Основание

— И вы подтверждаете, что его математические концепции верны?

— Если доктор Сэлдон так считает, то они верны.

— Ну что ж, у меня больше нет к вам вопросов. Но я вас пока задержу. Это все.

— Подождите. Я имею право на защитника. Я настаиваю на своих правах как имперский гражданин.

— Вам никто в них не отказывает.

Защитник не заставил себя долго ждать.

В камеру вошел высокий человек. Лицо его выглядело таким узким, что казалось, будто оно состоит из одних вертикальных линий и на нем нет места для улыбки.

Гаал поднял глаза. Он чувствовал себя разбитым и усталым. Произошло столько событий, а он не провел на Транторе еще и 30 часов.

— Меня зовут Лоре Аваким, — сообщил человек. — Доктор Сэлдон направил меня защищать вас.

— Вот как! Тогда послушайте. Я требую немедленной апелляции к императору. Меня задержали безо всякой на то причины. Я не виновен ни в чем. Ни в чем! — Гаал взмахнул руками. — Вы немедленно должны сделать так, чтобы о моем деле стало известно императору.

Пока Дорник говорил, Аваким медленно и тщательно выгружал на стол какие-то предметы. Если бы Гаал не был во власти своего негодования, то узнал бы в этих предметах металлические листы протоколов и карманный магнитофон. Не обращая никакого внимания на негодующего узника, Аваким сказал:

— Комитет, вне всякого сомнения, попытается подслушать нашу беседу. Это незаконно, но тем не менее они постараются это сделать.

Гаал скрипнул зубами.

— Однако, — тут Аваким медленно уселся в кресло, — прибор, который вы видите перед собой и который на первый взгляд кажется обычным магнитофоном, имеет еще одно свойство — он создает мертвую зону для любого подслушивающего устройства. Думаю, такой орешек они не сразу раскусят, пока это — техническая новинка.

— Значит, я могу говорить свободно?

— Вне всякого сомнения.

— Тогда я требую, чтобы о моем деле немедленно доложили императору.

Оказалось, что для ледяной улыбки все же есть место на лице Авакима,

— Вы из провинции, — утвердительно заметил он.

— Это не мешает мне быть гражданином Империи, таким же, как вы или любой другой.

— Несомненно, несомненно. Я просто хочу сказать, что, будучи провинциалом, вы не совсем понимаете, что такое жизнь на Транторе. Император не занимается слушанием дел.

— К кому же тогда апеллировать после Комитета? Или существует другая процедура?

— Ни о какой апелляции и речи быть не может. Официально вы имеете полное право апеллировать к императору. Но дело никогда до него не дойдет. Император в наше время — совсем не то, что император из династии Энтуизов. Боюсь, Трантор сейчас находится в руках аристократических семейств, члены которых и составляют Комитет общественной безопасности. В свое время такое положение вещей было четко предсказано психоисторией.

— В самом деле? — удивился Гаал. — В таком случае, если доктор Сэлдон может предсказать события на пятьсот лет вперед, то…

— Он может предсказать их и на 15 тысяч лет вперед.

— Пусть на 15, не буду спорить. Что же он тогда не предсказал моего ареста и не предупредил меня о нем? Хотя нет, простите… — Гаал сел и подпер голову руками. — Я вполне понимаю, что психоистория — статистическая наука и не может точно предсказать будущее для отдельного индивидуума. Надеюсь, вы понимаете, что я сейчас не в своей тарелке.

— Но вы ошибаетесь, доктор Сэлдон предвидел, что вы будете арестованы сегодня утром.

— Что?!!

— Очень жаль, но это так. Комитет стал проявлять все большую враждебность к его действиям. На новых членов группы оказывают все большее давление. Графики показывают, что для наших целей выгодно разрешить возникшую проблему именно сейчас. Сам по себе Комитет действовал еще не совсем уверенно, поэтому доктору Сэлдону пришлось посетить вас вчера, чтобы заставить их действовать решительнее. Другой возможности не было.

У Гаала перехватило дыхание.

— Так значит…

— Прошу вас. Это было необходимо. Доктор Сэлдон подтолкнул Комитет на ваш арест вовсе не из-за какой-то неприязни к вам. Вы должны понять, что все планы доктора Сэлдона, обоснованные математическим аппаратом, над которым он работал более 18 лет, включают всевозможные факторы с огромной долей вероятности. Ваш арест — один из них. Меня послали сюда только с одной целью: сказать, что вам нечего бояться. Почти наверняка все кончится хорошо для нашего проекта и для вас.

— Как велика вероятность? — требовательно спросил Гаал.

— Для проекта более 99,9 процента.

— А для меня?

— Мне сказали, что вероятность равна 77,2 процента.

— Значит, есть один шанс из пяти, что меня посадят в тюрьму или приговорят к смертной казни?

— Вероятность последнего составляет менее одного процента.

— В самом деле? Расчеты одного человека абсолютно ничего не стоят. Попросите доктора прийти ко мне.

— К сожалению, я не могу этого сказать, так как он тоже арестован.

Дверь распахнулась настежь, прежде чем Гаал успел что-либо сказать. Небрежно вошел охранник, подошел к столу, взял в руки магнитофон и положил его себе в карман.

— Я не могу обойтись без магнитофона, — спокойно сказал Аваким.

— Вне всякого сомнения, вы получите магнитофон, господин защитник, только не тот, который излучает статическое поле.

— В таком случае, наш разговор закончен.

Судебный процесс (вообще-то, он мало походил на сложные и запутанные процессы, о которых читал Гаал) продолжался недолго. Сейчас шел третий день. Тем не менее Дорник уже не мог вспомнить, как и с чего все началось.

Его почти ни о чем не спрашивали. Всю тяжелую артиллерию направили на самого доктора Сэлдона. Хари Сэлдон был невозмутим. Гаалу он представлялся единственным невозмутимым человеком во всем мире.

Слушателей оказалось немного. Все они происходили из знатных семей Империи. На процесс не допустили даже представителей прессы, и было сомнительно, знают ли о процессе во внешнем мире. Ярко выраженная враждебность к подсудимым пропитывала всю атмосферу заседания.

Пятеро членов Комитета общественной безопасности сидели за высоким столом. Они были одеты в алые с золотом мундиры и блестящие пластиковые шапочки, демонстрирующие принадлежность к юриспруденции. В центре стола сидел начальник Комитета Линг Чен. Гаал никогда еще не видел так близко никого из великих князей. В течение всего процесса Чен едва сказал несколько слов. Он ясно дал понять, что все эти пустые разговоры ниже его достоинства.

Прокурор Комитета продолжал допрос Сэлдона.

— Итак, доктор Сэлдон, сколько людей вовлечено сейчас в проект, главой которого вы являетесь?

— Пятьдесят математиков.

— Включая доктора Гаала Дорника?

— Доктор Дорник — пятьдесят первый.

— О, значит их все же 51? Подумайте хорошенько, доктор Сэлдон. А может их 52 или 53? Или еще больше?

— Доктор Дорник формально еще не зачислен в нашу группу. Когда это произойдет, он будет 51-м. Пока же нас 50, как я уже говорил.

— А вас, случайно, не сто тысяч?

— Математиков? Нет.

— Я не о математиках. Насчитывает ли ваш проект сто тысяч членов самых разных профессий?

— Если говорить о членах самых разных профессий, то цифра может быть верна.

— Может быть? Я бы сказал, что она просто верна. Я бы сказал, что количество людей, которые вовлечены в ваш проект, равняется 98 572.

— Если только с женщинами и детьми.

Прокурор повысил голос:

— Я утверждаю, что в проекте участвует 98 572 человека. Не выкручивайтесь.

— Я согласен с приведенными цифрами.

Прокурор сверился со своими заметками.

— Давайте сейчас отложим этот вопрос и вернемся к тому, который мы уже обсуждали. Не повторите ли вы, Сэлдон, ваши соображения относительно будущего Трантора?

— Я уже говорил и вновь повторяю, что от Трантора в течение 500 лет останутся одни руины.

— Вы не находите, что ваше утверждение просто нелояльно?

— Нет, сэр. Научная правда выше любой лояльности и нелояльности.

— И вы утверждаете, что все это представляет научную истину?

— Уверен.

— На каком основании?

— На основании математической психоистории.

— Вы можете доказать, что ваши математические построения верны?

— Только другому математику.

Прокурор ехидно улыбнулся.

— Значит, вы утверждаете, будто эта ваша истина настолько сложна, что находится вне понимания простого человека. Мне кажется, любая истина должна быть менее загадочна и понятна всем.

— Она ясна очень многим. Физика энергетического перехода, известная нам под названием «термодинамика», была ясна и достаточно правдива на протяжении всей истории человечества, начиная чуть ли не с мифических веков. И наверняка в этом зале присутствуют люди, которые не могут сконструировать даже парового двигателя, причем люди высокообразованные. Сомневаюсь, что даже наши заслуженные члены Комитета…

Тут один из судей наклонился к прокурору и прошипел ему на ухо несколько слов, которых никто не расслышал. Прокурор покраснел и перебил Сэлдона.

— Мы собрались здесь не для того, чтобы выслушивать такие речи, доктор Сэлдон. Мы вас поняли. Но разрешите заметить, что ваши действия направлены на подрыв доверия народа к императорскому правительству и что вы добиваетесь каких-то своих целей.

— Это не так.

— Вы не станете отрицать, что предсказание катастрофы через пятьсот лет вызовет смуту, беспокойство среди людей.

— Это верно.

— И что своим предсказанием вы просто надеялись спровоцировать народное восстание, чтобы затем возглавить его со своей стотысячной армией.

— А вот это неправда. И если будет проведено расследование, то оно покажет, что не более десяти тысяч человек из всей группы находятся в призывном возрасте, да и те никогда не проходили никакой военной подготовки.

— Скажите, вы действуете как доверенное лицо?

— Я сам являюсь главой нашей организации, мистер прокурор.

— Вы абсолютно не заинтересованное лицо? Действуете только в интересах истины?

— Да.

— Что же, посмотрим. Скажите, доктор Сэлдон, а можно изменить будущее?

— Несомненно. Если, например, этот судебный зал взорвать через несколько часов, то будущее изменится, хотя и совсем не намного.

— Вы опять выкручиваетесь, доктор Сэлдон. Может ли быть изменено будущее всей человеческой расы?

— Да.

— Легко?

— Нет, с большим трудом.

— Почему?

— Общее направление психоистории для Галактики с таким количеством густонаселенных планет содержит в себе огромную энергию. Для каких-то изменений ей необходимо встретиться с чем-то, обладающим не меньшей энергией. То есть в процессе должно участвовать либо не меньшее количество людей, либо, если их число невелико, для данного изменения требуется колоссальное количество времени. Вы меня понимаете?

— Думаю, что да. Трантор не будет разрушен, если очень большое количество людей решит, что этого не должно произойти.

— Все верно.