Респондента спросили, что он может добавить к своему рассказу.
Респондент молчал тридцать секунд.
– Они были в кольчугах и остроконечных шлемах с такими пластинами, чтобы защищать носы. И с двуручными мечами.
Будучи спрошен, которую из сторон он имеет в виду, Респондент ответил:
– Думаю, что обе. Да, это же логически вытекает из того, что все они были нормандцы, верно? Вот разве что Гарольд был сакс. Но парни Гарольда определенно бегали не в кожаных камзолах, или как там назывались... Погодите. Нет, вообще-то могли. Те, кто победнее, пушечное мясо. – (Опасливо.) – Я не говорю, будто у них были пушки. Я о тех, которые не были рыцарями. Что-то мне не верится, что простой человек мог себе кольчугу позволить.
Респондента спросили, все ли это, что он может сообщить.
Респондент (радостно):
– Нет! Гобелен из Байе, я только что вспомнил[18]. Он как раз про битву при Гастингсе. Или про ее эпизод. Также это, по-моему, первое наблюдение или первое зафиксированное упоминание кометы Галлея. Нет, я хотел сказать, первое изображение. Это важно?
Респондент согласился с утверждением, что этим его познания полностью исчерпываются.
Удостоверяем, что протокол опроса точен, а Респондент является типичным представителем своей фокус-группы.
Доктор Макс снял колпачок со своей наливной ручки и излил на протокол утомленные инициалы. Опросов он провел множество, и все они были одинаковы, вследствие чего у него уже начиналась депрессия. Большинство людей припоминали исторические события с той же замешанной на верхоглядстве надменностью, с какой вспоминают свое собственное детство. Доктор Макс считал, что знать так мало о происхождении и формировании собственной нации – чрезвычайно непатриотично. Тем не менее (парадоксально, но факт) самый преданный друг патриотизма – невежество, а не знание.
Доктор Макс вздохнул. Ему стало грустно не только как историку, но и как человеку. Неужели они прикидываются – и прикидывались с самого начала, все эти люди, что стекаются на его лекции, звонят на его передачи, смеются его остротам, раскупают книги? Когда он пытается прочистить их извилины – это столь же тщетно, как топтание фламинго в луже? Неужели им что в лоб, что по лбу, черт их подери, неужели все они таковы, как вот этот сидящий перед ним невежественный собачий хвост, считающий себя культурным, осведомленным, умным и хорошо информированным?
– Козел! – вырвалось у доктора Макса.
Распечатка результатов опроса, проведенного Джеффом, лежала перед сэром Джеком на его Маршальском столе. Потенциальных покупателей «Не просто отдыха» в двадцати пяти странах попросили перечислить шесть характерных черт, качеств или квинтэссенций, которые приходят им на ум при слове «Англия». Свободных ассоциаций не требовалось; опрошенные не были ограничены во времени; предлагать им набор готовых ответов, из которого следовало что-то выбрать, также не стали.
– Если мы даем людям то, что они хотят, – настаивал сэр Джек, – не будем заноситься: попробуем сначала выяснить, чего им, собственно, хочется.
Итак, граждане разных стран мира открыто и прямо сообщили сэру Джеку, что, на их взгляд, является Пятьюдесятью Квинтэссенциями Самого Наианглийского:
1. Королевская семья.
2. Биг-Бен/Здание Парламента.
3. Футбольный клуб «Манчестер Юнайтед».
4. Сословия/Лорды и дворецкие.
5. Пабы.
6. Малиновка на снегу.
7. Робин Гуд, его Веселые Стрелки и Шервудский лес.
8. Крикет.
9. «О, Дувра белые утесы...»
10. Империализм.
11. Флаг «Юнион Джек».
12. Снобизм.
13. «Боже, храни королеву/короля».
14. Би-би-си.
15. Уэст-Энд.
16. Газета «Таймс».
17. Шекспир.
18. Домики с соломенными крышами.
19. Чай/Чай со сливками по-девонширски.
20. Стоунхендж.
21. Прямая спина/Флегматичность/«Темза, сэр!».
22. Магазины.
23. Пудинг.
24. Бифитеры/Лондонский Тауэр.
25. Лондонские такси.
26. Шляпа-котелок.
27. «Джейн Эйр» и другие классические телесериалы.
28. Оксфорд/Кембридж.
29. «Хэрродз».
30. Двухэтажные автобусы/Красные автобусы.
31. Лицемерие.
32. Садоводство.
33. Ненадежность/«Коварный Альбион».
34. Архитектурный стиль «фахверк».
35. Гомосексуализм.
36. «Алиса в Стране чудес»:
37. Уинстон Черчилль.
38. «Маркс-энд-Спенсер».
39. «Битва за Британию»/Подвиги англичан во Второй мировой войне.
40. Фрэнсис Дрейк.
41. Вынос знамен – парад в день рождения королевы.
42. Пессимизм/Нытье.
43. Королева Виктория.
44. Замки.
45. Пиво/Теплое пиво.
46. Эмоциональная фригидность.
47. Стадион Уэмбли.
48. Порка/Частные школы-интернаты.
49. Нечистоплотность/Уродливое нижнее белье.
50. «Хартия вольностей».
Джефф наблюдал, как меняется лицо сэра Джека по мере чтения списка: его выражение колебалось между мудрым признанием своих заслуг и горьким разочарованием. Затем мясистая рука указала Джеффу на дверь, и Разработчик Концепций познал на себе, как печальна участь гонца, приносящего дурные вести.
Оставшись один, сэр Джек вновь вчитался в список. К концу этот перечень, что греха таить, становился все отвратнее и отвратнее. Вычеркнув позиции, отнесенные на счет дурацкой методики опроса, сэр Джек задумался над остальными. Многое было вполне предсказуемо: так, магазинов и домиков с соломенными крышами, где можно выпить чаю по-девонширски, на Острове хватит. Садоводство, лондонские такси, пабы, двухэтажные автобусы – все это полезные удобства. А вот откуда взялась «Малиновка на снегу»? Видимо, с классических рождественских открыток. «Хартию вольностей» уже переводят на удобоваримый английский. Газету «Таймс» легко приобрести; бифитеров умаслим, а Дувра белые утесы переместим, не особенно насилуя родной язык, в бывшую Белую бухту. Биг Бен, Битва за Британию, Робин Гуд, Стоунхендж – это мы одной левой...
Но в самом начале списка – если точно, под номерами Один, Два и Три – шли сплошные незадачи. Сэр Джек уже начал было прощупывать обстановку в парламенте, но предварительное деловое предложение, сделанное им за рабочим завтраком с законодательной властью (воплощенной в спикере палаты общин), было встречено с бесчувственным непониманием; увы, уместнее даже сказать «презрением». С футбольным клубом проще: в Манчестер отправлены Марк и бригада лучших переговорщиков. Ясноглазый юный Марк – с виду невинная овечка – такой льстивой лапши на уши навешает, что сердце из груди вынешь и юридически законно подаришь. Очевидно, придется считаться с гордостью манчестерцев, общественными традициями и так далее – обычная история. Как знал сэр Джек, в таких случаях дело решают не деньги – а деньги же, подкрепленные необходимой иллюзией верности бескорыстным принципам. Какой, собственно, принцип тут сгодится? Ладно, Марк подберет. А если они упрутся своими раздвоенными копытцами, всегда можно за спиной клуба перекупить название. Или просто назваться «Манчестер Юнайтед» без спросу, и пусть утрутся.
К Бук-хаусу подход нужен иной: не столько кнут и пряник, сколько пряник, пряник и еще раз пряник. Их величества в последнее время подвергаются особенно злостным нападкам со стороны своих обычных недоброжелателей – циников, склочников и смутьянов. Газетам сэра Джека предписано патриотически опровергать все эти изменнические козни, в то же самое время перепечатывая их во всех прискорбно-смачных подробностях. Возьмем то гадкое происшествие с принцем Риком. Как там звучал заголовок: «Кузен короля в наркотическом угаре развлекался с подружками-лесбиянками»? Разумеется, журналиста он выгнал, но грязь, увы, такая вещь – как прилипнет, так уж не отмоешься. Пряники, пряники; пусть берут хоть весь мешок, если иначе не выйдет. Предложить им прибавку к окладам и комфортные условия труда; работа непыльная, а право на тайну личной жизни – незыблемое; противопоставить прогрессирующую неблагодарность их нынешних подданных юридически гарантированному обожанию со стороны будущих; подчеркнуть запустение их нынешнего королевства по сравнению с радужным будущим дивного алмаза в серебряной оправе океана.
И как будет сверкать эта драгоценность? Сэр Джек вновь провел пальцем сверху вниз по списку Джеффа. С каждой вычеркнутой позицией из его глотки раздавался все более грозный рык верноподданнического гнева. Опрос? Да это же открытое очернительство. Кем мнят себя эти МУДАКИ, наговорившие об Англии ТАКОГО? О его-то Англии! А сами-то ни в зуб ногой. Сволочи эти туристы, подумал сэр Джек.
Осторожно, робко Пол представил на суд Марты свою жизнь. Заря жизни в пригороде, в псевдотюдоровском пригороде: сливовые деревья и форсайтия, стриженые газоны и «Общественный дозор» (увидишь на улице подозрительных – сразу в полицию). В воскресенье утром – мытье машины; любительские концерты в сельских церквах. Нет, конечно, не каждое воскресенье; но казалось, будто каждое. Его детство было мирным; или скучным, если тебе так больше нравится. Когда ввели запрет на шланги, соседи стучали на соседей, которые пользовались поливалками. На окраине поселка высился псевдотюдоровский полицейский участок; а в его палисаднике – псевдотюдоровская кормушка для птиц на высоком столбе.
– Жалко, я ничего дурного не натворил, – сказал Пол.
– Почему жалко?
– Тогда бы я тебе открылся, а ты бы поняла... или простила...
– Не обязательно. И вообще вдруг ты бы мне тогда разонравился?
Пол немного помолчал.
– Я когда-то много дрочил, – заявил он с надеждой в глазах.
– Не криминал, – возразила Марта. – Я тоже.
– Вот черт.
Он показал ей фотографии: Пол в ползунках, в шортах, в крикетной форме, в смокинге; его волосы постепенно темнели, превращаясь из соломы в торф; очки балансировали на грани немодности, подростковая пухлость отступала под натиском тревожной взрослости. Он был середочкой, вторым из троих детей, затиснутым между сестрой, вечно поднимавшей его на смех, и забалованным младшим братом. Он хорошо учился в школе и хорошо прикидывался мебелью. После колледжа он устроился стажером в «Питко»; рос по службе, никого не оскорбляя своими успехами, пока однажды в туалете не сообразил, что фигура рядом с ним – фигура невероятно объемистая, фигура, буквально раздвигавшая плечами стены, – это не кто иной, как сэр Джек Питмен: вероятно, начальник отринул роскошь и уединенность своего порфирного унитаза ради упражнений в демократическом мочеиспускании. Сэр Джек насвистывал вторую часть Крейцеровой сонаты, вследствие чего у Пола от волнения пересохло в мочеточнике. Почему-то – Пол так и не смог потом понять почему – он начал рассказывать сэру Джеку историю о Бетховене и сельском полицейском. Разумеется, он не дерзал взглянуть на Председателя – просто рассказывал. Когда история пришла к концу, он услышал, как сэр Джек застегнул молнию и ушел вперевалочку, насвистывая третью часть, «престо», и дико при этом фальшивя, чего Пол не мог не заметить. На следующий день он был вызван в личный кабинет сэра Джека и год спустя сделался его Мыслеловом. По истечении каждого месяца он вручал Председателю очередной том летописи его деяний. Иногда даже удавалось удивить сэра Джека забытыми жемчужинами его мудрости. Кивком щекастой головы сэр Джек вообще-то поздравлял себя с собой несравненным, но одновременно этот жест призван был поощрить в Мыслелове его умение подхватывать на лету хрустальные афоризмы.
– Девушки, – произнесла Марта. Про сэра Джека Питмена она наслушалась вдоволь.
– Да, – таков был его краткий ответ. Подразумевалось: иногда, осторожно, робко. Но чтоб так, как сейчас, – никогда.
Она ответила предварительным вариантом своей собственной жизни. Он напряженно слушал, когда она описывала «Графства Англии» и предательство отца. Расслабился на сельскохозяйственной выставке и мистере Э. Джонсе, неуверенно посмеялся над историей Джессики Джеймс, посерьезнел, когда дошло до: «После двадцати пяти лет родителей ни в чем не винить». Затем Марта изложила ему мнение своей матери, что мужчины делятся на подлецов и бесхребетников.
– А я кто?
– Присяжные все еще заседают. – Она шутила, но он опустил глаза. – Все нормально. После двадцати пяти лет уже не положено соглашаться со всем, что говорят родители.
Пол кивнул:
– Как ты думаешь, это как-то связано?
– Что связано?
– То, что твой отец ушел на хер, как ты выразилась, и твоя работа у сэра Джека?
– Пол, смотри мне в глаза.
Он неохотно повиновался; время, когда у него хватало смелости лишь на ее уши, давно миновало, но все же были моменты, когда он предпочитал смотреть ей на щеки и рот.
– Наш начальник – не замена утраченного отца, договорились?
– Просто иногда он обходится с тобой как с дочерью. С мятежной дочерью, которая вечно ему противоречит.
– Это его проблема. И дешевая психология.
– Я не имел в виду...