В хроноскрёбы-то народ полез не только из соображений экономии и удобства — имелась ещё одна весьма серьёзная причина. Безопасность. Готовое бомбоубежище, причём куда более надёжное, чем если бы ты ушёл на полтораста этажей в землю.
Вот, допустим, атомная война. Настоящее выжжено — а прошедшее? Хотя бы на одну микросекунду, но прошедшее! Как ты его выжжешь, если его нет уже? Честно сказать, когда Авдей начинал об этом размышлять, ум у него заходил за разум. Знающие люди (были и такие среди лакомых до рыбки клиентов) объясняли: дескать, любое проникновение в прошлое создаёт новое параллельное пространство, ничуть не зависящее ни от будущего, ни от минувшего, но этого Авдей тоже не мог представить.
В любом случае официально считалось, что, даже если мир рухнет, хроноскрёбы уцелеют.
Конечно, злые люди теоретически могли учинить войну и в какой-либо отдельно взятой микросекунде прошлого. Но в том-то и дело, что отдельно взятой, а значит, никак не связанной с остальными.
Словом, гонка вооружений утратила смысл и, подёргавшись, стала потихоньку издыхать. А это уже индустриальная катастрофа.
И неизвестно ещё, что грозило экономике в большей степени: коллапс военно-промышленного комплекса или же крах автомобилестроения. Понятно, что главным средством перемещения внутри хроноскрёбов явились хронолифты, а перевозку людей и грузов снаружи (то есть в настоящем) взяли на себя вертолёты, дирижабли и прочий воздушный транспорт.
Ожидали массовой безработицы, однако и этой беды удалось избежать: высвободившаяся рабочая сила была брошена на ликвидацию шоссе, железных дорог и строений, не имевших исторической и культурной ценности. Настоящее решили обратить в нечто среднее между музеем и заповедником. В нулевом уровне, или, как вскоре стали говорить, «наверху», земля вздорожала настолько, что теперь там могли обитать либо миллиардеры, либо неимущие упрямцы вроде Авдея. Мышки-наружки. К этим последним отношение властей время от времени менялось: то их рассматривали как часть экосистемы, то вдруг принимались отлавливать и насильно расселять по хроноскрёбам (откуда, заметим в скобках, убежать труда бы не составило).
Были среди них и откровенные сектанты, утверждавшие, будто человек, ушедший в прошлое, мало того что по факту становится мёртвым — он ещё и губит свою бессмертную душу. Авдею не раз приходилось сталкиваться с подобными фанатиками, а однажды даже выгонять дрыном их вороватого рыжего проповедника со своей территории.
Пилот не соврал — минут через сорок вертолёт опустошили окончательно. Закрылись люки, утробно взвыли двигатели, двинулись, ускоряясь, винты — и вскоре гигант тяжело оторвался от бетона.
Авдей поднялся с бугорка и направился к месту разгрузки.
— Далеко собрался? — окликнул его один из крановщиков.
— Да не так чтобы… — последовал ленивый ответ. — Туда да обратно…
— Слышь!.. — всполошился второй крановщик, помоложе. — А бригадир подловит? Тебе-то всё равно, а нам-то — втык…
— Это Витёк, что ли, подловит? — осклабившись, осведомился Авдей — и молоденький устыдился, умолк.
— Ладно, поехали… — Тот, что постарше, достал служебную транспортную карту, набрал номер — и обстановка на бетонном квадрате резко изменилась: неподалёку возникли разом ещё четыре штабеля, за ними выстроились в каре штук тридцать колёсных кранов и автопогрузчиков, а совсем рядом обозначился толстячок в сером комбинезоне с бригадирским шевроном на рукаве. Окружающий площадку пейзаж остался прежним — листиком шелохнуть не успел. Но, как с грубоватой точностью замечено было Авдеем полчаса назад, хрена с два до него теперь доберёшься, до этого пейзажа. Дойдёшь до края бетона — и упрёшься в невидимую стену. То ли нарочно её возвели, чтобы народ в прошлое не разбегáлся, то ли возникла сама собой как побочное явление… Коротко говоря, все трое вместе с кранами и контейнерами очутились на пятнадцатом (товарно-узловом) уровне хроноскрёба. Останься Авдей в настоящем, он увидел бы со своего бугорка, что бетонная площадь попросту опустела.
Толстячок подошёл, поздоровался со вновь прибывшим.
— Ты смотри! — озабоченно предупредил он. — Там вроде твою нору ликвидировать собираются. Сам слышал…
— Да они уж у меня были сегодня, — сказал Авдей.
— И что?
— Да так. Поболтали — разошлись… Слышь, Витёк! Ты меня на сорок шестой не подбросишь?
На сорок шестом уровне располагался кластер пассажирских лифтов.
— Да подброшу, конечно, куда денусь, — не стал противиться бригадир. — Ты когда себе транспортную карту заведёшь?
— Никогда! — огрызнулся Авдей. — Я ж без регистрации.
— И что? — Витёк хмыкнул. — Левую заведи…
— Вычислят.
— А ты каждый раз новую покупай.
— Разоришься…
Беседуя в таком духе, они достигли лифта, проще говоря, квадрата метр на метр, стали в него оба — и бригадир набрал на своей личной карте код сорок шестого уровня. Несколько секунд ничего не происходило (видимо, линия была перегружена), затем сгинули и контейнеры, и техника, и крановщики. Пол под ногами из бетонного стал пластиковым, разбитым на точно такие же квадраты.
Временами на клетчатой этой равнине, обжатой с четырёх сторон всё той же буколической местностью, то вдали, то вблизи, то парами, то поодиночке возникали обитатели хроноскрёба и, поколдовав с транспортными картами, исчезали вновь.
Когда-то Авдею это казалось волшебством: вон там роща, там дубрава, за бугорком скрывается ерик, куда он только что закинул пару донок, вон на бугорке переступает голенастая ворона — смотрит, не оставил ли рыбак чего съестного. А сам стоишь на квадратной плоскости, и всё-то на ней меняется…
Даже смешно вспомнить те стеклянные павильончики, торчавшие посреди дворов и тоже называвшиеся хроноскрёбами.
— А куда тебе вообще? — спросил Витёк.
Авдей болезненно поморщился.
— У тебя туда допуска нет, — отмахнулся он.
— В администрацию, что ли?
— Да почти…
— Ну так давай я тебя на кладбище отправлю.
— Не рановато?
Шутку Витёк не оценил.
— Пасха на носу, — напомнил он. — Их же наверняка всех с обеда отпустили: секретарей, референтов… Тебе кого надо?
Небо над кладбищем синело, как настоящее. Точнее — как в настоящем. Ласково сиял золотой купол церковки. Кажется, кого-то отпевали. Живых на погосте сегодня было не меньше, чем усопших: копошились, поправляли могилки, мыли памятники и оградки.
Вот ещё одно из преимуществ хроноскрёба перед обычным городом: никакой тесноты — даже на кладбище. Миллисекунду, как выяснилось, можно дробить чуть ли не до бесконечности, так что уровней на всех хватит.
Приоритеты, правда, слегка изменились. Раньше, к примеру, считалось респектабельным возлечь в самой середине погоста, но там теперь располагался вход, иными словами, лифтовая площадка, поэтому солидные люди предпочитали нынче ложиться с краю — поближе к природе.
Именно там, на границе пятого православного уровня (всего ритуалок в хроноскрёбе «Бакалдинском» насчитывалось восемнадцать), Авдей обнаружил того, кого искал. И надо сказать, очень вовремя, поскольку искомый, судя по всему, уже собирался уходить.
— Здравствуйте, Евграф Дмитриевич!
Представительный мужчина в спортивном костюме обернулся, изумился.
— Ба! — воскликнул он, ставя на дорожку ведёрко с совочком. — Кормилец! Какими судьбами? — Затем лицо его выразило тревогу. — Слушай… — Мужчина ухватил Авдея за рукав старой матерчатой куртки, понизил голос. — Это ведь ты донки в ерик закидывал?
Тот сперва оторопел (откуда знает?), потом понял. Из настоящего прошлое не увидишь, а из прошлого — вот оно, сразу за незримой стенкой. Но поскольку разница во времени непредставимо крохотная, то с каждого уровня открывается, по сути, одна и та же картина. А могилка, принадлежащая родственнику Евграфа Дмитриевича, как раз смотрит на ерик.
Оба уставились на зеленеющий метрах в двадцати бугорок, с которого Авдей совсем недавно созерцал разгрузку контейнеров.
— Ну да… — признался он. — Закидывал…
Хорошо ещё, что землянка таилась в роще и была достаточно удалена от хроноскрёба. А то бы каждый шаг её обитателя становился известен всем и каждому. Кому охота сделаться предметом сплетен! Нет, встречаются, конечно, и такие, но Авдей был не из их числа.
— По-моему, у тебя кто-то сомика с крючка снял, — сказал Евграф Дмитриевич. — Минут пять назад. Я, главное, сижу, памятник протираю, поднял глаза, а он как раз на бугор выбирается… И сомик в руке…
— Большой сомик?
— С локоток…
— А который снял… Как выглядел? Городской?
— Да нет, вроде из ваших… из наружников…
— Рыжий?
— Д-да… Кажется…
— Митька, — уверенно определил Авдей. — Сектант. Встречу — башку отверну!
Оба снова взглянули на бугорок.
— И поделом! — утвердил приговор Евграф Дмитриевич. — А сюда-то тебя каким ветром занесло?
— Вас искал…
Имей Робинзон возможность за десять минут достичь какого-нибудь очага цивилизации, затариться там всем необходимым и вернуться обратно, вряд ли бы он мечтал навсегда покинуть свой островок.
Планета помаленьку становилась необитаемой: после эвакуации в прошлое заводов и сельскохозяйственных угодий (берёшь лучший гектар и умножаешь тысячекратно) одни лишь квадратные заплатки хроноскрёбов, исторические памятники, летучие бригады экологов, демонтажников, реставраторов да воздушный транспорт выдавали присутствие людей в настоящем. И это вполне устраивало Авдея.
Менять жизненный свой уклад ему решительно не хотелось. Наверху он личность, а в хроноскрёбе? А? Вот то-то и оно… Скажите, пожалуйста, хроноскрёб! Природа — подделка, обитатели — планктон. «Ах-ах, какой ужас, живёт один, снаружи, в землянке! Как его до сих пор звери не съели?..» Или напротив: «Во крутизна, в землянке живёт! Зверей оглоблей шугает…»
Ну живёт! И неплохо, между прочим, живёт. А поменяй он свою нору на коттеджик в каком-нибудь, не знаю, двести с чем-то сороковом уровне… Удобства, говорите? Так вот они, удобства, рядышком: от берлоги до хроноскрёба десять минут ходьбы. А если кто попробует не пустить, нехай всю жизнь несвежей рыбкой питается. Несвежей — аж на сотню микросекунд, а то и больше!
Предположим, выделят они ему домик. Бесплатно. В обмен на землянку. Но за коммуналку-то всё равно платить! Значит, хочешь не хочешь, а придётся устраиваться на работу. Куда? В офисе Авдею, понятно, делать нечего. Остаётся одно — в летучую бригаду, на демонтаж настоящего, куда ещё? То есть вечно разъезды, палатки, пахота, пыль… Оно ему надо?
Но главное даже не в этом. Кому он тогда будет нужен?
Нашли дурака — дома ломать, здоровье гробить!
А сейчас у него, простите, сам Евграф Дмитриевич в друганах. Шутка?..
— Что-то не нравится мне всё это… — нахмурился Евграф Дмитриевич, выслушав рассказ Авдея о сегодняшнем визите официальных лиц в подземное логово браконьера. — Давай-ка лучше у меня в кабинете договорим…
В церковке ударил колокол. Плутая по дорожкам меж крестов и оградок, двое достигли расчерченного на клетки квадрата. Чиновник набрал код — и кладбище исчезло.
Теперь они стояли на паркетной равнине сто на сто метров, в центре которой виднелись письменный стол, несколько кресел и хрустальная статуя Президента. Помнится, когда Авдей впервые оказался в административном секторе, в ужас пришёл: гектар паркета! Сколько же это стоило?
Оказалось, не так уж и много. Покрытие было из пластика, а покрытий таких на девяносто шестом уровне — девать некуда. Кризис перепроизводства.
И ещё одно отличие: в кабинете имелся потолок не потолок, но что-то вроде. Над паркетной пустыней висело в вышине нечто напоминающее огромный пласт полупрозрачного коричневатого стекла — чтобы прямой солнечный свет не мешал референту работать.
Всё-таки падлы они, эти чиновники! Лифт в кабинете располагался впритирку к незримой стеночке, за которой (естественно!) шевелила весенней листвой знакомая округа, поэтому сотню шагов до стола посетителю приходилось одолевать пешком. Пока дойдёшь, триста раз пожалеешь, что вообще записался на приём. А тут ещё мерцающий призрак Президента за правым плечом сидящего…
— Располагайся, — велел Авдею Евграф Дмитриевич, когда они достигли цели. Поставил ведёрко с совочком на пол и воссел в кресло. Спортивный костюм на владельце непомерно огромного офиса смотрелся теперь несколько диковато. — То есть землянку твою они хотят демонтировать. Правильно я понял?
— Правильно.
— Так… И что?
— А то, что стерлядки больше не будет, — сказал Авдей, бесстрашно глядя в глаза чиновнику.
Тот заругался шёпотом и выхватил сотовый телефон.
— Корней Корнеич? Да, это я… Скажите, пожалуйста, вы дома?..
Почтительно закивал.
— Да… да… Не просто срочное! Крайне срочное!.. Пасха, да! Так о Пасхе и речь… Точнее — о стерлядке. Понял. Сейчас переоденусь — и к вам… Да я на кладбище был — в трениках, в маечке, сами понимаете… А тут такое!..
Вскочил, подхватил ведёрко с совочком.
— Так, — властно молвил он. — Посиди здесь, подожди. Попробую сейчас всё уладить…
И устремился к лифту. Сначала быстрым шагом, потом и вовсе перешёл на трусцу. Исчез.
Оставшись один, Авдей ещё раз оглядел кабинет. Взгляду не за что зацепиться. Пол был пуст, как стол. Стол — как пол.
Встал, прикидывая, куда направиться. Направился в сторону ерика. Там, где кончается паркет, остановился, зная, что дальше наткнётся на незримую преграду. Ворόны на бугорке уже не наблюдалось. Улетела. Кажется, в настоящем всё спокойно…
Стоило так подумать, справа в пяти шагах возник ниоткуда человек в комбинезоне. Авдей вздрогнул, чуть не шарахнулся. Впрочем, быстро сообразил, что человек возник не внутри кабинета, а снаружи. Иными словами, там, «наверху», кто-то сошёл с бетонной площадки на природу, наплевав на то, что подобные вылазки уставом не одобрялись. Нарушитель стоял к Авдею спиной, но тот узнал его — это был молоденький крановщик, опасавшийся недавно, что бригадир их подловит.
Зачем-то опустился на четвереньки, полез на бугорок. Тоже рыбки захотелось? Или просто любопытство разобрало?
— Слышь!.. — Авдей ударил кулаком в незримую стенку, хотя прекрасно знал, что та глушит все звуки.
Тем не менее злоумышленника подбросило — вскочил, оглянулся со страхом и кинулся обратно — прямиком на Авдея. В полуметре от столкновения — сгинул. Должно быть, на него рявкнули с бетонки. Что ж, правильно. А то совсем молодёжь разнуздалась…
— Авдей!.. — донеслось издалека.
На том краю кабинета рядом с лифтом стоял и призывно махал ему Евграф Дмитриевич, успевший переоблачиться в строгий официальный костюм. Пришлось пробежаться.