В ожидании

Затем, взглянув поверх шляпы, встретился глазами с Динни и улыбнулся, как умеют улыбаться только во флоте.

— Ален, не зайдёте ли вместе с Джин к нам вечером пообедать? Динни, это Ален Тесбери. Нравится вам моя шляпа?

— Превосходная вещь, леди Монт.

Появилась девушка, крепкая, словно отлитая из одного куска, с упругой, пружинящей походкой. Руки и лицо у неё были почти того же цвета, что светло-коричневые юбка и джемпер-безрукавка. Динни поняла, что имела в виду тётка. Лицо Джин, довольно широкое в скулах, суживалось к подбородку, зеленовато-серые глаза прятались под длинными чёрными ресницами. Взгляд открытый и светлый, красивый нос, широкий низкий лоб, коротко подстриженные тёмно-каштановые волосы. «Недурна», — решила Динни и, поймав улыбку девушки, ощутила лёгкую дрожь.

— Это Джин, — сказала её тётка. — Моя племянница Динни Черрел.

Тонкая смуглая рука крепко сжала руку Динни.

— Где ваш отец? — продолжала леди Монт.

— Папа уехал на какой-то церковный съезд. Я просила его взять меня с собой, но он не согласился.

— Ну, он теперь в Лондоне ходит по театрам.

Динни заметила, как девушка метнула яростный взгляд, потом вспомнила, что перед нею леди Монт, и улыбнулась.

— Значит, вы оба придёте? Обедаем в восемь пятнадцать. Динни, нам пора, иначе опоздаем к ленчу. Ласточка! — заключила леди Монт и вышла из подворотни.

— В Липпингхолле гости, — объяснила Динни, увидев, что брови молодого человека недоуменно поднялись. — Тётя имела в виду фрак и белый галстук.

— Ясно. Форма парадная. Джин.

Брат и сестра, держась за руки, стояли в подворотне. «Красивая пара!» — подумала Динни.

— Ну что? — спросила её тётка, когда они снова выбрались на заросшую травой аллею.

— Да, я тоже увидела тигрицу. Она показалась мне очень интересной. Такую надо держать на коротком поводке.

— Вон стоит Босуэл-и-Джонсон! — воскликнула леди Монт, словно вместо двух садовников перед ней был всего один. — Боже милостивый, значит, уже третий час!

IX

После завтрака, к которому Динни и её тётка опоздали, Эдриен и четыре молодые дамы, захватив с собой оставшиеся от охотников раскладные трости, полевой тропинкой двинулись туда, где к вечеру ожидалась самая хорошая тяга. Шли двумя группами: сзади — Эдриен с Дианой и Сесили Масхем, впереди — Динни с Флёр. В последний раз родственницы виделись чуть ли не за год до этого и представление друг о друге имели, во всяком случае, весьма отдалённое. Динни изучала голову, о которой с похвалой отозвалась тётка. Голова была круглая, энергичная и под маленькой шляпкой выглядела очень изящно. Личико хорошенькое, правда, чуточку жестковатое, но неглупое, решила Динни. Фигурка подтянутая, одета превосходно, — настоящая американка. Чувствовалось, что из такого ясного источника можно кое-что почерпнуть — по крайней мере здравые мысли.

— Я слышала, как читали ваш отзыв в полицейском суде, Флёр.

— Ах, эту бумажку! Разумеется, я написала то, о чём просил Хилери. На самом-то деле я ничего не знаю об этих девушках. К ним просто не подступиться. Конечно, есть люди, которые умеют войти в доверие к кому угодно. Я же не умею, да и не стремлюсь. А с деревенскими девушками иметь дело проще?

— Там, где я живу, все так давно связаны с нашей семьёй, что мы все узнаем о них раньше, чем они сами.

Флёр испытующе посмотрела на Динни:

— У вас есть хватка, Динни. Готова поручиться за это. С вас можно бы написать замечательный портрет для фамильной галереи. Не знаю только, кто возьмётся за это. Пора уже появиться художнику, владеющему ранней итальянской манерой. Прерафаэлиты её не постигли: их картинам недостаёт музыки и юмора. А без этого вас писать нельзя.

— Скажите, — смутившись, спросила Динни, — был Майкл в палате, когда сделали запрос насчёт Хьюберта?

— Да. Он вернулся совершенно взбешённый.

— Боже милостивый!

— Он собирался вторично поставить вопрос на обсуждение, но всё случилось накануне закрытия сессии. Кроме того, какое значение имеет палата? В наше время это последнее, на что обращают внимание.

— Боюсь, что мой отец обратил слишком большое внимание на запрос.

— Что поделаешь! Старое поколение. Но вообще-то из всего, чем занимается парламент, публику интересует одно — бюджет. Неудивительно: в конечном счёте всё сводится к деньгам.

— Майклу вы тоже так говорите?

— Не было случая. В наше время парламент — просто налоговая машина.

— Однако он ещё всё-таки издаёт законы.

— Да, дорогая, но лишь после того, как событие уже совершилось. Он лишь закрепляет то, с чем давно свыклось общество или по крайней мере общественное мнение. И никогда не берёт на себя инициативу. Да он к этому и не способен. Это было бы недемократично. Хотите доказательств? Взгляните, в каком положении страна. А ведь об этом в парламенте беспокоятся меньше всего.

— Откуда же тогда исходит инициатива?

— Откуда ветер дует? Все сквозняки возникают за кулисами. Великое место эти кулисы! С кем в парке вы хотите стоять, когда мы присоединимся к охотникам?

— С лордом Саксенденом.

Флёр уставилась на Динни:

— Надеюсь, не ради его beaux yeux[5] и beau titre[6]. А тогда зачем?

— Затем, что я должна поговорить с ним о Хьюберте, а времени остаётся мало.

— Понятно. Хочу вас предупредить, дорогая: не судите о Саксендене по внешности. Он — хитрый старый лис, и даже не такой уж старый. Если он становится на чью-либо сторону, то лишь в надежде что-то за это получить. Чем вы можете с ним расплатиться? Он потребует расчёта на месте.

Динни состроила гримаску:

— Сделаю, что могу. Дядя Лоренс дал мне кое-какие наставления.

— «Поберегись, она тебя дурачит», — пропела Флёр. — Ладно, пойду к Майклу. При мне он стреляет лучше, а это ему, бедняге, так необходимо. Помещик и Барт обойдутся и без нас. Сесили, разумеется, будет с Чарлзом: у них ещё не кончился медовый месяц. Значит, Диана достанется американцу.

— Надеюсь, уж она-то заставит его промазать! — воскликнула Динни.

— Думаю, что его ничто не заставит промазать. Я забыла Эдриена. Ему придётся сесть на раскладную трость и помечтать о костях и Диане. Вот мы и пришли. Они за этой изгородью, видите? Вон Саксенден, — ему дали тёплое местечко. Обойдите калитку — дальше есть перелаз — и подберитесь к лорду с тыла. Как далеко загнали Майкла! Вечно ему достаётся самое неудобное место.

Флёр рассталась с Динни и пошла по тропинке через поле. Сожалея, что не узнала у Флёр ничего существенного, Динни миновала калитку, перемахнула через перелаз и осторожно подкралась к лорду Саксендену сзади. Пэр расхаживал между изгородями, отделявшими отведённый ему угол поля. Близ длинного, воткнутого в землю шеста, к которому была прикреплена белая карточка с номером, стоял молодой егерь, державший два ружья. У ног его, высунув язык, лежала охотничья собака. Жнивье и засаженный какими-то корнеплодами участок в дальнем конце тропинки довольно круто поднимались вверх, и Динни, искушённая в сельской жизни, сразу сообразила, что птицы, которых поджидали охотники, потянут стремительно и высоко. «Только бы сзади не было подлеска», — подумала она и обернулась. Подлеска сзади не было. Вокруг расстилалось широкое поросшее травой поле. До ближайших посадок было не меньше трёхсот ярдов. «Интересно, — спросила себя Динни, — как он стреляет в присутствии женщины? По виду не скажешь, что у него есть нервы». Она повернулась и обнаружила, что он заметил её.

— Не помешаю, лорд Саксенден? Я не буду шуметь.

Пэр поправил фуражку, с обеих сторон которой были приделаны специальные козырьки.

— Н-нет! — буркнул он. — Гм!

— Похоже, что помешаю. Не уйти ли мне?

— Нет, нет, всё в порядке. Сегодня не взял ни одной. Может быть, при вас посчастливится.

Динни уселась на свою раскладную трость, расставив её рядом с собакой, и стала трепать пса за уши.

— Этот американец три раза утёр мне нос.

— Какая бестактность!

— Он стреляет по любой цели и, черт его подери, никогда не мажет. Попадает с предельной дистанции в каждую птицу, по которой я промахнулся. У него повадки браконьера: пропускает дичь, а потом бьёт вдогонку с семидесяти ярдов. Говорит, что иначе ничего не видит, хоть они ему чуть ли не на мушку садятся.

— Однако! — сказала Динни: ей захотелось быть чуточку справедливой.

— Верите ли, он сегодня ни разу не промахнулся, — прибавил лорд Саксенден с обидой в голосе. — Я спросил его, где он так навострился, а он ответил: «В таких местах, где промахнуться нельзя, не то умрёшь с голоду».

— Начинается, милорд, — раздался голос молодого егеря.

Собака повела ушами. Лорд Саксенден схватил ружьё, егерь взял на изготовку второе.

— Выводок слева, милорд!

Динни услышала резкое хлопанье крыльев: восемь птиц ниточкой летели к тропинке.

Бах-бах!.. Бах-бах!..

— Боже правый! — вскрикнул лорд Саксенден. — Чёрт меня побери!..

Динни увидела, как все восемь птиц перелетают через изгородь в другом конце поля.

Собака издала сдавленное ворчание и задрожала.

— Вам, наверно, ужасно мешает свет, — сказала девушка.

— При чём тут свет? Это печень, — ответил лорд Саксенден.

— Три птицы прямо на вас, милорд!

Бах… Ба-бах!.. Одна из птиц дёрнулась, сжалась, перевернулась и упала ярдах в четырёх позади девушки. У Динни перехватило дыхание. Жил комочек плоти и вдруг умер! Она часто видела, как охотятся на куропаток, но никогда ещё не испытывала такого щемящего чувства. Две другие птицы скрылись вдали за изгородью. Когда они исчезли, у Динни вырвался вздох облегчения. Собака с мёртвой куропаткой в зубах подошла к егерю, который отобрал у неё добычу. Пёс опустился на задние лапы и, не сводя с птицы глаз, высунул язык. Динни увидела, как с языка закапала слюна, и закрыла глаза.

Лорд Саксенден что-то невнятно буркнул. Потом невнятно буркнул ещё раз. Динни открыла глаза: пэр поднимал ружье.

— Фазанья курочка, милорд! — предупредил молодой егерь.

Фазанья курочка протянула на самой умеренной высоте, словно понимая, что её время ещё не наступило.

— Гм! — проворчал лорд Саксенден, опуская приклад на полусогнутое колено.

— Выводок справа! Нет, слишком далеко, милорд.

Прогремело несколько выстрелов, и Динни увидела, как над изгородью взлетели две птицы. Одна из них теряла перья.

— Эта готова, — сказал егерь, и Динни увидела, как он прикрыл глаза рукой, наблюдая за полётом птицы.

— Падает! — крикнул он. Собака задрожала и посмотрела на егеря.

Выстрелы загремели слева.

— Проклятье! — выругался Саксенден. — В мою сторону ни одна не тянет.

— Заяц, милорд! — отрывисто бросил егерь. — Вдоль изгороди!

Лорд Саксенден повернулся и поднял ружьё.

— Ой, не надо! — вскрикнула Динни, но голос её потонул в грохоте выстрела. Зайцу перебило заднюю лапу. Он споткнулся, остановился, затем, жалобно крича, заковылял вперёд.

— Пиль! — разрешил егерь.

Динни заткнула уши руками и закрыла глаза.

— Попал, чёрт побери! — пробормотал лорд Саксенден.

Даже сомкнув веки, Динни ощущала на себе его ледяной взгляд. Когда она открыла глаза, рядом с птицей лежал мёртвый заяц. Он был весь какой-то неправдоподобно мягкий. Девушка вскочила, порываясь уйти, но тут же снова села. Пока охота не кончилась, уходить нельзя: угодишь под выстрелы. Динни снова закрыла глаза, Стрельба не прекращалась.

— Порядочно настреляли, милорд.

Лорд Саксенден передавал егерю ружье. Возле зайца лежали ещё три птицы.

Слегка пристыженная всем только что пережитым, Динни сложила свою трость и направилась к перелазу. Не считаясь с устарелыми условностями, перебралась через него и подождала лорда Саксендена.

— Простите, что подшиб зайца, — извинился он. — У меня сегодня весь день в глазах точки мелькают. С вами такое бывает?

— Нет. Искры иногда сыплются. Ужасно, когда заяц кричит, правда?

— Согласен. Сам не люблю.

— Однажды у нас был пикник, и я заметила зайца. Он сидел позади нас, как собака, уши у него просвечивали на солнце и были совсем розовые. С тех пор люблю зайцев.

— Зайцы — это не настоящая охота, — снисходительно произнёс лорд Саксенден. — Я лично предпочитаю их жареными, а не тушёными.

Динни украдкой взглянула на пэра. Он был красен и, казалось, доволен собой.

«Пора рискнуть», — решила Динни.

— Лорд Саксенден, вы когда-нибудь говорите при американцах, что они выиграли войну?

Он отчуждённо взглянул на девушку:

— Почему я должен им это говорить?