Тысяча и один призрак

— Вы помните, — произнес судья, — последний уголовный процесс, по которому я должен был огласить приговор?

— Да, над шотландским разбойником, которого вы приговорили к повешению и который был казнен.

— Именно этот. И вот! В тот момент, когда я произносил приговор, глаза его сверкнули, и он погрозил мне кулаком. Я не обратил на это внимания… Такие угрозы часто исходят от осужденных. Но на другой день после казни ко мне явился палач и, очень извиняясь за визит, заявил, что он счел своим долгом довести до моего сведения следующее: умирая, разбойник произносил против меня заклятия и сказал, что на другой день в шесть часов, в час его казни, я услышу о нем.

Я полагал, что мне устроят что-либо его товарищи, что последует месть от их вооруженных рук, и я в шесть часов заперся в кабинете, положив на своем письменном столе пару пистолетов.

Пробило шесть часов на часах, стоявших на камине в кабинете. Весь день я был занят мыслью об этом предупреждении палача. Но вот раздался последний удар бронзовых часов, и я не услышал ничего, кроме какого-то мурлыкания, доносившегося неизвестно откуда. Я обернулся и увидел большую черную кошку, с которой сыпались огненные искры. Невозможно было объяснить, как она оказалась в комнате, ведь все двери и окна были заперты. Очевидно, ее заперли здесь еще днем.

Я проголодался и позвонил, явился слуга, но он не мог войти, так как я заперся изнутри. Я подошел к двери и отпер ее. Я стал говорить о черной кошке, рассыпавшей огненные искры, но мы напрасно ее всюду искали — она исчезла. Я больше об этом не думал. Прошел вечер, наступила ночь, опять пришел день, день близился к концу, пробило шесть часов. Тотчас же я услышал шорох за собой, обернулся и увидел ту же кошку. На этот раз она вспрыгнула мне на колени.

Я не питаю никакой антипатии к кошкам, но все-таки эта непринужденность произвела на меня неприятное впечатление. Я согнал ее с колен. Но едва она спрыгнула на пол, как сразу же снова запрыгнула обратно. Я ее оттолкнул, но так же безуспешно, как и в первый раз. Тогда я встал и прошелся по комнате, а кошка шла за мной по пятам. Раздраженный этой навязчивостью, я позвонил, как и накануне, слуга вошел. Кошка шмыгнула под кровать, мы искали ее там, но напрасно: проскользнув под кровать, она словно исчезла там.

Я вечером вышел с визитами — побывал у двух или трех друзей, потом вернулся домой. У меня не было свечи, я медленно поднимался по лестнице, чтобы не натолкнуться на что-либо. Дойдя до последней ступеньки, я услышал голос слуги, говорившего с горничной моей жены. Я уловил, как он произносил мое имя, и стал прислушиваться к тому, что он говорил, и тогда услышал, как слуга рассказывал обо всем, что произошло накануне и в тот день, но он только прибавил:

— Вероятно, наш господин сходит с ума. Никакой черно-огненной кошки в комнате не было. Это так же верно, как и то, что ее нет и у меня.

Слова эти меня испугали. Одно из двух: или это существо было реальное, или оно было иллюзией. Если оно реальное, то я нахожусь под влиянием необъяснимого факта, если оно ложное, если я вижу то, чего не существует, как говорит мой слуга, то, значит, я схожу с ума.

Вы можете догадаться, мой милый друг, с каким нетерпением, смешанным со страхом, я ждал урочного часа. На другой день под предлогом уборки я задержал слугу; когда пробило шесть часов, он был в моем кабинете. При последнем ударе часов я услышал шорох и увидел мою кошку. Она устроилась рядом со мной. Сначала я сидел молча, рассчитывая, что слуга увидит кошку и первый о ней заговорит. Но он ходил взад и вперед по комнате и, по-видимому, ничего не замечал. Я воспользовался тем моментом, когда он оказался в таком положении, что для исполнения моего приказания он должен был почти наступить на кошку.

— Поставьте колокольчик на мой стол, Джон, — произнес я.

Он находился у изголовья моей кровати, колокольчик стоял на каминной полке; чтобы пройти от изголовья кровати к камину, он должен был неминуемо наступить на кошку. Он направился исполнять мое распоряжение, но в тот момент, когда его нога вознеслась над кошкой, та запрыгнула мне на колени. Джон не видел ее или, по крайней мере, казалось, не заметил ее. Признаюсь, что холодный пот выступил у меня на лбу и услышанные мною накануне слова: «Вероятно, господин сошел с ума!» — пришли мне на память во всем своем ужасном значении.

— Джон, — сказал я, — вы ничего не замечаете у меня на коленях?

Джон взглянул на меня. Потом с видом человека, принявшего определенное решение, сказал:

— Да, сударь, я вижу кошку.

Я вздохнул. Взяв кошку на руки, я сказал ему:

— В таком случае возьмите ее и выбросьте, пожалуйста.

Он протянул руки ко мне, я подал ему животное, затем он по моему знаку вышел. Я немножко успокоился, в течение десяти минут я еще с некоторой тревогой оглядывался по сторонам, но, не заметив более ничего похожего на зловещее животное, решил разузнать, что Джон сделал с кошкой. Я вышел из комнаты, чтобы расспросить его об этом. Переступив порог гостиной, я услышал хохот, доносившийся из туалетной моей жены. Я подошел тихонько, на цыпочках, и услышал голос Джона:

— Милая моя, — говорил он горничной, — господин наш не сходит с ума, нет, — он уже сошел. Его сумасшествие состоит в том, что он видит черную сверкающую кошку. Сегодня вечером он спросил у меня, вижу ли я кошку у него на коленях.

— И что ты ответил? — поинтересовалась горничная.

— Черт побери! Я ответил, что, конечно, ее вижу, — продолжал Джон. — Бедняга, я не хотел ему противоречить, и вот угадай-ка, что он сделал?

— Ну как же я могу угадать?

— Ну вот! Он взял воображаемую кошку с колен, положил мне на руки и воскликнул: «Унеси, унеси!» — и я тут же кошку вынес, он остался доволен.

— Но раз ты унес кошку, значит, она была?

— Какая там кошка! Кошка существовала только в его воображении. Зачем бы я стал ему говорить правду? Он бы меня выгнал. Ну нет! Мне здесь хорошо, я не хочу отсюда уходить. Хозяин платит мне двадцать пять фунтов, и если нужно, чтобы я видел кошку, — я ее увижу. Если даст тридцать, я и двух увижу!

У меня не хватило мужества дальше слушать. Я вздохнул и вошел в свою комнату. Моя комната была пуста. На другой день в шесть часов, по обыкновению, кошка оказалась рядом со мной и пробыла у меня до середины следующего дня.

— Что вам сказать, мой друг, — продолжал больной. — В течение месяца это видение появлялось каждый вечер, и я к нему даже привык. На тридцатый день после казни часы пробили шесть, но кошка не появлялась.

Я даже решил было, что наконец избавился от нее, и от радости не смог уснуть. Все утро я волновался и с тревожным нетерпением дожидался рокового часа. Я не сводил глаз с циферблата в течение целого часа, начиная с пяти часов и до шести. Я следил, как стрелка передвигалась с одной минутной черточки на другую. Наконец, минутная стрелка дошла до двенадцати, раздался бой часов, прозвучал один удар, второй, третий, четвертый, пятый и, наконец, шестой… На шестом ударе дверь отворилась, — продолжал несчастный, — и вошел курьер в ливрее, как будто он находился на службе у лорда-лейтенанта Шотландии.

Первая мысль, пришедшая мне в голову, была о том, что лорд-лейтенант прислал мне письмо, и я протянул руку к незнакомцу. Но он не обратил никакого внимания на мой жест — он встал за моим креслом. Мне не надо было оборачиваться, чтобы его видеть, против меня было зеркало, и в этом зеркале я видел его. Я встал и прошелся, он шел за мной на небольшом удалении. Я подошел к столу и позвонил.

Вошел слуга и на мой вопрос о посетителе ответил, что он не видел курьера, как не видел и кошки. Я отослал его, остался наедине со странной особой и мог свободно рассмотреть ее. Пришелец был в придворном платье, волосы в сетке, со шпагой, жилет с шитьем и шляпа под мышкой. В десять часов я лег спать, он, в свою очередь, чтобы лучше провести ночь, уселся в кресле напротив моей кровати. Я отвернулся к стене, но уснуть мне никак не удавалось, и временами я ворочался с боку на бок. В свете ночника я видел, что посланец также не спал.

Наконец, первые лучи дня проникли в комнату через щели жалюзи. Я повернулся в последний раз к своему незваному гостю — он исчез, кресло было пусто. До вечера я освободился от моего видения. На вечер было назначено собрание у главного церковного комиссара. Под предлогом необходимости приведения в порядок моего выходного костюма я в шесть часов, без пяти минут, позвал слугу и попросил запереть дверь в комнату на засов. Он исполнил приказание. При последнем ударе часов я устремил взгляд на дверь: она открылась, вошел вчерашний курьер.

Я сейчас же подошел к двери: она была заперта, засов, казалось, не был выдвинут из скобки. Я обернулся: курьер стоял за моим креслом, а Джон ходил взад и вперед по комнате, ничего не замечая. Очевидно, он не видел человека, как раньше не видел животного. Я оделся. И тогда произошло нечто странное: с необычайной предупредительностью мой новый слуга помогал Джону во всем, что тот делал, а Джон ничего так и не заметил. Так, например, Джон держал мое платье за воротник, а привидение держало его за полы, Джон подавал штаны за пояс, а привидение поддерживало их внизу. Никогда у меня еще не было более услужливого слуги.

Наступил час отъезда. И тогда, вместо того чтобы следовать за мной, курьер двинулся вперед, проскользнул сквозь дверь моей комнаты, спустился по лестнице, стал со шляпой под мышкой за Джоном, который отворял дверцу кареты, и, когда Джон ее запер и стал на запятки, он сел на козлы с кучером, и тот подвинулся немного вправо, чтобы дать ему место. Карета остановилась у дверей дома главного церковного комиссара. Джон открыл дверцу экипажа, но призрак уже был на своем посту, за ним. Едва я вышел, призрак протиснулся вперед, проскользнул сквозь толпу слуг, толпившихся у главного входа, и все оглядывался, следую ли я за ним. Тогда мне захотелось проделать с кучером тот же опыт, который я проделал с Джоном.

— Патрик, — спросил я его, — что это за человек сидел около вас?

— Какой человек, ваша милость? — удивился кучер.

— Тот, что сидел рядом с вами на козлах.

Патрик вытаращил глаза, оглядываясь вокруг.

— Ну, хорошо, — произнес я, — видимо, я ошибся.

Курьер остановился на лестнице и поджидал меня. Как только он увидел, что я опять двинулся, он также тронулся с места и пошел впереди меня, будто для того, чтобы доложить обо мне в приемной зале, а затем, когда я вошел, он занял в передней подобающее место. Никто не видел его, этого привидения, как не видели его ни Джон, ни Патрик. Вот когда мой страх перешел в ужас: я понял, что действительно схожу с ума. С этого вечера окружающие стали замечать перемены во мне. Все спрашивали, чем я озабочен, — в числе других и вы.

По выходе от главного церковного комиссара я опять нашел мое привидение в передней. Как и при моем прибытии, так и теперь, при отъезде, он бросился вперед, сел на козлы, вернулся со мной домой, последовал за мной в мою комнату, уселся в кресло, в котором сидел накануне. Тогда я захотел убедиться, было ли что-либо реальное, осязаемое в этом привидении. Я совершил большое усилие над собой и, пятясь задом, приблизился к креслу и опустился в него. Я ничего не почувствовал, но увидел в зеркале, что привидение стоит за мной. Как и накануне, я улегся в постель, но только в час ночи. Как только я оказался в кровати, я увидел привидение сидящим в моем кресле. На другой день поутру оно исчезло. Видение это продолжалось месяц. По истечении месяца оно изменило своим привычкам и более не появилось. На этот раз я уже не верил, как в первый раз, в полное его исчезновение, а ждал страшного превращения и, вместо того чтобы наслаждаться уединением, ждал с трепетом следующего дня.

На другой день, при последнем ударе в шесть часов вечера, я услышал легкий шелест у полога моей кровати, и в том месте, где полотнища полога соединялись в проходе у стены, разглядел скелет. На этот раз, — вы поймете, мой друг, что я могу так выражаться, — я увидел живой образ смерти. Скелет неподвижно стоял на том же месте и глядел на меня своими пустыми глазницами. Я встал, несколько раз обошел комнату, череп скелета следил за всеми моими движениями. Было ощущение, что он ни на минуту не отводит от меня своих глазниц, туловище оставалось неподвижным.

В эту ночь я не решился лечь спать. Я дремал, или, скорее, сидел с закрытыми глазами в кресле, где обыкновенно устраивалось на ночь привидение, об отсутствии которого я теперь с печалью сожалел. Утром скелет исчез. Я велел Джону переставить кровать и задернуть ее полог. Вечером, при последнем, шестом, ударе часов, я услышал шелест, полог заколебался, затем показались костлявые кисти рук, раздвигающие полотнища полога, скрывавшие кровать, и в образовавшемся проеме скелет занял место, на котором он стоял накануне. На этот раз у меня хватило мужества лечь в постель. Череп, который, как и накануне, следил за моими движениями, нагнулся надо мною, глазницы, которые накануне ни на минуту не теряли меня из виду, устремились на меня. Вы поймете, какую ночь я провел! И вот, мой дорогой доктор, я пережил уже двадцать таких ночей. Теперь вы знаете, что со мной. Что же, вы еще беретесь меня лечить?

— Я по крайней мере попытаюсь, — ответил доктор.

— Каким образом — позвольте узнать?

— Я уверен, что привидение, которое вы видите, существует только в вашем воображении.

— Что мне за дело, существует оно или нет, раз я его вижу!

— Вы хотите, чтобы и я его увидел, я?

— Конечно, очень даже хочу.

— Когда же?

— Как можно скорее. Завтра.

— Хорошо, завтра… Итак, крепитесь!

Больной печально улыбнулся. На другой день в семь часов утра доктор вошел в комнату своего друга.

— Ну как? — спросил он. — Что скелет?

— Скелет исчез, — ответил тот едва слышно.

— Ну, вот и прекрасно! Мы устроим так, чтобы он сегодня вечером не появлялся.

— Устройте.

— Вы говорите, скелет возникает при последнем ударе часов?

— Непременно.

— Прежде всего остановим часы. — Доктор остановил маятник.

— Что вы делаете?

— Я хочу лишить вас возможности определять время.

— Хорошо.

— Теперь мы опустим шторы и задернем занавеси на окнах.

— А это зачем?

— Все с той же целью, чтобы вы не могли отдавать себе отчета в ходе времени.

— Хорошо.

Шторы были опущены, занавеси закрыты. Зажгли свечи.

— Пусть завтрак и обед для нас будут наготове в любое время. Джон, — распорядился доктор, — мы не хотим есть строго по определенным часам, вы подадите, когда я вас позову.

— Слышите, Джон? — поинтересовался больной.

— Да, сударь.

— Подайте нам карты, шашки, домино и уходите.

Джон принес все требуемое и ушел. Доктор принялся, как мог, развлекать больного, болтал, играл с ним, а когда проголодался, позвонил. Джон, который знал, зачем звонили, принес завтрак. После завтрака начали партию, которая была прервана новым звонком доктора. Джон подал обед. Они отобедали, выпили кофе и опять принялись играть. Так вдвоем они провели весь день, который тянулся очень долго. Доктор решил, что он приблизительно определил мысленно время и что по его предположениям роковой час уже миновал.

— Итак, — воскликнул он, поднимаясь из-за стола, — победа!

— О какой победе вы говорите? — удивился больной.

— Конечно, победа: теперь часов восемь или девять, и скелет не появился.

— Посмотрите на свои часы, доктор, они единственные в доме. Если урочный час уже прошел, ну, тогда и я, пожалуй, закричу: «Победа!»

Доктор посмотрел на часы и промолчал.

— Вы ошиблись, не правда ли, доктор? — осторожно спросил больной. — Сейчас ровно шесть часов.

— Да, и что же?

— Как — что же? Вот входит скелет.

И судья с глубоким вздохом откинулся на спинку стула. Доктор посмотрел по сторонам.

— Но где вы его видите? — спросил он.

— На его обычном месте, у кровати, между занавесями.

Доктор встал, подошел к постели и занял в проеме между полотнищами полога то место, на котором должен был находиться скелет.

— А теперь вы все еще его видите?

— Я не вижу туловища, вы закрываете его своим телом, но череп я вижу.

— Где?

— Над вашим правым плечом. У вас как бы две головы: живая и мертвая.

Несмотря на все свое недоверие, доктор вздрогнул. Он обернулся, но ничего не увидел.

— Мой друг, — сказал он больному с печалью в голосе, — если вам надо сделать распоряжения относительно завещания, сделайте их.

И он вышел. Девять дней спустя Джон, войдя в комнату своего хозяина, нашел его мертвым. Прошло ровно три месяца со времени казни разбойника.

IX

Королевская усыпальница в Сен-Дени

— Ну, и что же все это доказывает, доктор? — поинтересовался Ледрю.

— Это доказывает, что органы, передающие мозгу впечатления, которые они воспринимают, вследствие некоторых причин расстраиваются и являются, таким образом, как бы плохим зеркалом для мозга, и тогда мы видим предметы и слышим звуки, которых не существует. Вот и все.

— Однако, — заметил кавалер Ленуар с робостью доверчивого ученого, — случается же, что некоторые предсказания сбываются. Как вы объясните, доктор, тот факт, что удары, нанесенные привидением, оставляли синяки на том, кто им подвергался? Как вы объясните, что привидение могло за десять, двадцать, тридцать лет вперед предсказать будущее? То, что не существует, может ли наносить ущерб тому, что существует, или предсказать то, что должно случиться?

— А, — сказал доктор, — вы имеете в виду видения шведского короля.

— Нет, я хочу сказать о том привидении, которое я сам видел.

— Вы?

— Да, я!