Помоги проекту - поделись книгой:
Человек молча разглядывал его. Подобную тишину так и тянет чем-нибудь заполнить. А Ринсвинд был воспитанником культуры, которая с рождения вбивала в тебя навык: если говорить нечего, неси все подряд.
— Э-э… — начал Ринсвинд. — Я… большой человек… человек… из… проклятье, как это… — Наконец он сдался и посмотрел на ненавистно синее небо. — А погода опять наладилась, — заключил он.
Человек издал что-то вроде вздоха, сунул бумеранг под полоску шкуры, представляющую собой его пояс (а по сути, и весь гардероб), и поднялся. После чего подобрал кожаный мешок, перебросил его через плечо, взял копья и, не оглядываясь, легкой походкой зашагал прочь.
Кто-то другой на месте Ринсвинда мог бы и обидеться, но Ринсвинд всегда почитал за счастье увидеть спину уходящего прочь тяжеловооруженного человека. Протерев глаза, он принялся обдумывать предстоящее действо, а именно: поимку и подчинение своей воле завтрака.
— Хочешь личинок? — прозвучал откуда-то шепоток.
Ринсвинд огляделся. Неподалеку находилась яма, из которой он накануне выковырял ужин, а дальше до самого горизонта тянулся пустынный ландшафт, состоящий из колючего кустарника да раскаленных красных камней.
— Я их почти всех выкопал, — слабым голосом отозвался он.
— Не, друг. Я могу открыть тебе секрет, как находить всякие вкусности под кустами. Главное — чухать, где искать, и каждый вечер у тебя на ужин будут деликатесности. Понял, друг?
— А откуда тебе известен мой язык, о таинственный голос? — полюбопытствовал Ринсвинд.
— А с чего ты взял, шо он мне известен? — в ответ спросил голос. — Я щас говорю на своем языке, а ты понимаешь. А вообще, друг, надо бы тебя откормить. Ща я тебя запою. Жратву будешь находить только так.
— Хорошо бы, — отозвался Ринсвинд.
— Ты стой, где стоишь, и не дергайся.
Бестелесный голос чуть слышно загнусавил под невидимый нос.
Ринсвинд был как-никак волшебником. Не из самых лучших, конечно, но волшебство он чувствовал. Этот гнусавый напев оказывал на него странное воздействие.
Волосы на тыльной стороне ладоней вдруг воспылали желанием переселиться на плечи, шея начала потеть. Уши потянулись вверх, а окружающий ландшафт медленно завращался.
Ринсвинд уставился себе под ноги. Да, вот его ноги. По всей видимости. Они стояли на красной земле и не двигались. Зато двигалось все вокруг. Значит, это не у него голова кружится, а у ландшафта.
Напев умолк. Что-то вроде эха металось в голове у Ринсвинда, как будто слова были тенью чего-то более важного.
Ринсвинд на мгновение прикрыл глаза, а потом опять их открыл.
— Э-э… отлично, — проговорил он. — Клевая… песенка.
Он не видел собеседника, а потому говорил с той осторожной вежливостью, с которой обращаешься к вооруженному человеку, стоящему у тебя за спиной.
Наконец Ринсвинд повернулся.
— Мне кажется, ты… гм-м… куда-то направлялся? — произнес он, обращаясь к пустому воздуху. — Э-э… ты меня слышишь?
Даже насекомые умолкли.
— Гм-м… Кстати, тебе случайно не встречался сундук на ножках?
Он заглянул за куст — на тот случай, если таинственный собеседник спрятался там.
— Не то чтобы это очень важно, просто в том сундуке мое чистое белье…
Безграничная тишина недвусмысленно выражала отношение вселенной к чистому белью.
— Так это… Значит, я должен был научиться находить пропитание в кустах? Я правильно понял? — рискнул спросить Ринсвинд.
Потом окинул взглядом ближайшие деревья. Нельзя сказать, чтобы количество плодов на них увеличилось. Он пожал плечами.
— Вот странный тип.
Крепко зажав в руке палку на случай непредвиденного сопротивления, Ринсвинд бочком приблизился к плоскому камню и перевернул его.
Под камнем лежал бутерброд с курятиной.
У него был вполне куриный вкус.
Чуть подальше светившиеся рядом с водоемом бледные белые линии погасли.
Теперь же перенесемся в совсем другую пустыню, которая располагалась где-то там. Странное дело, всегда есть «где-то там». Оно там, где нас нет, До него не дойдешь и не доедешь, хотя оно может быть совсем близко — с другой стороны зеркала или всего во вздохе от вас.
На тамошнем небе нет солнца, разве что небо и есть солнце, поскольку излучает яркую желтизну. А под небом — раскаленно-обжигающие красные пески.
На скале проявилось грубое изображение человека. Постепенно, открываясь слой за слоем, оно усложнялось, словно невидимая рука рисовала кости, органы, нервную систему… душу.
Человек ступил на песок и опустил на землю мешок, который вдруг стал намного тяжелее. Вытянув руки, человек хрустнул суставами пальцев.
Здесь, по крайней мере, можно нормально говорить. Там, в мире теней, он не осмеливался поднимать голос, чтобы не поднять заодно и горы.
Он произнес слово, которое по ту сторону скалы потрясло бы леса и создало луга. На истинном языке вещей, на котором говорил человек, это слово означало нечто близкое к «обманщику». Обманщики, они же трикстеры, существуют во многих системах верований, однако легкомысленное звучание этого прозвища может быть… обманчивым. Обманщики обладают своеобразным чувством юмора, и одна из наиболее популярных шуточек в их среде — это подложить под ваше сиденье фугас.
Появились черная и белая птицы и уселись человеку на голову.
— Вы знаете, что делать, — сказал старик.
— Он? Ну и чмо! — отозвалась одна птица. — Я наблюдала за ним. Просто очутился в нужное время в нужном месте.
Старик кивнул, показывая, что, возможно, это и есть настоящее определение героя.
— И зачем столько шума-пыли? Неужель так трудно сделать все самому?
— Потому что это должен сделать герой.
— И без моей помощи, естественно, не обойтись, — фыркнула птица.
Надо отметить, фыркать через клюв — довольно-таки трудная задача.
— Точно. Можешь лететь.
Птица пожала крыльями — как раз это было не так уж и сложно — и, сорвавшись в воздух, пролетела прямо сквозь камень. Еще несколько секунд на нем светилось изображение птицы, которое потом поблекло и исчезло.
Между создателем и богом большая разница. Работа создателей не из легких, ведь они создают места. А богов создают люди. И это многое объясняет.
Старик уселся на камень и стал ждать.
При одной мысли о купальном костюме волшебник начинает нервничать. «Ну почему все купальные костюмы должны быть такими… незакрытыми?! — гневно восклицает он. — И почему так мало золотого шитья? И какой вообще толк от одежды, на которой нет по крайней мере сорока полезных кармашков? А оккультные символы из блесток?! Для них, как видно, места не нашлось. И где, если уж на то пошло, лацканы?»
Кстати, о покрываемости. Жизненно важно, чтобы как можно большая часть волшебника была закрыта, дабы не пугать девушек и лошадей. Может, на свете и встречаются молодые волшебники, этакие бронзовокожие, мускулистые красавцы, но только не в Незримом Университете с его бесконечными завтраками-обедами-ужинами. Впрочем, именно благодаря последним волшебник обретает свой вес в обществе.
Ну а чтобы отделить волшебника от его остроконечной шляпы, требуется приложить немало усилий и даже задействовать тяжелую технику.
Заведующий кафедрой беспредметных изысканий покосился на декана. Оба носили одеяния, в которых превалировали красно-белые полоски.
— Кто последним прыгнет в воду, тот останется один-одинешенек на берегу! — крикнул он[10].
Из моря торчал плоский валун, омываемый волнами. На валуне, подвернув мантию, стоял аркканцлер Незримого Университета. Важно раскурив трубку, Наверн Чудакулли забросил в волны леску с таким устрашающим количеством блесен, поплавков и грузил, что сразу становилось ясно: любая рыба, не попавшаяся на крючок, все равно будет оглушена тем или иным тяжелым предметом.
Смена обстановки положительно повлияла и на библиотекаря. Не прошло и нескольких минут с тех пор, как его вынесли на берег, а он уже вчихал себя в привычную форму и теперь сидел на берегу, обернувшись одеялом и прикрыв голову большим листом папоротника.
А день и впрямь был чудесный. Небо и вода источали тепло, море нежно мурлыкало, в ветвях деревьев шептал ветер. Библиотекарь знал, что ему полагается чувствовать себя лучше, но вместо этого в нем росло острое чувство беспокойства.
Он огляделся. Профессор современного руносложения уснул, прикрыв глаза книжкой. Изначально она называлась «Принципы Чарораспространения», но, изменившись под влиянием солнечных лучей и особых высокочастотных вибраций со стороны песчинок, заглавие на обложке теперь гласило: «Заговор „Омега“»[11].
Неподалеку в воздухе висело окно, сквозь которое виднелся прямоугольник ванной комнаты. Заподозрив это инженерное решение в непрочности, аркканцлер на всякий случай подпер окно палкой. Из пришпиленной к раме записки сразу становилось понятно, что автор послания очень тщательно подбирал слова:
«Диревяшку Не Убирать. Даже Штобы Праверить, Что Будет. ЭТО КРАЙНЕ ВАЖНО!»
За пляжем виднелся лес, карабкающийся по склону довольно-таки остроконечной горки, хотя и недостаточно высокой, чтобы претендовать на заснеженную вершину.
Библиотекарь уставился на обрамляющие пляж деревья. Они что-то смутно напоминали и навевали приятные мысли о доме. И это было весьма странно, поскольку родился библиотекарь в Анк-Морпорке, в Луннолужном переулке, в доме рядом с мастерской седельных дел мастеров. Но при взгляде на деревья что-то в самой сердцевине его существа отзывалось. Хотелось на них вскарабкаться и…
И все же что-то с этими деревьями было не так. Библиотекарь посмотрел на раскиданные по берегу красивые ракушки. С ними тоже было что-то не так. У него даже мурашки по спине забегали.
Над головой кружились несколько пташек — тоже неправильных. О нет, с формой у них было все в порядке (насколько библиотекарь разбирался в птицах), и звуки они издавали вполне птичьи. Но были
Вот проклятье…
Он попытался сдержать отчаянный чих, однако назальную инерцию уже было не остановить. Поэтому библиотекарь все же чихнул и, наверное, правильно сделал — ни в коем случае не пытайтесь сдержать чих, если хотите и дальше идти по жизни с целыми барабанными перепонками.
Последовал всхрап, за ним — стук, и библиотекарь преобразился в нечто соответствующее пляжному пейзажу.
Говорят, в пустыне хватает сытной и питательной еды. Главное — знать, где искать.
Как раз об этом и размышлял Ринсвинд, извлекая из норки тарелку с кусками шоколадного торта. Торт был посыпан кокосовой крошкой.
Он осторожно покрутил тарелку.
Что ж, доказательства налицо. Он и в самом деле научился находить еду в этом гиблом, безжизненном месте. И пусть вокруг по-прежнему пустыня, зато внутри не так пусто.
Но, наверное, все дело в неких скрытых способностях. Те добрые люди, что в течение последних нескольких месяцев периодически делились с Ринсвиндом едой, питались совсем иначе. Они выращивали убогий ямс, постоянно копали какие-то корешки, а на горячее подавали всяких тварей с большим количеством глазных яблок, чем было найдено Стражей в обиталище Медли, Медицинского Клептоманьяка.
Наконец-то с ним случилось хоть что-то хорошее. Наверное, кто-то где-то хочет, чтобы он
За несколько месяцев странствий по пустыне Ринсвинд очень изменился. К примеру, его волшебный балахон стал изрядно короче. Оторванные от подола лоскутки шли на бечевки для сандалий, а после особо экзотических встреч использовались в санитарно-медицинских целях. И теперь из-под балахона торчали колени, а, надо сказать, колени волшебника — это зрелище не для слабонервных. Скорее оно тянет на «детям до шестнадцати».
Но шляпу Ринсвинд берег как зеницу ока. Он сплел для нее новые широкие поля и пару раз даже восстанавливал ее острый кончик — с помощью тех же лоскутков, оторванных от того же балахона. Правда, большую часть блесток пришлось заменить кусочками ракушек, примотанными стеблями травы, — но все равно это была его шляпа, старая добрая шляпа волшебника. Волшебник без шляпы — это всего-навсего человек в подозрительно женском наряде. Волшебник без шляпы — никто и звать никак.
Однако шляпа является лишь атрибутом, никак не влияющим на, допустим, зрение волшебника. Поэтому Ринсвинд не заметил рисунка, проявившегося на полускрытом в кустарнике камне.
Сначала могло показаться, что рисунок этот напоминает птицу. Но потом, продолжая выглядеть давними, якобы случайными мазками неведомого художника, использовавшего уголь и охру, изображение вдруг стало меняться.
Быстро покончив с завтраком, Ринсвинд пустился в сторону высившихся на горизонте гор. Прошло уже несколько дней, с тех пор как он впервые их увидел. Ринсвинд не имел ни малейшего понятия, зачем туда нужно идти, но, по крайней мере, эти горы представляли собой хоть какую-то цель.
Земля под ногами слегка подрагивала, и продолжалось это вот уже несколько дней кряду: несколько раз в день земля обязательно начинала дрожать, что было весьма странно, поскольку ландшафт вокруг совсем не выглядел вулканическим. Наоборот, в такого рода местности вы несколько сотен лет можете таращиться на какую-нибудь скалу, а потом, когда с ее вершины упадет камешек, это станет главной темой всех соседских разговоров на ближайшие пару веков. По всем признакам, местная местность давным-давно завязала с геологической аэробикой, успокоившись и остепенившись. В иных обстоятельствах тут даже могли бы жить люди.
Некоторое время спустя Ринсвинд заметил, что с вершины небольшого камня за ним следит кенгуру. Кенгуру попадались ему и раньше: гигантскими прыжками они мчались прочь сквозь кусты, улепетывая со всех лап. Привычки ошиваться в непосредственной близости от людей за ними не водилось.
А эта зверюга, похоже, охотится на него. Но разве кенгуру не придерживаются вегетарианской диеты? Или одежда на нем вдруг позеленела?
Ринсвинд осторожно двинулся дальше. И он совсем не испугался, когда, выпрыгнув из кустарника, кенгуру вдруг приземлился перед самым его носом.
Коснувшись лапой уха, зверь многозначительно посмотрел на Ринсвинда.
Затем, коснувшись другой лапой другого уха, кенгуру сморщил нос.
— Да-да, просто отлично, — сказал вместо приветствия Ринсвинд.
Он было попятился, но тут же остановился. В конце концов, это всего лишь большой… допустим, кролик с очень длинным хвостом и ногами, которые, как правило, весьма идут красному носу и мешковатым штанам.
— Я тебя не боюсь, — решительно заявил Ринсвинд. — С какой стати мне тебя бояться?
— А с той, — отозвался кенгуру. — К примеру, я могу сделать так, что твой желудок мячиком вылетит у тебя из хлебальника.
— А-а! Ты говорящий?
— Быстро соображаешь, — похвалил кенгуру и опять коснулся лапой уха.
— Что-то не так? — осведомился Ринсвинд.
— Да не, это я по-кенгуриному. Практикуюсь помаленьку.
— И что же это за язык? Один раз почешешь ухо — «да», два раза — «нет»?
Кенгуру опять почесал ухо, но потом опомнился.
Поделиться книгой: