Против «псов-рыцарей»

Тишаня во второй раз за последние месяцы стал героем Новгорода. Но у него нашелся и еще один повод для радости: вытащенная женщина оказалась молодой вдовой, причем весьма состоятельной, она позвала своего спасителя на благодарственный обед к себе в дом, где тот и остался насовсем.

Оказалось, что она решилась перейти Волхов довольно далеко от моста, уже понимая, что на Ильмене лед тронулся, но поскользнулась, упала и, видно, на время потеряла сознание. Когда очнулась, лед под ногами уже ходил ходуном и добраться до берега никакой возможности не было. Если бы не Тишаня, Илице не выжить. Как благородному спасителю Тишане самое время было жениться на спасенной им красавице, что он и сделал.

Анея хохотала:

– Мы все говорили, что тугодум, а он точно знал и кого грабить, и кого из реки вылавливать.

Получалось, что Тишаня действительно просто вылавливал свое счастье, неизвестно, что с ним было бы, не попытайся парень тогда остановить меня на лесной дороге, а теперь вот не стой он на мосту. Мостники претензий за разваленные перила к Тишане не предъявляли, хотя тот сам предложил починить.

В Швецию

Наконец, Ильмень очистился ото льда, опытные купцы говорили, что еще чуть – и можно идти по Нево. Мы стали собираться. Вятич снова ходил на беседу с князем Александром, повторил ему про необходимость готовиться к неприятностям в середине лета и держать морскую сторожу, а также дружину наготове. Он не объяснил, откуда все знает, но Александр и не спрашивал.

– Вятич, а ты назвал день?

– Нет, Настя, если назвать, то все изменится.

– Неправда, я называла рязанцам, ничего не изменилось.

Пришло время отправляться.

Наша ладья показалась мне настолько маленькой, что стало страшно.

– Вот в этой скорлупке мы должны выйти не только в Ладогу, но и в Балтику?! Ее же перевернет первая же волна!

– Не произноси этого вслух, обидишь хозяина, он ходил этим путем много раз, и именно на этой скорлупке, как ты выражаешься.

Я вздохнула, решив, что не мешало бы спасательные жилетики хотя бы, но они явно не были предусмотрены. Потом чуть подумала и вспомнила свое жуткое впечатление от лодчонки, на которой меня катал по Москве-реке Вятич, на вид она тоже выглядела игрушечной, а оказалась устойчивой. Ладно, поживем – увидим, только надо дожить, чтобы увидеть. Успокоила мысль, что сначала предстоит плыть по Волхову и уже тогда будет ясно, насколько устойчив сей океанский лайнер.

Ладья оказалась очень устойчивой, она не болталась из стороны в сторону, двигалась хоть и не с крейсерской скоростью, но вполне прилично, только места на ней было очень мало, все занимали либо гребцы, потому что надеяться только на ветер нельзя, либо товары. Спать пришлось на тюках со скорой, хотя мы против не были: мягко, как на перине.

И все же, когда вышли в Ладогу (Нево, как его называли новгородцы), я помянула добрым словом создателей океанских лайнеров и больших паромов. Пятиэтажные суда не подвержены болтанке, на них трудно заболеть морской болезнью, нужно очень постараться. Здесь же лично меня начало мутить почти сразу, а Лушку так и вовсе уложило на тюки, отбив аппетит надолго. Да уж, мы с сестрицей оказались никудышными мореплавателями, нам Америки не открыть ни с Эйриком Рыжим, ни даже с Колумбом. И никакого удовольствия, подобного тому, что было на финском пароме, я не получила.

Соломон прав, всему на свете, как хорошему, так и плохому, приходит конец, мучениям тоже.

Еремей кивнул на выраставшую на горизонте землю:

– Готланд.

Я впилась глазами в берега. До чего же интересно видеть то, что потом изменится до неузнаваемости!

– Ты бывала здесь?

Я оглянулась на Вятича:

– Да, в Висбю на фестивале. Красивый городок, маленький, действительно древний. И в Сигтуне бывала, и в Упсале… И в Стокгольме. Представляешь, как интересно сейчас?

– Только постарайся не ляпнуть какую-нибудь глупость. Кстати, Стокгольма еще нет, он появится лет через десять. И Ганзейского союза пока тоже нет.

– Как это, ведь Новгород же…

– Нет, договор заключат через год – в 1241 году, хотя сам союз уже сложился.

– А что есть?

– А есть шведы, датчане, норвежцы и иже с ними, которых мы должны между собой перессорить, как предлагал кое-кто. И я не представляю, как это сделать.

Я махнула рукой:

– На месте разберемся!

На палубу выползла бедолага Лушка, измученная морской болезнью, светло-зеленая, но решительная.

– Берег? Наконец-то! Где там эти крестоносцы? – Она рукава не закатывала, но впечатление было именно такое: сейчас пришвартуемся, и Лушка набьет морды всем противникам Руси сразу или по очереди, это смотря как под руку попадутся.

– Луш, ты хоть на причал сойди сначала.

– А крестоносцев в Висбю, Луша, нет. Морской ледунг собирается в Сигтуне.

Лушка вытаращила на Вятича глаза так, словно тот завез ее в Мухосранск, обещав тур в Париж.

– А чего мы тогда здесь делаем?!

– Найдем судно, которое поплывет в Сигтуну.

– Не проще заплатить этому, чтобы сразу туда и завез?

– Не проще. Наше появление в Сигтуне на новгородской ладье и без повода привлечет ненужное внимание.

Сестрица только фыркнула, что я поняла как сомнение, что внимание может быть ненужным. И вдруг Лушку осенило:

– Насть, а крестоносцы татарский знают?

– Нет, конечно, откуда?

– Тогда я буду ругать их по-татарски, как делала в Козельске.

Я уже поняла, о чем она, я тогда неосторожно ляпнула: «С первым апреля, товарищи! Чтоб вы сдохли!» и про первое апреля сказала, что это пожелание сдохнуть, только по-монгольски. Лушка поверила и запомнила. Немного посоображав, я все же решила, что про первое апреля вряд ли кто поймет, пусть ругается.

Еремей посетовал:

– Пристать бы к мысу Святого Олафа, сходить к купели, да боюсь, тогда на пристань вовремя не успеем, припозднились мы чуть.

Как и следовало ожидать, любопытная Лушка тут же сунула свой нос:

– А что за купель?

– Когда Святой Олаф плыл из Норвегии в Новгород, остановился на Готланде, он всегда здесь останавливался.

– Почему?

– Тут словно перепутье морских дорог. Так вот, когда он тут остановился, то решил крестить и готландцев. Сам ходил по острову и рассказывал гутам…

– Кому?

– Гуты – это жители Готланда. Рассказывал им о христианской вере. А потом они все крестились в маленьком озерке вон там… Его теперь зовут купелью Святого Олафа.

– Это где храм стоит?

– Да, сначала деревянная часовня, говорят, была, а после и каменный храм поставили.

– А чего он в Новгороде делал?

Я не успела остановить Лушку, та все же задала дурацкий для новгородца Еремея вопрос. Тот удивился:

– Не новгородская, что ли?

– Нет.

– А… Олаф Святой русскими князьями воспитан. Сначала его отец, тоже Олаф, а потом и сын. Их Владимир Красно Солнышко и Ярослав Владимирович воспитывали.

Теперь едва не задала дурацкий вопрос я. Вернее, чуть не уточнила: «Мудрый?», но вовремя сообразила, что это прозвище князь Ярослав получил позже. Так же, как князь Александр позже будет Невским. Опасно, однако, слишком много знать. Каково же Вятичу, когда он знает в тысячи раз больше меня?

Лушка уже забыла об Олафах, воспитанниках русских князей, она то и дело тыкала пальцем в прибрежные скалы, а потом и появившиеся вдали купола церквей:

– А это что? А это как называется?

Еремей терпеливо объяснял.

Мне показалось, что мы обходим остров с севера, во всяком случае, правили явно туда.

– А мы что, приставать не будем?

Честно говоря, морская болтанка изрядно надоела и мне тоже, очень хотелось бы почувствовать под ногами не ходившую ходуном палубу небольшой ладьи, а нормальную землю.

Лушка поддержала:

– На травку хочу.

Еремей кивнул:

– Скоро будет. Висбю с другой стороны, обогнем остров и пристанем. А это остров Форе.

Действительно, как я могла забыть, Висбю же на северо-западе, а мы плывем с востока.

И вот они башни города и шпили соборов. Не может быть, крепость все та же?! И стена крепостная тоже. Я смотрела на город, как на старого знакомого.

Ряды стоящих почти вплотную самых разных плавсредств от больших ладей до рыбацких лодочек, крепостные стены города… Все так и не так одновременно.

– Да тут места нет!

Но Еремей командовал уверенно, видно, точно знал, что место у причалов Висбю найдется всем. Нашлось, не просто приткнулись, а вполне комфортно пришвартовались, причем, если я верно поняла, вообще среди своих, новгородских. Так и оказалось, с нескольких ладей Еремею приветственно помахали.

Да, из нас с Лушкой морские волки получились никудышные, сойдя на причал, чуть не попа€дали и первые шаги делали явно нелепо, словно боясь, что палуба снова поплывет из-под ног. Но я хоть от морской болезни во время плавания не страдала, а бедолага Лушка вообще извелась.

Зато Анея как огурчик, вела себя так, словно всю жизнь бороздила морские просторы. Я украдкой вздохнула: да, нам до тетки далеко.

В городе Еремей уверенно повел нас на Новгородскую улицу. В своей нормальной жизни я на ней была – улочка метров 50, не больше. Она оказалась небольшой, но уж не такой крохотной. Конечно, в городе очень многое поменялось, сообразить где и что оказалось слишком сложно, немного поломав голову, я мысленно махнула рукой: какая разница, едва ли я буду когда-нибудь рассказывать, как все выглядело в тринадцатом веке. Все равно не поверят, да и рассказать не получится.

Остановились в гостевом доме, явно предназначенном именно для таких визитов. Нам отвели две комнаты: в одной, маленькой, разместились мужчины – Еремей, Вятич и Тишаня, в комнате побольше мы с двумя своими сенными девками. Ничего, в тесноте, да не в обиде. Нам устроили постели на лавках, а девкам на полу.

На ужин спустились все вместе вниз. Помещение, нечто вроде таверны на постоялом дворе (хотя я не представляю, как она должна выглядеть), было заполнено народом. Подумалось: дым коромыслом, но дыма как раз и не было, потому как вредную привычку курить даже трубки мира из-за моря-окияна пока не привезли. Хотя своеобразный смог все равно стоял, было довольно душно и при открытой двери.

Я оглянулась, от стола поближе к выходу нам махал рукой Вятич. Рядом с ним сидели два крепкого вида детины, но Еремея не видно. Анея, видно, тоже увидела сотника и направилась туда. Тетка все же королева по своему складу, она шла не оглядываясь, зато все сидевшие в зале сворачивали головы следом и замолкали, в таверне вдруг стало тихо. Почти тихо. Все же не каждый день сюда являлись вот такие женщины, которых даже в голову не придет хлопнуть по заду или отпустить им вслед сальную шуточку.

Подойдя к столу, Анея так же по-царски приветствовала собеседников Вятича милостивым кивком и села. Я чуть не хмыкнула, увидев, как эти двое даже приподнялись со своих мест, чтобы поздороваться с «Ее Величеством». Вот кому миром править! Мы пристроились рядом на лучших местах по праву родства с императрицей.

Лушка тоже вовсю старалась «держать марку», почти свысока оглядывая окружающих, но это ей плохо удавалось, мешало природное любопытство, взгляд то и дело лукаво поблескивал, да и ее привычка стрелять глазками солидности ну никак не добавляла.

– Твердислав Микулич только что из Сигтуны, в Новгород идет, – кивнул на старшего из сидевших Вятич.

Если честно, то мне пока о делах говорить не хотелось, вокруг собралась довольно занятная компания, и не оглядываться, как Лушке, мне было очень трудно. Хорошо, что Вятич оставил нам места, с которых видно весь зал. Я даже пропустила начало разговора, так интересно посмотреть на купцов и их подручных.

Это был другой мир, мир из книг о бывалых мореходах, грубых мужчинах, которых не пугали ни рев волн и вой ветра, ни тяжелая работа, ни холод, ни зной. Мир людей, презиравших опасности, кажется, саму смерть. Они разительно отличались от купцов, торговавших в лавках, например, Рязани, и даже Новгорода. Наверное, люди, каждый день рискующие жизнью в беспокойных водах морей, все же иначе смотрят на эту самую жизнь, чем те, кто рискует только прибылью.

И отношение друг к другу и к самим себе у них тоже иное, потому что от взаимной помощи зависит слишком многое и предательство одного может дорого обойтись остальным. Нужно быть уверенным в поддержке и помощи окружающих, а потому врагов на судне не бывает, и все друг другу поневоле братья, пусть не по крови, но по жизни.

За соседним столом расположился солидный, действительно купеческого вида мужик с короткой, но окладистой бородой, лежащей на груди, точно лопата. Он ел молча, старательно обгладывая кости и не обращая ни малейшего внимания на своего собеседника, желчного, нервного человека неопределенного возраста, который что-то торопливо втолковывал, видно соблазнял выгодой. Обглодав очередной мосол, купец, видно, решил выбить из него костный мозг. Он спокойно отодвинул собеседника здоровенной рукой и вдруг изо всех сил грохнул костью о стол. Несколько человек только обернулись в его сторону, а вот нервный чуть не кувыркнулся с лавки. На некоторое время он замолчал, ошарашенно наблюдая, как содержимое мосла, вытряхнутое купцом, исчезает во рту, но потом опомнился и принялся убеждать снова, привстав и перегнувшись через стол, чтобы собеседник расслышал сквозь общий шум.

Меня отвлекло то, что нам принесли ужин. Это было огромное блюдо с вареным мясом, второе с луком и хлебом, целый жбан с пивом и какие-то пироги. От мяса шел пар и умопомрачительно пахло. Я вдруг поняла, что тоже сильно проголодалась. Конечно, ни вилок, ни ножей не полагалось, древний Висбю этим гостей не баловал. Ладно, будем есть руками…

– Много чужих шнеков, недаром король объявил морской ледунг.

– Думаешь, пойдут?

– Да уж наверное… Иначе чего сидеть? Епископы все народ баламутят, мол, пора язычников в истинную веру крестить.

К столу подошел Торопила:

– Еремей Силыч сказывал…