Хищники

— Хочешь теперь мне в ротик кончить? — скорее утвердительным, чем вопросительным тоном произнесла блондинка минут через десять.

— Зачэм спрашиваешь? Канэшно, хочу! — с характерным грузинским акцентом ответил Гоча Махарадзе — а это был именно он.

Женщина, лукаво улыбаясь, скользнула по постели к напрягшемуся в предвкушении утонченных ласк члену Гочи. Полные губы ласково обхватили вздувшуюся головку, и после нескольких умелых прикосновений языка к самому чувствительному месту Гоча задергал бедрами и по его волосатому телу прокатились судороги. Он издал несколько громких стонов, выражавших крайнюю степень блаженства, и затем испустил шумный вздох. Партнерша, сделав глотательное движение, с улыбкой победительницы поправила волосы и улеглась рядом с любовником.

— Вижу, тебе понравилось, — прошептала она. — Только не надо так шуметь! Девчонка ведь дома!

— Слюшай, нэ могу удержаться, — извиняющимся тоном сказал Гоча.

Мамаша старалась не кричать и вообще сохранять тишину во время любовных ласк, но Гоча не особенно стеснялся: он уже неоднократно ловил на себе оценивающие взгляды дочурки и ждал только удобного момента, чтобы преподать созревающей девице все необходимые уроки. «Вдую по самые помидоры!» — весело бормотал Гоча, бреясь по утрам в ванной.

Квартиру с любвеобильной, на все готовой хозяйкой ему устроили питерские «братки», они же ее и оплачивали, включая постельные услуги. Гоча для «братков» был ценным человеком, поскольку обладал обширными связями едва ли не на всем пространстве развалившегося Союза и мог достать буквально все. Вот и сейчас он привез из города Коврова в Питер в клетчатых «челночных» сумках несколько разобранных на части ручных пулеметов. Что с ними собиралась делать «братва» — это Гочи не касалось. Изрядно наследив ранее в Питере, в том числе и «по-мокрому», Гоча избегал без крайней необходимости выходить из квартиры, тем более что хозяйка не давала ему скучать. Расставался с такими временными подругами Гоча всегда одинаково — не прощаясь и прихватив из дома самые ценные вещи. На сей раз, однако, этого делать не стоило — могли обидеться «братки». Кавказский гость твердо решил отыграться на дочке, однако до сих пор ему постоянно что-нибудь мешало.

За дверью комнаты скрипнула половица. Гоча давно подозревал, что дочка за ними подглядывает, и это его несказанно возбуждало. Растянувшись на постели, он нащупал на тумбочке пачку «Парламента» и пепельницу, закурил и попросил подругу:

— Слюшай, включи телевизор, пажалуйста.

Женщина поднялась — при этом Гоча не без удовольствия оглядел ее пышные бедра, — щелкнула кнопкой и вновь вернулась в постель. На экране появилось название передачи: «Криминальная хроника».

— Ну-ну, — весело хрюкнул Гоча, — давай-давай, посмотрим ментовские новости.

Однако то, что он услышал через минуту, заставило его оцепенеть и выронить изо рта сигарету прямо на одеяло. «Сегодня при попытке задержания особо опасного рецидивиста Махарадзе в ночном клубе „Зевс“ погиб майор милиции, командир специального отряда быстрого реагирования Владимир Безукладников... Милиционеры клянутся в кратчайшие сроки найти и обезвредить бандита... Перекрыты все выезды из города, введен усиленный режим патрулирования...»

— Ва! Зачэм так гаваришь, слюшай! — завопил Гоча, хлопнув себя ладонью по лбу. — Меня там даже близко нэ было! Что они мне шьют, слюшай!

Гоча понимал, чем пахнет обвинение в убийстве командира СОБРа. Пахло оно смертью при попытке сопротивления в момент задержания — других вариантов не было. Подруга Гочи, видимо, тоже это поняла.

— Ну ты и влип, дружок! Уматывать тебе надо! — усмехнулась она, поднимая с одеяла сигарету.

Не обратив внимания на ее слова, Гоча вскочил с кровати, бросился к телефону и стал лихорадочно набирать номер.

— Ты телевизор смотришь?! — заорал он в трубку. — Слюшай, что за беспредел? Это нэ я его убил, меня там и близко нэ было! Слюшай, спасай, да?

До затуманенного страхом сознания Гочи с трудом доходили слова собеседника: «Сиди и не дергайся, если выползешь на улицу, тебя с твоей кавказской рожей сразу сцапают. Хата не засвечена, так что не бзди».

— Как нэ засвечена? Откуда знаешь, что нэ засвечена?! — заголосил Гоча, но собеседник уже повесил трубку. Обхватив руками голову, Гоча завыл, сидя на кровати и раскачиваясь из стороны в сторону. Его переполняла горькая обида на людскую несправедливость. Его подруга тем временем лихорадочно одевалась.

— Ты куда? — простонал Гоча.

— Мы уезжаем, — резко ответила женщина, ударила кулаком в дверь комнаты дочери и раздраженно крикнула: — Собирайся, быстро!

Гоча молниеносно вскочил с тахты, метнулся к двери дочкиной комнаты, схватил высунувшуюся было девочку всей пятерней за лицо и втолкнул ее обратно в комнату. Затем вцепился в волосы хозяйке квартиры и, пригибая женщину к полу, процедил:

— Как с Гочей трахаться, как гулять на его деньги — это пажалуйста, а как паленым запахло, сразу сдернуть хочэшь? Нэт, дарагая, нэ выйдет! Я выходить нэ могу, мне кто-то должен продукты носить, кто-то от меня «на стрелки» должен ходить... Будешь жить здесь и делать, что скажу. И девчонка пусть дома сидит — если ты настучишь на меня или уйдешь и нэ вернешься, я ее зарэжу. То есть сначала трахну, а потом зарэжу. Поняла? — рявкнул Гоча, пригнув за волосы голову хозяйки к полу с такой силой, что женщина неестественно выгнулась и, одной рукой держась за руку своего мучителя, другой стала шарить в воздухе, тщетно ища опоры. Для большей убедительности Гоча дотянулся до висевшей на стуле кожаной куртки и достал из ее внутреннего кармана нож-выкидушку. Щелкнув кнопкой, он поднес выскочивший клинок к самому глазу своей любовницы.

— Поняла, сука? — проскрежетал Гоча.

— Поняла... Поняла... Отпусти! — простонала хозяйка квартиры.

Гоча, разумеется, не мог знать о том, что час назад некий наркоман, чувствуя приближение ломки, приплелся в расположенное неподалеку РУВД и потребовал встречи со знакомым опером. «Я насчет Махарадзе», — пробормотал наркоман, облизывая пересохшие губы. «Если врешь — посажу», — деловито отозвался опер, открывая сейф. На столе перед агентом появились несколько крохотных бумажных пакетиков с разовой дозой героина. Через пару минут опер вытолкал осведомителя в коридор и по внутренней связи вызвал начальника РУВД. Еще через пятнадцать минут на столе у исполняющего обязанности командира СОБРа капитана Ганикова зазвонил телефон...

В пристанище Махарадзе тем временем наступило наружное спокойствие. Проголодавшийся от любовных упражнений постоялец потребовал еды, и хозяйка жарила на кухне отбивные. Гоча в халате валялся на неубранной постели и вяло перелистывал какой-то старый юмористический журнал. Телевизор после всей услышанной по нему лжи Гоча возненавидел. «А может, хата и вправду не засвечена? — размышлял Гоча, понемногу успокаиваясь. — Нет, дергаться пока нельзя, пускай уляжется эта пурга». «Братки» тем временем тоже обсуждали, что им делать с кавказцем. Терять полезного человека им не хотелось, но и дружить с Гочей теперь стало опасно. Можно было через несколько дней вывезти его из города и запретить приезжать в Питер до лучших времен, а можно было просто грохнуть. Наиболее радикальным вариантом было грохнуть Гочу вместе с двумя проживавшими в квартире бабами. У каждого из трех вариантов имелись свои горячие сторонники, однако все обсуждение потеряло смысл, когда в квартире, где Гоча Махарадзе с аппетитом трескал отбивные, неожиданно раздался звонок в дверь. Гоча мгновенно вскочил, едва не подавившись непрожеванным куском, и нервно обратился к хозяйке:

— Ждешь кого-нибудь, да?

Та испуганно посмотрела на постояльца и отрицательно покачала головой. Гоча выглянул в окно. Внизу расстилался просторный двор, типичный для питерских спальных районов. Асфальт подъездной дорожки, пересекавшей двор, подсох после недавнего дождя, и на этом подсохшем асфальте Гоче бросились в глаза влажные следы шин и тяжелых спецназовских ботинок — капитану Ганикову так не терпелось добраться до убийцы его начальника и друга, что он приказал водителям подъехать к самому дому, пренебрегая маскировкой. Махарадзе припал ухом к двери. Слух у него был острый, как у зверя: в коридоре он различил шарканье ног и, кажется, дыхание людей. Гоча кивком направил хозяйку к двери.

— Кто там? — испуганно спросила женщина.

— Вам ценная бандероль, — сообщил из-за двери подчеркнуто спокойный женский голос.

Гоча сложил руки в виде креста.

— Не нужна нам никакая бандероль, — дрожащим от страха голосом отозвалась хозяйка. — Уходите.

В этот момент в коридоре захрипела чья-то рация, и последние сомнения у Гочи исчезли. Он залез рукой в карман куртки, вытащил из него пистолет и завизжал:

— В жопу себе засунь свой бандэрол! Думаешь, Гоча дурак, да? Тут мусорятиной воняет! Попробуй возьми меня!

Неожиданно его осенило, и он продолжал:

— У меня тут две заложницы, баба и девчонка! Пускай мне дают канистру с бензином, гранаты, машину — в аэропорт хочу ехать!

Капитан Гаников, стоявший у стены возле двери, услышал в квартире какой-то шум, а затем разобрал рычание Гочи: «Лежите обе здесь, на кровати, чтобы я вас видел. Дернетесь — пристрелю!»

— Махарадзе! Говорит капитан СОБРа Гаников! — закричал капитан. — Сдавайся, все равно деваться тебе некуда!

— Пошел ты на хер! — откликнулся Гоча. — Это тебе дэваться некуда — все сделаешь, как я скажу. Иначе пристрелю баб!

Из-за двери донеслось какое-то непонятное клацанье — это Гоча лихорадочно пытался собрать пулемет, но трясущиеся руки слушались его плохо. Капитана тоже трясло, но не от страха, а от ярости, от желания как можно скорее добраться до бандита, которого он считал виновником смерти друга. Ни малейшего желания вести переговоры с бандитом капитан не испытывал. Если начать переливать из пустого в порожнее, то можно дождаться приезда представителей прокуратуры, милицейского начальства, а потом и журналистов, и тогда о мести нечего будет и думать. Гаников сделал знак своим бойцам, и они подволокли к двери специальное устройство для взлома двери — «Таран». Капитан крикнул:

— Махарадзе, две минуты тебе на размышление, а потом ломаем дверь. Если до тех пор не сдашься, ты — покойник!

— Нэ шути, капитан! — завопил Махарадзе. — Я баб пристрэлю!

— Да плевать мне на твоих баб, — равнодушно отозвался капитан. — Я их не знаю. Давай стреляй, но учти: если ты их хоть пальцем тронешь, то я лично всажу пулю в твою башку, а если сдашься, то будешь жить.

— Я сам тебя убью, пристрэлю!.. Сука! — взвизгнул Гоча.

— Ну все, время пошло, — с холодной усмешкой ответил Гаников.

В квартире воцарилась почти полная тишина — лишь изредка до Ганикова доносились сдавленные рыдания матери и дочки и торопливые шаги — это вконец ошалевший Махарадзе бегал из комнаты в комнату, как загнанный в угол зверь. Через несколько минут из-за двери раздался его истерический вопль:

— Ну давай, давай! Ты смэлый, да? Давай!

Капитан, присмотревшись к двери, решил, что «Таран» скорее всего не понадобится. Он отошел на пару шагов, прыгнул и в прыжке нанес сокрушительный удар по хлипкому замку. Дверь в клубах пыли повалилась в прихожую, едва не придавив Махарадзе, который с трудом успел отскочить. Бандит вскинул пистолет и открыл беспорядочную стрельбу по образовавшемуся проему. В коридоре защелкали рикошетом отлетающие от стен пули, но ни одна из них не попала в капитана, хотя тот не делал ни малейшей попытки уклониться от огня. Эта неуязвимость так потрясла Гочу, что он прекратил стрельбу, бросил пистолет на пол и завопил:

— Я баб нэ трогал, нэ убивай! Я их нэ трогал! Нэ убивай, ты обещал!

— Я тебя обманул, — тихо произнес капитан, надвигаясь на Гочу.

Бандит увидел бесцветные, зловещие, прищуренные глаза мента и ощутил такой ужас, что на мгновение утратил способность издавать членораздельные звуки. Впрочем, и жить ему оставалось всего мгновение. Капитан вытолкнул его из прихожей в комнату, где на постели тихо скулили заложницы, оттуда в кухню. Из кухни неожиданно донесся звон бьющегося стекла, а затем откуда-то издалека — короткий сдавленный крик. Капитан вошел в комнату и, отряхивая форму, будничным тоном сообщил вошедшим в квартиру бойцам:

— В окно выпрыгнул, мудак! Забыл, наверно, что здесь десятый этаж...

Смерть Махарадзе была на руку полковнику Кирилленко: на ее фоне гибель майора Безукладникова при попытке задержания того же Махарадзе выглядела вполне достоверно, а сам бандит уже не мог ничего ни подтвердить, ни опровергнуть и на него можно было валить все, что угодно.

Об одном не догадывался Виктор Викторович — о том, что его смертный приговор спокойно лежит и дожидается своего часа в верхнем ящике рабочего стола журналиста Игоря Родникова, рядом с портативным компьютером «ноутбук»...

В отдельном кабинете одного из самых дорогих ресторанов Питера — «Корсо» — сидели приятели: президент и владелец телекомпании «КТВ» Михаил Кац и генеральный директор издательского дома «АРТ-полиграф» Артем Ринге. Впервые после похорон своего друга и партнера по бизнесу Максима Денисова они смогли улучить момент и встретиться за рюмочкой «Джим бима». Чрезвычайно занятые на работе, но с того самого дня постоянно думающие об одном и том же, они не могли позволить себе не обсудить возникшую проблему. Оба бизнесмена знали — несмотря на существование официальной версии случившегося, Макс был убит людьми Кирилленко, под «крышей» которого находилась финансово-трастовая компания Денисова «Эверест». Существовала, правда, вероятность того, что бизнесмена убили «быки» криминального авторитета Пегаса, которого Денисов «заказал» за пятьдесят тысяч долларов известному в узких кругах киллеру по прозвищу Ворон. «Крестный отец» питерского рэкета был виновен в смерти близких Максиму людей, и Денисов приговорил его к смерти. Яхта, на которой праздновался сорок третий день рождения авторитета, взлетела на воздух недалеко от Лисьего Носа, в нескольких сотнях метров от берега.

Друзья знали обо всем и не могли смириться с мыслью, что гибель товарища останется неотомщенной.

— Ты не торопишься? — спросил Кац, устало посмотрел на сидевшего напротив Артема и, взяв со стола бутылку виски, налил в два пузатых бокала французского стекла крепкий, янтарного цвета напиток. На безымянном пальце его правой руки сверкало золотое обручальное кольцо с бриллиантом. Так уж получилось, что похороны друга и его жены Ренаты, работавшей у Каца диктором, и свадьба телемагната с его подругой Виолеттой состоялись практически одновременно. Миша, правда, предложил перенести день венчания, но родственники невесты, для которых имя Денисова было пустым звуком, встали на дыбы — «мало ли бизнесменов убивают каждый день в России!». Они, видимо, посчитали, что богатый зятек хочет в последнюю минуту улизнуть из-под носа находившейся на четвертом месяце беременности «девочки». Пришлось уступить.

— Нет, — Ринге покачал головой. — На сегодня все закончил. Жену предупредил, что буду поздно.

— Это хорошо, — кивнул в ответ Миша, поднимая стакан и взглядом предлагая Артему последовать его примеру. — Давай тогда выпьем. За Макса.

Ринге в знак согласия опустил веки и, предварительно наколов на вилку блинчик с красной икрой, быстро опрокинул в рот пятьдесят граммов виски. Закусив, он глотнул содовой и посмотрел на Каца.

— Что будем делать?

— Ты это о чем? — Миша словно не понимал, о чем идет речь. На самом деле ему просто не хотелось вносить предложение первым. Кац уже знал, как закончится их с Артемом сегодняшний ужин.

— Не дури, — Ринге поморщился. — Мы должны кое с кем расплатиться за смерть Макса. Или ты, создавший на голом месте, лишь благодаря деньгам «Эвереста», свой телеканал, действительно считаешь версию о сопротивлении властям правдой?! — Артем сам не заметил, как его голос принял уже начинавший входить в привычку повышенный «президентский» тон.

На громкий голос Артема в кабинет заглянул официант, но Кац выгнал его жестом руки.

— Ты говоришь с таким упреком, словно твой бизнес появился на свет благодаря лишь твоим газетным гонорарам, — холодно бросил Михаил. Он положил с блюда себе в тарелку два кусочка розовой соленой лососины и, закурив сигарету, добавил: — Сначала нужно узнать, кто именно — «быки» или менты — организовал его убийство. Или и те и другие вместе...

— Если бы в деле имелся след «братвы», то официальная версия была бы более банальной — просто обнаружен труп такого-то бизнесмена с признаками насильственной смерти. Тебе не хуже меня известно, что Кирилленко взял Макса на развалинах универмага, когда тот привез «лимон» баксов выкупа за Ренату и девочку! Я заплатил десять тысяч, чтобы узнать результат баллистической экспертизы у «убойщиков».

— И что? — Кац снова разлил виски.

— Ты дал немцу пистолет. Из него хлопнули Ишака. Ишак застрелил Ренату. А Бармаш умер от деформации шейных позвонков! Улавливаешь?!

— Выходит, Макс его убил?

— Я более чем уверен. Менты под руководством полковника спокойно ждали, пока ситуация не разрешится сама собой, и лишь затем вмешались. Немца, как тебе известно, отправили на самолете во Франкфурт, но до дома он не доехал. Исчез уже в Германии! Тебе еще нужны доказательства? Бандиты здесь ни при чем. Им сейчас не до того — власть делят. Пахан умер, да здравствует пахан!

— Да слышал, — кивнул Кац. — Может, перегрызут друг другу глотки в конце концов! — Он глубоко вздохнул, прекрасно понимая всю абсурдность своего предположения. Но иногда так хочется, чтоб ситуация разрешилась сама собой. — И что ты предлагаешь?

— Я попробую выйти на Ворона...

Слова Артема прозвучали как приговор. Миша почувствовал, что у него мгновенно вспотели ладони. Он медленно вытер их бумажной салфеткой и взглядом предложил Ринге выпить.

— Мне, пожалуй, хватит! — Артем демонстративно перевернул стакан донышком вверх. — Не для того мы сегодня встретились, чтобы пить. Я жду твоего ответа.

— Что ты хочешь от меня услышать? — пожал плечами Миша, старательно пережевывая лососину.

— Хочу услышать о твоем согласии на ликвидацию полковника, — незамедлительно ответил Ринге. Его лицо выражало полную уверенность в правильности избранного пути.

Кац отвел глаза в сторону.

— За день до венчания с Виолеттой я, как тебе известно, крестился в православие. Хотя мои старики стояли насмерть против такого ренегатства...

— И что дальше? — перебил Артем. — К чему ты клонишь?

— Не гони лошадей, — сделал Миша предостерегающий жест рукой, — все по порядку. Так вот... Я тогда долго беседовал со священником, интересовался самыми разными вопросами, в том числе вопросами замаливания грехов и отношением православного духовенства к смерти. К насильственной смерти, — после секундной паузы уточнил Кац. Он посмотрел на Артема и медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес: — Тот, кто отдает приказ убивать, несет на себе двойной смертный грех. Он в ответе не только за самого себя, но и за того человека, которому вложил в руку орудие убийства. Не потому ли гораздо легче убивать, когда тебе, как во время войны, отдают приказ?

— Не понимаю, что ты хочешь доказать? — вспылил Ринге. Он вновь перевернул стакан, плеснул в него виски и залпом выпил, не спуская глаз с Каца.

— Кирилленко — сволочь, но это еще не значит, что нужно натравливать на него платного киллера! — отчеканил Миша. — Чем в таком случае мы лучше таких, как Кирилленко?

— Значит, ты — я правильно понимаю? — не хочешь, чтобы полковник получил пулю в лоб? — Ринге сверлил взглядом сидевшего напротив Михаила, но тот был непреклонен.

— Я не против того, чтобы нанять Ворона. Я против того, чтобы заказывать ему смерть.

— А-а, значит, ты хочешь отдать Кирилленко под суд! — с издевкой воскликнул Артем. — А я-то думаю, куда мой дружок клонит?! — Ринге зло посмотрел на Каца. — Предлагаешь написать заявление и отнести его в милицию?

Артем хотел сказать еще что-то, но вдруг поднялся из-за стола, подошел к тяжелой зеленой шторе, отделявшей кабинку со столиком от основного зала, и резко отдернул штору в сторону.

У официанта было такое лицо, словно он случайно проглотил живую жабу и пытается осмыслить происшедшее.

— Значит, подслушиваешь? — Артем вцепился в рубашку официанта и притянул его к себе. Ворот сдавил официанту горло, он начал кашлять.

— Нет, я просто подумал, может, чего нужно... Кхе... Отпустите... Я дышать не могу...

— Позови сюда мэтра, — не терпящим возражения тоном приказал Ринге, отпуская официанта. — Сегодня ты работал последний день.

— Нет! — Глаза официанта наполнились слезами. — Я прошу вас, не нужно!

Артем смерил уничтожающим взглядом хлипкого, с прилизанной челкой парня, очень похожего на педераста-манекенщика, — такие обычно ходят, кривляясь, по подиуму, чередуясь с долговязыми девицами. Ринге с силой оттолкнул официанта.

— Пошел вон отсюда, мразь! Когда понадобишься, сам позову.

Парень моментально испарился, а Ринге вернулся обратно за столик.

— Хочешь ты этого или нет, но я встречусь с Вороном, и пусть он выбьет все мозги из этой падлы, — холодно произнес Артем. — Мне отнюдь не жаль тех нескольких десятков тысяч долларов, которые придется заплатить Ворону за работу. Я просто думал, что мы разделим эту сумму пополам и что эта месть будет нашей общей местью. Ну так что, мне делать все одному, или ты...

Кац молчал, тупо уставившись в стол, заставленный всевозможными деликатесами, и нервно курил, делая глубокие затяжки. Потом он снова взял бутылку и налил себе чуть ли не полный бокал виски. Пауза затягивалась.

— Ладно... — Ринге поднялся, взял со стола зажигалку, положил ее в карман, достал из пиджака бумажник, бросил на стол стодолларовую купюру и, осуждающе усмехнувшись, вышел из кабинки.

Покинув ресторан, он сел на заднее сиденье припаркованного на стоянке напротив ресторана серебристо-серого «понтиака» и, обратившись к сидевшему за рулем охраннику Саше, еще совсем недавно работавшему личным телохранителем Денисова, тихо сказал:

— Поехали домой... И не гони. Я не тороплюсь...