и другие служащие управы — все эти блюстители порядка исполняли только свои непосредственные служебные обязанности. Судье не полагалось обращаться к ним за помощью в расследовании.
Именно поэтому каждый судья держал при себе трех или четырех помощников, которых он тщательно подбирал в начале своей карьеры, и при его перемещении по служебной лестнице они неизменно следовали за ним до тех пор, пока он не выходил в отставку, дослужившись до поста провинциального судьи или губернатора провинции. По своему усмотрению судья присваивал им определенные звания (причем их полномочия были обычно выше, чем у всех остальных служащих управы). И именно этих помощников судья привлекал к расследованию преступлений.
В любой китайской детективной истории такие помощники описываются как бесстрашные сильные парни, поднаторевшие в боевых искусствах. И в любой детективной истории судья находит таких людей среди «лесных братьев», иными словами — среди разбойников с большой дороги, которым оказались бы по нраву идеи Робин Гуда. Как правило, к разбойничьей жизни их вынуждала несправедливость: ложное обвинение, убийство жестокого чиновника, избиение бесчестного политика и другие подобные причины. Судья побуждает их вернуться к честной жизни, и впоследствии они становятся его преданными помощниками и верными слугами правосудия.
Судья Ди, герой настоящего романа, имеет четырех таких помощников. Двое, Ма Жун и Цзяо Тай, — бывшие «лесные братья»; третий, Дао Гань, — исправившийся бродячий мошенник, и только четвертый, Хун Лян, — старый слуга семьи Ди. Именно Хун Ляна судья назначил старшиной, которому подчиняются все служащие управы, и в нашей истории мы так и будем называть его — старшина Хун. Этот старшина также играет для судьи Ди роль своеобразного доктора Ватсона — поскольку он знает судью с раннего детства, то, как старый и доверенный слуга, не стесняется дать своему хозяину совет, а судья Ди, в свою очередь, может свободно обсуждать с ним свои проблемы, не боясь потерять лицо или уронить свое достоинство.
Своим личным помощникам судья дает самые разные задания. Он может приказать им провести расследование в любом месте округа, поручить им опросить свидетелей, держать под наблюдением подозреваемых, выяснить, где скрывается преступник, и арестовать его. Крайне важно, чтобы они владели боевыми искусствами, ибо китайский сыщик придерживается таких же благородных традиций, как его теперешние коллеги с Боу-стрит из лондонского уголовного полицейского суда, — он не носит при себе оружия и ловит преступника голыми руками.
Впрочем, эти помощники, за исключением старшины Хуна, сильны скорее телом, нежели умом. Именно судья говорит им, куда надо пойти и что сделать, и именно он тщательно анализирует информацию, которую они приносят ему, а затем, полагаясь лишь на собственную сообразительность, раскрывает преступление.
Это вовсе не означает, что судья неизменно сидит в управе и, подобно тяжелому на подъем Ниро Вульфу из детективов Рекса Стаута, отказывается вылезать из своего кабинета. Правила поведения высоких должностных лиц в Китае предписывают, что когда судья покидает управу по любому служебному делу, то его выход надлежит проводить со всей пышностью, приличествующей его должности. Однако судья может выйти по делам, сохранив свое инкогнито, и он частенько пользуется этой возможностью. Замаскировавшись, он имеет возможность тайно покинуть управу и лично ознакомиться с обстановкой, хотя, конечно, основным местом деятельности для судьи остается зал заседаний в управе. Там он, восседая за высоким столом, смущает хитрых подозреваемых умными вопросами, силой заставляет закоренелых преступников сделать признание, вытягивает правду у робких свидетелей и поражает всех блеском ума.
Говоря о методах, используемых этим судьей для раскрытия преступления, можно сказать, что ему, естественно, недостает всех тех средств, которыми пользуется наша современная наука: в его распоряжении нет дактилоскопистов, химических анализов и фотолаборатории. С другой стороны, его успешной работе способствуют исключительно широкие полномочия, предоставленные ему китайским Уголовным кодексом. Он может арестовать любого человека, допрашивать подозреваемого с применением пыток, приказать избить упрямых свидетелей прямо в зале суда, силой заставить обвиняемого сказать неправду и затем с удовольствием уличить его в этой лжи — короче говоря, при желании он может проводить допросы третьей, если не четвертой степени, которые заставили бы содрогнуться наших облаченных в мантии судей.
Но судья Ди достигает успеха не столько жестокостью и пытками, сколько благодаря своим обширным знаниям, логическому мышлению и, что важнее всего, благодаря своей глубокой психологической проницательности. С помощью этих ценных качеств ему удается раскрыть такие преступления, которые могли бы оказаться не по зубам нашим современным детективам.
Китайские правители, подобные судье Ди, были честными людьми с великолепными умственными способностями и при этом высокообразованными учеными, сведущими во всех китайских искусствах и литературе. В общем, каждый из нас с радостью познакомился бы поближе с таким человеком.
Но, к сожалению, в данном случае китайский детективный роман похож на западный, поскольку в нем недопустимо подробное описание личной жизни и характера главного персонажа. И это обстоятельство вызывает еще большее сожаление, учитывая, что настоящий роман посвящен деяниям реальной исторической личности: судья Ди был выдающимся государственным деятелем, жившим во времена Танской династии (618-907 гг.). Он родился в 630 году в семье выдающегося ученого и чиновника, а умер в 700 году, дослужившись до должности председателя Императорского суда[4].
Вторая половина его карьеры проходит при императорском дворе, и он оказывает значительное влияние на внутреннюю и внешнюю жизнь империи. Китайские исторические документы дают подробные отчеты о его блестящей карьере. Но такие биографии имеют чисто фактографический или официальный характер. Они ничего не рассказывают о личной жизни судьи Ди.
Настоящий роман написан в такой же сдержанной манере. История начинается с того, что судья Ди сидит в своем кабинете, разбираясь с текущими делами, а в конце книги мы оставляем его в том же кабинете, где он подготавливает дела к сдаче своему преемнику. Ни одного слова о его доме, его детях или увлечениях.
Литературные источники говорят, что судья Ди оставил «собрание сочинений», но, по-видимому, оно не сохранилось; до наших дней дошли только девять его докладов на Высочайшее имя. Хотя судья Ди был современником великих поэтов, сам он, судя по всему, не слишком увлекался этим утонченным развлечением, которое было излюбленным занятием многих образованных чиновников Китая. Цюань Танши, собрание поэзии времен династии Тан, насчитывающее не менее 120 томов, содержит только одно стихотворение из восьми строк, принадлежащее судье Ди. И эта приветственная ода, посвященная императору, столь насыщена сложными литературными аллюзиями, что издателю последующих веков, решившему опубликовать ее, пришлось добавить к ней две страницы набранных мелким шрифтом комментариев. Отсюда следует, что шансов приобщиться к личной жизни судьи Ди у нас практически нет.
Скудость письменной информации делает еще более драгоценными малочисленные изображения этого судьи. На фронтисписе этой книги можно увидеть судью Ди в полном парадном облачении. Это изображение сохранилось в виде китайской гравюры на дереве, и, очевидно, его отпечатали с какой-то старой заготовки, которая неоднократно подправлялась и переделывалась. Однако можно легко представить, что исходная гравюра, послужившая моделью, была выполнена искусным мастером. Судья Ди изображен в удивительно непринужденной позе. Его правая рука играет с бакенбардами, а левая скрыта под небрежными складками платья. Несомненно, судья Ди размышляет над каким-то особо сложным делом. Изначально выражение его лица хранило печать безмерного скептицизма, которое все-таки слабо заметно на данной ксилографии.
Несмотря на недостатки старой гравюры, я предпочитаю этот отпечаток стилизованным портретам, сохранившимся в нескольких сборниках «Знаменитые люди последующих династий». По-моему, не может быть сомнений в том, что эта оригинальная гравюра очень древняя; ее черты проявляются в более поздних работах, изображающих судью Ди, и ее можно узнать даже на маленькой иллюстрации в недавнем издании «Ди Гун Ань», опубликованном в Шанхае в 1947 году.
Листая старые китайские иллюстрированные книги, мы можем получить по крайней мере несколько намеков на то, как судья Ди проводил краткие часы досуга. Приведенная здесь гравюра (с. 35) изображает библиотеку в доме высокого должностного лица и дает общее представление о том, как выглядела в VII веке китайская Бейкер-стрит, 221В, где в XIX веке Конан Дойл поселил своих героев. Пусть у нас останется надежда, что судья Ди хоть иногда позволял себе отдохнуть поздним вечером, покинув наконец свой рабочий кабинет.
Водрузив на голову домашнюю шапочку, наш судья удобно расположился на шкуре леопарда и, откинувшись на подставку для спины, погрузился в чтение. Рядом с ним на низеньком столике лежат другие книги. Вероятно, они не имеют отношения к юриспруденции, и, наверное, среди них нет любовных романов. Судья Ди был женат и имел традиционное число наложниц или младших жен, что приличествовало человеку его звания, и поэтому вряд ли его особенно интересовали любовные приключения. Нет, практически наверняка на столе его лежали труды, написанные даосскими философами, такими, например, как Чжуан-цзы, — глубочайшая мудрость этого учения выражена в коротких юмористических притчах; не исключено, что он также читал труды малоизвестных историков, написанные хорошим стилем и описывающие сложные перипетии официальной жизни прошлых веков. Изящное коралловое дерево в живописной вазе позволяет отдохнуть взгляду, и от курильницы с благовониями поднимается ароматный дымок.
Наконец его чтение закончено, и вокруг воцаряется глубокая тишина ночи, тогда, вполне возможно, перед самым отходом ко сну судья Ди сыграет несколько мелодий на китайской лютне, семиструнном цине, что лежит на столе, наполовину скрытый под парчовым чехлом. И его игра, без сомнения, будет лучше пиликанья Шерлока Холмса на скрипке, потому что умение играть на данном инструменте было в те времена обязательным для любого образованного жителя Китая.
2
Будем надеяться, что предыдущих пояснений было достаточно для общего вступления к китайскому детективному роману. Подробности о китайском оригинале, длинные пояснения к переводу, ссылки на китайский Уголовный кодекс и другие сведения более или менее специального характера можно найти в конце книги в послесловии. А побудила меня сделать столь подробные комментарии моя синологическая совесть. Обычный читатель может совершенно спокойно проигнорировать их, поскольку знание приведенных там подробностей не является необходимым для понимания нижеследующих детективных историй.
Тем не менее есть некоторые данные, которые касаются обеспечения правопорядка в Древнем Китае, и их знание поможет читателю лучше понять ситуации, описанные в настоящих историях, и поможет догадаться о том, что написано между строк. Поэтому я позволил себе еще немного по-испытывать терпение читателя, предложив его вниманию следующее краткое резюме.
Суд, который играет очень важную роль в любой китайской детективной истории, является одним из служебных учреждений окружного управления, или, как мы могли бы назвать его, городской думы. Все службы, входящие в эту судебную управу, располагаются во множестве одноэтажных строений, отделенных друг от друга внутренними двориками и галереями. Вся территория управы обнесена высокой стеной. Войдя через главные ворота, вы попадаете в украшенный орнаментом сводчатый проход, по сторонам которого располагаются казармы стражников; передний двор замыкается зданием суда. У входной двери на деревянной раме висит большой бронзовый гонг. Любой житель округа имеет право в любое время ударить в этот гонг, желая дать знать, что он хочет заявить о каком-то деле.
Собственно суд представляет собой большой почти пустой зал с высокими потолками, совершенно лишенный украшений, если не считать нескольких классических цитат, начертанных на стене и прославляющих величие закона. В конце зала имеется возвышение, примерно на один чи[5] поднимающееся над вымощенным каменными плитами полом. На возвышении стоит высокий массивный стол, покрытый алой парчовой скатертью, свисающей спереди до самого пола. На столе всегда имеется набор обычных принадлежностей: каменная тушечница для растирания черной и красной туши, треугольная подставка с двумя кисточками для письма, бамбуковые палочки в овальном футляре, чтобы отсчитывать удары, которые назначаются преступнику, и должностные печати, завернутые в лоскут парчи. За этим столом стоит большое кресло, занимаемое судьей во время заседаний. Над столом судьи нависает балдахин с тяжелыми занавесями, кои опускаются по окончании заседания (см. рис. на сс. 157 и 305).
За высокой ширмой находится дверной проем, ведущий в рабочий кабинет судьи. На этой ширме — изображен единорог[6] — древний китайский символ проницательности и чистоты. В кабинете окружной правитель занимается решением повседневных дел. Обычно ежедневно проводятся три заседания — утреннее, дневное и вечернее.
Из кабинета судьи можно видеть второй двор, по периметру расположены многочисленные служебные помещения — там трудятся секретари, архивисты, писцы и прочие служащие судебной управы. Второй двор соединяется со следующим, более просторным внутренним двором, где находятся небольшие лотосовые пруды с золотыми рыбками, цветочные клумбы или маленький сад камней; задняя сторона третьего двора ограничивается помещением большого приемного зала, где отмечаются общественные праздники или устраиваются приемы для важных гостей.
За вышеупомянутым приемным залом находится еще один внутренний двор, однако у входа в него мы остановимся, так как там находятся личные апартаменты судьи и его семьи. Они представляют собой небольшую огороженную территорию с несколькими строениями.
Перед каждым заседанием стражники собираются в зале суда и выстраиваются в два ряда слева и справа от стола. Они держат в руках ротанговые кнуты, бамбуковые палки, наручники, тиски для пыток и прочие атрибуты правосудия. За ними стоят несколько курьеров с шестами, на которых закреплены большие доски с надписями: «Тишина!», «Освободить зал суда!» и другими подобными инструкциями.
Когда все служащие занимают положенные им места, поднимается занавес, и на возвышении появляется судья, облаченный в официальный наряд: темно-зеленое платье и черную судейскую шапку. Когда он устраивается за своим столом, его главные помощники и старший писец занимают положенные им места по бокам от судейского кресла. Судья делает перекличку, и заседание открывается.
Судья приказывает привести обвиняемого, который, опускаясь на голый каменный пол, преклоняет колени перед его столом и остается в таком положении в течение всего допроса. Вся эта обстановка предназначена для того, чтобы убедить обвиняемого в его ничтожности, которой подчеркнуто противопоставляется величие закона. Едва ли можно назвать удобным положение обвиняемого, стоящего на коленях перед высоким судейским столом на каменном полу, возможно еще покрытом пятнами крови, оставшимися после пыток, которым подвергались преступники при разборе предыдущего дела; к тому же с каждой стороны от обвиняемого стоит по стражнику, которые готовы при малейшей провинности с его стороны обругать или ударить бедолагу. Стояние на коленях на каменном полу уже само по себе весьма неприятное занятие, но оно становится особенно мучительным, если стражник сначала положит несколько тонких цепей на то место, где будет стоять обвиняемый, как это обычно и делается в тех случаях, когда преступник упорно отказывается давать показания.
Поскольку жалобщик или истец, независимо от звания или возраста, претерпевает такие же неудобства в зале суда, то неудивительно, что китаец обращается в суд только в том случае, если все попытки мирного разрешения проблемы потерпели неудачу.
Закон разрешает судье проводить допрос обвиняемого с применением пыток, если есть достаточные доказательства его виновности. Один из основополагающих принципов китайского Уложения о наказаниях состоит в том, что человек не может быть осужден до тех пор, пока не признается в своем преступлении. Дабы закоренелые преступники не смогли избежать наказания, отказываясь сделать признание даже при неопровержимых доказательствах их вины, законом негласно допускались различные методы суровых пыток, хотя официально они были запрещены. Однако если человек умирал во время «Великой пытки» — как ее называли в Китае, — а в ходе дальнейшего расследования выяснялось, что он был невиновен, то судья и все причастные к этому делу исполнители могли также получить высшую меру наказания.
Допустимыми средствами пыток считались: порка легким хлыстом по спине, битье бамбуковыми палками по задней стороне бедер, зажимание в тиски запястий и лодыжек и хлестание по лицу кожаными ремнями. Каждая бамбуковая палочка на столе судьи устанавливала определенное количество ударов палок. Если судья приказывал стражникам подвергнуть обвиняемого такой пытке, то бросал на пол соответствующее количество палочек, а начальник стражи следил за тем, чтобы стражники выдали правильное число ударов.
Когда обвиняемый признавал свою вину, судья выносил ему приговор в соответствии со статьями Уголовного кодекса. Еще несколько десятилетий тому назад в Китае действовало Уложение о наказаниях, история коего восходит к 650 году. Это потрясающе интересное и впечатляющее сочинение и вместе с тем — превосходный образец свода законов. Его достоинства и недостатки были надлежащим образом проанализированы известным знатоком китайских криминальных законов, бывшим генеральным консулом в Китае сэром Чалонером Алабастером, сделавшим следующие выводы: «Что касается Уголовного кодекса Китая, то разрешение пыток при допросах арестованных является недостатком, на который невозможно закрыть глаза. При этом наказания за предательство, измену и отцеубийство просто чудовищны, как и нельзя найти слов в защиту таких наказаний, как деревянный воротник или переносной позорный столб. При этом само Уложение о наказаниях — в части судопроизводства — является бесконечно более четким и грамотным, чем наша западная система, и распространенное мнение о том, что китайские законы являются варварским и жестоким извращением, весьма далеки от истины» («Записки и комментарии к китайскому Уголовному кодексу», Лондон, 1899).
В рамках статей закона судье были предоставлены самые широкие полномочия. Он не был так строго ограничен поисками судебного прецедента, как наши судьи. Кроме того, судья своей властью мог приказать привести в исполнение все наказания, за исключением смертной казни, которая должна быть ратифицирована императором.
Как уже было замечено, положение истца и ответчика в суде были одинаково тяжелы. Ни жалобщику, ни обидчику не полагалось иметь защитника, они также не могли представлять своих свидетелей. Вызов таковых являлся привилегией суда.
Только лишь писцов — профессиональных составителей жалоб — можно в какой-то мере сравнить с нашими адвокатами, но такое занятие не считалось в китайском обществе особенно почтенным. Обычно студенты, провалившие литературные экзамены и тем самым потерявшие возможность получить назначение на хорошую должность, становились такими писцами и зарабатывали себе скудные средства к существованию, составляя письменные жалобы или возражения ответчиков за ничтожное вознаграждение. Некоторые из них имели обширные знания в области закона и судопроизводства и, умело изложив дело, могли зачастую косвенно помочь своим клиентам. Но их труд ценился невысоко, и суд обычно игнорировал подобные петиции, поэтому ни в одном из китайских детективных романов вы не встретите героя, подобного знаменитому Перри Мейсону из романов Эрла Стэнли Гарднера.
Вышеизложенное может на первый взгляд создать впечатление, будто китайская судебная система является некой пародией на правосудие. Однако на самом деле она, не касаясь частностей, отлично работала на протяжении многих веков. Хотя автор нашего романа жил в XVIII веке и описывает он современную ему судебную систему, она по существу является той самой системой, которая действовала во времена династии Тан (618-907 гг.), а именно в то время и разворачивается действие данного романа. За десять последующих столетий сам судебный процесс почти не изменился, что подтверждает соответствующая иллюстрация, скопированная с оригинального рисунка на свитке эпохи Тан: судья восседает за высоким столом, по бокам стоят помощники, а жалобщик и ответчик — перед столом ниже их.
Литературные источники показывают, что не только система судопроизводства осталась неизменной. Социальная структура XVIII века, в сущности, почти не отличалась от той, что была принята во времена танской династии.
Правильно понять китайскую судебную систему можно, только если рассматривать ее с учетом своеобразной предыстории развития древней китайской системы правления и структуры китайского общества в целом.
Злоупотреблению судебной властью препятствовало несколько сдерживающих факторов.
Во-первых, окружной правитель был всего лишь маленьким винтиком в колоссальном административном механизме империи. О каждом своем действии он должен был докладывать своим непосредственным начальникам, прикладывая к отчету все исходные документы, имеющие отношение к данному делу. В силу того что каждый чиновник нес полную ответственность за действия своих подчиненных, эти данные тщательно проверялись, и, если появлялось хоть малейшее сомнение, назначалось повторное расследование дела. Более того, каждый человек мог обратиться с апелляцией в более высокую судебную инстанцию вплоть до Столичного суда. И наконец, были еще наводящие благоговейный страх императорские цензоры, которые инкогнито путешествовали по всей стране. Они были наделены абсолютной властью и подчинялись только императору, имели право без всяких проволочек арестовать любого чиновника и препроводить его в столицу для расследования.
Поделиться книгой: